Была осень. Снова осень, а сколько всего произошло, словно вторая жизнь случилась. Сумбурная, беспокойная, похожая на Риту. Неужели теперь так и будет — в постоянном сравнении: “здесь мы встретились, здесь поцеловались, а вот тут поссорились…”
Не стоило из Германии возвращаться.
Не стоило позволять себе прогулку с Вероникой. Ведь он бессовестно перекладывает груз собственных проблем на неё. Чужого человека, не обязанного все это нести.
Но она же не узнает? Просто несколько часов вместе, чтобы отогнать одиночество. Чтобы не дать прошлому ввергнуть в беспросветное уныние и без того пасмурный, питерский день.
Через полчаса Виктор уже был на Васильевском. Он остановился у дома Татьяны, припарковался около арки во внутренний двор и позвонил Веронике.
— Да, — прозвучало в мобильном немного насторожено.
— Ника? Это Виктор, ещё раз добрый день. Если вы можете спуститься прямо сейчас, то я уже внизу.
— Иду, — последовал короткий ответ и соединение прервалось.
Виктор улыбнулся. Ждала… Утренние заботы и напряжение, которое держало его в офисе отпустило. Вяземский глубоко вздохнул, стряхивая остатки рабочих проблем. Сейчас он хотел отключиться от них и позволить себе отдохнуть. До понедельника. Вероника уедет и тогда… тогда он снова будет один, но до это ещё три дня. Всего три… или целых три… сейчас он не знал. Он вспомнил ночь в поезде, глаза девушки, её волосы…
В проёме арки показалась Вероника. Она снова была в тёмных брюках и строгом удлинённом пиджаке из какой то плотной, но мягкой ткани, из-под пиджака виднелась чёрная шелковая блуза. Волосы Ники свободно рассыпались по плечам, только две небольшие заколки удерживали золотистые пряди у висков.
Вот, вышла из арки и хмурый день показался Виктору солнечным от сияния её волос. Какой-то парень засмотрелся на Нику и толкнул женщину, которая шла ему навстречу, Вероника даже не заметила.
Виктор тоже смотрел на неё. Полминуты… минуту… Ника искала его глазами и выражение её лица менялось. Сначала лёгкое беспокойство, она нервничала, потом увидала машину и улыбнулась. Улыбка родилась в глазах, скользнула по губам, рука поднялась в приветственном жесте, но Ника смутилась и пальцы её только коснулись щеки. Девушка поправила волосы, быстрым движением откинула их за спину и решительно зашагала к машине.
Виктор вышел из джипа, открыл для Вероники переднюю дверцу.
— И снова здравствуйте! Я задержался сегодня, простите, — теперь он говорил с ней совсем не так, как из офиса, — не смог отменить деловую встречу, а потом ещё в пробке постоял на Невском. Вы из-за меня потеряли целое утро.
— Вовсе нет, я ещё и не дошила платье.
— Платье… да… — он вспомнил, что она говорила ему вчера про какое-то костюмированное собрание, вроде карнавала, — и кем вы будете в том платье?
— Эовин, Роханской принцессой.
Он не сразу сообразил, что в таких играх география вымышленная и попытался представить себе где находится Рохан, потом вспомнил, что в Средиземье у Толкина. Думать ему мешали волосы Ники, он хотел бы дотронуться до них, узнать какие они? Мягкие? Послушные? Да о чём он! С какой стати? Вероника поводов не давала, он обещал показать ей город и только.
— Хотел бы я посмотреть… Ну что ж, Ваше Высочество, прошу садиться, — Виктор церемонно повёл рукой в сторону джипа.
Она рассмеялась, села в машину, Виктор прикрыл дверцу. Когда вернулся на водительское сиденье, то почувствовал, что салон автомобиля наполнился чистым лёгким ароматом. Розовое масло. Без примесей каких либо других запахов. В поезде от неё пахло также.
— Вероника…
Она вопросительно, с некоторым беспокойством взглянула не него. Участие? Да нет, показалось… Они не настолько знакомы. С другой стороны, почему бы и нет? Виктора обрадовал ее взгляд, Вяземский душой потянулся к этой девушке. До понедельника, так до понедельника…
— Не будет ли с моей стороны слишком большой смелостью пригласить вас пообедать со мной? — спросил Виктор. — А вторую половину дня мы прогуляемся по центру. За город сегодня ехать поздновато, не хочется показывать вам окрестности наспех, а вот завтра с утра мы могли бы отправиться в Пушкин, Петергоф, Павловск, Гатчину — куда захотите.
— Да, я бы хотела в Павловск, — кивнула она.
И снова тихая радость согрела его. Она выбрала именно Павловск — место, с которым у него было связано так много воспоминаний.
— Так поедем подкрепиться тут поблизости? Если честно, то я и не завтракал толком, — признался он.
— Трудный был день? — спросила Ника
Не показалось. Виктор посмотрел в её зеленовато-серые глаза и ответил.
— Да, не лёгкий.
— Может быть…Виктор Владимирович…
— Просто Виктор, — попросил он и на мгновение накрыл её руку своей.
Как ни удивительно, именно Ника оказалась первой до кого ему хотелось дотронутся с тех пор как… не важно. Он прогнал воспоминания. До понедельника — никаких воспоминаний. Сегодняшний день он проведёт с этой милой девушкой и завтра тоже…
Виктор чувствовал в Нике нечто светлое, рядом с ней было спокойно. Ещё вчера, когда она говорила с ним по телефону, он слушал её голос и успокаивался.
— Хорошо, Виктор, — она не стала жеманничать, назвала его по имени, уверенно и просто. — Так вот, я хотела сказать, может быть вам не очень хочется после трудного дня бродить по городу? Наверное, лучше было отдохнуть…
— Да, отдохнуть… с вами, — улыбнулся он, и Ника улыбнулась в ответ.
Виктор повернул ключ зажигания. Зарокотал мотор, машина медленно стронулась с места и вошла в поток.
Виктор доехал по Среднему до Детской улицы, свернул, через два перекрёстка на Большой проспект и еще раз направо к Гавани. Знакомая дорога. Он столько лет прожил на Васильевском, знал тут каждый переулок.
Остров изменился, потерял свою обособленность, превратился в часть города. Не лучшую часть, а когда Виктор жил тут, он любил в Васильевском именно эту неуловимую отстраненность. Что-то особенное было в острове и василеостровцах. И весна приходила сюда раньше, и капель пела звонче, солнце яркое, небо синее. Но солнце редко выглядывает в Питере, а и в дождь тоже хорошо. Близость Финского Залива делала Васильевский более туманным и влажным в пасмурную погоду. Но не мрачным, скорее загадочным. Теперь загадочность исчезла, еще один городской район, активно строящийся вверх. Большой, как всегда перекопан — это как раз осталось, объезд…
А может быть это сам Виктор изменился? Десять лет не малый срок…
Как бы то ни было, остров показался Вяземскому унылым и грязным, улицы потеряли свою несколько «провинциальную» индивидуальность, особая василеостровская архитектура первых линий не составляла теперь единого стиля, приземистые фасады с плавно изогнутыми портиками и круглыми окнами петровского барокко, словно заплатками, были загромождены несуразными рекламными щитами. Как и весь Питер, впрочем.
Но Вероника смотрела на остров иначе.
— Как тут красиво, — повторяла она, прильнув к окну, — особенно там около дома Тани.
— Да, там самая старая часть васильевского — ещё немцы при Петре Первом строили, тут тоже была немецкая слобода, как в Москве. Вот мы походим потом пешком по Первой линии и по Шестой, я вам дома интересные покажу. Собор красивый там, около рынка на Большом проспекте, наверно видели уже.
— Да! Он так мне понравился! И часовня…
— На Васильевском много церквей, лютеранская есть и костёл, а на Смоленском кладбище часовня Блаженной Ксении, некоторые верят, что она эта Питерская Святая помогает просителям.
— А вы?
— Я? Думаю, что нет… у меня сложные отношения с Богом, — усмехнулся Виктор.
Вероятно, Ника подумала что он атеист и не стала расспрашивать. Виктора это вполне устраивало, она была тактична и больше молчала, чем говорила — это подкупало Виктора. Более всего не терпел он в женщинах вульгарную назойливость и бестактность, а если Ника и спрашивала о чём-то личном, то очень осторожно, не раздражая. В душу не лезла.
— А вот там что? Ещё одна церковь? — показала она на массивный купол, который поднимался над длинным каменным трёхметровым забором.
— Нет, военная часть. Отряд Подводного Плавания. У них на территории тоже собор, но не действующий, по моему один купол только от церкви и остался, а само здание перестроено. Вот мы и приехали, — добавил он, заворачивая на узкую улицу, и остановил машину у рекламной тумбы небольшого ресторана. — Почти в гавани. — Виктор наклонился и через стекло со стороны Ники взглянул на надпись над дверью. — Название сменилось, раньше это заведение называлось «У причала». — Рекламный щит гласил: “Континенталь”. Виктор усмехнулся, — ну, будем надеяться, что изменения здесь произошли в лучшую сторону.
— А вы часто бывали тут?
— Случалось… я жил на Васильевском, дочь у меня тут родилась, сын учился в Мореходном училище…
— А теперь почему… — Ника не закончила и прикусила губу, понятно стало — она не хотела спрашивать, само вырвалось.
— Почему… — Виктор вздохнул и нахмурился.
Ника перехватила тот же его взгляд, что в поезде, когда он прочёл то СМС.
— Почему, — повторил он, а потом неожиданно легко признался ей в том, о чём сам себе сказать не решался весь этот год. — Не знаю почему…
— Извините, не надо было спрашивать, — пробормотала она едва слышно и опустила голову, нервно сцепила пальцы.
— Спасибо, что спросили, сам я… боялся… Ладно, давайте посмотрим, что стало с этим ресторанчиком. Раньше тут кормили очень прилично, — сказал Виктор, закрывая нежелательную для них обоих тему.
Он не собирался откровенничать с этой девочкой, изливать душу, жаловаться по примеру стареющих холостяков. Покажет ей город, ничего больше. А с понедельника начнёт разбираться «почему».
В гардеробе Виктор помог Нике снять пиджак, разделся сам, потом прошел вместе с девушкой в обеденный зал.
Внутри ресторан выглядел иначе, чем Виктор помнил его, но всё было опрятно и чисто, белые скатерти на столиках, оформление безликое, но хотя бы не аляповатое. Все окна зала выходили на Большой проспект, закрытые зелеными жалюзи, они не пропускали внутрь обыденность улицы. На каждом столике стояла небольшая лампа под матовым абажуром, расписанным цветами в пастельных тонах. Такого же «цветочного оформления» были и панно на светло-зеленых стенах. В целом зал производил впечатление чего-то лесного, или скорее лугового.
Посетителей не было, официанты скучали у полураскрытого окна в конце зала около небольшой концертной эстрады.
Метрдотель проводил Веронику и Виктора к столику в центре зала, подал меню и предоставил им самим делать выбор.
— Что бы вы хотели на обед? — спросил Виктор.
— Не знаю, — Ника пожала плечами и смущенно улыбнулась, она не привыкла ходить по ресторанам и не очень представляла, как следует обойтись с этим заказом. — На ваше усмотрение, Виктор Владимирович.
Виктор укоризненно посмотрел на неё и покачал головой.
— Я привыкну, — с улыбкой пообещала она, — не сразу, конечно…
— Неужели я произвожу такое впечатление, что у вас язык не поворачивается назвать меня просто по имени.
— Нет, впечатление очень хорошее, но… мне это не привычно.
— Хорошо, я не буду настаивать, подождём пока привыкните, у нас ещё есть для этого время. Так что же с нашим обедом? Мясо, рыбу, птицу? Что на закуску?
— Какой-нибудь салат, наверно, мяса не надо, лучше бы что-то лёгкое.
— Вы не едите мяса?
— Ем, но сейчас не хочется.
— А рыбу?
— Пожалуй, да.
— Прекрасно… а что вы будете пить? Немного вина? — Ника отрицательно покачала головой, — ну, а я за рулём, так что напиться нам сегодня не светит, значит сок? — Она кивнула. — Какой? — уточнил Вяземский.
— Не очень кислый.
— Персик?
— Да…
— Ладно, а кофе и пирожные выберем потом.
Виктор заказал несколько различных салатов и форель с гарниром на горячее, персиковый сок, минеральную воду, позже кофе и пирожные со взбитыми сливками и фруктами, и ещё шоколад.
Обслужили их очень быстро, хоть официант и не был в восторге от скромного, безалкогольного заказа.
— Куда же мы направим стопы наши после обеда? — спросил Виктор, когда они добрались до кофе и пирожных. До этого оба ели молча и избегали смотреть друг на друга. Неловкости не было, скорее странное ощущение обычности происходящего, как будто они давно уже ходят обедать вместе.
— Нет… все-таки ресторан хорош вечером, — сказал Виктор, отставляя тарелку с горячим, — тогда тут представление и народу много, да и вообще обстановка другая. А так, почти столовая. Никакой экзотики. Помню времена, когда обедать мы бегали в пельменную, не здесь, не на Васильевском, конечно, а когда я учился. Хотя и тут на углу была раньше пельменная, и вечно в обед огромная очередь.
— У меня мама хорошо пельмени готовит, — сказала Вероника
— Не удивительно, в Сибири наверно все умеют их делать.
— Умеют.
— Так куда мы поедем? Скажите, вот так просто, не задумываясь, что в первую очередь вам приходит на ум, когда вы произносите Петербург.
— Нева…Финский Залив. Я была там сегодня утром, на берегу.
— Правда?
— Да, — Ника вспомнила о своих мыслях и спросила, — а вы любите Финский Залив?
— Да… очень, — ответил Виктор совсем другим тоном, чем он говорил до этого. — Очень, — повторил он и посмотрел на Нику. Некоторое время они молчали, думая каждый о своём, потом Виктор спросил, — и как вам Залив?
— Ему плохо в городе, душно, — отвечала она, — он здесь болеет.
— Болеет? Вы говорите о нём, как о живом.
— Да я так и думаю о нём. Я всегда хотела сравнить их — Байкал и Финский Залив, а ещё думала о северных народах, когда была на берегу, о тех мореплавателях…об их кораблях… ведь когда-то их морские пути проходили тут.
— Залив лучше смотреть не в городе, здесь он и правда болен, но есть места, где он живёт и дышит полной грудью.
— Наверно далеко? — грустно спросила Вероника.
— Не так далеко, может мы и туда доберёмся, но всё же вы не ответили на мой вопрос. Что для вас прежде всего Петербург?
— Сейчас… я скажу… — она на полминуты прикрыла глаза и улыбалась чему-то своему. Виктор ждал. Он смотрел на её золотистые ресницы. Они были темнее чем волосы и такие длинные, пушистые, тень от них падала не щёки.
“Когда она спит, глаза её так же прикрыты”, — подумал Виктор, а больше он ничего не успел подумать потому, что Ника открыла глаза и, встретив его взгляд сказала,
— Летний сад.