Как мы уже отмечали, когда император покинул 1-ю Западную армию, в соответствии с «Учреждением для управления Большой действующей армией», ее прежний главнокомандующий Барклай-де-Толли сразу же снова автоматически вступил в командование. Но вот чем? Только своей же 1-й Западной армией. При этом единым Главнокомандующим он не стал. Во всяком случае, если это и было сделано, то «келейно, в устной форме» [132. С. 54]. Никакого официального документа на эту тему император по одной ему ведомой причине не оставил.
Более того, если говорить строго, ситуация складывалась таким образом, что тот же князь Багратион формально и не обязан был подчиняться приказам Барклая-де-Толли, так как оба они «превратились в совершенно самостоятельных главнокомандующих частными армиями» [154. С. 183].
Историк А. А. Подмазо пишет:
«По тогдашней практике, общее командование принимал генерал, имевший над всеми старшинство в чине. <…> М. Б. Барклай-де-Толли и П. И. Багратион были произведены в чин генерала от инфантерии в один день (20.03.1809), только Багратион был расположен в приказе выше и следовательно имел старшинство в чине перед Барклаем. Исходя из этого, Багратион должен был принять общее командование. Однако в армиях кроме них находились и другие генералы, имевшие над Барклаем и Багратионом преимущество в чине (например, Л. Л. Беннигсен и А. Вюртембергский, кроме того в армии был брат царя Константин Павлович)» [108. С. 34–35].
Естественно, подобное положение привело к тому, что «сразу же начались интриги по поводу общего командования. П. И. Багратион, несмотря на то, что он мог требовать подчинения себе младшего по чину, видимо осознав ситуацию, предоставил общее командование над объединенными армиями М. Б. Барклаю-де-Толли как военному министру. Это была лишь добрая воля Багратиона, и он в любой момент мог отказаться выполнять приказы Барклая. При этом никаких претензий к нему не могло бы быть предъявлено, так как “Учреждение” наделяло обоих главнокомандующих армиями равными правами и никак не регламентировало принцип их взаимной подчиненности» [108. С. 35].
Так что все 42 дня, прошедших с момента отъезда императора до приезда М. И. Кутузова, Барклай-де-Толли оставался командующим лишь одной из армий — «подобно Багратиону и Тормасову, на равных с ними началах» [132. С. 54].
Нелепость положения усугублялась еще и тем, что Барклай-де-Толли «не мог, даже как военный министр, отдавать приказы армиям А. П. Тормасова и П. В. Чичагова» [108. С. 35].
Мнение историка А. Г. Тартаковского:
Двойственная позиция царя ставила и самого Барклая в положение крайне двусмысленное, создав, если можно так сказать, военно-юридические предпосылки развязывания борьбы против него в верхах армии после отъезда из нее Александра I. С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, — не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию» [132. С. 57].
После отъезда императора Александра Барклай-де-Толли «выступил 14 июля из Дриссы, где, следовательно, задержался всего лишь шесть дней и направился к Витебску. Мешкать, конечно, не приходилось, так как, в сущности говоря, французы уже давно могли туда подойти» [66. С. 44].
В окрестностях Дриссы был оставлен только 1-й корпус генерал-лейтенанта П. X. Витгенштейна, в котором состояло примерно 25 тысяч человек — 28 батальонов, 16 эскадронов, 3 казачьих полка и 120 орудий. Граф Витгенштейн получил приказание прикрывать Санкт-Петербургскую дорогу.
Итак, 2 (14) июля 1-я Западная армия перешла за Двину. Движение ее было быстрым — Барклай-де-Толли спешил, опасаясь флангового удара Наполеона.
Как мы уже сказали, в ее руководстве произошли изменения: в частности, начальника штаба Николая Ивановича Лаврова заменил на этом посту генерал-майор А. П. Ермолов, в то время еще явно недооцененный. Лавров же после оставления Смоленска возглавит 5-й пехотный корпус и отличится в Бородинском сражении. Генерал-квартирмейстером армии вместо С. А. Мухина, который был лишь «хорошим чертежником» [136. С. 86], стал блестящий молодой полковник Карл Федорович Толь, участник Итальянского похода А. В. Суворова, сражения при Аустерлице и Русско-турецкой войны 1806–1812 годов.
Такие талантливые и очень работоспособные люди были особенно нужны Михаилу Богдановичу. Как пишет его биограф В. Н. Балязин, «Барклай работал день и ночь, рассылал приказы, донесения императору, письма гражданским чиновникам тех губерний, через которые шли его войска. Все эти канцелярские дела совершал он по ночам, ибо с самого раннего утра и до остановки войск на ночлег был он в седле» [8. С. 327].
Как покажет время, А. П. Ермолов и К. Ф. Толь были точно такими же — впоследствии оба они станут генералами от инфантерии.
6 (18) июля армия Барклая-де-Толли прибыла к Полоцку и, пройдя этот город, расположилась лагерем на Витебской дороге. Главная квартира была переведена в Полоцк. 8 (20) июля армия двинулась дальше, при этом Михаил Богданович сообщил князю Багратиону, что будет в Витебске 11 июля.
«В Витебске рассчитывали уже во всяком случае соединиться с Багратионом, притом дорога на Витебск продолжалась дальше на Смоленск, где выходила на большой московский тракт; она представляла вполне естественную линию отступления для соединения как с Багратионом, так и с подкреплениями, двигавшимися из центральных областей. Это направление было признано генералом Барклаем единственным по своей целесообразности» [66. С. 39].
Действительно, 11 (23) июля 1-я Западная армия вступила в Витебск.
При этом, по воспоминаниям служившего во 2-й Западной армии А. П. Бутенева, Барклай-де-Толли «довел свою армию во всей целости до Витебска; у него не было ни отсталых, ни больных, и на своем пути он не оставил позади не только ни одной пушки, но даже ни одной телеги или повозки с припасами» [132. С. 48].
В это время Михаил Богданович написал жене:
«Неприятель выдвинул часть своих превосходных сил между 1-й и 2-й армиями с целью открыть себе дорогу в сердце России… <…> Я надеюсь, что это будет предотвращено. Я нахожусь теперь на скользком пути, на котором многое зависит от счастья» [8. С. 333].
Как видим, Барклай-де-Толли прекрасно понимал всю непопулярность выбранного им плана военных действий, но был уверен в своей правоте и просил для себя лишь немного удачи.
В Витебске к нему пришло известие, что князь Багратион уже находится в Могилеве, то есть в ста с небольшим километрах к югу от Витебска. Обрадованный этим, Барклай-де-Толли полагал соединение 1-й и 2-й армий делом уже совершившимся, а посему поставил свою армию на левом берегу Двины так, что фронт позиции закрывала река Лучеса, впадающая в Двину. Перед Витебском, на правом берегу Двины, был расположен 6-й пехотный корпус генерала Д. С. Дохтурова.
А тем временем П. И. Багратион оказался в критическом положении. Да, он получил приказ императора идти через Минск к Витебску, но маршал Даву успел взять Минск и отрезал Багратиону путь на северо-восток. С юга наперерез ему шел Жером Бонапарт, который должен был замкнуть кольцо окружения вокруг 2-й Западной армии у Несвижа. Корпус Даву — без двух дивизий, выделенных против армии Барклая-де-Толли — насчитывал 40 тысяч человек, у Жерома в трех его корпусах было 70 тысяч человек. Багратион же имел не более 49 тысяч человек.
«Куда ни сунусь, везде неприятель, — писал Багратион генералу Ермолову. — Что делать? Сзади неприятель, сбоку неприятель… Минск занят… и Пинск занят» [136. С. 87].
Поэтому князь вынужден был идти через Слуцк и Бобруйск на Могилев, но и там, после сражения под Салтановкой 11 (23) июля, он не смог прорваться на соединение с Барклаем-де-Толли и пошел к Смоленску кружным путем, через Мстиславль.
Михаил Богданович ничего этого не знал.
В день сражения под Салтановкой его армия прибыла к Витебску, и там генерал расположил свою главную квартиру.
У М. И. Богдановича читаем:
«Барклай-де-Толли, введенный в заблуждение слухами о занятии князем Багратионом Могилева, не только считал соединение обеих армий совершенно обеспеченным, но даже писал смоленскому губернатору, что он вместе с Багратионом перейдет к наступательным действиям» [19. С. 191–192].
Письмо это было им написано 11 (23) июля. В тот момент Михаил Богданович не имел точных сведений о численности наполеоновской армии и просто хотел успокоить нервничавших при приближении французов смолян. Когда же обнаружилось, что князь Багратион не успел занять Могилев, Барклай-де-Толли решился остановиться на время у Витебска, чтобы дождаться подвоза провианта из Велижа, а потом идти навстречу 2-й Западной армии через Бабиновичи к Сенно. В его планы входило переправиться через Двину и встать в Орше, закрывая дорогу на Смоленск и максимально приближаясь к армии князя Багратиона.
Но очень скоро планы Барклая-де-Толли изменились. Е. В. Анисимов по этому поводу пишет:
«Двигаться дальше, на Оршу, как поначалу объявил в своем письме к Багратиону Барклай, главнокомандующий 1-й армией отказался. Войска, пройдя форсированным маршем по тяжелой дороге, были истомлены до предела, нужен был отдых хотя бы на один день. К тому же солдатам не хватало провианта, и его начали брать силой у местного населения» [5. С. 517].
А может, это известия о движении Наполеона к Витебску заставили Барклая-де-Толли отказаться от намеченного движения на юг?
Как утверждает Анисимов, «в тот момент Барклаю показалось, что позиция под Витебском весьма удобна для сражения» [5. С. 517].
Нужно было только дождаться подхода армии князя Багратиона. Однако…
«Генерал Ермолов, которому была совершенно известна эта местность, доказал, с обычной ему пылкостью, главнокомандующему опасность боя с превосходным в числе неприятелем на позиции пересеченной, весьма затруднявшей движения войск. Барклай, оценив основательность его представлений, отвечал, что он прикажет отвести войска назад» [19. С. 192].
А вот какую оценку событий дает Карл фон Клаузевиц:
«Под Витебском действительно намеревались дождаться Багратиона, который, как предполагали, находился в направлении на Оршу, и в случае необходимости имелось в виду даже принять здесь сражение. Эта мысль являлась в высшей степени нелепой, и мы назвали бы ее безумной, если бы спокойный Барклай был способен на нечто подобное. Русская армия, не считая казаков, насчитывала приблизительно 75 000 человек. Двести тысяч неприятеля могли каждую минуту подойти и атаковать ее. По самой скромной оценке, силы противника достигали 150 000. Если бы позиция русских оказалась обойденной с левого фланга, а это можно было наперед предсказать с математической точностью, то для них почти не оставалось никакого отступления и армия не только была бы отброшена от дороги на Москву, но и оказалась бы под угрозой полной гибели» [66. С. 45–46].
Тем временем, 12 (24) июля, Наполеон находился в 60 километрах от Витебска.
13 (25) июля, рано поутру, Барклай-де-Толли отрядил к местечку Островно (примерно в 25 километрах к западу от Витебска) графа А. И. Остермана-Толстого с его 4-м корпусом, одной драгунской бригадой, двумя гусарскими полками и ротой конной артиллерии для «задержания неприятеля и выиграния времени», то есть для того, чтобы сколь можно дольше сдерживать французский авангард и дать время корпусу генерала Д. С. Дохтурова присоединиться к армии.
У Островно граф Остерман-Толстой столкнулся с основными силами французского авангарда под командованием маршала Мюрата. Разгорелся встречный бой, который продолжался весь день. К вечеру на подмогу Мюрату подошла пехотная дивизия генерала Дельзона, и граф, понеся значительные потери, был вынужден отойти к Витебску.
В ночь с 13 на 14 июля Барклай-де-Толли послал вперед генерала П. П. Коновницына с 3-й пехотной дивизией и кирасирской дивизией из кавалерийского корпуса генерала Ф. П. Уварова, дабы сменить графа Остермана-Толстого. В свою очередь, к Мюрату подоспел корпус Эжена Богарне, и с утра сражение возобновилось.
Примерно в два часа пополудни к задействованным в сражении французским войскам прибыл Наполеон, взяв командование на себя. Он повел дело так, что примерно к трем часам дня французы опрокинули русских, отход которых едва не обратился в бегство.
К вечеру французы вплотную приблизились к Витебску, но, утомленные боем, остановились для передышки и разведки.
Совершенно очевидно, что Наполеону просто необходимо было генеральное сражение.
Близкий к нему в то время генерал Арман де Коленкур рассказывает:
«Император, который так желал сражения, пускал в ход всю свою энергию и весь свой гений, чтобы ускорить движение. Он добивался сражения и тем больше мечтал о нем, что, по слухам, в Витебске находился император Александр. Сражение под Островно… <…> было достаточно кровопролитным и окончилось в нашу пользу, но это был не больше как арьергардный бой, при котором неприятель, по существу, добился желательного для него результата, ибо он задержал наше движение, принудил нас занять позиции и, следовательно, остановил нас на несколько часов.
Русских отбросили к Лучесе, маленькой речке, впадающей в Двину, недалеко от Витебска. Ночью было ускорено движение всех корпусов и всех артиллерийских резервов; были пущены в ход все средства в надежде, что завтра или самое позднее послезавтра состоится генеральное сражение — предмет всех желаний и упований императора. Его Величество часть ночи оставался на лошади, подгоняя и ускоряя движение воинских частей и ободряя войска, которые были полны воинственного пыла. Неаполитанский король уверял, что все маневры неприятеля указывают на подготовку к сражению. Император и вся армия слишком сильно желали этого сражения и поэтому тешили себя надеждой, что великий результат близок» [68. С. 110].