К нам подбежал сержант Дмитрий Прокофьевич Ковалев. Доложил, что на опушке дальнего леса, за низиной, появился белый флаг. Бабичев подал мне бинокль, но теперь я и без бинокля увидел белый лоскут на фоне зеленого леса и какие-то суетящиеся фигуры. Должно быть, сдавалась фашистская часть. Бабичев приказал минометчикам и пулеметчикам прекратить огонь, но быть начеку. Дал отмашку белым платком, дескать, вижу, понял, можете подойти.
С опушки к нам направились трое: офицер с белым флагом и два солдата-автоматчика. Парламентеры. Подошли к высотке, остановились в нерешительности. Бабичев посмотрел на меня:
- Разрешите?
- Конечно. К вам пришли, вы и разговаривайте.
Бабичев знаком подозвал офицера к себе. Тот подошел. Сильно волнуясь, путая русские и немецкие слова, сообщил, что послан командиром полка, что они готовы сдаться и просят выработать приемлемые условия.
- Никаких новый условий, - ответил Бабичев. - Условия вам известны: безоговорочная капитуляция...
- Но...
- Нет! Видите лощину? Полк поротно входит в лощину, складывает оружие, выстраивается на опушке. Там же оставляете артиллерию, боеприпасы, обоз и все прочее. Ясно?
- Яволь!
- На размышления даю вам двенадцать минут. Считаю с момента, когда вернетесь на опушку. Ясно?
- Яволь!
- Не уложитесь в срок, вызываю штурмовую авиацию, открываю огонь из всех видов оружия. Идите!
Обер-лейтенант повернулся кругом и в сопровождении своих солдат зашагал к опушке.
- Максим Андреевич, а почему ты дал сроку именно двенадцать минут? Не десять и не пятнадцать?
- Психология! - невозмутимо ответил он. - Так глубже проймет.
Видимо, у фашистов, все было заранее подготовлено. Обер-лейтенант вернулся на опушку. Не прошло и трех-четырех минут из отпущенного врагу срока, как к лощине двинулись гитлеровские подразделения. Полк складывал оружие.
Однако 9 мая этот эпизод массовой сдачи врага в плен был в нашей полосе единственным. Другие части и подразделения противника продолжали отчаянно сопротивляться и, когда мы перерезали им пути отхода на запад, пытались вырваться из окружения.
Когда из учебного батальона я приехал в Тржебонь, в батальон капитана Андреева, то как раз и застал подобную картину. Комбат был вынужден развернуть часть своих сил в северо-восточном направлении и так, с перевернутым фронтом, отбивал яростную атаку танков и пехоты фашистов, которые отвергли предложение капитулировать, попытались прорваться к американцам и были почти полностью истреблены. Все поле было забито горящими танками, самоходками, бронетранспортерами, грузовыми и легковыми машинами.
В этом же районе, близ реки Нежатка, серьезный бой выдержала батарея из 121-го гвардейского противотанкового дивизиона. При выходе из леса батарея неожиданно столкнулась с вражеской моторизованной колонной, в голове которой шли два легких танка.
Первым изготовилось к бою и открыло огонь орудие старшего сержанта Ахмеда Галиповича Беля-лова. Артиллеристы подбили танк, подожгли бронетранспортер. Гитлеровцы бросились к пушке Белялова, их разделяло не более полусотни метров. Артиллеристы, стреляя из винтовок и автомагов, отражали атаку пехоты, а сам Белялов бил из пушки по колонне.
Развернулись и остальные орудия батареи. Дружный огонь прямой наводкой превратил моторизованную колонну в груду металла на дороге. Остатки гитлеровского подразделения были взяты в плен.
Уже в сумерках вернулся я в штаб дивизии, который расположился юго-западнее города Тельч. За сутки дивизия прошла с боями более 100 километров; освободила десятки населенных пунктов, в том числе семь городов. В плен взяли несколько тысяч человек, причем стремились поскорей отправить их в тыл, чтобы высвободить наших бойцов, занятых охраной и конвоированием.
Едва я забрался в штабной автобус, чтобы впервые за день перекусить, во двор вбежала пожилая крестьянка. Она была очень взволнована. Успокоившись, рассказала, что на хуторе, в лесу, в трех километрах отсюда, прячутся фашисты, человек двадцать. Зарезали у нее последнюю телку, грозились убить, если расскажет про них русским.
Мы отправили на хутор автоматчиков. Они выловили прячущихся фашистов. Всю ночь то ближе к нам, то дальше вспыхивали перестрелки. Под утро довольно значительная группа вражеских солдат вышла в расположение штаба, и нам пришлось опять ее обезвреживать. Подполковник Цысь сказал, что это уже четвертое за сегодняшний день нападение на штаб. Был случай, когда к нему выскочили три немецких средних танка. Артиллеристы их подбили.
А тут еще Михаил Иванович Денисенко сильно простудился и слег, и мне пришлось временно принять на себя командование дивизией. Одним словом, День Победы был для меня одним из самых хлопотных дней с начала сорок пятого года.
С рассветом 10 мая дивизия продолжала преследовать части из группы немецко-фашистских армий генерала Шернера. Гитлеровцы по-прежнему стремились удрать за Влтаву, в зону американских войск. И хотя враг все более терял способность к организованному сопротивлению, нам приходилось то и дело пускать в ход артиллерию, чтобы разгромить очередную не желавшую капитулировать колонну. Конечно, враг нес громадные потери. Из-за упрямства фашиствующего маньяка Шернера и окружавших его генералов тысячи и тысячи немецких солдат погибли в эти последние дни, после того как фашистская Германия официально и на весь мир признала свое поражение и капитулировала.
Несли потери и мы. Только 10 мая в дивизии было ранено 38 человек и убито 26. Погиб и ветеран дивизии, замечательный артиллерист командир 165-го пушечного полка Петр Михайлович Левченко.
Случилось это уже в четвертом часу пополудни. Мы только что решили сделать привал, когда загрохотали вдруг десятки орудий и минометов, через наши головы в сторону противника понеслись снаряды. Оттуда ответили было, но скоро замолкли. Петр Антонович Пичкура связался с начальником штаба артбригады подполковником Тунгусковым:
- В чем дело?
- Артиллеристы салютуют в память подполковника Левченко, - ответил Тунгусков.
- Что ты говоришь? Какая память? Мы с ним два часа назад разговаривали.
- Убит Петр Михайлович, - повторил Тунгусков. - Убит.
Быстро сели в машину, поехали в пушечный полк. Его дивизионы вели яростный, непрерывный огонь по врагу. А близ командного пункта - группа артиллеристов. Стоят вокруг плащ-палатки, мнут в руках пилотки, не скрывают слез.
- Убили батю нашего, - сказал нам сержант.
Я приподнял край плащ-палатки, закрывавший лицо Петра Михайловича. Осколок попал ему в голову. Прощай, дорогой боевой друг! Четыре года шел ты сквозь огонь. Встретил День Победы, перешагнул, кажется, опасную черту и... погиб. Больно, невыносимо, больно!
Потом мне рассказали, как это случилось. 349-й полк перерезал дорогу из Йецковице. Гитлеровцы попытались контратакой оттеснить полк и пробить себе дорогу к Влтаве. Завязалась ожесточенная схватка. 165-й пушечный полк Левченко поддерживал стрелков своим огнем.
По радио на немецком языке политотдельцы передали обращение к немецким солдатам. Еще и еще раз повторили, что в Берлине подписана капитуляция, что во избежание напрасных потерь немецкие солдаты обязаны выполнить условия капитуляции и сдать оружие. Однако гитлеровцы не вняли голосу разума. Наоборот, они снова бросились в атаку. Впереди пехоты двинулись семь танков. Их встретил мощный артиллерийский огонь. Часть своих орудий подполковник Левченко выдвинул на прямую наводку, а сам со штабными офицерами, связистами и разведчиками отправился к наблюдательному пункту командира 349-го стрелкового полка полковника И. В. Кудрявцева. Буквально в десяти шагах от НП, от прочного блиндажа, группа была накрыта минометным огнем врага. Петр Михайлович упал, сраженный насмерть.
Весть о гибели Левченко мгновенно облетела все артиллерийские части пушечный, гаубичный, минометный полки, отдельные артиллерийские дивизионы. В считанные минуты огонь всей этой массы орудий был сосредоточен по опушке и лесу северо-западнее Йецковице. Все семь немецких танков были сожжены, прорывавшаяся колонна полностью истреблена.
После боя я проехал через поле и опушку леса, по которой, мстя за командира, вели массированный огонь артиллеристы. Картина впечатляющая. Достойная боевая тризна по дорогому нашему товарищу Петру Михайловичу Левченко.
11 мая передовой отряд 105-й гвардейской стрелковой дивизии вышел в районе Зникова к реке Влтаве, форсировал ее, а в 9 часов вечера у населенного пункта Чимелице встретился с частями 2-й американской пехотной дивизии.
Итого за пять суток наступления в Чехословакии дивизия с боями прошла более 200 километров, освободила около 300 населенных пунктов, в том числе города Зноймо, Йиндржихув-Градец, Собеслав, Бехине, Тельч и другие. Затем еще двое суток мы занимались сбором пленных, а к утру 14 мая сосредоточились в районе Собедраж, что на Влтаве, юго-западнее Праги. Фронта уже не было. Была демаркационная линия, отделившая советские войска от американцев, а еще была удивительная тишина. С трудом привыкали мы к ней.
Скоро наши солдаты начали, выражаясь по-старинному, менять мечи на орала демобилизовывались и уезжали на Родину воины старших возрастов. Но сперва прощальный парад.
Вместе с другими офицерами стоял я на деревянной, обтянутой кумачом трибуне, как завороженный смотрел на проходящие мимо полки. Шли солдаты Великой Отечественной войны. Подтянутые, загорелые. На ремнях - винтовки и автоматы, на груди - боевые ордена и медали. Четкий, молодецкий шаг. Позади 1 418 фронтовых дней и ночей, долгие дороги от Москвы, Ленинграда, Сталинграда к Бухаресту, Софии, Варшаве, Белграду, Будапешту, Праге, Вене, Берлину... Сколько раз каждый из этих гвардейцев был на волосок от смерти? Сколько раз рисковал во имя родной страны, во имя Победы? Ныне чиста и спокойна его совесть, радостно ему видеть и чувствовать ласку далекой Родины, этой матери всех матерей.
Спасибо тебе, солдат. Прощай, друг. Ты уезжаешь, мы остаемся. Скорей, возвращайся домой, к семье. Спеши. Родина ждет тебя, твоих сильных рук и доброго сердца. Счастливого пути!...
О войне после войны
Быстро бежит время. Вот оно отсчитало новую памятную дату - 40 лет со дня победы в Великой Отечественной войне. Постарели ветераны. Редеют их ряды. И жаль, что о многих из них до сих пор не рассказано в книгах.
Недавно в Москве на Выставке достижений народного хозяйства встречались ветераны бывшей 105-й гвардейской стрелковой Венской краснознаменной дивизии. В этот день здесь часто звучало одно слово: "А помнишь?" И шли воспоминания...
Мы обратили внимание на одиноко стоявшего в стороне человека: небольшого роста, лицо худощавое, задумчивое, на груди - ордена и медали. Мы направились к нему. Тронулся с места и он. Идет медленно, прихрамывает, опирается на трость, да и левая рука что-то не подчиняется. Но вот, опередив всех, подбежал к незнакомцу майор Василий Черноиванов, подвиги которого были известны далеко за пределами дивизии. Он взволнованно обнял ветерана, долго целовал, а когда отпустил, вытер слезы и начал рассказывать:
- Это Андрей Васильевич Зобнев, человек, воскресший из мертвых. Если бы не он, не присутствовал бы я сейчас на этой встрече, не был бы с вами... Было это в Австрийских Альпах. Взвод автоматчиков, которым я командовал, действовал в передовом отряде. Мы спешили захватить командную высоту. Нам оставалось преодолеть последнюю траншею фашистов, до которой было всего несколько метров. Но каких метров!? Местность Каменистая, открытая. Огонь противника не давал поднять голову. Бойцы взвода залегли. Нам хорошо были видны стволы вражеских пулеметов и автоматов, торчащие из окопов и амбразур дзотов, мелькающие каски фашистов. Лежать долго рядом с противником на открытой местности было нельзя. Уже кого-то ранило, кто-то звал санитара. Я поднялся во весь рост и бросился в атаку. Все бойцы взвода как один последовали моему примеру, ведя огонь из автоматов и пулемета. Фашисты вынуждены были принять рукопашный бой. В ход пошли сначала гранаты, а потом штыки, ножи, саперные лопаты.