— Следующий зал танцевальный, — ушел от нежелательной темы Виктор, — он вполне соответствует своему назначению. Просторный, несколько официальный. Снова строгий классицизм Камерона. Здесь особенно хороши двери, а верхняя часть дверной коробки всё тот же наш антаблемент, узнаёте?
— Да!
— Он снова и снова в разных вариантах будет повторяться тут ещё много раз. Четыре большие картины заказаны Павлом Петровичем во время заграничного путешествия. Тогда он ещё всецело был предан душою Павловску. Позже, мать подарила ему и Гатчину, цесаревич стал украшать другой дворец — Гатчинский, многое из того, что предназначалось для Павловска, отправилось туда. Не думаю, что Мария Фёдоровна была довольна этим, но она очень любила мужа и скорее всего не спорила. У них была прекрасная семья. С другой стороны, не отдались сам Павел от этого дворца, быть может Павловск не получил бы того неповторимого облика, в котором незримо присутствует нежная женская рука и сердце. А картинная галерея здесь есть на втором этаже, и ещё немного в покоях Марии Фёдоровны, когда она стала вдовствующей императрицей. Собрание картин Павловска впечатляет. Здесь почти нет копий — в основном оригиналы: западная живопись и русская.
Это мы обошли с вами первый этаж главного центрального корпуса, вот смотрите, — Виктор открыл буклет и показал Нике план, — а сейчас идём вот сюда в комнаты Вдовствующей императрицы. После смерти Павла она много времени проводила в этом дворце, продолжала лелеять и украшать своё любимое детище Павловск, место, где была счастлива с мужем детьми. Несмотря на то, что Екатерина отобрала у неё двух старших сыновей, у Марии Фёдоровны оставались Николай и девочки. Она сама занималась их воспитанием. И все они выросли незаурядным личностями. Каким изысканным вкусом обладала хозяйка Павловска, можно судить по этому дворцу и парку. Хоть здесь и присутствует в ландшафтах немного немецкой сентиментальности, но она так к месту для северной природы.
Покои Марии Федоровны осмотрели мельком, Виктор хотел оставить время и для прогулки по парку, который так и притягивал живописными ландшафтами. К тому же по сравнению с парадными залами, комнаты вдовствующей императрицы казались печальными.
— Как она жила потом? — спросила или подумала вслух Ника, — если знала, что Павла убили и, возможно, их сын причастен.
— Жила прошлым, вероятно. Никто не знает правды, но можно предположить, что вначале они были счастливой семьей. Такие прекрасные дети, она жила ради них и ради добрых дел. Удивительная была женщина. Любила розы, здесь есть в парке Розовый павильон, вокруг цветники. Летом это царство роз.
— Теперь уже отцвели, — вздохнула Вероника.
— Да, но будет новое лето, приедете еще и увидите их.
— Правда? — она спросила так, будто от Виктора зависело исполнится это или нет.
Он ответил не сразу, смотрел на нее и хотел увести из печальных воспоминаний Марии Федоровны, которые все еще витали здесь, среди множества вещей, принадлежащих вдовствующей императрице.
— Я надеюсь…
Ника ждала, что он еще скажет, но в анфиладу вошла группа туристов и монотонный голос женщины-экскурсовода уничтожил все очарование момента.
— Идемте лучше посмотрим картинную галерею и третий этаж, там по-настоящему жилые комнаты, — предложил Виктор.
— Да, я люблю картины, у меня мама увлекается и хорошо разбирается.
— Я тоже люблю, но на уровне нравится — не нравится, понимаю в этом мало, могу сказать только что мое, а что нет.
— И что нет?
— Купание красного коня, например, — засмеялся он, — не понимаю этого.
Вероника только головой покачала. Опять шутит? Или…
Посмотрела на Виктора, да куда там, не понять, на вид серьезен, а глаза такие странные, Ника боялась даже мысленно произнести — счастливые, но было именно так. Конечно не потому, что она рядом, это невозможно. Тогда… Неужели Павловск настолько важен? И Виктор разделил это с ней.
Они без всяких сожалений покинули экспозицию личных покоев, поднялись на второй этаж, посмотрели картины, но больше необычайной красоты плафон. Потолок превращал светлый, вытянутый в длину циркульный зал в особое пространство, открытое небу, но снова органично, без помпезности. Дворец и в сияющем великолепии императорской резиденции все равно оставался “домашним”, может быть потому, что в убранстве было так много дерева, или по другой необъяснимой причине.
Он был наполнен живым временем, которое звучало в мелодичном перезвоне многочисленных часов. Напольные, каминные, настенные, большие и малые — они шли, шли, отмеряли секунды, минуты, годы… И где-то в далеком “тогда” отражалось то, что было теперь. Бесконечный зеркальный коридор Времени показывал других Нику и Виктора, которые уже были и еще будут, повторяя пройденное. Они видели себя, как в театре, со стороны, в удивительных декорациях Павловска. Парадные залы сменялись один за другим. Но вот все они пройдены. “Ваше время истекло, кончайте разговор” — вспомнила она любимый фильм детства.
Ника была потрясена, наполнена впечатлениями и новым чувством, неужели возможно еще что-то? Но Виктор повел ее за собой наверх.
Лестница на третий этаж поскрипывала под ногами, простые перила, крашеные деревянные ступени, небольшие пролеты, не было похоже, что это музей, скорее дом. Гостеприимный, теплый. И он как будто всегда ждал их.
На третьем этаже потолки низкие, как в обычных жилых комнатах. Если бы не шнуры, натянутые между стоек в качестве заграждения, можно было подумать, что это не выставка “истории дворянского быта”, как гласил буклет, а кабинеты и гостинные ненадолго оставленные хозяевами. Сейчас они вернутся, рассядутся по привычным местам и продолжат прерванный разговор.
— Смотрите, какой уголок за ширмой, — воскликнула Вероника, — ковер и кресла. Прелесть какая! И рояль…
Она хотела посмотреть ближе, неосторожно пересекла запретную черту, коснулась шнура, и тут же запищала сигнализация. Вероника от неожиданности вздрогнула и отпрянула, она искала защиты у Виктора. Прежде, чем подумать, что он делает, Вяземский обнял ее, прижал к себе. Так они стояли несколько мгновений, и в это самое время зазвонили часы. Одни, другие, третьи — по всей анфиладе.
Виктор не хотел отпускать ее из рук. То, что происходило было правильно и предопределено, натянулась и задрожала внутри невидимая струна. Прикосновения его были осторожными и нежными. И искрой пробило Виктора сознание, что это Она, все встречи до нее случайны. Но тут же отозвалось болью и страхом прежнее знание, он уже сейчас предугадывал, как тяжело будет потерять ее, расстаться. И не было сил разомкнуть руки, сделать шаг в сторону. Он обнял Нику теснее и почувствовал не телом, всем собой, как она прильнула. Доверчиво и жадно, точно также стремясь удержать его. Здесь, сейчас, в волшебном пространстве дворца это было возможно.