Слышу скрежет ключей в замке. Подбегаю к двери и вижу Влада. Он в крови. Не сразу понимаю, что левая рука свисает обездвиженная. В ужасе замираю. Да лучше бы нам еще десять раз окно разбили, чем такое!
Помогаю ему дойти до стула, аккуратно усаживаю, прислонив к стене. Бросаюсь к телефону. Сейчас только об одном думаю — надо в травмопункт ехать! У него мутный взгляд, и, похоже, с координацией беда. Боюсь, что он здесь же и отрубится. Или в такси. А вдруг ему надо сейчас лечь и не шевелиться? Вдруг по дороге ему еще хуже станет?
Звоню в скорую и тут же, с телефоном у уха, бросаюсь переодеваться. Я ведь в розовой пижаме с желтыми звездочками по квартире бегаю. Минут через десять они уже на месте. Короткий осмотр и диагноз девушки в красно-желтой форме:
— Вывих плеча. Вправлять едем в больницу. Похоже, еще сотрясение.
Они его окровавленному лицу ничуть не удивляются. Ведут себя так, как будто это не живой человек перед ними, а манекен в анатомичке. Их спокойствие помогает мне собраться. Хватаю куртку, на себя натягиваю. Еду с ними. Влада на носилках переносят. Затем аккуратно завозят в травмопункт на каталке.
Белый коридор больницы, зал с табло и сиденьями. Хоть и глубокая ночь, а людей немало. Прямо перед нами сидит мама, которая свою крошку дочь успокаивает на коленях. Та скулит, к маме прижимается. Все время на свой распухший пальчик дует. Бедненькая! Она-то как ночью умудрилась пораниться? Расстроенно оглядываюсь по сторонам. Придется немало здесь посидеть.
Ждем свою очередь в молчании. Когда на табло появляется наш номер, заезжаем в кабинет на рентген. Сильных повреждений нет. К счастью, обошлось без переломов.
Затем врач делает укол, вправляет плечо и накладывает шину. Черные ремни фиксируют руку близко к телу. Нам дают инструкции и отпускают домой. Вызываю такси. Влад встает с кресла-каталки, пересаживается в машину. Морщится бедняга, непросто ему.
— Это был Макс? — спрашиваю, как только мы оказываемся дома.
— Нет, — он ловит мой взгляд и добавляет, — Поначалу я тоже удивился. Но сама посуди. Было бы странно, если бы богатый, влиятельный мужик сам выполнял черную работу. Так?
Угрюмо киваю.
— Ты почему полицию не вызвала?
Отвожу глаза и молчу. Стыдно признаться, но я испугалась, что в отместку за полицию он напакостит мне или моим близким.
Помогаю Владу раздеться. Снимаю с плеч куртку. Стягиваю ботинки, довожу до кровати. Он остается в футболке и джинсах. Шина зафиксирована поверх футболки. Смотрю на джинсы. Не знаю, что теперь делать? Сам разденется или помочь? Словно в ответ на мои мысли, заявляет:
— Самохвалова, перестань на меня с такой жалостью пялиться! Это все фигня. Заживет, как на собаке.
И неловко при этом валится на кровать. Глаза закрывает устало и бормочет:
— Мне просто нужно поспать.
И, кажется, сразу проваливается в сон. Отрубается, как есть. Одетый.
Я однажды спала в джинсах на Новый год. Такого опыта и врагу не пожелаю! Ткань врезалась в кожу на месте швов, зажимая ее на месте сгибов. Не комфортно до ужаса! Никакого полноценного отдыха в ту ночь не получила. С сомнением смотрю на парня. Что делать-то? Затем, махнув рукой, плюю на свою стеснительность.
Подхожу к Владу и неуклюжими от волнения пальцами расстегиваю на нем ремень, а затем и пуговицу. Открываю ширинку, чувствуя себя непутевой воровкой, и осторожно, сантиметр за сантиметром стаскиваю штанины. Он лежит неподвижно. Надеюсь, проснувшись, подумает, что сам во сне разделся! Ведь сотрясение мозга может немного и на память повлиять, наверно?
Когда до стянутых полностью штанин остается совсем чуть-чуть, Влад открывает глаза и насмешливо интересуется:
— Самохвалова, ты-таки решила воспользоваться ситуацией?
Краснею ужасно и резко сдергиваю с него джинсы. Теперь, когда меня застукали на месте преступления, можно не церемониться. Говорю виновато:
— Прости. Я тебя хотела поудобнее на ночь устроить.
— Да ладно. Не тушуйся! Все нормально.
Накрываю его одеялом. Предлагаю воды, но он отправляет меня в кровать:
— Тебе тоже поспать надо. А то будет завтра кисель вместо мозга.
Но меня что-то держит с ним рядом, не дает отойти. Тревога за него, нежность, облегчение, наверно. Не хочу от него отрываться. Почти физически ощущаю желание оставаться тут же, чувствовать его с собой поблизости. Контакта кожа к коже вдруг хочу так же сильно и неотвратимо, как вздоха. Робко прошу:
— Подвинься, пожалуйста?
Он удивленно подкатывается поближе к стене. Тихо спрашивает:
— Почему?
— Не знаю, — пожимая плечами, аккуратно устраиваюсь рядом. Бережно глажу его по русым волосам, по лбу, вокруг раны над бровью, залепленной пластырем. — Я сейчас поняла кое-что. Ты мне самый близкий человек на земле. Когда я тебя увидела в крови, то ужасно испугалась тебя потерять! Можно я сегодня рядом полежу?
Он задумчиво кивает.
— Если пообещаешь мне руку во сне не отдавить.
— Не жадничай, Ерохин. У тебя, если что, запасная есть!
Потом уже на полном серьезе Влад сообщает:
— Ты в курсе, что играешь с огнем?
— Я не против обжечься, — и тянусь к его губам. Он меня прижимает к себе крепко. В мои губы жадно со стоном впивается. Снова прикосновение его бороды. Оно меня выше неба уносит. Вышибает из реальности напрочь. Дразнит кожу, над былыми страхами смеется. Здоровой рукой он меня за шею, затылок у своих губ удерживает. Изучает меня изнутри, по-новому совсем. Так, как никогда раньше. Отпускает нескоро.
— Мирка, ты издеваешься! — шепчет он ласково. — Меня мутит. Еле соображаю. Все, как в тумане. Рука одна не действует. Пусть наш первый раз будет другим! Хочу обе руки. Хочу ясность в башке. Чтобы навсегда каждый момент впечатался!
Улыбаюсь ему довольно. Мне нравится его план. И все же одна мысль меня тревожит.
— Ты мне говорил как-то, что давно уже себе девушку выбрал. Но имя ее так и не назвал.
— Твоя тезка, — сообщает, с улыбкой к себе прижимая. Потом обводит пальцем мои скулы, подбородок — Вы с ней похожи, как две капли воды. Просто одно лицо!
— Почему ты ничего не говорил? Партизан!
— Я говорил. Не словами, а поступками.
— Ты ведь не обидишься, если я тебе вдруг не отвечу?
Глаза закрываются сами, против воли.
С первыми лучами солнца мы засыпаем.