Таким образом, Михаил Богданович вновь нарушил диспозицию и вечером 17 (29) августа подошел к Кульму, где принял личное начальство над войсками. При этом австрийские корпуса генералов Бьянки и Коллоредо получили повеление следовать к Теплицу.
Барклай-де-Толли велел своим войскам готовиться к бою. Одновременно он послал к генералу фон Клейсту предписание повернуть на Ноллендорф, чтобы зайти в тыл французам, и пригласил генералов Коллоредо и Бьянки поспешить со своим прибытием для содействия предполагаемой атаке.
Следует отметить, что Барклай-де-Толли не раз выражал неудовольствие медлительностью австрийцев. Так, он писал Александру I из Ноллендорфа:
«Движение австрийцев на правый берег Эльбы есть самое лучшее предприятие, которое сделать можно. Но удивляюсь, зачем сие движение не выполняется нашими войсками: мы тут более были бы в связи с Блюхером и Беннигсеном, а теперь мы вовсе от них отделены. Ежели бы с самого начала сделана была сия диверсия, то последствия были бы блистательнее, нежели экспедиция наша на Дрезден.
В главном основании предпринимаемый маневр хорош. Но, судя по тому, как князь Шварценберг выполнить его предполагает, выходит, что он будет действовать по кордонной системе, то есть слишком растянется, и нигде не будет иметь резервов. Ради Бога, государь, не допустите, чтобы Блюхер потянулся вправо, а Беннигсен встал между нами и австрийцами. Надобно себе только представить линию от Мекленбурга до Мариенбурга, чтобы ужаснуться, как мы разобщены. Я думаю, что когда неприятель отрядит значительные силы против шведского принца, то ослабит себя против Блюхера, и тут надобно атаковать и опрокинуть все то, что против шведского принца находиться будет; войска эти взяты будут в тыл, а Беннигсен должен составить резерв на случай неудачи.
Полагаю взять у Блюхера казаков; у него без того остается теперь только десять полков казацких. Те отряды, которые посланы в левый фланг неприятеля, достаточны, ежели они будут действовать с быстротой. Князь Шварценберг хочет совершенно раздробить армию вашу и раскинется во все стороны. Ежели случится несчастие, то нам собраться не можно будет и подкрепить себя некем. Против Наполеона надобно действовать массами, а не растянуто» [4. С. 467].
Отметим также, что если бы план Барклая-де-Толли не удался, вся тяжкая полнота ответственности пала бы на него — ведь он уклонился от исполнения официальной диспозиции, но граф Остерман-Толстой «решительностью своею стяжал бессмертие» [100. С. 361]. Неожиданно помог ему и генерал фон Клейст, который, пытаясь спастись от преследовавшего его маршала Сен-Сира, наткнулся на войска Вандамма в самый острый момент его боя с русскими. Оказавшись таким образом у Вандамма в тылу, он «увеличил замешательство» [11. С. 365] и отрезал французам пути отступления к Ноллендорфу.
В результате 18 (30) августа корпус Вандамма был совершенно разбит. Примерно 12 000—13 000 человек было взято в плен, в том числе пять генералов и сам Вандамм, и с ними «84 орудия, несколько знамен, 200 зарядных ящиков и весь обоз» [100. С. 371].
«В лагере союзников ликовали» [147. С. 555].
У Михайловского-Данилевского читаем:
«Кульмское сражение решительно положило предел успехам Наполеона. С того времени почти все военные предприятия его были неудачны. Известие о Кульмской победе распространило повсюду тем большую радость, что никто не ожидал успехов через три дня после неудачи нашей под Дрезденом. В общности событий чрезвычайно важны были следствия обеих битв под Кульмом, 17-го и 18-го августа, ибо они имели существенное влияние на участь войны и самого Наполеона, а для России останутся навсегда драгоценным листком в ее победном венке. 17-го числа почти никаких войск, кроме русских, не было в огне, а 18-го составляли они многочисленнейшую часть союзной армии. Собственно победа принадлежала императору Александру, потому, что повеление Барклаю-де-Толли атаковать Вандамма и Клейсту ударить в тыл его, дано было непосредственно Его Величеством, и в то время, когда главнокомандующий и доверенные его генералы предавались безнадежности, помышляя только о безопасном отступлении за Эгер. Светлая мысль царя была достойно выполнена русскими и союзными войсками. Блистательный успех, одержанный под Кульмом, возымел самое животворное влияние на союзников наших. Победа всегда возвышает дух солдат, но ничто сильнее победы не скрепляет братского дружества между разнонародными армиями, сражающимися под одними знаменами. <…> Потеря убитыми и ранеными простиралась в оба дня с нашей стороны до 7000; у пруссаков выбыло из строя 1500, у австрийцев около 800 человек» [100. С. 372–373].
Победа принадлежала императору Александру? Иного мнения от официального придворного историка ждать и не приходится. А вот, например, участник сражения подполковник И. Т. Радожицкий утверждает, что эта победа была обязана «особенно отличной твердости российской гвардии под начальством графа Остермана-Толстого и благоразумным распоряжениям главнокомандующего Барклая-де-Толли» [119. С. 226].
Собственно, даже сама «инициатива Кульмского сражения целиком исходила от Барклая-де-Толли» [84. С. 195], и это подтверждается тем, что за эту победу он был удостоен высшей полководческой награды — ордена Святого Георгия 1-й степени, а также — высшего ордена Австрийской империи — командорского креста Марии-Терезии.
Теперь, как и М. И. Кутузов, «Барклай имел тоже все четыре степени ордена Георгия» [8. С. 477]. Факт этот весьма примечателен, ибо так получилось, что столь знаменитые полководцы, как генералиссимус А. В. Суворов и генерал-фельдмаршал Г. А. Потемкин-Таврический, имели лишь три первые степени ордена Святого Георгия: до 1838 года генералов, а порой и полковников, награждали сразу же Георгием 3-го класса. Таким образом, хотя ордена Святого Георгия 1-й степени были удостоены 25 человек, но полными кавалерами ордена стали только четверо, и Михаил Богданович оказался вторым из них.
Кроме того, «король прусский, личный великодушный свидетель сражения 17-го августа, наградил орденом Железного креста — в России он получил название “Кульмский крест” — всех генералов, офицеров и нижних чинов гвардии, бывших в сражении. При раздаче крестов граф М. А. Милорадович отдал приказ, в котором между прочим было сказано: “Да умножат сии новые знаки отличия на груди вашей число тех, которые трудами и кровью приобрели вы в битвах за спасение отечества, за славу имени русского и свободу Европы”» [100. С. 364].
Силы союзников стягивались под Лейпциг по частям. Первыми подошли Силезская армия генерал-фельдмаршала Блюхера и Богемская армия князя Шварценберга. В ходе сражения подтянулись Северная армия Бернадота, а также немалое количество иных войск. Всего союзная армия насчитывала более 300 тысяч человек, из которых 127 тысяч составляли русские, 89 тысяч — австрийцы, 72 тысячи — пруссаки и 18 тысяч — шведы.
По информации Дэвида Чандлера, под Лейпцигом у союзников было: в Богемской армии князя Шварценберга — 203 тысячи человек, в Силезской армии Блюхера — 54 тысячи человек, а в Северной армии Бернадота — 85 тысяч человек [147. С. 560].
По данным Анри Лашука, численность союзной армии была еще больше и превышала 361 тысячу человек [80. С. 661].
Главнокомандующим союзными войсками считался австрийский фельдмаршал князь Шварценберг.
У Наполеона под Лейпцигом было девять пехотных корпусов — более 120 тысяч человек; императорская гвардия — три пехотных корпуса, кавалерийский корпус и артиллерийский резерв, всего до 42 тысяч человек; пять кавалерийских корпусов — до 24 тысяч человек и гарнизон города Лейпцига — около четырех тысяч человек. Итого, около 190 тысяч человек.
По данным Дэвида Чандлера, под Лейпцигом Наполеон имел 177 тысяч человек, и еще 18 тысяч человек должны были вот-вот подойти [147. С. 560].
По количеству орудий Наполеон также существенно уступал союзникам: у него имелось в наличии 717, а у союзников — 893 пушки.
Если посмотреть на карту, можно увидеть, что «Лейпциг лежит на обширной плодородной равнине, изрезанной многими реками и речками, текущими в неглубоких долинах. Вообще вся эта местность хотя и волнообразна, однако же не представляет значительных высот. Пространство кругом Лейпцига открыто на значительном расстоянии, и только в двенадцати верстах к юго-востоку от города находится довольно обширный лес. Множество селений с каменными строениями, прочными оградами и с церквями, лежащими на отдельных незастроенных площадях, способствуют оборонительным действиям; главными же преградами для движения войск служат текучие воды, пересекающие местность во многих направлениях. Важнейшее из них есть перепутанное множеством каналов и рукавов течение Эльстера и Плейссе, образующее обширную низину из лугов и болот, местами покрытых кустарником, изрезанных рвами и соединенных между собою плотинами и мостиками. <…> Другую важную преграду образует река Парта, впадающая к северу от Лейпцига» [23. С. 434].
Вот на этой-то местности и состоялось одно из величайших сражений эпохи наполеоновских войн, вошедшее в историю под названием «Битва народов».
3 (15) октября 1813 года Наполеон разместил войска вокруг Лейпцига, при этом большую часть своей армии (примерно 110 тысяч человек) он поставил южнее города — возле реки Плейссе, от Конневица до Хольцхаузена. Корпус генерала Бертрана (около 12 тысяч человек) расположился на западе от города у Линденау, а на севере находились войска маршалов Нея и Мармона (около 50 тысяч человек).
Союзники к этому моменту имели в наличии примерно 200 тысяч человек, так как австрийский корпус графа Коллоредо и русская Польская армия генерала Беннигсена лишь только подтягивались к месту битвы, равно как и бывший наполеоновский маршал Бернадот, возглавлявший Северную армию.
Согласно плану фельдмаршала Шварценберга, основная часть войск союзников должна была преодолеть сопротивление противника возле Конневица, чтобы обойти правый фланг французов. При этом около 20 тысяч человек под командованием графа Гиулая должны были атаковать Линденау, а Гебхарду фон Блюхеру следовало наступать на Лейпциг с севера.
«Генерал Толь, со своей стороны, считая диспозицию, составленную в штабе фельдмаршала, в высшей степени несоответственною обстоятельствам, старался убедить в том как самого князя Шварценберга, так и его советников. По его мнению, переправа при Конневице, под картечью и огнем стрелков, была невозможна, да ежели бы и удалось там перейти через болота и реку, то не иначе как в узкой колонне, которая потребовала бы для построения к бою продолжительное время, что способствовало бы неприятелю атаковать превосходными силами и уничтожить головные войска прежде, нежели прочие могли дебушировать из теснины и подоспеть им в помощь. На основании этих доводов генерал Толь полагал, что следовало направить главные силы армии по правой стороне Плейссе и обойти неприятельскую позицию с левого фланга. Как все усилия его отклонить австрийских стратегов от их намерения не имели успеха, то он просил князя Шварценберга не рассылать диспозиции корпусным командирам, пока император Александр не изъявит на то свое согласие, а сам тотчас же отправился к государю и доложил ему о предположениях главнокомандующего. Не трудно было Толю отстаивать свои убеждения, разделяемые генералами Барклаем-де-Толли и Дибичем. Государь приказал пригласить к себе князя Шварценберга» [23. С. 438].
Естественно, князь Шварценберг принялся упорно защищать свой план действий, но в конечном итоге было принято решение о том, что австрийский корпус графа фон Кленау, русские войска генерала графа Витгенштейна и прусский корпус генерала фон Клейста под общим командованием Барклая-де Толли будут атаковать французов в лоб с юго-востока. Таким образом, Богемская армия оказалась разделенной на три части: на западе находились австрийцы Гиулая, другая часть австрийской армии должна была действовать на юге между реками Эльстер и Плейссе, а остальная часть Богемской армии под начальством Барклая-де-Толли — на юго-востоке, между Дрёзеном и Хольцхаузеном.
Таким образом, под общим командованием Михаила Богдановича оказалось примерно 84 тысячи человек с 404 орудиями, и эти войска встали в две линии [23. С. 441–442].
4 (16) октября, еще до рассвета, войска Барклая-де-Толли начали выдвижение, и около восьми утра по французам был открыт сильный артиллерийский огонь. Авангардные колонны атаковали позиции противника.
Примерно в 9.30 войска генерала фон Клейста захватили деревню Маркклееберг. Затем была взята деревня Вахау, однако из-за наносящего большой урон огня французской артиллерии к полудню она была оставлена.
Упорнейшие бои шли за любую деревню на юго-востоке от Лейпцига. При этом обе стороны несли тяжелые потери.
На юге наступление австрийцев против Конневица не имело успеха, и после полудня князь Шварценберг направил один австрийский корпус на помощь Барклаю-де-Толли.
В районе трех часов Наполеон решил перейти в контрнаступление, направив кавалерию маршала Мюрата — порядка 10 тысяч сабель — на прорыв центра союзников у Вахау. Но это действие не имело успеха, равно как неудачей закончилась и попытка наступления корпуса генерала Лористона.
В это время на западе генералом Бертраном было отбито наступление войск графа Гиулая на Линденау. Зато на севере большого успеха добилась Силезская армия Блюхера. Не дожидаясь подхода Северной армии, прусский фельдмаршал отдал приказ присоединиться к общему наступлению на Лейпциг через Мёккерн, который защищали войска маршала Мармона. Но, в итоге, корпус последнего был смят и фронт французских войск севернее Лейпцига оказался прорван. Это отвлекло Наполеона от сражения в районе Вахау, и он «не смог прорвать фронт Богемской армии» [80. С. 677].
С наступлением ночи боевые действия прекратились. Несмотря на огромные потери, день завершился без особого преимущества для какой-либо из сторон.
В воскресенье 5 (17) октября к союзникам подошло подкрепление, и положение Наполеона стало очень тяжелым. Через взятого в плен австрийского генерала Максимилиана фон Мерфельдта он передал свои условия перемирия, однако командование союзников даже не удостоило императора ответом.
В целом же день этот прошел относительно спокойно, лишь на севере от Лейпцига пруссаки Блюхера, взяв деревни Ойтрицш и Голиц, вплотную подступили к городу.
А в два часа дня в деревне Зестевит собрался военный совет союзников. На этом совете генерал Беннигсен, совсем недавно прибывший со своей армией, заявил, что его солдаты слишком устали от долгого перехода и не могут немедленно включиться в сражение. Поэтому было принято решение возобновить общее наступление утром следующего дня.
Ночью Наполеон оставил свои старые позиции, защищать которые из-за недостатка войск ему было практически невозможно, и отступил к Лейпцигу. К этому времени у императора оставалось примерно 150 тысяч человек, тогда как силы союзников составляли около 300 тысяч человек. Несмотря на это, бои, начавшиеся 6(18) октября, были крайне ожесточенными и далеко не на всех участках удачными для союзников.
В 7 часов утра князь Шварценберг отдал приказ о наступлении.
На левом фланге австрийцы под командованием наследного принца Гессен-Гомбургского атаковали позиции французов под Дёлицем и Дёзеном. К 10 часам оба этих населенных пункта были взяты, но сам принц был тяжело ранен, и его заменил граф Коллоредо.
Потом французские войска были оттеснены до Конневица, однако Наполеон вовремя прислал две дивизии под командованием маршала Удино, и австрийцы были отброшены за Дрёзен. Повторно взять Конневиц им уже не удалось.
Одновременно с этим под Пробстхейде Барклай-де-Толли столкнулся с маршалом Виктором.
Как пишет Анри Лашук, «колонна Барклая-де-Толли около 8 часов утра выступила с исходной позиции. <…> Заняв Вахау и Либертвольквиц, она приблизилась к Пробстхейде — главному опорному пункту корпуса Виктора — и остановилась на дистанции пушечного выстрела от этой сильно укрепленной деревни» [80. С. 680].
Примерно в 14 часов войска Барклая-де-Толли начали штурм Пробстхейде, «однако артиллерия союзников не смогла проделать бреши в стенах укрепленного селения» [80. С. 682]. Понимая всю важность позиции при Пробстхейде, Наполеон лично отправился туда, а потом приказал бросить туда свою гвардию и гвардейскую артиллерию — около 150 орудий.
Подполковник И. Т. Радожицкий пишет:
«Большая союзная армия наступала на центр наполеоновой позиции, утвердившейся в Пробстхейде. Она успела только взять д. Хольцхаузен и Цукельхаузен, но не могла сбить французов с линии. В 2 часа пополудни пруссаки и австрийцы подступили к Пробстхейде, но были два раза отражены гвардией Наполеона при сильном огне с батарей. Тогда князь Шварценберг, видя, что невозможно поколебать твердый центр наполеоновой позиции, и щадя войска, выставил несметное число артиллерии, которая, охватив дугой верст на пять пространства, истребляла храбрейшие войска Наполеона. Его батареи хотя также были сильны, но из центра не могли отвечать с равным истреблением сосредоточенным на них выстрелам наших батарей. Наполеонова гвардия показала и здесь удивительный пример твердости: она даже покушалась идти на батареи, но гибельная картечь тогда еще опустошительнее смывала ряды храбрых. <…> Этот убийственный огонь артиллерии продолжался до ночи» [119. С. 274–275].