Не было ночи более мучительной и бесконечной, чем эта. Темнота сгустилась так, словно не собиралась рассеяться, дабы не позволить наступления светлого утра. Борьба света с тенью боролась в душе с таким же ожесточением, но поражение уже было объявлено.
Сидя на диване и глядя в пустоту ночи, Клэр старалась сбросить с себя оцепенение, чтобы не поддаться панике. Она должна была сделать хоть что-то, чтобы спасти себя. Спасти всё то, во что верила, что любила.
Она не могла выйти замуж за Эрика, потому что любила другого.
И не могла выйти замуж за Клиффорда, потому что его не было рядом. Потому что он не просил ее руки!
Горечь происходящего отравляла ей каждое мгновение и стало казаться, будто весь мир сговорился и загнал ее в ловушку, которую тщательно изготовили для нее.
Клэр было больно от того, во что превратилась ее последняя дружба. Ей было больно от того, что она теряла возлюбленного. И ей было ужасно больно от того, что ее предал самый близкий и дорогой ей человек, ее отец.
Клэр спрятала лицо в ладонях и заплакала, желая забыть слова отца. То, что навсегда перечеркнуло былые отношения.
Она не могла сбежать, даже если бы не было этого внезапного ареста, потому что со времен политических волнений дом охраняли хорошо обученные солдаты, и выйти на улицу незамеченной было бы просто невозможно. Клэр просчитала все возможные варианты и с ужасом признала, что побег просто не возможен.
Ей нужно было написать Клиффорду!
Решение пришло к ней под самое утро, когда уже не хотелось ничего решать. Невольный взгляд остановился на бюро где лежала стопка аккуратно сложенных бумаг и перо. И Клэр буквально ожила, увидев во всем этом лучик надежды. Бросившись к бюро, Клэр принялась писать Клиффорду, зная совершенно точно, что он тут же примчится и спасет ее, спасет их любовь и будущее, едва узнает, как нужен ей. Он поговорит с ее отцом, и тогда уже маркиз не сможет утверждать, будто Клиффорд не просил ее руки. Клиффорд должен был спасти ее.
Запечатав письмо, Клэр вручила его своей горничной, когда та пришла рано утром, чтобы помочь ей одеться.
— Люси, ты понимаешь, что от этого зависит вся моя жизнь? — прошептала Клэр, умоляюще глядя на девушку. — Прошу тебя, помоги мне.
Молодая девушка с опаской посмотрела на послание, но не спешила взять его, вероятно, потому, что уже знала о произошедшем, ведь слухи распространялись так быстро.
— Леди Клэр, вы уверены, что это хорошая идея? — заговорила она, с опаской глядя на свою хозяйку. — А если ваш отец узнает?..
— Ты скажешь, что собираешься забрать мою шляпу из магазина на Бонд-стрит, которую я заказала неделю назад. Только будь естественной. Ради Бога, прошу тебя!
Девушка судорожно вздохнула и покачала головой.
— Не знаю, миледи… Я…
Клэр едва сдержалась от того, чтобы не расплакаться.
— Люси, умоляю тебя, помоги мне! Когда мы с Клиффордом поженимся, я заберу тебя с собой и назначу тебе такое жалование, что ты будешь жить в достатке всю оставшуюся жизнь.
Горничная удрученно покачала головой.
— Леди Клэр, вы ведь знаете, что я всегда помогу вам, что бы ни произошло, но сейчас…
Клэр шагнула к ней и, пока не стало слишком поздно, вложила ей в руки свое драгоценное письмо.
— Я никогда не забуду того, что ты сделаешь для меня!
Медленно кивнув, Люси взяла послание и вышла из комнаты.
Клэр не знала его адреса, но вспомнила название банка, которым владел его отец, и написала туда, всем сердцем надеясь, что письмо обязательно передадут ему.
«Господи, пусть поскорее Клиффорд получит мое письмо! — молила Клэр про себя, закрыв глаза и прижав руку к груди. — Никогда больше не попрошу у тебя ничего, если он получит мое письмо!»
Теперь ей не оставалось ничего иного, как ждать. Ждать того мгновения, когда он получит ее письмо и примчится спасать ее. Как однажды заявил, будто готов спасти ее даже от огнедышащих драконов. Глупенький, никаких драконов не нужно было убивать. Ему было достаточно приехать, и все встанет на свои месте. А потом он обнимет ее, прижмет к груди, и всё страшное покажется ей лишь дурным сном.
Сон, который она никогда больше не будет вспоминать.
Сон, который однако не желал отпускать ее, потому что это был не сон, а самая настоящая реальность.
Клэр стояла у окна и ждала, когда же Люси выйдет из дома, но время шло, а никто так и не открыл входную дверь. Клэр решила, что Люси нужен подходящий момент, чтобы незаметно выскользнуть из дома, но внезапно раздались громкие шаги в коридоре, а через секунду дверь распахнулась и, обернувшись, Клэр увидела на пороге разгневанного отца.
— Клэр, я ведь просил тебя не делать глупостей!
К своему полному ужасу Клэр увидела, как отец сжимает в руке ее послание. Это был конец! Последняя надежда, которую она лелеяла, разбилась о непонимание и предательство отца, который действительно намеревался разрушить ее жизнь. До основания.
У нее не было выбора, у нее не осталось средств, чтобы бороться за свою свободу, за свою любовь! Клэр едва сдерживала жгучие слезы, но, собрав в кулак все свое достоинство, подняла голову так высоко, как только могла, чтобы дать отцу понять, что она не сломлена и ни за что на свете не сдастся.
— Ты полагал, что я покорно приму твои заявления, сяду тут и буду ждать, когда меня выдадут замуж против моей воли? Ты думал, я смирюсь с этим, да, отец?
Маркиз зарычал, но не произнес ни слова. Вместо этого он поднял ее послание и медленно разорвал его на мелкие кусочки, даже не подозревая о том, что так же легко рвет на части сердце собственной дочери.
— Если ты еще раз сделаешь подобное, — процедил он, бросив осколки неудавшейся жизни на мягкий ковер, — я уволю твою горничную и пошлю ее на все четыре стороны без рекомендательного письма. Думаю, тебе не нужно объяснять, чем это ей грозит. Я уволю любого, кто вздумает помочь тебе. А ты! — Он дышал так тяжело, что лицо его побагровело. — Ты будешь готовиться к свадьбе и через неделю пойдешь к алтарю вместе с Эриком, а этого Клиффорда… Имени его чтоб больше не произносили в моем доме, тебе ясно!
Он вышел и хлопнул дверью, даже не заботясь о том, что на самом деле разрушает жизнь дочери. Что разбивает ее любящее сердце. Что навсегда может лишиться ее внимания и преданности.
Клэр боялась, что никогда не сможет простить его за то, что он сегодня сделал. И если она не сможет остановить грядущей катастрофы, она действительно не сможет простить отца.
Она больше не писала Клиффорду. Потому что в этом уже не было смысл. Как брошенные на полу разорванные кусочки послания, такой же разорванной была она. Разорванная и растоптанная.
Никому не было дела до того, что хочет она. С обеспокоенным выражением лица маркиза всё же стала готовиться к свадьбе дочери, которая должна была состояться ровно через неделю. Свою поспешность маркиз объяснил тем, что заключался союз по любви, и что молодые слишком долго ждали, что это было давно запланировано, и что теперь после возвращения Эрика в ожидании больше не было смысла.
Эрик…
Когда-то Клэр считала его добрым, невероятно интеллигентным, начитанным и умным другом, рядом с которым она чувствовала себя хорошо и так непривычно легко. С которым могла говорить о чем угодно. Который ей когда-то очень нравился. А теперь… она даже не представляла, как посмотрит на него снова. Она не желала видеть его, слышать его голос, заглядывать в его серо-голубые глаза. Не хотела видеть его большой кривой нос!
Почему ему взбрело в голову пойти на этот шаг и разрушить их дружбу? Разрушить ее жизнь и свою тоже? Как он собирался прожить с ней всю жизнь, зная, что она ненавидит его? Что всем сердцем любит другого и никогда не взглянет на него по доброй воле? Однажды она решила, что он справедливый и рассудительный человек, и что разговор с ним поможет, но он не стал ее слушать. Ему было все равно, кого она любит. Все равно, что она никогда не полюбит его. Об этом даже не было речи.
Клиффорд так и не написал ей. Ни единой строчки. Ни одного слова. Было такое ощущение, будто его и вовсе не существует. Что он был мечтой, которую развеял легкий порыв ветра. Клэр было ужасно больно от этого молчания. Она гневалась на него. Сердилась. По ночам, лежа в своей кровати, она звала его и проклинала. А потом в какой-то момент действительно признала, что его нет рядом. И что со всеми бедами справиться предстоит только ей одной. Никто не помог, не выслушал, даже не спросил, почему она выглядит как приведение, а не любящая девушка, которая выходила замуж. Ни мать, ни сестры, ни подруги, даже Рейчел не осмелились задать ей простой, возможно, самый необходимый для Клэр вопрос.
А потом наступило оцепенение и полное безразличие к тому, что происходило. Клэр казалась самой себе сторонним наблюдателем, который присутствует на плохом спектакле. Где все герои знали, что происходит катастрофа, но никто так и не пошевелил даже пальцем, чтобы предотвратить беду.
У них бывали гости, в доме всегда было суматошно и многолюдно. Для неё кроили и шили платье, ее подготавливали и наряжали. Подбадривали, радовались за нее и высказывали множество пожеланий. Кто-то даже с завистливым вздохом заметил, что ей несказанно повезло. В тот же вечер в комнате Клэр не досчитались одной невероятно красивой дорогой хрустальной вазы.
И вот настал тот день, когда ее так же нарядили, привезли в собор Святого Павла и повели под венец.
Был день ее свадьбы, а она чувствовала себя так, будто были ее похороны. Хоронили ее жизнь, ее несбывшиеся надежды. Все ее мечты и желания…
Клэр не чувствовала ничего, глядя на мраморный пол, по которому шла. Она не слышала восторженных речей в адрес обворожительной невесты, не замечала даже своего подвенечного наряда. Не слышала звуков музыки, слов отца и наставлений матери. Она не видела ничего, кроме пола, который подводил ее к последней точке. Откуда не будет больше возврата. Как она смогла вынести эту неделю? Как смогла смириться с тем, что делали с ней? Как могла позволить, чтобы так жестоко и безбожно разрушили всю ее жизнь? Все ее мечты и желания.
Клэр не обратила внимания даже на убранство собора, который за столь короткий срок превратили в настоящий цветник. Она не заметила собравшихся вокруг многочисленных родственников, и даже восьмидесятилетнюю бабушку, специально приехавшую их Корнуолла. У нее было такое ощущение, будто это ее последняя дорога, и когда она доберется до места, все будет кончено.
Дойдя до алтаря, отец остановился, посмотрел на нее и что-то сказал. Клэр могла поклясться, что не расслышала ни одного его слова. Ей было глубоко безразлично, что он скажет.
Ведь был день ее свадьбы. Обычно для свадеб такого масштаба уделялся долгий месяц. Чтобы подготовиться. Чтобы сшить невесте грандиозное платье, приготовить угощения. Сделать оглашение в церкви. Устроить бал в честь молодых… Все это выпало из ее жизни. Этот день должен был стать триумфом ее любви к человеку, которого она выбрала себе в мужья. Но руку ей подал совсем другой человек. Которого она не желала видеть. Которого ни за что не выбрала бы себе в качестве мужа.
И все же даже сквозь перчатку она почувствовала удивительное тепло его руки, когда он сжал ее дрожащие пальцы. Впервые за долгое время почувствовала хоть что-то. То, что не желала чувствовать. То, что не желала иметь в своей жизни! Гнев, обида, отчаяние внезапно захлестнули ее с такой силой, что, вздрогнув, Клэр подняла голову и посмотрела прямо на него. На своего будущего супруга. Увидела его впервые с тех пор, как он сделал ей свое ошеломляющее предложение и ушел.
Эрик… Человек, который подумал подарить ей ландыши, не навязав ей свой собственный выбор. Беседовал с ней на равных, не навязывая ей своего мнения.
Серо-голубые глаза смотрели на нее с неприкрытым беспокойством. Как будто ее будущему супругу было дело до того, что с ней происходило. Почувствовав, какая у нее холодная рука, Эрик опустил взгляд на ее пальцы, а затем снова заглянул ей в глаза. Такой высокий, такой неумолимый. И все же на одно короткое мгновение Клэр показалось, будто она увидела в его глазах раскаяние. Будто он только сейчас осознал всё то, что натворил. Неужели он осознал свою ошибку? Неужели ему стали важны ее чувства, ее слова? Клэр внезапно ощутила спазм в горле и поняла, что готова расплакаться.
День ее свадьбы.
День, который расколол ее жизнь на до и… И пустоту, в которой уже ничего не будет. Не будет ни света, ни любви. Ни даже музыки…
Эрик подвел ее к архиепископу, который начал венчание, и зал затих. Клэр не слышала ни единого слова, остро ощущая стоявшего рядом человека, который совсем скоро станет ее мужем. И у нее не будет ни единого шанса избежать своей участи.
Шанс, который все же представился, когда архиепископ спросил, готова ли она взять в мужья Эрика Джеймса Артура Уортона, графа Бедфорда. Надо же, а он был к тому же графом, а в будущем мог стать и герцогом, когда унаследует состояние отца и деда, с горечью обнаружила Клэр, поражаясь тому, что не знает даже столь элементарных вещей.
Архиепископ ждал, как ждал и Эрик, который с твердой решительностью произнес «Да». Одно короткое, но такое сакральное слово, от которого зависело всё ее будущее. Повернувшись к ней, он смотрел на нее, затаив даже дыхание. Замер и весь зал. Замерло всё вокруг, давая ей шанс избежать неизбежного. Подняв голову, Клэр вновь посмотрела на Эрика. На человека, который пожелал взять ее в жены, но предпочел заплатить за это ее разбитым сердцем. Чем он тогда был лучше тех политиканов, которые шли по головам других в угоду собственным интересам, и которых он осуждал?
И все же, когда она заглянула в серо-голубые глаза, Клэр к полному своему ужасу ощутила не презрение или ненависть. Да, ей следовало ненавидеть его, презирать всеми фибрами души. И все же она никак не могла забыть, прогнать то приятно щемящее ощущение, которое испытывала всякий раз, когда они виделись в прошлом. То самое неуловимое чувство привязанности, которое нахлынуло на нее на музыкальном вечере ее дяди, когда он пригласил ее на танец. Странно паническое беспокойство, когда он собрался тогда уходить. Почему в тот день ей показалось, что если он уйдет, то заберет с собой всё то прекрасное, что происходило с ней, что она начинала ощущать в его присутствии? Что она не желала терять…
У Клэр сжалось сердце, потому что, стоя перед ним в соборе Святого Павла, на одно короткое мгновение она увидела в глазах Эрика отражение собственных страхов, тех же несбывшихся надежд. И боль, которая разрывала ее на части. Боль, которая охватила и его. Боль, от которой потемнели его красивые глаза.
Ей было так трудно дышать, что она не смогла ответить, и молча опустила голову. Архиепископ воспринял это как за ответ и огласил на весь зал, что теперь они муж и жена. И что жених может поцеловать невесту. Совсем позабыв об этом, Клэр вскинула голову, решив, что Эрик ни за что не посмеет сделать это. Особенно после того, что произошло между ними неделю назад.
Но он сделал.
Взял ее за локоть, и едва она собралась взглянуть на него, как он в то же самое время опустил голову и коснулся ее губ своими. Он застал ее врасплох, иначе она ни за что бы не позволила этому произойти. Клэр замерла, потрясенная тем, что он все же сделал это! Что осмелился поцеловать ее тогда, когда знал, что она отдала бы все на свете, лишь бы больше никогда не видеть его. Знал, что она любит другого…
Но даже не дерзость его поступка потрясла ее так, как собственная реакция на произошедшее.
Горечь, боль и разочарование от того, как несправедливо поступали с ее жизнью ввергли ее в кромешную тьму отчаяния, где она обрела, наконец, долгожданное оцепенение. Она заковала себя в надежные оковы безразличия, молча наблюдая за тем, как разрушают ее жизнь, потому что уже ничего не могла поделать. Клэр и дальше надеялась жить с этим безразличием, но стоило Эрику коснуться ее, как в груди у нее что-то с невыносимой болью дрогнуло и надломилось. Все ее барьеры разлетелись на мелкие осколки, как и ее жизнь, от которой ничего не осталось.
Нет, осталось, появилось то, что она не могла проигнорировать. Ошеломленная Клэр стояла перед Эриком и чувствовала то, что ни за что не ожидала почувствовать. Не должна была, и всё же она ощущала почти парализующее тепло его губ, его бережное прикосновение, какую-то затаённую нежность, с которой он это сделал. Касался ее так, как не касался ее никто.
«Я даже не целовала тебя…»
Ей вдруг стало больно от того, что это все же произошло. Он прижимался к ней своими мягкими губами всего несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Клэр обуял настоящий ужас. Потому что она была уверена, что ничего не почувствует, ничто не нарушит благодатного оцепенения, которое оберегало ее от боли. Но теперь…
Теперь Клэр была уверена в том, что никогда этого не забудет. Не забудет того, как он поцеловал ее и всколыхнул все ее чувства, перевернув их с ног на голову так, что она уже ничего не понимала.
Клэр не смогла сдержаться и заплакала, раздавленная собственными чувствами, которые предали ее. Когда же Эрик поднял голову и посмотрел на нее, она внезапно поняла, что все происходящее до этого мгновения проплывало мимо нее, но теперь она будет вынуждена участвовать в собственном разрушении. И словно бы в подтверждении этого, Эрик бережно, будто она могла развеяться как дым, дотронулся до бледной щеки и смахнул одинокую слезинку. Серо-голубые глаза мерцали какими-то сильными эмоциями, но он быстро справился с собой, взял ее за руку и вывел из собора, украшенного белыми ландышами.
Но и этого Клэр не заметила, пребывая в настоящей панике, когда до нее донёсся гул голосов. Звуки реальности, от которой ее ничто уже не могло уберечь.
Паника, которая усилилась, когда опустилась ночь.
Когда после свадебного завтрака в доме маркиза Ричмонда ее привезли в городской особняк графа Бедфорда. Теперь уже в ее новый дом.
Боже, еще неделю назад она и думать не смела о том, что выйдет замуж, а сегодня уже была ее брачная ночь! С человеком, которого она никогда бы не выбрала себе в мужья.
Сразу же после приезда ее привели в большую, красиво обставленную комнату, подготовили ко сну и оставили одну. Клэр сидела у туалетного столика и в ужасе смотрела на свои дрожащие ледяные руки, не представляя, что ей делать теперь. Что с ней станется, если она будет вынуждена подчиниться, чтобы консумировать этот брак? Как она вынесет это? Как другой человек (Господи, теперь уже ее законный муж!) сможет коснуться ее, зная, что ей это просто невыносимо?! Как она выдержит это испытание? Клэр боялась сойти с ума еще до того, как это произойдет.
В комнате горели лишь камин и одинокая свеча в красивом бронзовом подсвечнике, который стоял на туалетном столике. Свет свечи освещал бледное лицо девушки, которая находилась на тоненькой грани. Прежде ее спасением было оцепенение, но его больше не стало, и не стало больше защиты, которая бы уберегла ее от настоящей беды.
Во всем был виноват поцелуй. Зачем он это сделал? Как ей теперь жить с этим, с зияющей раной в сердце? Как она будет бороться и защищать себя, когда поцелуй сделал ее беззащитной и полностью одинокой в своей борьбе?
Клэр не представляла, где черпала свои силы, чтобы дышать. Она не обняла мать и сестер, когда настала пора уезжать. Она не взглянула даже на отца, впервые с готовностью вложив руку в ладонь своего мужа и последовав за ним, лишь бы уйти подальше от людей, которые предали ее. Которых она не могла простить, даже если бы и захотела.
И вот теперь в одиночестве собиралась столкнуться с испытанием, которое и решит, останется она прежней или навсегда лишится того, во что верила, что любила и к чему стремилась.
Она не услышала, как щелкнул замок смежной с ее комнатой двери. Клэр лишь тогда заметила своего новоиспеченного супруга, когда он встал позади нее в нескольких шагах от туалетного столика. Пока она не увидела тень, а потом и его образ, возникший в большом зеркале с позолоченной рамой.
Клэр застыла, затаив даже дыхание, потому что впервые с момента знакомства они остались полностью одни. Она не могла пошевелиться, до ужаса боясь того, что вот сейчас Эрик подойдет к ней. Ей казалось, что если он дотронется до нее, у нее остановится сердце. Что она действительно никогда уже не будет прежней. Потому что не могла забыть его поцелуй. Ей было страшно. Так страшно, что она начинала задыхаться, едва представляла, что с ней станется, если он снова поцелует ее. Если… Ей даже в голову не приходило, что ее когда-нибудь будет целовать кто-то еще, кроме Клиффорда. Что кто-то другой будет дотрагиваться до нее, а не Клиффорд. Что может…
Эрик не произнес ни слова, лишь стоял и смотрел на нее серо-голубыми глазами, внушая ей такой всепоглощающий, леденящий душу страх, что задрожало все тело. На одно короткое мгновение Клэр вспомнила человека, которого повстречала в музыкальной комнате дяди Джорджа. Человек, который уберег ее от падения, который уверял ее в том, что она хорошо играет и подарил ей ее любимые цветы. Почему-то Клэр была уверена, что тот человек никогда бы не обидел ее, никогда бы не сделал того, что причинит ей боль. Тот Эрик помог бы ей, уступил бы, освободил бы ее…
Но в зеркале отражался образ высокого, неприступного мужчины, который пошел до самого конца. И теперь оставался последний шаг, чтобы утвердить то, что теперь всецело принадлежало ему.
Он снял парадный черный фрак и шейный платок и накинул на себя винного цвета халат, перевязанный поясом. Руки были заведены за спину уже знакомым для нее жестом, необычные глаза мерцали в приглушенном свете свечи и камина, внушая ей еще больший ужас.
— Как ты себя чувствуешь?
Нервы были натянуты до такой степени, что даже звук его тихого голоса мог запросто лишить Клэр самообладания, которое она теряла с такой стремительностью. Вцепившись в деревянную столешницу дрожащими руками, она на секунду прикрыла глаза, чтобы восстановить дыхание, потому что тихий шепот, нарушивший молчание, подействовал на нее сокрушительно. Голос, наполненный неуместным беспокойством за нее тогда, когда всему миру было наплевать на нее.
Удивительно, но теперь им не нужно было притворяться, будто все хорошо. Потому что, возможно, именно сейчас он понял, кого взял в жены: девушку, сердце которой было отдано другому.
Сделав глубокий вдох, Клэр медленно встала и обернулась к нему, чувствуя, как дрожит пол под ногами. Она не собиралась подчиняться, не собиралась допустить, чтобы растоптали последнее, что принадлежало ей. Глядя прямо в глаза своего мужа, она сказала то единственное, что было приемлемо для нее.
— Вы ведь понимаете, что все, что сейчас произойдет, будет происходить только в том случае, если вы приложите для этого все свои силы, потому что добровольно я не стану делать больше ничего?
Клэр поразилась тому, что сумела произнести всю эту длинную фразу, даже не запнувшись. Удивлялась смелости, с которой смотрела на него. Смелости, которая стремительно покидала ее по мере того, как длилось молчание.
Эрик по-прежнему стоял на своем месте. Не пошевелился. И лишь только приглядевшись, Клэр заметила, как непривычно он бледен. Нахмурив свои прямые брови, он медленно покачал головой.
— Не так я все представлял себе, — наконец, заговорил он.
Горечь, смешанная с болью, которая прозвучала в его голосе, напугала и вместе с тем разозлила Клэр настолько, что она перестала даже дрожать.
— Удивительно, что вы вообще могли себе что-то представить, учитывая наш последний разговор. Что вы хотели от девушки, которая любит другого?
Голова его едва заметно дернулась, будто его ударили. Лицо его стало почти белым, а глаза опасно потемнели. Он сжал челюсти так сильно, что на щеках задергались желваки. Никогда еще она не видела его таким неумолимым, таким напряженным, почти чужим. Незнакомым настолько, что это до смерти пугало ее.
— Я не знал, что вы любите другого, когда встретил вас.
Такое легкое и простое оправдание. Но он ведь знал это, когда просил ее руки, когда она отказала ему. Он знал всю правду, но предпочел не замечать этого и не принял ее отказа.
— И вы думаете, что теперь после свадьбы я могу по щелчку пальца разлюбить его?
У него было такое непроницаемое выражение лица, что невозможно было понять, что он испытывает. Как сильно сердится на нее за ее прямоту, но Клэр не собиралась молчать. Потому что ей нечего было терять. Вернее, у нее осталось последнее, что она могла потерять.
— Я не знал, что вы любите другого, когда встретил вас, — повторил он так, будто пытался донести до нее важную мысль, которую она до сих пор не понимала.
И ведь она не понимала, как могла одна нелепая ошибка привести к таким последствиям. Как мог стоявший перед ней человек захотеть испортить свою собственную жизнь, пожелав жениться на той, которая любит другого? Как могло приятное знакомство перерасти в кошмарное супружество?
— Да, люблю, — простонала Клэр и обессилено оперлась о столешницу туалетного столика, чувствуя, как холодеет у нее в груди. — Я не скрывала этого. Это вы предпочли не замечать очевидное.
Он побледнел еще больше, если только это было возможно. И внезапно Клэр поняла, что, наконец, достучалась до него, что он начинает осознавать все то, что совершил. Все то, что произошло по его слепоте и нежеланию видеть очевидное… Серо-голубые глаза потухли, лицо исказилось, и она вдруг поняла, что перед ней стоит тот самый Эрик, которого она повстречала в доме дяди Джорджа. Чуткий, рассудительный, внимательный к деталям мужчина с пугающей притягательностью, который никогда и не менялся. Который никогда не причинил бы ей боль.
Человек, который по непонятной причине заключил их обоих в эту страшную ловушку.
Клэр едва сдержалась от того, чтобы не заплакать. Боже, что он наделал? Зачем он женился на ней? Зачем разрушил их жизни?
Эрик опустил голову и какое-то время молча смотрел на пушистый ковер. Тишину прерывало лишь тиканье каминных часов, которое никто из них не замечал. Тишина ужасала, она разделяла двух людей, которых связали священными узами брака, но которые никогда не смогут быть связанными друг с другом.
Едва живая, Клэр с трудом стояла на дрожащих ногах, ощущая болезненные удары своего сердца. А потом, когда Эрик вновь поднял голову и посмотрел на нее, у нее дрогнуло сердце от той боли, которая притаилась в его красивых глазах. Она вдруг испытала почти непреодолимое желание подойти к нему, коснуться его. Потому что даже сейчас не желала ему боли. Даже сейчас не могла ненавидеть человека, который действительно понимал, что наделал.
«Отпусти меня, — молила она, глядя на него. — Отпусти меня, ради Бога!»
Он смотрел на нее с таким раскаянием, что не осталось сомнений в том, что он осознает свою вину, вот только не спешит предпринять хоть что-то, чтобы разрешить ситуацию. Руки он по-прежнему держал за спиной, широкие плечи напряглись так, что было даже заметно, как он дрожит.
А потом… потом Клэр заметила то, что не должна была заметить.
Она увидела то, что никогда прежде не видела. Эрик невольно сглотнул, и в глаза бросился его ярко выраженный, небольшой, но с особой остринкой кадык, который дернулся от этого неуловимого жеста. Клэр как завороженная смотрела на его шею, не в силах отвести свой взгляд. У нее было такое ощущение, будто она видит то, что ей не следовало видеть. То, что не должен видеть никто. Что-то столь сокровенное и интимное, что невольный трепет прокатился по всему телу. И не было понятно, от страха ли это, или от чего-то еще.
С трудом оторвав взгляд от его шеи, Клэр посмотрела на потемневшее лицо стоявшего перед ней мужчины, внезапно начиная понимать причину, по которой он понравился ей. Он не пытался льстить, чтобы нравиться. Он не сделал ей ни одного комплимента, не дарил подарки, чтобы завладеть ее вниманием и доказать свое исключительное отношение к ней. Он не танцевал с ней только для того, чтобы потом хвастаться этим перед своими друзьями. Он говорил с ней обо всем на свете, не страшась вызвать ее на серьезные разговоры, не стыдясь своих недостатков и незнания музыкальных произведений. Он был открыт, искренен и невероятно честен с ней. Он был естественен с ней. Этим и расположил к себе, сам того не подозревая. Вероятно, поэтому она и допустила самую большую ошибку в своей жизни, поддавшись его обаянию и доверив ему почти все свои секреты.
Ошибка, которая стоила ей всей жизни и разбитого сердца.
«Зачем ты все это сделал? — с мучительной болью думала Клэр, видя свидетельство того, что он никогда не был жесток и действительно не собирался делать с ней ничего плохого. — Почему разрушил дружбу, которая могла бы длиться вечно?!»
— Я… — Он выглядел таким растерянным, что никак не мог собраться с мыслями. Эрик дышал тяжело, но не опустил голову и не отвел взгляда. И продолжал с каким-то упрямством стоять на прежнем месте. — Когда я сказал, что найду тысячу способов сделать вас счастливой, я на самом деле собирался предпринять все возможное, чтобы так и произошло. Но теперь, вероятно, ни один из этих способов вам не будет нужен, потому что вы… — Голос его дрогнул. Он перевел свой взгляд на горевший камин позади нее и, наконец, отошел в дальний угол комнаты. — Я думал…
Он сокрушенно покачал головой. А потом Клэр увидела, как он, высвободив одну руку, проводит ладонью по своему застывшему лицу. Почему-то этот жест отозвался в ней глухой болью. Потому что он был похож на человека, который был раздавлен осознанием собственной вины, тяжестью собственных ошибок.
Клэр стояла, не шевелясь, когда Эрик обернулся, а потом медленно направился прямо к ней. Она перестала дышать вообще, когда он остановился в шаге от нее и, подняв руку, хотел было дотронуться до нее, но рука нерешительно застыла в воздухе.
Он смотрел на нее так странно, с такой мучительной лаской, что это вновь напугало ее, потому что ей стало больно от его взгляда. Потому что она была поражена до глубины души нежностью, с которой он продолжал смотреть на нее даже тогда, когда знал, что она никогда не полюбит его, не захочет добровольно быть его женой.
Внезапно Клэр вспомнила то, как он избегал прикосновений других. Как велел цветочнику положить букет, чтобы самому взять его. Клэр могла поклясться, что за все время их знакомства он не коснулся никого, кроме нее. И вот теперь несмело, почти боясь этого, но он все же дотронулся до ее щеки. Не властным жестом, не наказывая ее. В его прикосновении было столько тепла и нежность, что Клэр помимо своей воли вздрогнула, не удержав слез. Слеза, которую он мягко смахнул пальцем с бледной щеки. Черты его лица внезапно смягчились, взгляд прояснился, а голос стал мягким, до ужаса ласковым.
— Я никогда не собирался делать вас несчастной, — едва слышно прохрипел он, сглотнув. Так, что Клэр вновь заметила, как дернулся его кадык. Заметила то, что навсегда врезалось в ее память. — И я никогда не сделаю того, что может причинить вам боль. Обещаю. Вы… — Эрик на мгновение закрыл глаза, но затем резко убрав от нее свою руку, снова посмотрел на нее, а потом сделал шаг назад и в очередной раз спрятал руки за спиной. — Я не потревожу вас. Вы можете отдыхать. Спокойной ночи.
Сказав это, он развернулся и вышел из комнаты, оставив ошеломленную Клэр одну. Оставил тогда, когда никто другой на его месте не сделал бы ничего подобного. Эрик проявил понимание тогда, когда она меньше всего на свете ждала этого от него. Ноги подкосились, у нее не было больше сил сдерживать скопившееся за все эти долгие мучительные дни напряжение, страха и боль. Сползая на пол, Клэр закрыла лицо руками и заплакала.
Разбитая и совершенно одинокая в своем горе, она плакала до тех пор, пока не ощутила уже знакомую пустоту в груди. Пустота, с которой ей предстояло прожить остаток жизни. Пустота, в которую она была заключена только потому, что рядом не было Клиффорда.
Пустота, которая с такой легкостью разлетелась на осколки от мимолетного поцелуя, обнажив все ее чувства и раны.
Поцелуй человека, который должен был оказаться жестоким монстром, но проявил к ней великодушие и понимание тогда, когда мог этого не делать. Когда даже ее родные предпочли остаться глухими к ее страданиям. Почему ей показалось, будто Эрик не допустит, чтобы страдания полностью поглотили ее? Почему его обещание прозвучало как клятва?
Почему его мимолетное прикосновение всколыхнуло в ней чувства так, что они сделали ее совершенно беспомощной перед ним?
Боже, она действительно была беспомощна! Беспомощна перед ненавистью, которую так и не испытала к нему, потому что Эрик отпустил ее тогда, когда в этом уже не было никакого смысла.
Утро наступило так же внезапно, как и осознание того, что она теперь замужняя женщина. Клэр не могла вспомнить, как добралась до большой с балдахином кровати, не могла понять, как уснула, но едва проснувшись, увидела рядом с кроватью свою горничную Люси. Та смотрела на нее такими полными слез глазами, что Клэр с трудом поборола собственные слезы.
— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросила Клэр, приподнявшись на локтях.
Люси опустила голову.
— Меня послал к вам милорд. Он нанял меня, а сегодня сказал, что вам будет приятно увидеть рядом знакомое лицо.
Проснувшись окончательно, Клэр медленно присела на матрасе, повернув голову к окну.
На улице светило яркое солнце, как будто ничего необычного не произошло. И ведь правда, жизнь продолжалась, даже несмотря на то, что ее жизнь оборвалась неделю назад. А сегодня был первый день ее новой жизни с человеком, который подумал даже нанять и отправить к ней личную горничную, только чтобы ей «было приятно видеть знакомое лицо»!
Это не укладывалось в голове, но стоявшая рядом Люси была доказательством того, что она могла ошибиться.
Что она совершенно не знала своего мужа.
И все же Клэр была поражена до глубины души. Еще и тем, что он действительно не нарушил свое слово и не потревожил ее. Не поступил с ней бесчестно, как мог бы поступить любой другой на его месте. Это не должно было волновать ее, но она не могла остаться равнодушной к его странному поступку. Потому что, Боже, ей действительно было важно увидеть в свой первый день в роли замужней женщины хоть одно знакомое лицо. Теперь ей казалось, будто она больше не одна в своем горе. В своем одиночестве и борьбе с миром, который не желал пощадить ее.
Она не должна была ощутить благодарность к человеку, который разрушил ее жизнь, но сердце помимо ее воли сжалось от мучительной признательности. За то, что он не сгубил ее ночью. За то, что подумал даже нанять ее личную горничную, чтобы она не чувствовала себя одинокой.
Медленно откинув в сторону одеяло, Клэр встала и направилась к туалетному столику, ощущая дрожь во всем теле. У нее дрожала рука, но она все же взяла расческу.
Решив, что хозяйка не намерена больше пользоваться ее услугами, Люси заплакала.
— Миледи, вы когда-нибудь простите меня за то, что я не смогла вам помочь?
Расческа замерла в руке. Клэр обернулась к Люси, ощущая бесконечную благодарность и к ней. Ведь Люси помогла ей даже тогда, когда Клэр поставила под удар всю ее работу и будущее.
— Как ты можешь такое говорить? — едва слышно проговорила она, ощущая резь в глазах. — Ты сделала то, что не сделал бы никто другой из страха потерять свое положение. Как я могу осудить тебя за твою преданность?
Задохнувшись от слез, Люси внезапно бросилась к ней и порывистой обняла свою хозяйку.
— О, миледи! Благодарю вас! Я никогда не забуду этого.
— Я тоже, — молвила Клэр, закрыв глаза.
Ощущая почти удушающую потребность расплакаться, но так этого и не сделала.
Через полчаса Клэр спустилась вниз, где дворецкий, высокий средних лет мужчина, одетый в синюю ливрею, привел ее в большую столовую, где подавали почти королевский завтрак.
Ее первый завтрак после первой брачной ночи! Первый завтрак в качестве замужней женщины.
Клэр усилием воли заставила себя не думать об этом и присела у большого овального стола. Взволнованные слуги сновали туда-сюда, готовые любым способом угодить своей новой хозяйке. Дворецкий, кажется, даже представился, но Клэр не запомнила его имени, когда заметила то, что поставили перед ней. Она пристально смотрела на румяный тост, смазанный клубничным джемом, ее любимым джемом, и не могла понять, откуда он взялся. Кто узнал об этом? Возможно, Люси, которая считала себя виноватой перед ней?
Вскинув голову, чтобы спросить об этом дворецкого, Клэр так и не успела это сделать, потому что дверь столовой отварилась, и у порога появился Эрик.
У нее невольно замерло сердце, едва их взгляды встретились.
Он был одет во все черное. Даже платок, который скрывал всю его шею от постороннего взгляда, ее взгляда, был такого же мрачного оттенка, как беспросветная ночь. Выражение бледного лица было таким непроницаемым, что было трудно понять, что он испытывает сейчас. Он выглядел изможденным и уставшим, но держался с такой неприступной невозмутимостью, будто был совершенно чужим ей человеком.
Но он не был чужим. Невольная благодарность, которую она испытала к нему еще в своей комнате, вновь охватила ее, вытеснив из груди все остальные чувства. Благодарность, которая стала сильней, когда он оказался в одной с ней комнате. Боже, такой сложный, такой замкнутый человек, и все равно подумал порадовать ее, особенно в первый день после свадьбы! Особенно после того, как оставил ее ночью. Как она сама отослала его прочь.
Особенно тогда, когда она ничего хорошего не ждала от этого дня.
Взглянув на дворецкого, Эрик резко велел:
— Оставьте нас. — Переведя взгляд на других своих слуг, он добавил еще более властно: — Уйдите! Все!
Никто даже не подумал перечить ему, и лишь секунды хватило им для того, чтобы тут же подчиниться и ретироваться. Клэр видела, как слуги спешно выходят из столовой, и только тогда вспомнила о том, что Эрик был политиком. Он заседал в парламенте. И отдавал приказания. У него была власть, которой он умел пользоваться. Власть, против которой никто не смел пойти. Властность, которую она прежде никогда не видела в нем.
Это должно было бы еще больше напугать ее, потому что Клэр снова осталась наедине с человеком, которого не понимала, но и сейчас сознание этого факта не внушало ей страха.
Как такое возможно?
— Вы смогли отдохнуть?
Его невероятно вежливый, после резкого обращения к слугам, вопрос поразил и озадачил. Клэр не знала, как ответить. Что она могла сказать? Что он ожидал услышать?
Вероятно, он понял это, поэтому не стал ждать ответа. Заведя руки за спину, он шагнул вперед, но не подошел к столу, за которым сидела Клэр.
— Как зовут человека, которого вы любите?
На этот раз Клэр действительно не представляла, что ответить ему. Потрясенная тем, о чем подумал заговорить ее супруг в первое же утро после свадьбы, Клэр медленно встала.
— Что? — с трудом прошептала она.
Он выпрямил спину, но продолжал с какой-то пугающей решительностью смотреть на нее.
— Как его зовут?
Клэр не была уверена в том, что ей следует ответить, и все же, было в нем нечто такое, что заставило ее подчиниться. Возможно то, что подчиняло и других.
— Клиффорд Эрскин.
Глаза его сузились, на щеке обозначился напряженный желвак.
— Где живет… этот человек? — вновь раздался его требовательный голос.
Голос, от которого мурашки побежали по спине. Клэр не понимала, что происходит, но и на этот раз ответила, не в состоянии справиться с силой взгляда серо-голубых глаз.
— В… в Шотландии.
— Где именно в Шотландии?
Клэр едва могла дышать. И смотрела на человека, на своего мужа, который действительно желал знать такие подробности.
— В Эдинбурге.
— Чем он занимается?
— Он… его отец владелец крупного банка «Эрскинз».
— Который спонсирует наше правительство?
Боже, неужели он знал Клиффорда? Но это казалось таким невероятным, что Клэр тут же отмела эту мысль. Эрик мог знать о банке отца Клиффорда только потому, что сам имел непосредственное отношение к правительству Англии. Но никак не мог знать Клиффорда лично.
— Д-да.
Лицо его потемнело. Клэр видела, что он не так уж бесстрастен к происходящему, каким пытался казаться. Когда он опустил голову, она успела заметить тень, пробежавшую по его лицу. Пусть он делал вид, будто совершенно спокоен, говоря о таких вещах, но Эрик начал разговор, который давался ему с трудом.
И это стало очевидно, когда он поднял голову, и, глядя на нее с еще большей решимостью, заговорил почти стальным тоном.
Сказал то, что потрясло ее до глубины души.
— Вероятно, вы считаете меня настоящим монстром после того, что я сделал. Я не стану убеждать вас в обратном, но не позволю считать, будто мне не было дела до вашего сердца. Я считал, что оно свободно, когда встретил вас. Я… — Его голос оборвался, но это был единственный раз, когда появился хоть какой-то намек на эмоцию. — Я долго думал и пришел к единственному решению. Мы не можем жить так и дальше, поэтому… Я вижу лишь один выход из ситуации.
Клэр ошеломленно смотрела на него.
— Что… О чем вы говорите?
На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он ответил:
— Я отвезу вас к вашему… к тому, кого вы любите всем своим сердцем, и если он примет вас, если позаботиться о вас, я дам вам развод.
Какое-то время Клэр не могла пошевелиться, как громом поражённая. Она смотрела на человека, который был ее мужем, имел над ней безграничную власть.
И который говорил о таких немыслимых вещах.
— Что?
Бесстрастное выражение его лица внушало какой-то необъяснимый ужас, ведь человек, пощадивший ее ночью, должен был хоть что-то испытывать, говоря о подобных вещах. И лишь резко обозначившийся желвак на его бледной щеке стал свидетельством того, что он не такой уж и бесчувственный.
— Мы выедем завтра утром. Поедем в моем экипаже, и, учитывая нынешнюю нестабильную ситуацию в стране, не будем пользоваться железной дорогой, потому что это небезопасно. Возьмите с собой только необходимое. Если все пройдет хорошо, я потом… потом отправлю вам всё остальное. Ровно в семь мы отбываем в Шотландию.
Повисла тишина, которую на этот раз даже тиканье напольных часов не посмело нарушить.
— Вы шутите? — обретая дар речи, заговорила Клэр. — Это шутка такая?
Серо-голубые глаза на этот раз опасно сузились.
— Я похож на человека, который шутит?
Клэр почувствовала головокружение и невольно прислонилась к столу, чтобы не упасть. С нее было достаточно потрясений, с нее было достаточно того, как безжалостно расправляются с ее жизнью.
— Вам недостаточно того, что вы сделали, теперь вы собираетесь унизить меня подобными заявлениями?
Он вдруг с угрожающим видом шагнул к ней.
— Я никогда не собирался унизить вас! Пора бы вам это уже понять!
Удивительно, но его вывело из себя не ее отказ от брака с ним и отрицание их брачной ночи, но ее предположение о его бесчестных намерениях по отношению к ней. И все же она не могла понять, чего он добивается. Как человек, позаботившись о том, чтобы нанять ее личную горничную, мог пожелать теперь всерьез заговорить о разводе?
— Зачем… почему вы это делаете? С какой стати отдавать меня другому после того, как с таким упорством добивались того, чтобы я стала вашей женой?
Он дышал тяжело, его широкие плечи напряглись так, будто он едва сдерживался.
— Мы выезжаем завтра утром, в семь.
— Но это… Развод! — Клэр никогда бы не подумала, что когда-нибудь произнесет это слово вслух. — Это ведь удар по репутации. Это отразится на наших семьях, на наших сестрах. Агата, Розалин, Рейчел — их будущее будет погублено, они не заслуживают… Что скажут ваши родные?
— Меня не волнует мнение других.
Клэр внезапно ощутила невероятную слабость во всем теле.
— Эрик, вы ведь не можете…
— Мы не возьмем слуг, — резко оборвал он ее, сделав шаг назад. — Никто не должен знать, куда мы едем. Это единственное мое условие. А теперь я должен уйти на какое-то время, но вернусь вечером. Не забудьте, ровно в семь утра мы уезжаем. Будьте готовы.
Сказав свое последнее слово, он развернулся и вышел из столовой, а Клэр продолжала тупо смотреть на дверь, за которой скрылся ее муж. Который, действительно, собирался сделать то, о чем только что сказал.
Который собирался вернуть ее Клиффорду и дать ей развод, если тот примет ее.
Боже, она вышла замуж за сумасшедшего!