Этот год будет очень важным по всем линиям.
В этом году должны испытать новую модель Бомбы. Харитон и Сахаров называют разную мощность, но раз в десять больше РДС-1 будет точно. Важно то, что можно увеличивать до миллиона тонн тротила. Будет Сверхбомба, с Америкой будет легче. И в Корее можно будет легче кончить войну.
В этом году закончим Высотные Здания. Большое дело.
И еще одно большое дело может сдвинем. Коба как помолодел. Готовится к крепким переменам[346].
В декабре вызывал отдельно Георгия и Николая, потом отдельно меня и Берулю. Договорился со мной и Георгием заранее. Говорили по Мыкыте. Надо, чтобы все было спокойно, без подозрений2. А то Беруля поднимет крик, слёзы. Валяться в ногах он умеет.
Игнатьеву[347] Коба уже не верит. Верит Сергею4. Это хорошо.
Как будет с врачами, Коба пока не решил. Но тоже вопрос важный.
Эта запись в дневнике Л.П. Берии не очень ясна, однако ее анализ приводит к вполне определённому выводу: Сталин в конце 1952 года приходил к мысли о необходимости коренных и срочных, но хорошо подготовленных кадровых, организационных и системных перемен в СССР при усилении роли Л.П. Берии и Г.М. Маленкова.
Одновременно предполагался вывод из высшего руководства Хрущёва и отстранение Игнатьева от должности министра ГБ СССР.
Анализ приёмов Сталиным посетителей в его кремлёвском кабинете в конце 1952-го и начале 1953 года также даёт много пищи для размышлений и ряда нетривиальных выводов, полностью изменяющих картину и суть последних трёх месяцев жизни И.В. Сталина.
Уже в конце 1952 года в сталинском кабинете необычно часто стали появляться руководители Министерства государственной безопасности.
Вот хронология… 3.11.52: Игнатьев, Рясной, Гоглидзе, Рюмин; 13.11.52: Игнатьев, Гоглидзе, Огольцов, Рясной, Питовранов; 20.11.52: Гоглидзе, Огольцов, Питовранов; 15.12.52: Игнатьев, Огольцов, Гоглидзе, Рясной, Питовранов.
Это было связано с подготовкой к завершению и обнародованию «дела врачей», а также с желанием Сталина разобраться с ситуацией в МГБ и линией 49-летнего министра ГБ С.Д. Игнатьева.
Показательно при этом, что 18 декабря 1952 года и 2 января 1953 года в кабинет Сталина приглашался уже только Сергей Гоглидзе, первый заместитель Игнатьева. Если верить записи в журнале посещений, 18 декабря 1952 года Гоглидзе был в кабинете Сталина вообще один на один с ним (случай фактически беспрецедентный). К слову, 3 ноября 1952 года Сталин принимал руководство МГБ СССР тоже без свидетелей — с 18.30 до 20.15. Рядом со Сталиным был ещё только один человек — Маленков, вошедший в кабинет в 16.30 и покинувший его в 20.50.
2 января 1953 года Сталин тоже наедине в течение часа беседовал в Кремле вначале с Маленковым — с 20.30 до 21.35. Затем Маленков ушёл, и с 22.00 до 22.55 у Сталина были Берия, Булганин и Хрущёв, в присутствии которых Сталин заслушивал доклады Сергея Гоглидзе и трёх молодых секретарей ЦК Аристова, Михайлова и Пегова.
Две первые недели января 1953 года Сталин много времени уделял китайским делам, поскольку в СССР тогда приехали Лю Шаоци, член Политбюро и секретарь ЦК КПК, Го МОЖО, президент Академии наук Китая и др.
Сталин принимал китайцев 5,6 и 13 января 1953 года. 6 января разговор продолжался три с половиной часа! Приезд китайцев был, конечно, некстати — внимание Сталина сосредотачивалось на внутренних делах. Однако отложить международный визит было, конечно, нельзя. Так, 7 февраля Сталин принимал аргентинского посла Браво и высказал в ходе беседы ряд очень интересных мыслей. Так же активно он провёл приём индийского посла Менона 17 февраля 1953 года.
Параллельно шли текущие дела. 22 января 1953 года Сталин заслушивал разработчиков системы ПВО Москвы «Беркут», среди которых был и сын Берии — Серго.
Но подспудно шла подготовка к тому заседанию Президиума ЦК 2 марта 1953 года, на котором Сталин намеревался дать ход серьёзным процессам обновления и оздоровления жизни советского общества.
10/1-53
Вчера было бюро по врачам вредителям[348]. Решено дело обнародовать, дать в «Правде» передовицу и сообщение ТАСС. Коба намечает открытый процесс по типу Сланского[349]. Этим последнее время занимался Георгий с Кобой и лично Коба.
С врачами дело ясное. Андрея1 залечили, как когда-то залечили Щукина[350]. И дело не только в врачах. Барахольство, вот главное. А от барахольства разложение, безответственность, манкирование делом. А дальше измена и прямое выполнение заданий врага.
Коба приболел, на Бюро не был3. Перед этим долго сидел с китайцами. Он все больше занимается внешними делами сам. И все больше интересуется Азией и Латинскими странами. Расчет на Китай и на Индию, и на то, что мы теперь можем развивать широкие связи. Особенно, если все благополучно пойдёт у Игоря и Сахарова по Водородной бомбе.
Тут мы можем сравняться с американцами и тогда они на нас не полезут. Американцы опубликовали большую статью по Водородной бомбе. Еще нет, а они прикидывают, будет у нас преимущество перед США, если мы и они будут иметь Водородную бомбу.
Боятся, что мы получим преимущество, потому что в больших городах Америки живет в 4 раза больше американцев, чем у нас. Они будут иметь только полдюжины хороших целей для водородных бомб, а мы можем уничтожить множество крупных городов.
Дураки, сами подсказывают нам нашу линию. Но правильно пишут, Водородная бомба повышает надежду на то, что никто новую большую войну не начнет, потому что удары водородными бомбами уничтожат всех.
Правильно. Поэтому надо крепко нажать, и когда у нас будет Водородная бомба, мы сможем вести активную политику во всем мире и не бояться, что нас забросают бомбами. Коба тоже так считает.
У США сегодня не меньше 1 тысячи бомб.
Завенягин доложил, что на 1 января 1953 г. у нас есть около 100 разных моделей РДС[351]. Через год будем иметь около 200 РДС. А то и больше. Это уже сила. Но надо ускорить РДС-6[352].
Плохо, что Коба часто болеет. Это очень сдерживает, все решаю я, а потом мне же завидуют.
14/1-53
Вчера Коба после китайцев принимал нас. Считается, главные решения идут через руководящую Пятерку. Но Беруля уже не в счет. Коба не скрывает, очень недоволен, что Мыкыта тянет с Постановлением по сельскому хозяйству. Тут надо усилить заинтересованность в натуре, а Анастас и Мыкыта хотят поощрять рублем. На кой хрен колхознику рубль! Ему натурой надо.
18/1-53
В Европе газеты снова сравнивают Кобу с Гитлером. Это после заявления по врачам. Осиное гнездо растревожено. Они не знают, сколько мы о них знаем. Но надо быть бдительными. Может быть всякое.
23/1-53
Завенягин и Павлов1 обратились по вопросу Сахарова. Жена с детьми болеют в Москве. Живет в КБ-11 без семьи, о себе позаботится (так в тексте. — С.К.) не умеет. Пишут, что очень скромный, а работник способнейший. Это я и сам знаю.
Просят предоставить в КБ-11 коттэдж с обстановкой, чтобы он мог перевезти семью. Сахарову тридцать лет[353], моложе моего Серго.
Алексей Ильюшин3 тоже сейчас там, тоже живет без семьи. Хорошие ребята. Сахарову надо помочь.
Вчера Серго[354] и Куксенко5 впервые были на совещании у Кобы по «Беркуту»[355]. Докладывали коротко, Коба задал вопросы, остался доволен.
Мне стало грустно. Вот уже Серго поднялся высоко. Приходит его время, а сколько осталось мне? Старости не чувствую, могу горы своротить, но вокруг много болота. Обросли жиром, чинами. Вячеслав и Анастас постарели и откровенно не тянут, Коба прав.
Георгий сейчас тянет хорошо, но как верил в силу бумажки, так и верит в силу бумажки. Аппаратный человек, далеко не смотрит. Но если припрет, он хорошо тянет. Помню по войне. Так что и сейчас потянет.
Мыкыта Беруля активничает, но зря старается. Теперь речами много не добьется (так в тексте. — С.К.). А толку с него мало. Все крутится вокруг меня. Дружбы ищет.
23/1-53
Коба сегодня провел непонятный разговор. Позвонил, немного поговорил, потом говорит: «На Президиуме рассмотрим вопрос о контроле за специальными работами». Я говорю: А зачем? Все идет нормально.
Он говорит: «Ты Председателем быть хочешь?»
Я говорю: «И так не знаю, как все успеть». Он говорит: «Это успеешь». Помолчал. Потом сказал: «Когда предложу Тройку по специальным работам, поддержишь».. Я спрашиваю: «А кто в Тройке?»
Он говорит: «Ты, Маленков и Булганин» И повесил трубку.
Потом снова позвонил, сказал, чтобы завтра зашёл[356].
Через три дня Президиум.
27/1-53
Вчера Коба организовал Тройку[357]. Я Председатель, Члены Георгий и Булганин. Сегодня стало окончательно понятно, зачем. Он вчера сказал при всех, что, соберет Тройку на днях, надо после разговора по «Беркуту» еще обсудить. Сказал громко при всех, а сегодня пригласил только нас троих и объяснил. Сказал, Хрущев Хрущевым, а в МГБ непорядки, это ему надоело и он перебросит меня на МГБ и надо об’единить с МВД. Сказал, готовься Лаврентий, снова придется тянуть ЧК.
Мне с Георгием надо разобраться по сельскому хозяйству, по комиссии по Холодову. Сказал, надо самого этого парня пригласить, присмотреться. Может выдвинем.
Сказал: «Нам предстоит тяжелая весна, надо крепко поработать». Берулю он из секретарей ЦК выведет, поедет снова на Украину поднимать село министром сельского хозяйства. Сказал, если к концу года не выправит, он его выгонит на учебу. Шутит, конечно. Бе-руле на пенсию пора1. Но что решит Коба, не угадаешь. Посмотрим.
Скорее бы весна, а там и осень. Если новую модель испытаем успешно, сразу попрошусь у Кобы в отпуск. Соскучился по горам, по воздуху, настоящему.
Снова Лаврентий шуруй. Когда отдыхать?
Работая над книгами о И.В. Сталине и Л.П. Берии, я впервые обратил внимание на некий странный и очень недолговечный орган государственного управления. Он был образован 26 января 1953 года, собирался всего 4 раза и сразу же после смерти Сталина был отменён так же неожиданно и беспричинно, как был скоропалительно и беспричинно создан.
Имеется в виду загадочная «тройка по наблюдению за специальными работами». Она сразу же привлекла к себе моё внимание, когда я начал в 2007 году работать над книгой обЛ.П. Берии. Вскоре в своих книгах о Берии и Сталине я высказал догадку о том, что Тройка создавалась Сталиным с вполне определёнными и очень решительными политическими целями… Что она представляла собой совсем не то, чем её считали и по сей день считают.
Вот почему, впервые знакомясь с дневником Л.П. Берии, я даже замер, найдя в нём подтверждение своим догадкам. Итак, это действительно была не тройка, призванная решать комплекс военно-технических задач, а Тройка, задуманная Сталиным как временный оперативный орган по проведению комплекса неотложных государственных мер по реформированию политической системы СССР весной 1953 года.
Впрочем, по порядку…
26 января 1953 года на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС с секретарями ЦК было принято, в числе других, следующее постановление Бюро Президиума ЦК КПСС:
«214. — Вопрос о наблюдении за специальными работа-
Ш1-
Поручить тройке в составе тт. Берия (председатель),
Маленкова, Булганина руководство работой специальных
органов (здесь и далее выделение жирным курсивом моё. —
С.К.) по особым делам.
Чем должна была заниматься эта Тройка? В сборнике «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953» (М., «РОССПЭН», 2002 год) об этом сказано так: «Судя по тому, что протоколы заседаний «тройки» сохранились среди материалов комисии по вопросам обороны при Президиуме ЦК КПСС, «тройка» выполняла роль оперативного руководящего органа этой комиссии…»
Прочтя это, я размышлял следующим образом…
Допустим, что дело обстояло именно так. Но что странно! Во-первых, все оборонные специальные работы шли плановым образом и менять структуру руководства ими срочной нужды не было, да она и не менялась! В «свежих» постановлениях Бюро Президиума ЦК КПСС от 12 и 22 ноября 1952 года были чётко определены структура и штаты аппарата постоянной Комиссии по вопросам обороны с количеством ответственных работников в 18 человек и технических работников в 31 человек. При этом два руководящих Комиссией освобождённых её члена, в постановлениях персонально не указанных, в вопросах заработной платы и материально-бытового обеспечения приравнивались к заведующим отделами ЦК КПСС, то есть были ниже по статусу, чем даже секретари ЦК, не говоря уже о членах Бюро Президиума ЦК. Причем в сферу деятельности Комиссии входили вопросы Военного, Военно-Морского министерств и вопросы мобилизационного плана.
Так могла ли «тройка» из трёх ведущих членов Бюро Президиума ЦК быть оперативным руководящим органом Комиссии по обороне? И работой каких таких специальных органов и по каким таким особым делам (а не работам) должна была руководить «тройка»?
Тройка собиралась всего четыре раза — 2, 9, 16 и 23 февраля 1953 года. На первом заседании 2 февраля днём и часом заседаний Тройки (так в документах самой Тройки, с большой буквы) были определены понедельник, 2 часа дня.
И уже 9 февраля 1953 года на втором заседании Тройки были приняты решения по ряду вопросов атомных и ракетных работ. При рассмотрении соответствующих вопросов кроме членов Тройки на заседании присутствовало 26 человек, в том числе министры Василевский, Хруничев, Устинов, конструкторы Куксенко, С. Берия, С. Королёв и др.
Но, как я предполагал ранее и как сейчас подтверждает дневник Л.П. Берии, подлинной целью создания Тройки было не руководство оборонными работами. Сразу после смерти Сталина, 16 марта 1953 года, было принято постановление Совмина № 687-355сс/оп «О руководстве специальными работами», которым образовывался Специальный комитет при Совмине СССР в составе: Л.П. Берия (председатель), Б.Л. Ванников (первый заместитель председателя), заместители председателя И.М. Клочков, С.М. Владимирский, члены Н.А. Булганин, А.П. Завенягин,
В.М. Рябиков, В. А. Махнев. И наэтотСпецкомитет, который был, по сути, воспроизведением прежнего Спецкомитета, было возложено руководство всеми специальными работами, то есть работами по атомной промышленности, по системам «Беркут» и «Комета», по ракетам дальнего действия, но — не особыми делами.
Уже различие в официальной терминологии позволяло предполагать, что руководство «всеми специальными работами», предусмотренное Постановлением СМ СССР № 687-355сс/оп от 16.03.53, и руководство «работой специальных органов по особым делам», предусмотренное пунктом 214 протокола № 7 заседания Бюро Президиума ЦК КПСС от 26.01.53, были вещами разными.
Дневник Л.П. Берии окончательно доказывает это.
Между прочим, ещё два слова о таком вот терминологическом нюансе в постановлении Бюро Президиума ЦК от 26 января 1953 года. Хотя в постановлении вопрос № 214 был определён как «вопрос о наблюдении за специальными работами», в самом решении говорилось о руководстве работой…».
Контроль и руководство — вещи всё же различающиеся. То есть фактически формулировка решения по пункту 214 повестки дня создавала некую правовую базу для очень широких, но при этом заранее не очень определённых полномочий Тройки.
И Тройка представляла собой «руководящую пятерку» «Берия, Булганин, Маленков, Сталин, Хрущёв» уже без Хрущёва.
Формально это был тот же Спецкомитет Берии с целями чисто «технократическими», почему Хрущёв из «компании» логически и выпадал. Но фактически главной системной чертой Тройки была та, что Тройка позволяла вполне легально, не вызывая ничьих подозрений, собираться наедине трём членам высшего руководства: Берии, Маленкову и Булганину.
А о чём они совещались, знали только они и Сталин.
Берия имел личные связи и авторитет в кадровом аппарате МВД-МГБ и в системе народного хозяйства.
Маленков хорошо знал партийный аппарат и был опытен в вопросах идеологии и пропаганды.
Булганин, бывший министр Вооруженных Сил СССР, был в наибольшей мере из всех других членов Бюро Президиума ЦК, кроме Сталина, связан с современной армией и знал её.
И вот после 26 января 1953 года Берия, Маленков и Булганин оказались тесно связаны друг с другом в рамках легальной организационной структуры, в которую не был вхож ни Хрущев, ни кто-либо другой из состава Бюро Президиума ЦК.
Именно в кругу Тройки можно было без помех и лишних глаз и ушей готовить предстоящее заседание Президиума ЦК 2 марта 1953 года. То есть Тройка замышлялась как чрезвычайный политический суперорган, способный мгновенно стать руководящим триумвиратом при высшем верховенстве Сталина.
Фактически Тройка заменяла собой руководящую «пятерку» и вышвыривала Хрущёва из доверенного руководства.
Причем председателем Тройки Сталин назначил Берию.
Это было мудрым решением. В Тройке образца 1953 года Лаврентий Павлович был единственным настоящим человеком дела с быстрой реакцией. Кроме того, из всех членов Тройки Берия был наименее связан с Хрущёвым. У Булганина с Хрущёвым были чуть ли не дружеские отношения ещё с 30-х годов, когда Хрущёв возглавлял Московскую парторганизацию, а Булганин — Моссовет. Их тогда называли «отцами города».
Был неслужебным образом связан с Хрущёвым и Маленков, после возвращения Хрущёва в Москву он бывал у него на даче по выходным.
Напомню ещё один факт, который историки не берут в расчёт, а зря.
11 декабря 1952 года была образована комиссия Хрущёва по выработке мер для улучшения положения в сельском хозяйстве, но это дело сознательно тормозилось! Во введении к уже упоминавшемуся выше сборнику документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953», об этом сказано так:
«Типичным примером могут служить крайне осторожные действия руководящей группы Политбюро в подготовке (по поручению Сталина) проекта решения об изменении системы заготовок продукции животноводства. Осознавая необходимость существенных перемен (главное — повышения закупочных цен), они просто тянули время (выделение жирным курсивом моё. — С.К.)..».
Составители сборника допустили ряд неточностей. Политбюро было после XIX съезда заменено Бюро Президиума ЦК, а из состава Бюро в комиссии Хрущёва был лишь сам Хрущёв, плюс просто член Президиума ЦК Микоян. Так что говорить о некой «руководящей группе Политбюро» применительно к комиссии Хрущёва означает по меньшей мере преувеличивать. То есть «волынили» лично Микоян и Хрущёв. И в феврале 1953 года в их комиссию были дополнительно введены Берия и Маленков — два из трёх членов Тройки.
Решил так, конечно, Сталин не случайно. Думаю, что Хрущёв тоже пришёл к выводу, что Сталин так решил не случайно. А если бы этого не понял Хрущёв, то ему подсказало бы его лукавое окружение.
То есть в феврале 1953 года положение Хрущёва — и так уже сложное, осложнилось ещё больше. И к концу февраля 1953 года субъективным, личным интересам Хрущёва отвечала только смерть Сталина.
Или, как это было фарисейски определено в положении о группе «Сталин» Совета по психологической стратегии США, «отход или отстранение Сталина от власти».
На деле «отход или отстранение» могло быть только синонимами слова «убийство».
Убийство Сталина было также выгодно и даже жизненно (в прямом смысле этого слова) необходимо министру ГБ Игнатьеву.
Весьма вероятно, что образование Тройки, несмотря на её формальную «технократичность», всё же насторожило как шкурников Хрущёва и Игнатьева, так и скрытых агентов влияния Запада в окружении советских руководителей.
К тому же тучи и так сгущались в предвидении неизбежного серьёзного заседания Президиума ЦК 2 марта 1953 года.
После образования Тройки Сталин принял в Кремле всех членов руководящей «пятёрки», включая Хрущёва, всего два раза—2 и 7 февраля 1953 года. Более при живом Сталине «Мартын Беруля» в сталинский кабинет не входил. Зато 16и 17 февраля 1953 года там побывали все три члена Тройки. Без Хрущёва.
Это тоже могло встревожить Хрущёва и Игнатьева и побудить их к срочным действиям.
Вот хронология тех дней…
2 февраля 1953 года в 14.00 впервые собирается Тройка. А вечером Тройка сидит уже у Сталина, вместе, правда, с Хрущёвым и военными.
7 февраля 1953 года у Сталина вновь Тройка с Хрущёвым и военными. Но 9 февраля Тройка собирается отдельно на своё второе заседание.
16 февраля 1953 года Тройка в 14.00 собирается в третий раз, а вечером её с 22.20 до 22.35 принимает Сталин — уже без посторонних. Краткость визита позволяет предполагать не обсуждение чего-то, а оперативный доклад Тройки Сталину и краткие указания Сталина Тройке.
17 февраля 1953 года Сталин, находясь в отличном тонусе, вначале принимает посла Индии Менона, затем — председателя Всеиндийского Совета Мира доктора Сай-фуддина Китчлу (1885–1963), а с 22.15 до 22.30 — вновь Тройку.
Да! Берия, Маленков и Булганин были последними, кто входил в сталинский кабинет при живом его хозяине и по приглашению хозяина!
А 23 февраля 1953 года Тройка собирается на своё четвёртое и последнее заседание.
Пятое заседание было назначено на 2 марта 1953 года, и на заседании 23 февраля была определена вполне оружейная повестка дня 2 марта (вопросы ПГУ, ТГУ и по производству изделий «Р», то есть ракетной техники). Однако на 2 марта, как известно, Сталин планировал важнейшее заседание Президиума ЦК, и вряд ли члены Тройки могли себе позволить расход сил на заседание Тройки перед заседанием Президиума ЦК. Так что решение о проведении заседания Тройки 2 марта 1953 года было принято явно для отвода чужих глаз.
Перекличка же дат заседаний Тройки в феврале 1953 года и вызовов Сталиным членов Тройки в феврале 1953 года говорит, на мой взгляд, сама за себя.
Записи в дневнике Л.П. Берии окончательно проясняют картину, особенно если учесть, что в литературе можно найти глухие сообщения о том, что Сталин намеревался 2 марта 1953 года сместить с поста министра Семёна Игнатьева и, объединив МГБ СССР и МВД СССР, передать новое министерство Л.П. Берии. Одновременно первым лицом в партийном аппарате должен был стать Г.М. Маленков.
Булганин дополнял число намечавшихся ближайших сподвижников Сталина после 2 марта 1953 года до «знаковой», так сказать, цифры «три». Говоря же серьёзно, вряд ли бы он заменил на посту военного министра Василевского, но функции контроля армейских структур совместно с Василевским Булганин смог бы на себя взять.
Так выглядел политический «расклад» перед последним месяцем жизни Сталина.
Завтра соберем народ на первое организационное заседание Тройки для прикрытия. Недолго нам заседать. Думаю будет так. Николай будет контролировать армию, Георгий аппарат, остальное я. Наведем порядок, потом Георгий возьмёт ЦК, я Совмин, а Коба возглавит Верховный Совет. Думаю, Коба решит так. А как будет, увидим. Но все идет к этому.
Думаю, остальные возражать не будут. Разве что Лазарь, но для него дела тоже хватит. Для Первухина, Сабурова и Косыги тоже. Остальные подвинутся.
Снова ученые начинают склоку. Очень невовремя (так в тексте. — С.К.). Фок шлет статью мне, потом ссылается на меня публично, Максимов шлет письмо мне. Что я в этом понимаю! Георгий тоже заср…нец. Я ему выслал, сообщил, что Игорь и мои физики Фока поддерживают, разбирайся в ЦК, вы там во всем разбираетесь1.
Очень мне сейчас до современных физических теорий. Тут с практикой надо разобраться.
Провели второе заседание Тройки.
13 июня 1952 года в газете «Красный флот» была опубликована статья члена редколлегии журнала «Вопросы философии» А.А. Максимова «Против реакционного эйнштейнианства в физике».
В.А. Фок тут же написал ответ в виде статьи «Против невежественной критики современных физических теорий». Группа физиков (Курчатов, Алиханов, Ландау, Тамм, Сахаров, Арцимович, Головин, Флеров, Леонтович, Мещеряков) направила статью ЛЛ. Берии. Тот переслал её 24 декабря 1952 года в ЦК КПСС Маленкову на рассмотрение. Но В.А. Фок в своём докладе в Физическом институте АН СССР в начале 1953 года похвалился, что статья-де Берией одобрена. Максимов взвился на дыбы и стал письменно жаловаться Берии. 17 февраля 1953 года Берия переправил Маленкову и это письмо. Не в свои сани Л.П. Берия никогда не садился.
В Израиле взорвали бомбу перед посольством[358]. Коба без разговоров разорвал дипломатические отношения. Теперь пойдет одно к одному. Это они умеют. Ну и наср…ть. Коба настроен решительно. Говорит, если они пойдут на войну, нам будет плохо, и Америке плохо. Но Англию мы просто прихлопнем. Хватит пары Бомб, а довезти их до Англии мы сможем. А что делать? Снова воевать на своей территории?
Хватит, отвоевали.
Коба прав, если мы на их угрозы так открыто заявим, подожмут хвост. До Америки от Берлина далеко, а до Лондона близко.
Сегодня Коба снова вызвал. Уточняли детали, доложили о готовности[359]. Николай переговорил с Василевским. Сразу после Президиума Коба считает необходимым созвать внеочередную Сессию Верховного Совета. Он возьмет на себя Советскую власть, Совмин на мне, ЦК на Георгии, а Николая в Заместители по
Верховному Совету1. Возможно он возьмёт и военное министерство на первых порах. Косыгу на Госплан, Первухина возьму в первые замы по Совмину. Насчёт Лазаря надо подумать.
Коба сказал, больше собираться у него не будем, чтобы не было лишних разговоров. Ему надо еще раз все обдумать. Может, соберет за столом в конце месяца. Для отвода глаз с Мыкытой.
23/11-53
Собирались Тройкой последний раз. Через неделю все начнется.
26/11-53
Все идет спокойно. Сегодня утвердил Постановление по немецким специалистам[360], все как обычно, а на душе неспокойно. Мы готовы, остается ждать Пленума[361].
Запись в дневнике Л.П. Берии от 26 февраля 1953 года оказывается последней, сделанной до смерти И.В. Сталина. Причём далее из дневника нельзя понять, состоялась ли та знаменитая «Тайная вечеря» Сталина с Тройкой и Хрущёвым в придачу, о которой мы знаем из воспоминаний Хрущёва и ряда сотрудников охраны Сталина?
Ранее я склонялся к мнению (и писал об этом в своих книгах), что ужин в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года на сталинской даче был.
Сейчас, особенно после знакомства с малоизвестной, но блестящей книгой Ивана Ивановича Чигирина «Грязные и белые пятна Истории. О тайне смерти И.В. Сталина и о некоторых обстоятельствах его правления», я не склонен высказываться так определённо.
Более того, есть основания предполагать, что история с ужином вымышлена Хрущёвым и хрущёвцами в позднейшие времена.
Из всех участников того то ли реального, то ли виртуального застолья Хрущёв (1894–1971) скончался третьим после Сталина (1879–1953) и Берии (1899–1953). То есть к моменту надиктовывания Хрущёвым «своих» «мемуаров» Булганин (1895–1975) и Маленков (1901–1988) были ещё живы.
Не знаю, были ли они знакомы с magnum opus Никиты «Берули» — «его» «мемуары» издавались за рубежом. Но если два бывших советских лидера и были с ними знакомы, то каким-то публичным образом своих возражений не высказали, хотя Хрущёв лгал не то что через страницу, а через слово. Так что тот факт, что Хрущёва, если он лгал в отношении ужина 28 февраля 1953 года, могли уличить во лжи два ещё живых несостоявшихся «сотрапезника», не должен нас смущать. Хрущёв мог лгать, но уличён не был.
Тем не менее возможна, на мой взгляд, следующая примерная краткая реконструкция событий начала 1953 года и непосредственно 27 февраля — 5 марта 1953 года.
В этом году предпоследний день зимы — 27 февраля, пришёлся на пятницу.
28 февраля — суббота, а в воскресенье, 1 марта, уже начиналась весна, по крайней мере — по календарю.
Сталин в 1953 году принимал редко, но это не было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства аргентинского посла Браво и индийского посла Мено-на, которых Сталин принимал 7 и 16 февраля и которые впоследствии отмечали его хороший тонус и вид. Так что скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала.
Сил-то с годами не прибывало.
16 и 17 февраля он провёл короткие совещания стройкой. Общение с остальными членами высшего руководства в официальной обстановке свелось в 1953 году к заседанию Бюро Президиума ЦК 26 января 1953 года.
Прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК — еженедельно по понедельникам.
Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вёл и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».
При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале 1953 года полный Президиум ЦК не собирался.
Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось, как уже было сказано, 26 января 1953 года, не собравшись в феврале ни разу.
Всё это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего прежде всего Хрущёву, если иметь в виду высшее руководство. Могли ожидать полной деловой (неформальной) отставки и Молотов с Микояном. Ворошилов уже давно был фигурой скорее представительской.
Сложным оказывалось положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева.
А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом. И это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело ещё более подозрительным.
Игнатьев же, как это сейчас становится всё более ясным, был связан с Хрущёвым по заговору против Сталина прямо и не мог не привлечь к заговору хотя бы двух-трёх технических исполнителей из числа персонала и охраны дачи Сталина.
На понедельник, 2 марта 1953 года, хотя по графику это был день заседания Бюро Президиума, было назначено расширенное заседание всего Президиума ЦК, которого все заждались.
Итак, 2 марта должно было решиться многое — как в концептуальном отношении, так и в кадровом. Не могли не рассмотреть на Президиуме и ход следствия по «делу врачей» — с принятием принципиальных по нему решений.
И Сталин решил отдохнуть. Это мы знаем более-менее достоверно. Вечером 27 февраля он поехал в Большой театр — посмотреть «Лебединое озеро». В правительственной ложе сидел один, в глубине, чтобы его не видели из зала.
Балет Чайковского Сталин любил и смотрел много раз, но в том, что накануне смерти он смотрел именно его, нет никакой символики. Сталин смотрел то, что стояло в репертуаре. Однако всё совпало удачно: Сталину надо было расслабиться перед утомительным, эмоционально непростым и длительным заседанием 2 марта, и тут кстати был любимый балет с любимой музыкой.
А вот события субботы, 28 февраля, просматриваются уже не так отчётливо. В «своих» «воспоминаниях» Хрущёв пишет об этом дне так:
«— Он пригласил туда (в кремлевский кабинет. — С.К.) персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Потом говорит снова: «Поедемте покушаем на ближней даче». Поехали, поужинали… Ужин затянулся- Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа-.».
Хрущёв здесь солгал по крайней мере единожды. Он не знал, что со временем будет опубликован Журнал посещений кремлёвского кабинета И.В. Сталина, из которого станет видно, что 28 февраля 1953 года Сталин не принимал в Кремле даже членов Тройки, не говоря уже о руководящей «четвёрке», включающей Хрущёва.
А солгавшему единожды кто же поверит?
С другой стороны, если Сталин накануне смотрел «Лебединое озеро» и если у него в Кремле не было никаких срочных дел (а их у него там не было), то с чего вдруг он стал бы, уехав после балета на дачу, где жил постоянно, ехать 28 февраля в Кремль?
Блестяще проанализировавший те дни Иван Иванович Чигирин со ссылкой на свидетельство историка А.Н.Шефо-ва, работавшего на Ближней даче в 1955 году (см. ж. «Родина», 2003, № 4, с. 94), приводит сохранившееся меню на вечер 28 февраля 1953 года: «Паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша».
На «пир Лукулла» и даже на стол «Тайной вечери» походит мало.
В то же время имеются глухие сведения о том, что 28 февраля к Сталину приезжали Хрущёв и Игнатьев. И вот это очень похоже на правду. Что было между ними троими, не скажет сейчас никто. Но, скорее всего, оба кандидата в политические (как минимум) мертвецы приезжали, чтобы осмотреться на месте и принять окончательное решение о том, жить далее Сталину или не жить.
В итоге Сталин в ночь с 28 февраля на 1 марта был отравлен, и началась агония.
Я опускаю анализ «художественных» описаний той ночи охранниками Сталина, но сообщу следующее. Медицинский консилиум «светил» советской медицины начал вести Журнал болезни И.В. Сталина в 7 утра 2 марта 1953 года. Так вот, в 22.45 в этот день была сделана такая запись:
«Состояние тяжелое, больной открыл глаза и пытался разговаривать с т.т. Маленковым Г.М. и Берия
Л.П. Дыхание периодическое — Чейн-Стоковское, 32 в мин.
Пульс…»
и т. д.
Сейчас не установить точно, кто из высшего руководства кроме Берии и Маленкова был в этот моменту постели Сталина, но логично предположить, что были все. Это был первый день болезни, и вряд ли кто-то мог позволить себе быть в тот день где-либо ещё, кроме как рядом с больным вождём.
Но коль так, то документально зафиксированная попытка Сталина обратиться именно к Маленкову и Берии фактически доказывает, что именно их двух он видел главными — после, естественно, себя — фигурами в процессе коренного реформирования политической системы СССР.
И это крайне важно!
К началу весны 1953 года Сталин уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» — как внешние, так и внутренние, в нечто единое целое.
Он убедился в том, что «холодная война», провозглашённая Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые в мировой истории, несмотря на всё более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить — говоря языком более поздних времен — неприемлемый для себя ущерб.
Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда — работы по советской термоядерной бомбе РДС-бс уже подходили к концу.
Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.
Первый — все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия
сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад—
16 ноября 1952 года, США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе.
И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма — пока Запад ещё имел реальные шансы на успех.
Но более вероятным и выигрышным для Запада — и Сталин понимал это — был бы всё же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счёт внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне.
Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские.
Плюс — «пятая колонна»…
Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьёзный Сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы — империализм, его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путём чисток по образцу 1937–1948 годов, а путём скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая её возможности влиять на общество, — вот каким был замысел этого сталинского удара.
Ведь каким мог быть результат разворачивания той критики, самокритики, о которой в 40—50-е годы в СССР много было сказано, но которая пока удавалась не очень? В результате критики и чисток на её базе из руководящих и прочих системно значимых кресел были бы вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи. А среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».
Расстрелы разоблачённых открытых членов этой «колонны» имели бы в 1953 году не массовый, а знаковый характер — применить высшую меру социальной защиты требовалось бы теперь к десяткам, а не к десяткам тысяч.
Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, частью бездарно «прошляпивший» начало войны, а недобитой «Тухачевской» своей частью откровенно продавший и Сталина, и Родину.
Опираться можно на тех, в ком уверен.
Но в ком мог быть Сталин уверен как в активных политических маршалах в начале 1953 года, задумывая новые политические битвы за утверждение в России и в мире Добра?
Роль Ставки Верховного Главнокомандования в этих битвах играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального Штаба — весь Президиум ЦК.
Как мог строить расчет Сталин?
Пожалуй, так…
Бюро Президиума ЦК — это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущёв. При серьезном политическом расчёте нельзя было игнорировать также таких недавних членов Политбюро ЦУ ВКП(б), а ныне просто членов Президиума (не Бюро Президиума!) ЦК КПСС, как Молотов и Микоян.
Так кто из них мог быть опорой Сталина в его преобразованиях весны 1953 года?
Киров погиб давно, Жданов — недавно.
По большому счёту оставались только Берия и Маленков. Плюс — как дополнение, Булганин.
Итого получалась как раз та Тройка, которая и была создана в конце января 1953 года, чтобы вывезти на себе ситуацию начала марта 1953 года. Худо-бедно, но Сталин решил опереться на неё.
При этом факт «Тайной вечери» 28 февраля 1953 года полностью тоже исключать нельзя, несмотря на наличие скромного меню ужина 28 февраля 1953 года в деревянной рамочке, которое в 1955 году видел (?) историк Шефов? Это меню ничего особо не доказывает, поскольку туг могут быть разные варианты.
Например, такой… Сталин действительно планировал поужинать скромно и в одиночестве, но в последний момент передумал и решил пригласить к себе всю руководящую пока ещё четвёрку. Историк Жорес Медведев, приводя свидетельство Хрущёва насчёт ужина 28 февраля, писал далее, что этот ужин, «который выглядел для Хрущёва как неожиданный, был, естественно, подготовлен».
Что ж, не исключено, что так и было. Однако причиной являлось не стремление Сталина, как уверяет Медведев, «…отвлечься, отдохнуть, поужинать с друзьями, выпить вино» перед тем, как принять «после долгого периода раздумий… радикальное решение».
А что же было причиной того, что Сталин пригласил к себе в субботу Тройку и Хрущёва (если он их пригласил)?
Зачем он их приглашал?
Если, конечно, приглашал.
По Жоресу Медведеву — чтобы «расслабиться».
А, например, по «генералу» Волкогонову выходит, что Сталин их пригласил чуть ли не для того, чтобы сделать выволочку всем, кроме Булганина. Причём Берию Сталин якобы расспрашивал о «деле врачей», к которому Берия тогда не имел никакого касательства. Волкогонов утверждает, что гости усмотрели в этом некие зловещие намеки на близкие свои аресты и т. д. Ну, злодей Лаврентий и бросил яду в кубок «тирана».
Мало того что это ложь, это ещё и глупая ложь, хотя бы потому, что через день предстоял бурный Президиум ЦК и Сталин никак не стал бы бросать любые упреки и обвинения в узком застолье, когда всё это было уместнее сделать в публичной и официальной обстановке.
Но вот в последний раз посмотреть в глаза Хрущёву и в последний раз оценить, как поступить с ним, — это Сталин мог захотеть сделать. Для чего и организовал этот ужин, возможно — предупредив о его смысле и сути Тройку. Некий намёк на это мы, к слову, находим в дневниковой записи Л.П. Берии от 17 февраля 1953 года.
Возможно и другое объяснение присутствия в 1953 году на даче Сталина скромного меню в деревянной рамке. Это было одной из деталей фальсификации событий вечера 28 февраля 1953 года.
Наконец, Шефов мог по той или иной причине просто выдумать это меню. Вариант ведь тоже не исключённый!
Уже упоминавшийся выше Иван Иванович Чигирин, имевший возможность ознакомиться в наше время с рядом любопытнейших архивных документов, однозначно считает, что отравление Сталина технически обеспечили люди заместителя министра ГБ «хрущёвца» Рясного, отвечавшего за охрану Сталина, по прямому указанию Хрущёва и Игнатьева.
И эта версия представляется мне сегодня наиболее вероятной и убедительной.
Сработали отравители квалифицированно, и 5 марта Сталина не стало.
Берия не мог не отдавать себе отчёт как в том, что Сталина, скорее всего, убрали, так и в том, что «коль уж пошла такая пьянка», имеется реальная угроза и жизни самого Берии. Маленков и тем более Булганин были не в счёт — они по всему рисунку своей натуры всегда были фигурами второго плана и никем иным не могли быть даже после смерти Сталина. Тем, кому мешал Сталин, теперь, после смерти Сталина, мог всерьёз мешать только Берия.
И Берия не мог этого не понимать.
Но со всем этим ещё предстояло разобраться.
Справка публикатора.
2 марта 1953 года в газетах появилось официальное сообщение о болезни И.В. Сталина. Затем последовали несколько бюллетеней, извещавших страну о ходе болезни, и 5 марта 1953 года — сообщение о смерти И.В. Сталина.
Завтра хороним Кобу.
Я не знаю,1
Вряд ли Берия был в настолько шоковом состоянии, что не стал далее ничего записывать из-за развинченности чувств. Скорее он взялся за перо, уже привыкнув к такого рода беседе с самим собой, и сразу же понял, что те-перь-то смысл и характер его жизни изменились круто раз и навсегда. И задумался, забыв о пере и бумаге. А когда очнулся от своих раздумий, просто закрыл бювар.
Во всяком случае я это представляю себе именно так.
Ещё неделю назад смысл жизни Берии наполняли задачи Сталина. Пусть Берия не всегда со Сталиным соглашался — особенно в последние годы, пусть он про себя считал, что во многих отношениях разбирается в ситуации — особенно в части конкретной экономики — лучше Сталина, но Берия всегда и в любой ситуации отдавал себе отчёт в том, что в жизни страны присутствует высший авторитет. И если ты сумеешь убедить или переубедить товарища Сталина, то все твои замыслы и решения далее будут воплощаться в жизнь если и не автоматически, то и без особых препятствий.
Твори, выдумывай, пробуй!
И вот теперь он, Лаврентий Берия, впервые оказался наедине с ситуацией и наедине с тревожным будущим.
Сталина в этом будущем уже не было. Была держава, были её повседневная жизнь и историческая судьба. И была группа людей, уже от действий и воли которых, а не от воли и действий Сталина, зависели повседневная жизнь и будущая судьба миллионов жителей СССР, а по большому счёту — и миллиардов жителей всего мира.
И в этой группе, не насчитывавшей и десятка человек, он, Лаврентий Берия, мингрел 54 лет от роду, был не просто наиболее деятельным, энергичным и компетентным, но — если вдуматься — единственным по-настоящему деятельным, энергичным и компетентным человеком.
Но если Сталин был для своей «команды» бесспорным высшим авторитетом, то Берия для «команды» Сталина не только не был бесспорным авторитетом, но для большинства из неё он вообще не был авторитетом. Его рассматривали в лучшем случае как равного среди равных. Да и то далеко не все.
Молотов, например, явно считал, что Коба его рано сдал в тираж и недооценил. Маленкова тоже не могла — по крайней мере где-то внутри — не раздражать естественно лидерская натура Берии на фоне собственной исполнительской натуры.
Сталин был вождём, а Берия после его смерти не мог считать себя даже первым среди равных. Он не мог стать первым уже потому, что не был великороссом, славянином. Уже поэтому первой фигурой страны был сделан Маленков. Берия заранее соглашался с этим. Потому что лишь товарищ Сталин мог бы освятить своим авторитетом и мнением выбор в пользу Берии.
Но Сталин был мёртв. Берии не приходилось сомневаться, что Сталин пал жертвой заговора. Но чьего точно? Ведь Сталин был убит не явно — что могло бы, во-первых, мобилизовать руководство и страну, а во-вторых, дало бы возможность быстро нейтрализовать и наказать убийц.
Сталин был убит исподтишка, убит так, что, с одной стороны, его смерть вела к растерянности руководства и страны, а с другой стороны, была предупреждением для тех, кто хотел бы продолжать дело Сталина.
И теперь ему, Лаврентию Берии, мингрелу 54 лет от роду и самому великому управленцу XX века, надо будет довольствоваться ролью не юридически ведущей, а подчинённой. И довольствоваться такой ролью в среде, над которой он естественным образом возвышался.
Причём, даже если его коллеги по управлению государством и понимали, хотя бы про себя, что Лаврентий сильнее и умнее их, они не были готовы признать это открыто.
Маленков оказывался в стране без Сталина фигурой вынужденного усреднения. Он объективно был не более чем равным среди Булганина, Кагановича, Первухина, Сабурова, Пономаренко, Косыгина, даже — Молотова, Микояна, Ворошилова.
А Берия в стране без Сталина оказывался своего рода «анфан террибль» — «ужасным дитя», источником непрерывного беспокойства.
Берия всегда жил по принципу «Если не я, то кто же?». Изменять этому принципу он не только не собирался, но даже если бы захотел — не смог. Посеешь привычку — пожнёшь характер и судьбу.
При Сталине жизнь по этому принципу обеспечивала Берии судьбу державной «палочки-выручалочки». Но, живя и без Сталина по этому принципу, Берия рисковал столкнуться с таким нравственным болотом, что мог в нём и утонуть.
И, между прочим, утонул.
Но утонул он (точнее — его утопили) в конце июня 1953 года через четыре неполных месяца. А сейчас было начало марта и конец эпохи Сталина.
Берия не мог не задумываться о том. что будет дальше со страной, с миром, с ним самим.
Об этом же в СССР и по всему миру задумывались миллионы людей, но у Берии было особое положение. Он мог сам творить будущее и страны, и мира, и своё… Конечно, в том случае, если он сумеет нейтрализовать врагов и обрести поддержку друзей.
Надо было нейтрализовать врагов России и сплотить вокруг себя её друзей.
Но кто теперь был враг, и кто — друг?
Вот, скорее всего, такие мысли, нахлынув после того, как Берия сел за стол с лежащим на нём дневником, и сковали его руку.
13/111-53
Не знаю, с чего начать. Все получилось не так, как задумывали с Кобой. Георгий (Г.М. Маленков. — С.К.) получил Совмин, Мыкыта — ЦК. Вместо укрепления Николая в военное министерство вернулся Жуков. Блестит погонами. Ему Николай не указ. Георгий (Г.К. Жуков. — С.К.) очень изменился, не подходи. Все время в орденах, три звезды на груди, две на погонах и одна на лбу.
Вячеслав и Анастас ходят важные, снова попали в руководство. Но это же надо не просто сидеть, а руководить. А они уже поруководили. Нет, снова лезут.
От Лазаря будем иметь много крику, а насчет дела не знаю. Может и будет.
И что теперь мы будем делать?
Х…ево. И не просто х…ево, а очень х…ево. Никогда так х…ево не было. И не будет.
Клим будет только сединой кивать. Вот тебе и усилили Советскую власть.
Ряд Министерств об’единили. Мысль была Кобы, но я смысла не вижу. Но Первухин потянет. Косыгу провести пока не удалось, не ко двору.
Косяченко парень слабый, Сабуров его будет перебивать. Но может и хорошо, может позже проведу Ко-сыгу.
Провели первое заседание Президиума Совмина.
Дела много, а все больше заняты делячеством. Не привыкли без Кобы. Хоть он и отстранялся, а знали, всегда может одернуть и критикнуть. И на место поставить.
Теперь каждый умный.
Вячеслав дуется. Георгия тоже не очень пойму. Теперь надо себя сильнее закрутить, а он как тесто. Зато Мыкыта ходит бодрый.
Надо подумать, но аккуратно. В чем тут дело. У Сланского не получилось. А может здесь у кого то получилось?1
Справка публикатора
Перед XIX съездом состав Политбюро ЦК ВКП(б) был следующим: Андреев, Ворошилов, Каганович, Микоян, Молотов, Сталин, Хрущёв (все — члены ПБ с 22.3.1939 г); Берия, Маленков (члены ПБ с 18.3.1946 г.); Булганин (член ПБ с 18.2.48); Косыгин (член ПБ с 4.9.1948 г.).
Шверник был кандидатом в члены ПБ.
После XIX съезда вместо Политбюро ЦК ВКП(б) был образован Президиум ЦК КПСС в составе: Сталин, Андрианов, Аристов, Берия, Булганин, Ворошилов, Игнатьев, Каганович, Коротченко, Кузнецов В.В., Куусинен, Маленков, Малышев, Мельников, Микоян, Михайлов, Молотов, Первухин, Пономаренко, Сабуров, Суслов, Хрущёв, Чесно-ков, Шверник, Шкирятов.
Кандидаты в члены Президиума ЦК: Брежнев, Зверев, Игнатов, Кабанов, Косыгин, Патоличев, Пегов, Пузанов, Тевосян, Юдин.
В состав Бюро Президиума ЦК вошли Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров и Хрущёв.
То есть Андреев, Ворошилов, Молотов, Микоян из высшей руководящей «команды» прочно выпали. Снизился статус Косыгина, который имел «ленинградскую» отметину.
* См. дневниковую запись от 4 декабря 1952 года.
Неожиданная смерть Сталина смешала все карты и перекроила все планы как самого Сталина, так и его отставленных и действующих соратников.
5 марта 1953 года на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР (когда оно проходило, Сталин официально ещё был жив) вместо Сталина Председателем Совета Министров СССР был избран Маленков, а первыми его заместителями: Берия, Молотов, Булганин и Каганович.
Климент Ефремович Ворошилов был избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР, став формальным главой государства.
Министром внутренних дел СССР был назначен Берия. При этом МВД и МГБ объединялись в единое МВД СССР.
Молотов был вновь назначен министром иностранных дел СССР вместо Вышинского, Булганин стал вновь военным министром вместо маршала Василевского при первых заместителях маршале Василевском и маршале Жукове.
Микоян вновь возглавил всю торговую сферу в виде объединённого Министерства внутренней и внешней торговли.
Бывший председатель Госплана СССР Сабуров возглавил новое суперминистерство машиностроения, а Первухин — объединённое Министерство электростанций и электропромышленности СССР.
Председателем Госплана СССР стал некто Косяченко.
В сфере руководства партией фактически произошёл возврат к старому Политбюро ЦК, потому что Президиум ЦК сократился с 25 членов при 10 кандидатах в члены Президиума до 11 членов при 4 кандидатах.
Членами Президиума ЦК были утверждены 5 марта 1953 года: Сталин (реально уже умерший), Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров и Первухин.
Кандидатами в члены Президиума ЦК стали Шверник, Пономаренко, Мельников (первый секретарь ЦК КП Украины) и Багиров (первый секретарь ЦК КП Азербайджана).
Фактически партию возглавил секретарь ЦК Хрущёв. Было признано «необходимым», чтобы «тов. Хрущёв Н.С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС».
15/111-53
С Кобой было тяжело, без Кобы будет еще тяжелее. Главное, чтобы не было разброда. Был Сталин, теперь надо крепкое стальное единство. Но уже смотрят по сторонам.
Одно хорошо, теперь оглядываться уже не накого (так в тексте. — С.К.). Надо все самому. Все после смерти Кобы стали как пришибленые (так в тексте. — С.К.). Георгий так вялым и останется, надо подталкивать.
И сразу надо взять темп. Что первое — мне заняться МВД, разобраться, что нах…евертили Абакумов и Игнатьев. Это я уже начал[362]. Тут надо осторожно. Но вида подавать нельзя. Мыкыта нажимает: «Врачей освободи». Говорит, напиши записку от МВД, примем.
Надо освободить, а то и сам получишь пилюлю и не будешь знать когда и откуда.
Вячеслав претендует на внешнюю политику. Тут надо разобраться. Коба хотел с Германией политику поменять.
С Тито тоже надо подумать. Коба старел, дипломатом быть устал, а тут надо дейстовать (так в тексте. — С.К.) аккуратно.
По национальному вопросу позже. Реформа МВД тоже.
По экономике надо сразу отменить избыточные проэкты[363]. Татарский туннель, Туркменский канал обязательно[364]. Кольская химия тоже подождет[365].
Теперь по всем линиям только успевай. Кобы нет, не спрячешься.
1/IV-53
Официально направил записку Георгию по врачам.
Специально поставил дату 1 апреля. Говорят, это день дураков. Пусть радуются.
Стало общим местом мнение, что все реабилитационные процессы марта-апреля 1953 года и прежде всего пересмотр «дела врачей» и «мингрельского дела» — это инициатива Л.П. Берии. Но вот извлечение из неправленой стенограммы выступления Хрущёва на июльском 1953 года Пленуме ЦК КПСС, который стал партийным судом над Берией.
Хрущёв тогда говорил (скорее, впрочем, в запале проговаривался):
«Если взять поздние вопросы — врачей, — это позорное дело для нас, это же липа. Если взять мингрельское дело, грузинское дело — это же липа…
(Выпускаю несущественный для анализа абзац. — С. К.)
…Интересная такая деталь, я обратил внимание. Я считаю позорное дело с врачами, грузинское дело — это позор. Мы, члены Президиума, между собой несколько раз говорили, я говорил Лаврентию. Я получил письмо в ЦК, конечно, от гене-рал-полковника Крюкова и Жуков получил это письмо. Я показал Президиуму ЦК, нужно рассмотреть…» и т. д.
А вот как выглядит это же место речи Хрущёва в официальном стенографическом отчёте о Пленуме, рассылавшемся «на места»:
«Если поднять дела МВД и МГБ как групповые, так и индивидуальные и посмотреть их, то встретим немало дутых дел. Возьмите дело «врачей-вре дител ей». Это позорное дело для нас. Мингрельское дело в Грузии — тоже липа…
(Выпускаю несущественный для анализа текст, включающий кроме выпущенного абзаца также позднейшую перекомпоновку еще одного абзаца. — С.К.)
…Обратите внимание на такую деталь. После опубликования сообщений о позорном деле «врачей-вредителей», о таком же позорном грузинском деле мною было получено в ЦК письмо от осужденного на 25 лет генерал-полковника Крюкова…» и тд.
Как видим, из официальной стенограммы выпали важнейшие слова Хрущёва, где он проговорился, а именно: «Я считаю позорное дело с врачами, грузинское дело — это позор. Мы, члены Президиума, между собой несколько раз говорили, я говорил Лаврентию…»
Почему же эта важнейшая фраза была опущена?
Не потому ли, что Хрущёв в ораторском пылу проговорился о том, что фактическая, а не официальная инициатива прекращения «дела врачей» шла не от Берии, а от него — Хрущёва?!
Запись в дневнике Л.П. Берии от 1 апреля 1953 года подтверждает, что реабилитационная инициатива в «деле врачей» исходила не от Берии, а от самого Хрущёва.
Что оставалось делать Берии в ситуации, которая была реально опасной для любого члена руководства, который немедленно продолжил бы линию Сталина, в том числе в «деле врачей»? Берия уже знал, что Сталин был убит, отравлен. Кто мог гарантировать, что та же судьба не постигнет Берию, если он не «прислушается» к словам того же Хрущёва?
Позволяет прояснить суть дела и, так сказать, расставить приоритеты реабилитационных инициатив и следующее место из второго «письма из бункера» Л.П. Берии Маленкову, написанное 1 июля 1953 года, уже после ареста: «В соответствии с имеющимися указаниями ЦК и Правительства, укрепляя руководство МВД и его местных органов, МВД внесло в ЦК и Правительство по твоему совету и по некоторым вопросам по совету т. Хрущёва Н.С. {выделенияжирным шрифтом мои. — С.К.) ряд заслуживающих политических и практических предложений, к[а]кто: по реабилитации врачей, реабилитации арестованных по т. н. называемому мингрельско[му] национальному центру в Грузии…» и т. д.
Как видим, и здесь речь об инициативе Хрущёва и Маленкова.
Но приписывают инициативу этих потрафляющих «демократам» инициатив почему-то Берии.
3/V-53
Взял свои записки по привычке, но уже не тянет. После смерти товарища Сталина тяжело, но то стало легче, что оглядываться не какого (так в тексте. —
С.К.). Как хочешь, а надо все решать самому.
Решаю. Смотрят кисло, но соглашаются. А времени нет.
Говорил с Георгием. Надо много менять. Коба хотел, не успел. Надо нам. А он как то вяло.
Говорю ему, слушай, Георгий, русский народ у нас вроде главный, а на самом деле его положение хуже других. Коба это понимал, и мне говорил еще когда на Кавказе работал. Вся тяжесть на русском, у него и климат самый неудобный. На Украине легче, сытнее.
Кавказ рай, в Средней Азии развитие слабое, им пока много не надо, а все равно у каждого свой дом, хоть и бедный. А у русского и то что было, разрушили. И сколько уже русский народ отстроил, а все мало. Русский народ — великий народ, но надо усилить. И экономически тоже. Республики никуда не денутся, надо сельское хозяйство в России поднять. И разобраться, что где сеять, какие где задания. Потом всем лучше будет.
Дальше что надо. Люди у нас терпеливые, а думать умеют. Ты ему дело покажи, а мы ему речи. И усугубляем, портреты в руки суем, носи! А зачем? Стою на трибуне, внизу несут сотню Лаврентиев, сотню Георгиев, сотню Мыкыт. Я говорю Георгию: «Ты один Маленков, зачем тебе еще сотня». Пожимает плечами.
Теперь, говорю ему: «Если хорошо подумать, нам не нужна именно социалистическая отдельная Германия. Можно одну, единую. Нам хватит по настоящему нейтральной. Пусть даже буржуазная, главное всем войска вывести, чтобы Америку из Европы убрать». Тоже молчит.
Коба был против раскола Германии. Он и в Подсда-ме (так в тексте. — С.К) эту линию гнул, но Черчиля (так в тексте. — С.К) не устраивало, так и пошло.
Сейчас в ФРГ все равно будут жить лучше, потому что надо американцам. Из восточной зоны немцы все равно будут бежать, тут никакая пропаганда не поможет. А мы нажимаем со строительством социализма. А нам нужна нейтральная демократическая Германия. И Коба так считал, не успел, а теперь этим дуракам не докажешь.
Вячеслав уперся, какой ты коммунист, если против социализма. Я не против социализма, а против ду-ризма. У них денег сил много, а нам не хватает. Если мы договоримся, что Германия будет единой и нейтральной, то можно будет вывести войска союзников из Германии. Мы тоже выведем, но это же какое сразу облегчение. Так у нас на шее восточные немцы, а так они будут сами больше работать. И будут на шее у Эйзенхаура (так в тексте. — С.К.). Тоже не сахар. Они если войска выведут, если мы нажмем, еще вопрос, будут Европу кормить задаром или нет. А ты веди нужную пропаганду, кто мешает. И в правительство входи.
Он говорит, а у немцев уран. Я ему: «Так у нас же есть «Висмут»[366], это акционерное общество, мы там хозяева. Можно сразу обговорить, что если что, имеем право действовать. И потом наши войска всё равно будут стоять. А если выводить, то всем сразу. Германия не Иран, тут можно уперется (так в тексте. —
С.К).
Дуризм какой-то!
В записи от 3 мая 1953 года и в записи от 15 марта 1953 года Л.П. Берия высказывает ряд тех соображений, которые были положены в основу его действий в отведённые ему 112 дней жизни без Сталина.
Почти всё, что Берия успел за эти дни сделать или предложить, было немедленно отвергнуто уже на июльском 1953 года пленуме ЦК КПСС.
Однако практически всё, что он успел за эти дни сделать или предложить, было совершенно необходимо для успешного и прочного развития СССР. И на этом надо остановиться отдельно.
Начал Берия с реформы МВД, прежде всего кадровой. Игнатьев наводнил аппарат партийными работниками, а Берия возвращал в него професионалов. Уже 15 марта 1953 года он направляет Хрущёву записку с просьбой откомандировать в МВД ССС руководящих работников системы СМ СССР, состоящих в действующем резерве МВД.
17 марта Берия ставит вопрос о передаче из МВД СССР в отраслевые промышленные министерства всех промышленных предприятий, производственно-хозяйственных и строительных организаций со всеми материальными и людскими ресурсами, в том числе Дальстроя, Главзолота, Куйбышев- и Сталинградгидростроя, комбинатов «Воркутауголь», «Апатит» и т. д.
Это тот, кого «историки» типа Леонида Млечина обвиняют в стремлении создать из СССР всеобщий ГУЛАГ. А ведь Берия 28 марта 1953 года также предложил передать и вообще всю систему ГУЛАГа (исправительно-трудовые лагеря и колонии) из МВД в ведение Министерства юртиции СССР, за исключением тюрем для особо важных государственных и военных преступников, шпионов, диверсантов и т. п.
Как следует и из логики возможных событий, если бы Сталин остался жив, а также прямо из записей в дневнике
Л.П. Берии, эти его меры не были такими уж спонтанными. Судя по всему, реформа МВД была предложена Берией — как будущим министром внутренних дел СССР — при жизни Сталина и Сталиным одобрена.
Но что-то начинало делаться и отличное от былого. Так, 21 марта 1953 года Берия предложил свернуть ряд дорогостоящих, сложных в реализации и не особо насущных проектов, в том числе Главного Туркменского канала, тоннеля под Татарским проливом, Волго-Балтийского водного пути, канала Волга — Урал, железной дороги Чум — Салехард — Игарка и строительства в Игарке, железных дорог Варфоломеевка — Чугуевка — бухта Ольги и Апатиты — Кейва — Поной, Кировского химического завода, Черногорского завода искусственного жидкого топлива, Арали-ческого завода жидкого топлива, автомобильной дороги Усть — Большерецк — Озерновский рыбокомбинат и др.
19 марта при активной поддержке Берии были предприняты шаги по сворачиванию Корейской войны и конфликтных проблем с Турцией и Ираном. Активность во внешнеполитических вопросах впоследствии тоже дорого обошлась Берии — ему её тоже поставили в вину, хотя в «германском» вопросе только линия Берии на пусть буржуазную, но нейтральную Германию совпадала с взглядами Сталина на этот острый вопрос.
4 апреля 1953 года Берия издал приказ по МВД СССР «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия» (что в МВД Игнатьева практиковалось).
9 мая 1953 года по инициативе Берии было принято Постановление Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников», по которому отменялось украшение колонн и зданий портретами руководителей государства и практика провозглашения с трибун призывов, обращённых к демонстрантам.
13 мая 1953 года Берия направляет Маленкову записку о необходимости упразднения паспортных ограничений по отношению к людям, отбывшим наказание. А в конце мая — начале июня 1953 года Берия обращает внимание коллег на серьёзные перекосы и провалы в политической работе в Западной Украине, Западной Белоруссии и в Литовской ССР. Вот лишь одна цифра из тех его записок: «из311 руководящих работников областных, городских и районных партийных органов западных областей Украины только 18 человек из западноукраинского населения». Это — через восемь лет после окончания войны.
Ещё при жизни Сталина Берия всерьёз прорабатывал вопрос о целесообразности введения в национальных союзных республиках СССР республиканских орденов, прежде всего для награждения национальной интеллигенции: орден Шевченко или Франко для Украины, орден Навои для Узбекистана, орден Низами — для Азербайджана, орден Руставели — для Грузии…
Умная ведь мысль. Не грех хоть сейчас реализовать её в «независимых» «государствах», но до Шота ли Руставели нынешним правителям Грузии?
Берия, судя по всему, был убеждён и в том, что реальную государственную власть надо передавать из партийных органов в органы Советской власти и в правительство. И в этом направлении он действовал тоже активно.
При этом Берия видел МВД СССР в перспективе не только и не столько карательным, сколько эффективным контрольным органом, призванным обеспечивать высшее руководство страны объективной информацией о положении в республиках и регионах в целях предупреждения или ликвидации больных проблем.
На эту тему можно говорить много, но я ограничусь уже сказанным, отсылая заинтересованного читателя к своей книге о Л.П. Берии.
9/V-53
Сегодня положили на стол проэкт Постановления по РДС-6 и по атомным РДС. Вот это дело. По РДС-6 ожидается Тротиловый Эквивалент 250–400 тысяч тонн. Надо все хорошо обсудить. Георгий и остальные как-то отстраняются. Георгий делами Спецкомитета не интересуется, и вообще все время приходится его теребить.
3/У1-53
Все основные вопросы по испытаниям РДС почти решили. Важнейшее испытание будет испытание РДС-6. Ванников испытывать предлагает в июле-сен-тябре. Василевский заверяет, что все будет готово в срок. Надо будет поехать самому.
Все самому. Как не хватает Кобы.
А работать надо. Опять год пролетит и не заметишь. После РДС-6 отдохну.
Уже без Кобы.
17/VI-53
В Германии организованы забастовки. Наша дурость, их провокации, а в результате надо стрелять.
Стрелять придется[367]. Жалко людей. Если не умеешь думать, так дураком и будешь жить. А жить как то надо. Вот и живут как дураки.
Но растут новые люди… Поумнее нас. Может и жить будут умнее.
Игорь и Завенягин снова докладывают по РДС-бс. Вероятный Полный Тротиловый Эквивалент от 200 до 400 тысяч тонн. Говорят, может быть ниже, если перемешаются тяжелые и легкие слои. Но обещают в перспективе до 1 миллиона тонн.
Посмотрим.
Теперь надо крепко взяться за скорейшее испытание РДС-6. Пусть готовят Постановление1. Поеду на него сам. Это надо видеть самому.
Это была последняя запись в дневнике.
Через полторы недели, 26 июня 1953 года, Л.П. Берия подписал последний в своей жизни официальный документ — распоряжение Совета Министров СССР по работам на урановом комбинате № 813, получившее учётный номер 8532рс.
Затем Берия ушёл из своего кремлёвского кабинета на то заседание Президиума ЦК КПСС, в ходе которого был арестован.
Итак, дневник Берии на записи от 17 июня 1953 года закончился. А точнее — он оборвался, а ещё точнее — он был насильственно оборван. Как и сама жизнь его автора.
По сей день спорят — когда и как она оборвалась, хотя наиболее важно то, почему она оборвалась.
В своих книгах «Берия. Лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?» я постарался дать развёрнутый ответ на этот вопрос. А сейчас скажу коротко: и Сталина, и Берию убили потому, что оба они, и гениальный Сталин, и блестяще талантливый Берия, были — каждый на свой манер — наиболее выдающимися и последовательными, наиболее самобытными организаторами процесса создания могучей российской державы.
А раз могучей, значит — Союзной, Советской, Социалистической и Республиканской.
Этого врагам России и не надо было, а Берия был злейшим врагом для всех врагов России — как внутренних, так и внешних.
Вспомним ещё раз об американском Совете по психологической стратегии, созданном в 1951 году, о принятом в том же году в США законе о мощном финансировании подрывной работы в СССР и о группе PSB D-40 «Сталин», образованной внутри Совета по психологической стратегии США.
Обеспечить «отход» Сталина от власти можно было, только физически убив Сталина. Но этого было явно мало. Дело Сталина мог продолжить только Берия — если бы его товарищи поддержали его, а не предали и его, и дело Сталина.
Значит, после Сталина надо было устранить Берию. Но если смерть Сталина надо было обставить как естественную, иначе гнев народа (включая вооружённую часть народа — Советскую Армию!) смёл бы все планы любых тёмных мировых сил, то устранение Берии можно было провести уже открыто, что и было сделано при посредстве Хрущёва (думаю, его умело спровоцировали).
То есть замаскированное убийство Сталина на рубеже зимы и весны 1953 года и прямое убийство Берии летом 1953 года сегодня можно и нужно рассматривать не просто в неразрывной системной связи. Эти два убийства надо рассматривать в прямой организационной связи друг с другом — как две последовательные стадии одной и той же специальной операции США по созданию условий для будущего краха социализма.
И проведена была эта операция совместно Западом и внутренними агентами влияния Запада в СССР.
Смерть Сталина была необходимым, но недостаточным условием для возникновения нужных Западу условий в политической жизни СССР. Лишь смерть Сталина в сочетании со смертью Берии открывала широкие перспективы по постепенной трансформации социализма в СССР в капитализм, а СССР — в ублюдочную «Россиянию».
Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Лазарь Каганович, Клим Ворошилов, Николай Булганин — те ближайшие соратники Сталина по делу построения могучей России, которые были рядом со Сталиным до конца его жизни, тоже — каждый на свой манер — внесли свой немалый вклад в это державное дело.
Даже главный хитрец в сталинской команде Анастас Микоян — фигура в конечном счёте исторически жалкая — внёс в это дело свою немалую положительную лепту. Лишь Иуда Хрущёв в новой России, которая, если будет жить в будущем, будет вновь Союзной, Советской, Социалистической и Державной, заслуживает участи Тушинского вора, прах которого выкопали, сожгли и затем выстрелили им из пушки.
Но все, вместе взятые, последние соратники Сталина, принявшие его последнее дыхание, не стоили как преемники Сталина одного Лаврентия Берии.
Можно уверенно предполагать, что если бы Берия остался жив и у власти, был бы жив сегодня и Советский Союз.
И уже не предположением, а историческим фактом является то, что ни Маленков, ни Молотов, ни Каганович, даже объединившись, не смогли воспрепятствовать процессу уничтожения СССР, начавшемуся с убийства Сталина и Берии в 1953 году и оформившемуся на XX съезде КПСС в 1956 году.
Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Лазарь Каганович, Клим Ворошилов, Николай Булганин заслуживают в будущем лишь доброй памяти о себе в новой социалистической России — если она будет.
А Берии в этой новой России — если она будет — поставят памятник в каждом месте, история которого связана с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича.
И таких мест в СССР было ох как немало!
В уже упоминавшейся мной книге Ивана Чигирина «Белые и грязные пятна истории» о Лаврентии Павловиче Берии сказано так:
«Л.П. Берия, судя по отзывам всех, кто его знал, отличался особой личностной включенностью в исполняемые им обязанности, был просто фанатиком своего дела — любого. Фактически именно его организационный азарт, заинтересованность, и сделали его, во-первых, исключительно хорошим организатором, а во-вторых, — создали ему обширную и вполне закономерную группу врагов…
…Беспристрастный анализ его деятельности приводит к выводу, что работа этого человека в своей основе была отнюдь не палаческая, а созидательная.
Если присмотреться, то за многогранностью хозяйственно-экономической работы видится не борец за власть, а «трудяга», в океане проблем потерявший бдительность, что стоило ему жизни».
А в моей книге о Берии есть и такие строки:
«Берия, как «трудяга» и коллективист, был глубоко и простодушно уверен в том, что его очевидное деловое превосходство автоматически обеспечит ему лидерство. И хотя он понимал никчёмность Хрущёва, не мог и помыслить, что ради личного благополучия тот может устроить над товарищем и коллегой расправу.
Берия мерил по себе.
Но и Хрущёв мерил по себе.
Вот только мерки у них были разными…
…Нет, Лаврентий Павлович Берия не был заговорщиком, не был он и интриганом. И жертвой Хрущёва он пал в силу того, что был по натуре — в конечном счёте — идеалистом, пусть и практическим…
..Берия не был гениален — как Ленин, как Сталин. Он был всего лишь сверхкомпетентен. Кроме прочего, его погубило и это… И ещё его погубила наивная вера в доброе начало в людях, в коллегах В его голове никак не могла уместиться мысль, что всего лишь из зависти, из «шкурности» можно возвести на товарища такую ЧУДОВИЩНУЮ напраслину и вонзить ему в спину кинжал».
Книга И.И. Чигирина была подписана в печать 21.12.2007 года. Первое издание моей книги о Берии было подписано в печать 29.01.2008 года. То есть два разных по судьбе человека в одно и то же время совершенно независимо друг от друга дали полностью психологически и исторически совпадающие оценки Берии.
А это что-то да значит!
Впрочем, сегодня так оценивают роль Л.П. Берии и его нравственные качества уже многие — как пишущие о Берии, так и размышляющие о нём.
А мне в своём заключительном комментарии к дневнику Л.П. Берии остаётся сказать вот что…
Сочиняют байки о том, что московский особняк Берии 26 июня 1953 года штурмовали — для того, чтобы захватить там некие компрометирующие материалы, которые Берия якобы годами собирал на членов «команды» Сталина и самого Сталина.
Какая тупая глупость!
Как и утверждения о том, что Сталин, Берия, Маленков рвались-де к власти.
Во-первых, они её имели и так — в такой мере, что не прочь были бы свалить бремя этой власти на кого-либо другого, если бы рядом был кто-то, кто мог бы нести это бремя по крайней мере не хуже, чем несли его они.
А, во-вторых, что давала им власть?
Владение концерном «Североникель»?
Возможность блудить в Куршевеле с гаремом шлюх и при этом входить в состав президентских комиссий?
Право выкупать километры курортных побережий и строить там личные дворцы?
Возможность воспитывать отпрысков в Германии, в Великобритании, в США и в Пингвинии?
Фу!
Какой там штурм особняка, чтобы изъять некие компроматы? Какие там могли быть компроматы?
Счета западных банков на имя Кагановича или даже Микояна?
Пакеты акций транснациональных корпораций, полученных Маленковым и Ворошиловым в оплату их услуг по поставкам в СССР залежавшихся «ножек Буша»?
Фотографии Молотова или Сталина, трахающих, пардон, во все дырки десятилетних девочек?
Окститесь, господа-товарищи! Коррупция, компроматы на политических и государственных «деятелей» — это из жизни Запада. Ну, в крайнем случае — из жизни «зрелого» (точнее —дозревшего) брежневского «социализма».
Конфузы, подобные Уотергейту или «делу Боинга», возможны в двуглавой «либеральной» «Россиянин», но никак не в СССР образца Сталина и Берии.
Рассуждать, ковыряя пальцем в… носу, о возможных компроматах на Сталина и его адекватных соратников, значит неправомерно переносить нравы одного общества — частнособственнического, в историю совершенно иного общества, где легальное, законодательно закреплённое присвоение одним человеком той или иной части труда других людей было абсолютно невозможно.
По закону!
Утверждать иное способны только разнообразные рад-зинские тараканы, по сей день, увы, шустро шныряющие в мозгах очень многих моих соотечественников.
И последнее…
Даже такие серьёзные аналитики, как Юрий Мухин, Иван Чигирин и другие, считают, что Лаврентий Павлович Берия был расстрелян уже 26 июня 1953 года — то ли при его аресте, то ли при пресловутом мифическом «штурме» его особняка.
Я писал в своих книгах, почему эта версия не может быть принята. Против неё свидетельствуют и явно принадлежащие перу Берии его «письма из бункера» от 1 и 2 июля 1953 года, и фото Берии после ареста, и датированное 26 июня 1953 года распоряжение СМ СССР № 8532рс, подписанное Берией перед его уходом на заседание Президиума ЦК.
Последний документ убедительно доказывает присутствие Л.П. Берии днём 26 июня 1953 года в Кремле, а не у себя в особняке.
Наконец, имеется протокол допроса Берии новым — хрущёвским — генеральным прокурором СССР Руденко от
7 июля 1953 года. Его приводит в своей книге о Берии на с. 410–414 прокурор Андрей Сухомлинов.
Этот допрос касался деятельности Л.П. Берии в 1919–1920 годах в Баку, втом числе в контрразведке му-саватистского режима. В ответах Берии содержатся такие детали, касающиеся того периода, которые мог знать лишь реальный Берия и описать мог лишь реальный Берия.
Выдумать такой протокол постороннему человеку было просто невозможно!
Протокол допроса от 7 июля 1953 года наверняка и не выдуман, а подписан живым, реальным Лаврентием Павловичем. Но, скорее всего, это один из немногих подлинных протоколов допросов Берии, находящихся в его 37-томном, в основе своей, конечно, сфальсифицированном, следственном деле. Думаю, Л.П. Берия был бессудно расстрелян не позднее, чем в начале августа 1953 года, после того, как на внеочередной сессии Верховного Совета СССР был утверждён указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1953 годао лишении Л.П. Берии всех его должностей, званий и наград.
После этого расправа с Берией стала не только юридически безопасной для её организаторов, но и необходимой как эффективное средство воздействия в нужном для хрущёвцев направлении на арестованных соратников Берии — Меркулова, Деканозова, Кобулова, Гоглидзе, Меши-ка и Влодзимирского.
* * *
26 июня 1953 года, в день своего ареста, в Кремле, Л.П. Берия подписал свой последний официально зарегистрированный государственный документ — распоряжение Совета Министров СССР № 8532рс об утверждении проектного задания на строительство завода «СУ-3» комбината № 813, включая «реконструкцию цехов ревизии машин и КИП, а также культурно-бытовое строительство объемом 7,3 тыс. м3 с общей сметной стоимостью 406 млн руб. в ценах, введённых с 1 июля 1950 г.».
Затем он ушёл на то заседание Президиума ЦК, которое стало для него последним и на котором было принято решение — явно ещё с участием Берии — об образовании на базе 1 — го и 3-го ГУ нового «атомного» Министерства среднего машиностроения СССР.
Как видим, Лаврентий Берия до последних часов своей общественной жизни был созидателем, и последние его действия как государственного деятеля были устремлены в будущее.
И не его вина в том, что нынешний день грозит России невозможностью для неё светлого и радостного завтрашнего дня.
Послесловие:
Берия как человек
Итак, читатель познакомился с последними дневниками Л.П. Берии за 1946–1953 годы. Ранее были опубликованы его дневники за 1938–1941 и 1941–1945 годы. Начиная работать над подготовкой их к печати, я задавался вопросом: дневники ли это или всё же — литературно-историческая мистификация? Но, даже закончив немалую, замечу, работу по анализу и подготовке дневников Л.П. Берии к печати, я не могу дать на этот вопрос однозначного ответа.
Однако…
Однако должен признаться, что с какого-то момента вопрос утратил для меня начальную остроту. Как бы там ни было — имеем ли мы дело с подлинными дневниками Лаврентия Павловича, или с умелой их подделкой таинственным «Павлом Лаврентьевичем», или кем-то ещё — текст дневников адекватно отражает события той эпохи, её суть и личность самого Л.П. Берии.
Не знаю, перу ли Берии принадлежит текст его дневников, но уверен, что в любом случае его дневник выглядел бы примерно так же.
Что касается меня, то я, в итоге своей работы, лучше понял и натуру Л.П. Берии, и его время. Надеюсь, что это же сможет сказать и читатель, завершив уже свою работу — работу по прочтению дневников, а также моих примечаний и комментариев к ним. Вот уж за их историческую аутентичность я ручаюсь полностью!
Увидев Л.П. Берию с необычного ракурса, я лучше понял его и как человека, поэтому решил закончить ниже приводимым послесловием, где речь о Берии прежде всего как о человеке.
Тех, кто знаком с моей книгой «Берия. Лучший менеджер XX века», хотел бы предупредить, что это — не извлечения из той книги, а итог уже позднейших изысканий и размышлений, в том числе и размышлений, порождённых работой по подготовке дневников Л.П. Берии к изданию.
Из дневниковых записей Л.П. Берии видно, что внутренний мир их автора был заполнен прежде всего теми конкретными задачами, которые ставили перед ним Сталин и Россия. Да, Берия всегда жил делом. Причём, как и у Сталина, строительство державы было для него не только государственным, служебным и нравственным долгом, но и его единственным, так сказать, «хобби».
Именно так! Строительство могучей социалистической державы было главным человеческим увлечением Берии! К капиталистическому же строю он не мог не относиться с искренним духовным пренебрежением — как к явлению системно мелкому. Я уже ссылался на злобную докладную от 2 июля 1953 года «о деятельности Берии», поданную в формирующийся хрущёвский ЦК КПСС управляющим делами Совета Министров СССР М.Т. Помазневым (1911–1987). Не отдавая себе отчёт в том, что он не чернит Берию, а обеляет его, Помазнев, в частности, писал:
«Высотные здания Берия считал своим детищем. Однажды я слышал, как он говорил, [что] другие уже десять раз сфотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим и ничего.»»
Помазнев же сообщает, что Л.П. Берия говорил о здании МГУ, что «…это здание равно капиталам Дюпона и других американских миллиардеров…».
В таком заявлении Берии сквозит то естественное чувство, о котором прекрасно сказал Владимир Маяковский:
У советских собственная гордость,
На буржуев смотрим свысока»
Вот и Берия смотрел на капитализм с высоты наших высотных зданий. Да, формально они уступали по высоте небоскрёбам Нью-Йорка, но если эти небоскрёбы лишь уродовали облик «Багдада-на-под-земке» и придавали ему несуразный вид, то высотные здания, создать которые мог лишь творческий гений советского образца, украсили Москву. Они определяли новый облик столицы страны, устремлённой к высотам разума и духа.
Так мог ли Берия восхищаться капитализмом, если только социализм давал возможность в полной мере развернуться кипучей натуре Лаврентия Павловича?
Нет, конечно!
Берия стал большевиком-сталинцем и до конца был большевиком-сталинцем уже потому (хотя — не только потому!), что ему очень подходил главный деловой принцип сталинского большевизма: «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!»
О, это было Берии по характеру и натуре! И всё это, и ещё многое другое приходило вше на ум, когда я работал с текстом дневников Л.П. Берии. Работа комментатора, а также необходимость хотя бы попытки установления аутентичности текста дневников заставили меня ещё раз углубиться в документы, в дух того времени, в его хронологию и фактографию и в результате ещё лучше представить себе весь масштаб того, что было совершёно народами СССР под руководством Сталина и Берии за последнее десятилетие жизни этих двух выдающихся сынов России.
На краткий исторический миг длительностью всего в десять лет, с 1943 по 1953 год, пришлись эпопея Курской дуги, освобождение Европы, дальневосточный триумф России 1945 года и её атомный триумф
1949 года…
В эти годы была одержана Победа в двух войнах и фактическая победа в Корейской войне… Было проведено восстановление разрушенной войной экономики и обеспечено создание новых её отраслей — и оборонных, и мирных.
В это десятилетие были построены высотные здания Москвы и созданы тысячи километров лесозащитных насаждений по всей стране, были поставлены фильмы, которые не может игнорировать даже нынешняя антирусская и антисоветская «Россиянин»…
В эти годы вокруг России возник мощный защитный пояс дружественных нам стран, ныне напрочь разрушенный.
Много чего произошло в стране и в мире за десять последних лет жизни Иосифа Виссарионовича Сталина и его соратника Лаврентия Павловича Берии. И практически во всём, сделанном в те годы, есть вклад Сталина.
Но есть вклад и Берии.
Эти два человека смогли — каждый по-своему — наложить на их эпоху свой мощный личный и личностный отпечаток. И поэтому далее в своём послесловии я хотел бы коснуться темы «Берия как человек». Уже немало написав на эту тему в книге «Берия. Лучший менеджер XX века», я и сейчас раз за разом возвращаюсь к личности Берии в своих мыслях и каждый раз взвешиваю все «за» и «против» него.
Ведь работа над подготовкой его дневников к печати дала обильную пищу для новых моих размышлений
Даже ненавистники Берии не отрицают сегодня его государственного масштаба, но при этом обязательно подчёркивают его якобы безудержную тягу к насилию, его якобы беспринципность, полное равнодушие к людям и т. д. Недалеко ушли от клеветников и многие из тех, кто хорошо знал реального, а не демонизированного Берию и, в отличие от Берии, прожил долгую жизнь, закат которой совпал с закатом СССР.
Скажем. Павел Судоплатов, многолетний сотрудник Берии, пользовался доверием и уважением Лаврентия Павловича и в своих мемуарах привёл — возможно, сам не сознавая, что пишет, — несколько волнующих примеров человечности Берии.
Однако тот же Судоплатов сообщает, что его жена Эмма, тоже сотрудница НКВД, называла Берию «князем Шадиманом» — по имени коварного героя романа Анны Антоновской «Великий моурави».
Так кто он, Лаврентий Берия, как человек? Князь Шадиман или, пользуясь удачным образом Елены Прудниковой, последний рыцарь Сталина? Талантливый негодяй, карьерист, садист и развратник — или порывистый, полностью погружённый в порученные ему дела и внутренне скромный и благородный строитель социалистической России?
Вот как определяет Берию генерал Волкогонов — один из самых человечески отвратительных для меня «прорабов перестройки». В своём очерке в антибери-евском сборнике 1991 года, изданном ещё Политиздатом, Волкогонов использует следующие определения: «Выродок, отпетый преступник, пример духовного и нравственного распада, палач, гнусный развратник…» И, наконец, — «сталинский монстр».
Был ли Берия таким?
В предисловии я уже писал, что санкт-петербургский «историк» Лев Лурье, беря у меня в «атомном» Сарове интервью для фильма «Подсудимый Берия» (оно в фильме так и не появилось), уверял, что имеет в своём распоряжении якобы горы копий документов, находящихся в архивах КГБ Грузинской ССР и обличающих Берию как «палача». При этом этот Лев обещал непременно выслать мне сей «компромат».
Присылки «обличительных документов» я не дождался, но они не были представлены и на экране. Их просто нет, а «свидетельства» и «признания» типа якобы сделанных бывшим заместителем министра ГБ СССР Питоврановым архиренегату Волкогонову, характеризуют лишь авторов и популяризаторов подобных «воспоминаний».
Питовранов (со слов Волкогонова, во всяком случае) утверждал, что Берия был «не только абсолютно безнравственной личностью, но и личностью глубоко аполитичной, ничего не понимал в марксизме, совсем не знал ленинских работ»…
Спору нет, умерший на 84-м году жизни в «ельци-ноидном» 1999 году, прекрасно вписавшийся в мараз-мы брежневщины и спокойно вышедший в 1988 году на пенсию, генерал Питовранов был выдающимся марксистским теоретиком, как и сам генерал от измены Волкогонов. Куда до них и самому Марксу с Энгельсом, не говоря уже о Ленине со Сталиным.
Всё так…
Но Берия ведь в философствования и не лез, он был практическим деятелем. Даже его инициатива с подготовкой знаменитого доклада «История большевистских организаций в Закавказье» носила вполне практический характер. Тогда потребовалось восстановить, прежде всего для кавказской молодёжи, историческую истину и верно осветить роль Сталина в революционизировании Кавказа. Это было необходимо потому, что тогда на Кавказе, да и не только там, имелось немало самовлюблённых «старых революционеров», не простивших «Кобе» Сталину того, что он, будучи моложе их, оказался неизмеримо талантливее и трудоспособнее их. Эти «старые большевики» изо всех сил старались доказать обратное, а главное — мешали нормальному социалистическому строительству.
Берия же показал, что однозначно первой и действительно выдающейся фигурой революционного движения на Кавказе был почти с начала своей деятельности именно Сталин. Он прочно стоял на платформе большевизма ещё до того, как большевизм идейно оформился в виде отдельного течения революционной теории и практики на II съезде РСДРП.
Да, Сталин был одним из создателей и руководителей большевистской партии.
Но был ли большевиком Берия? Несмотря на моё предыдущее однозначное «да» на сей счёт, зададимся этим вопросом ещё раз. Тем более что питоврановы и волкогоновы безапелляционно заявляют — нет!
Правы ли они?
Я уже писал, что деятельная натура Берии сама по себе была базой для его активного отношения к жизни. А это — одно из необходимых, хотя и недостаточных условий для формирования человека как революционера, как борца за справедливую жизнь. То есть борца за хорошую жизнь для всех, желающих жить хорошо вместе с другими, а не за счёт других.
Однако нередко «активную жизненную позицию» занимают не только бескорыстные люди, альтруисты, но и прожжённые беспринципные карьеристы и авантюристы. Тех же выдающихся мафиози в вялости натур упрекнуть нельзя никак.
Так кем же был Берия?
Он, безусловно, сделал выдающуюся по любым меркам карьеру. Но был ли он карьеристом? Зная жизнь и деятельность реального, а не «волкогоновско-го» Берии, можно уверенно дать на такой вопрос отрицательный ответ.
Отрицательный потому, что Берия никогда не вёл себя как карьерист и интриган. Уже в его юности мы отыскиваем такое мощное подтверждение человеческой доброкачественности Берии, как его автобиография 1923 года, а точнее та просьба к руководству, которой автобиография заканчивается.
Будучи крупным чином советских спецслужб, заместителем председателя ЧК Грузии, имея ряд лестных наград и блестящие карьерные перспективы, Берия описывает в автобиографии свою работу, указывает на немалые заслуги, но в итоге просит ЦК Компартии Грузии о предоставлении возможности продолжить специальное образование. То есть просит позволить ему вновь стать просто студентом.
Ещё в свою бытность в Баку он был отозван на работу в ЧК Азербайджана с учебы в Бакинском политехническом институте по специальности «архитектура и строительство». Затем его перевели в Тбилиси. И вот в 1923 году двадцатичетырёхлетний Берия формулирует своё искреннее желание так:
«За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал в смысле общего развития… не закончив свое специальное образование. Имея к этой отрасли знаний призвание, потратив много времени и сил, просил бы ЦК предоставить мне возможность продолжения этого образования для быстрейшего его завершения. Законченное специальное образование даст мне возможность отдать свой опыт и знания в этой области советскому строительству, а партии — использовать меня так, как она это найдет нужным».
Став «генералом» ЧК, проситься в студенты? Такой настрой ни в коем случае нельзя определить как проявление карьеристских устремлений. Это отмечал в своё время Юрий Мухин, и то же самое скажу я сам!
Но и предыдущая биография Берии говорит о том же. Он учился в Баку, начинал взрослую жизнь в Баку. А что представлял из себя Баку в предреволюционные, революционные годы и в годы Гражданской войны?
Вряд ли в пределах Российской империи можно было найти другой город, который с таким же основанием, как Баку, заслуживал бы определения «второй Вавилон». В этом отношении ему уступала даже Одесса! Вспоминая ОТенри, назвавшего Нью-Йорк «Багдадом-на-подземке», тогдашний Баку можно было назвать «Багдадом-на-Каспии». Это был очень космополитический город, и причиной тому было одно, тоже очень космополитическое слово: «нефть».
Нефть влекла в Баку сразу всех: атеистов, католиков, протестантов, мусульман, иудаистов, греков, персов, англосаксов, шведов, немцев, голландцев, турок, бельгийцев, французов, и прочих, и прочих, и прочих.
Даже японцев и русских.
Нефтяные прииски Баку интересовали как самых крупных мировых дельцов, так и множество авантюристов — неудачливых и удачливых. Здесь же сталкивались разнообразные интересы — геополитические, политические, экономические, разведывательные…
А, в конечном счёте, для большинства бакинских обладателей «активной жизненной позиции» — интересы шкурные и своекорыстные.
Кем мог стать в подобной атмосфере ловкий и способный молодой человек, да ещё и сладострастник, в чём Берию так часто обвиняют, стремящийся к личному успеху, к обогащению и наслаждению всеми благами жизни?
Он мог стать политиканом, доверенным лицом Нобелей или Детердинга, пронырой-дельцом, перспективным служащим той или иной крупной фирмы, международным агентом, сутенёром, да вообще кем угодно!
Но только не большевиком-подпольщиком.
А Берия, несмотря на позднейшие инсинуации, стал именно им. И работал хорошо. Иначе после советизации Азербайджана его не послали бы на нелегальную работу уже в меньшевистскую Грузию.
Нет, Берия не имел наклонностей шкурника, карьериста и сибарита. Он был воспитан в традициях трудолюбия, бескорыстия, заботы о семье, ответственности за тех, за кого ему приходится нести ответственность. Он был достаточно скромен, а при этом — эмоционально подвижен.
Вот почему его выбор «красной» стороны баррикад был вполне естественным. А идейный большевик — это всегда человечески доброкачественная натура. Именно потому, что Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Пятаков, Ягода, Енукидзе и остальные политические деятели в СССР с дореволюционным прошлым, которых позднее отверг процесс революционной перестройки России, не были человечески доброкачественными, они не смогли выдержать большевистской линии в своей жизни.
А Берия смог! И как человек, и как государственный деятель.
Сегодня у нас не так много документальных подтверждений этого. И тому есть свои причины. Прекрасный исследователь катынской проблемы В. Швед в своей книге «Тайна Катыни» напомнил нам, что в августе 1995 года в одной из телепередач Дмитрий Волкогонов сообщал, что он знакомился с архивным актом об уничтожении одиннадцати мешков с документами из архива Берии.
А ведь архивы уничтожают только преступники, заметая следы своих преступлений, не говоря уже о том, что уничтожение исторических документов само по себе является тягчайшим преступлением, не имеющим срока давности.
Между прочим, в одном из «перестроечных» номеров журнала «Советские архивы» во вполне антибе-риевской статье кандидата исторических наук
А.П. Пшеничного «Репрессии архивистов в 1930-х годах» сообщалось, что до 1953 года «во всех архивных учреждениях сверху донизу очень широко были известны» слова Л.П. Берии: «Без архивов нет истории, без истории нет науки, без науки нет будущего».
Слова не только хорошие, но и пророчески точные. После 1953 года, после смерти Сталина и Берии, они были не только забыты, но и отвергнуты как принцип. Стоит ли удивляться, что ситуация в СССР медленно, но неуклонно менялась в сторону уничтожения и архивов, и науки, и будущего России?
Вернёмся к мешкам с документами из архива Берии, которые, по словам генерала Волкогонова, были после убийства Берии уничтожены. Свидетельство об этом из уст такого очернителя Берии, как Волкогонов, дорогого стоит. Ведь что было в этих мешках, уничтоженных хрущёвцами? Пыточные протоколы жертв Берии? Или, может, порнографические фото его постельных сцен с тысячами «невинных» девочек? Или рапорты «бериевских палачей» о расстрелах «невинных» маршалов и командармов?
Вряд ли…
«Документы» такого рода бережно хранили бы в послесталинском СССР под музейным колпаком, а сейчас возили бы по всему «СНГ» и в каждом областном городе устраивали бы передвижные выставки с восковой фигурой Берии, пожирающего свои жертвы на манер Зевса, пожирающего своих детей.
Выходит, уничтожали документы, свидетельствующие об обратном?
Выходит, так!
Но кое-что и не уничтожено.
Например, 1 апреля 1943 года уже начавший работы по атому И.В. Курчатов направил записку М.Г. Первухину о необходимости демобилизации некоего В.М. Кельмана. Эта записка сохранилась и ныне опубликована.
Вениамин Моисеевич Кельман до войны работал в Украинском физико-техническом институте (УФ-ТИ) в лаборатории профессора Ланге. Кельман, родившийся в 1915 году в Киеве, был хорошим физи-ком-экспериментатором и дрянноватым — как выяснилось значительно позднее — гражданином своей страны. С 1992 года он проживал в США, в Мемфисе, и чёрт с ним. Но в 1943 году он мог пригодиться (и таки пригодился) в начинающемся советском атомном проекте, и Курчатов просил его демобилизовать, потому что у Ланге (с ним мы ещё познакомимся) не было сотрудников.
Тем не менее зампред Совнаркома Первухин не снизошёл до просьбы Курчатова, и Кельман был демобилизован лишь в декабре 1945 года, когда уже функционировал Спецкомитет Берии.
Но это — лишь прелюдия к истории профессора Ланге.
Ровесник Берии, физик Фриц (Фриц Фрицевич) Ланге (1899–1987) родился в пригороде Берлина Фридрихсхагене и в 1924 году окончил Берлинский университет. С 1925 года работал в Физическом институте Берлинского университета. В 1934 году эмигрировал в Англию, откуда был приглашён А.И. Лей-пунским для работы в УФТИ, где с 1935 года и трудился. В 1937 году совместно с харьковскими физиками В.А. Масловым (1913–1943) и B.C. Шпигелем (р. 1911) Ланге сделал вывод о возможности разделения изотопов урана методом газового высокооборотного центрифугирования.
Ланге долго и активно работал в советском Атомном проекте, а в 1959 году уехал в ГДР, где занимал пост директора Института молекулярной биологии.
К слову, Владимир Шпинель и Виктор Маслов — отдельная и всё ещё не раскрытая страница нашей атомной истории. В 1940 году эти два талантливых парня обратились в Наркомат обороны СССР с предложением начать работы по атомному оружию. О том, почему эту инициативу тогда «замотали», знают сегодня, пожалуй, лишь господь бог и те нынешние обитатели ада, которые её «замотали». Шпинель все передряги пережил, а Маслов воевал и 13 декабря 1943 года скончался от ран в госпитале в Баку.
Вернёмся, однако, к профессору Ланге. В 1943 году он прозябал в Свердловске, хотя по всему ему надо было быть в Москве и заниматься проблемой обогащения урана.
Ни Вячеслав Молотов, ни Михаил Первухин (хотя ничего плохого я о них сказать не хочу) так и не озаботились судьбой и идеями Ланге. И лишь 20 октября 1945 года не учёный, а начальник Управления НКГБ по Свердловской области генерал-лейтенант Т.М. Борщов обратился к наркому внутренних дел СССР маршалу Советского Союза товарищу Берии Л.П. с докладной запиской.
Генерал Борщов сообщал о работе Ланге в Свердловске, аттестовал Ланге как «автора нового метода разделения изотопов» и заключал так: «В связи с тем, что Ланге несомненно представляет для нас интерес по роду проводимой им работы и связям с изобретателями атомной бомбы (вне сомнений, имелись в виду не Оппвнгеймер и фон Нейман, а Маслов и Шпинель. — С.К.), прошу Ваших указаний».
Указания не замедлили себя ждать. Уже 22 октября 1945 года Берия наложил свою резолюцию: «тов. Махнев! Договоритесь с т. Борщевым — и профессора Ланге доставить в Москву. Обеспечить всем необходимым. Л.Берия. 22/Х 45».
Последняя фраза для Берии крайне характерна. Умел «сталинский монстр» заботиться о людях, с которыми делал одно общее дело. И с декабря 1945 года Ланге начал работать в Москве, руководя лабораторией № 4 ПГУ.
Что дополнительно интересно™ В 1943 году Курчатов просил Первухина выделить жильё для физиков лаборатории № 2. Мало того, что этот вопрос тогда «повис» и был разрешён уже Берией, но в 1943 году Первухин даже из «бумажного», а не реального списка кандидатов на получение жилья, представленного Курчатовым, вычеркнул именно Ланге и Кельмана. Жильё им предоставил Берия.
Ни Первухин, ни Берия лично не знали ни Ланге, ни Кельмана. Однако факт остаётся фактом: информаторы Первухина его относительно научного потенциала двух приличных физиков дезинформировали, а информаторы Берии били «в точку».
Пару слов о самом Тимофее Михайловиче Борщо-ве, генерале МГБ. Родился в 1901 году в Кубинском уезде Бакинской губернии. С 19 лет — чекист, находился в поле зрения одного из руководителей органов ЧК Закавказья Берии. С 1937 года — заместитель наркома внутренних дел Азербайджанской ССР, с 1938 года — нарком внутренних дел Туркменской ССР, затем — в центральном аппарате, с 1945 года — генерал-лейтенант. Сейчас пишут, что он был якобы замешан в махинациях с обменом денег при денежной реформе. Не очень в это верится.
После войны Борщов опять работал в Азербайджане. В 1953 году уволен из МВД СССР «по служебному несоответствию», в 1954 году лишён воинского звания, в 1955 году арестован, в 1956 году расстрелян по «делу Багирова». Не реабилитирован. Ещё один из кадровых сотрудников Берии, разделивший с ним одинаковую судьбу.
А вот история с советским физико-химиком и металлургом Иваном Яковлевичем Башиловым (1892–1953). Тверяк, уроженец Кашина, он в 1911 году поступил в политехнический институт, который окончил лишь в 1929 году. Перерыв между началом учёбы и защитой диплома объяснялся тем, что в 1919 году Башилов прервал учёбу, чтобы по предложению крупнейшего советского радиохимика В.Г. Хлопина организовать работу Пробного радиевого завода в Бондюге на реке Каме. С 1935 года Башилов руководил Опытным заводом «В» Главредмета в Та-бошаре (Таджикистан). На этом заводе по технологии И.Я. Башилова было налажено получение радия и урана из отечественного сырья. Но 22 августа 1938 года доктор технических наук Башилов был арестован и с 1939 года в заключении руководил лабораторией на Ухтинском радиевом заводе НКВД.
5 мая 1942 года Башилов написал письмо Берии, где сообщал:
«— Мой арест был произведен буквально накануне начала работы специальной комиссии, избранной на заседании Отделения естественных наук Академии наук Союза по моему докладу в конце июня 1938 г. Несомненно, работы этой комиссии внесли бы полную ясность в оценку моих личных работ и полностью лишили бы почвы голословные обвинения во вредительстве…»
Однако не всё было так просто — для тех же чекистов. Дело в том, что 27 июня 1938 года в Академии наук СССР образовали комиссию в составе академиков В.И. Вернадского, А.Е. Ферсмана, С.И. Вавилова, профессоров И.Я. Башилова, С.И. Вольфковича и В.Г. Хлопина с задачей «в трехмесячный срок проработать весь цикл вопросов, связанных с радиевой промышленностью».
Образование комиссии объяснялось тем, что в 1937 году комиссия учёных, а не чекистов, обследовала завод в Табошаре. На основе выводов комиссии (учёных, а не чекистов!) работа завода была приостановлена. А 22 августа 1938 года Башилов на основе уже ложного доноса (одного из учёных, а не чекистов!) был арестован. Арестован, естественно, не комиссией учёных, а органами НКВД.
Но кто должен был разобраться в сути обвинений — НКВД или комиссия Академии наук? Не думаю, что чекисты сами пытались вникнуть в сложности радиевой технологии. С другой стороны, что-то ведь в деятельности Башилова вызывало сомнения и у комиссии 1937 года, и у членов комиссии АН в 1938 году.
Что?
Во всяком случае, учёные не рискнули поддержать коллегу как профессионалы, хотя, безусловно, могли.
Башилов был осуждён, а в мае 1942 года написал Берии письмо.
Год 1942-й оказался для СССР очень сложным как раз с мая, со времени неудачной Харьковской операции, так что у Берии хватало забот и без письма Башилова, который к тому же в 1942 году не лес валил, а работал, в общем-то, по специальности на номерном заводе.
Но военные дела пошли на поправку, и Берия не забыл о письме учёного. В июле 1943 года Башилов был освобождён и выслан в Красноярск, где на одном из заводов системы НКВД занимался разработкой новой технологии аффинажа платины, а с 1947 года работал в лаборатории «Б» МВД СССР под Касли (Челябинская область).
В 1948 году он получил Сталинскую премию, не будучи, к слову, формально реабилитированным.
Почему я так подробно остановился на судьбе И.Я. Башилова? Да потому, что до того, как он обратился к Л.П. Берии, он неоднократно обращался к В.М. Молотову — как «к главе Советского правительства» и старому знакомцу по Санкт-Петербургскому политехническому институту. (Позднее Башилов писал и своему коллеге академику Несмеянову.)
Далее я цитирую публикатора писем Башилова в журнале «Химия и жизнь» (№ 11,1989 год) В. Полищук: «Все его (И.Я. Башилова. — С.К.) кричащие письма, представленные в подборке, объединяет одно: они оставались без ответа. Единственным результативным из них (не парадокс ли?) оказалось, видимо, обращение к Берии. Башилову уменьшили срок заключения на полгода…»
Да нет, не только срок уменьшили, но и привлекли к работам в атомном проекте. И в этом — подлинный, а не «волкогоновско-лурьевский» Берия.
Вот еще один «атомный» пример… Очередной именно «атомный» не потому, что Берия был особо внимателен и чуток к атомщикам, а потому, что наиболее рассекреченными в настоящее время оказались как раз атомные архивы. И даже частичное рассекречивание сразу же дало нам возможность сравнения стиля руководства тех же Молотова, Первухина и Берии.
И сравнение выходит не очень-то в пользу первых двух, но зато явно в пользу «кровавого палача».
Скажем, 13 апреля 1943 года заведующий лабораторией № 2 Игорь Курчатов пишет (в единственном рукописном экземпляре) совершенно секретную записку М.Г. Первухину о проблемах лаборатории № 2. Вот часть параграфа 2 этой записки:
«При выполнении мелких заказов лаборатории мы встретились с трудностью получения небольшого количества материалов, которые не предусматривались и не могли быть предусмотрены в спецификациях, переданных в соответствующие наркоматы (после выхода Постановления ГКО. — С.К.).
Так, для изготовления медных электролизеров для плавиковой кислоты нужны обрезки трубок и прутков из красной меди 10–12 разных размеров, общим весом 5 кг (выделение жирным курсивом моё. — CJC.)».
Это будущий научный руководитель атомной проблемы пишет наркому и заместителю председателя СНК СССР! Обращается с просьбой о выделении пяти килограммов меди в обрезках!
После того, как за дело взялся Берия, подобные просьбы стали невозможными, ибо такие мелкие вопросы решались быстро, без волокиты и амбиций, на рядовом исполнительском уровне. И решались не в силу того, что Берия направо и налево раздавал «расстрельные» приговоры.
Он просто подбирал эффективные кадры, а негодных отстранял. Не устранял, а отстранял, изгоняя бездельников из важного государственного дела. Он умел решать сам и потому имел право требовать того же от других.
И требовал.
Но так работали не все. Вот параграф 3 помянутой выше записки Курчатова Первухину от 13 апреля 1943 года — полностью:
«Моссовет не выполнил Распоряжения Совнаркома СССР от 7/III за № 4837Р о выделении в 10-дневный срок 3 квартир и 18 комнат для сотрудников Лаборатории № 2 и не выделил к 13 апреля с.г. ни одной квартиры и ни одной комнаты.
Прошу Вашей помощи в разрешении создавшейся трудности с получением жилого помещения для научных сотрудников, работавших до войны в Ленинграде и Свердловске».
На этом документе — его автограф хранится в Архиве Президента РФ (фонд 93, дело 3(43), листы 10–11) — нет никаких виз Первухина, хотя у этой истории была предыстория в виде письма Курчатова Первухину от марта 1943 года на ту же тему — о предоставлении жилья для работников лаборатории № 2. Курчатов писал тогда:
«Ввиду того, что руководимые мною работы в Лаборатории АН СССР требуют длительного времени, представляется необходимым обеспечить работников лаборатории нормальными жилищными условиями. Работники Лаборатории не имели и не имеют жилплощади в Москве, т. к. до войны жили и работали в Ленинграде и Свердловске. Поэтому прошу Вашего распоряжения Моссовету выделить в марте 1943 г. квартиры и комнаты для лиц, привлекаемых к работе…»
К письму Курчатов приложил список на 23 фамилии. Он просил трёхкомнатные квартиры для себя и А.И. Алиханова, двухкомнатные для Ф. Ланге и И.К. Кикоина и 18 комнат для научных сотрудников, в том числе для А.И. Алиханьяна, А.К. Петржака, Я.Б. Зельдовича, Г.Н. Флерова, В.М. Кельмана,
В.П. Джелепова, а также для лаборанта П.И. Мастиц-кого и механика И.Н. Полякова.
Как уже известно читателю, Первухин вычеркнул Ланге и Кельмана, но и остальным Моссовет показал фигу. И показывал её до января 1945 года, когда зам-наркома внутренних дел В.В. Чернышев и будущий незаменимый помощник Берии В.А. Махнев не обратились к Берии со служебной запиской.
Они сообщали, что Моссовет предлагает вместо запланированного для лаборатории № 2 жилого дома по Песчаной улице (в 1,5 км от лаборатории) недостроенный дом по Большой Калужской улице (в 18 километрах от лаборатории), да и тот не раньше декабря 1945 года.
На записке, датированной 9 января 1945 года, Берия через два дня наложил резолюцию: «Тов. Попов (председатель исполкома Моссовета. — С.К.). Надо крепко помочь этой организации. JI. Берия. 11/1.45».
И жилье было наконец выделено.
Забота о людях была для Берии естественной частью его деятельности. Принимать на себя груз забот по обеспечению простого, житейского существования близких он привык с юношеских лет, когда ему надо было содержать мать и сестру в Баку. В том же Баку, уже после революции и установления в Азербайджане Советской власти, молодой Берия занимался устройством быта рабочих, и этот нравственный опыт явно пошёл ему впрок.
Через много лет, в середине 50-х годов, один из сотрудников дважды Героя Социалистического Труда Бориса Глебовича Музрукова — тогда директора Плутониевого комбината № 817, в прошлом директора военного «Уралмаша», а в будущем многолетнего директора ядерного оружейного центра в Сарове, генерал-лейтенанта инженерной службы, — задал своему директору вопрос: «Каким человеком был Берия?» К тому времени Лаврентий Павлович был подло оклеветан и бессудно расстрелян, и без опасений его можно было только ругать. Тем не менее Музру-ков рассказал собеседнику о том, как, увлёкшись строительством жилья для рабочих комбината, он ожидал получить от Берии нагоняй, а получил похвалу.
Музруков знал Берию ещё по войне, по «танковым» делам. Позднее Берия же привлёк Музрукова к делам «атомным». То есть масштаб Берии как государственной фигуры Музруков — и сам фигура немалая — сознавал в полной мере. И то, что главной чертой в Берии Музруков выделил заботу о людях, говорит о многом.
Собственно, это говорит всё!
У этой отысканной мной в книге о Б.Г. Музрукове давней истории оказалось живое, так сказать, продолжение. Среди моих знакомых есть Людмила Дмитриевна Павлова-Головина. Врач-кардиолог, она приехала на «объект» — в КБ-11, в 1947 году и поэтому хорошо знала всю «саровскую» «верхушку» урановой проблемы: академиков Харитона, Зельдовича, Сахарова…
Знала и директора «Объекта» Музрукова.
Людмила Дмитриевна стала другом семьи Бориса Глебовича, оставаясь и лечащим врачом. Однажды, уже в 70-е годы, её срочно вызвали к Музрукову. Он был плох, и его пришлось выводить из состояния клинической смерти.
И вот когда Музруков благополучно вернулся оттуда сюда, Людмила Дмитриевна решилась задать ему давно мучивший её вопрос: «Борис Глебович, чего тут таить в такой момент, скажите, пожалуйста, как вы относитесь к Сталину и Берии?»
Это был, безусловно, «момент истины», и Музруков ответил так: «Людмила Дмитриевна, никого не слушайте, не верьте никому… Запомните: тем, что мы сейчас с вами разговариваем, что мы живём и что живет страна, мы обязаны прежде всего двум людям — Сталину и Берии».
Но в таком ответе Музрукова 70-х годов виден государственный масштаб Берии. А из истории, рассказанной Борисом Глебовичем за два десятка лет до этого, виден человеческий масштаб Лаврентия Павловича.
И этот масштаб был, надо признать, равновелик его державному масштабу.
Берия мог — по воспоминаниям легендарного изготовителя документов для наших разведчиков, гравёра НКВД Громушкина, знакомясь с аппаратом ГУГБ НКВД СССР в 1939 году, задать вопрос рядовой сотруднице: «Почему такая худая? Болеешь, что ли?» И, получив ответ, что нет, мол, просто худая, тут же отдать приказ начальнику ГУГБ Меркулову: «Отправь её в санаторий. Пусть отдохнёт».
Он мог — уже в должности заместителя председателя Совета Министров СССР, председателя Спецко-митета, в звании Маршала Советского Союза — пригласить к себе в кабинет для личного знакомства молодого, подающего надежды, физика Сахарова и ещё более молодого студента физфака МГУ Олега Лаврентьева, недавнего сержанта. И встретил их стоя, выйдя из-за стола, пожав руку и пригласив садиться. И мог тут же поинтересоваться у на редкость пухлощёкого Лаврентьева: «У вас почему щека распухла? Зубы болят?»
На просьбе о предоставлении отпуска Юлию Харитону он не просто накладывает разрешающую визу, но приписывает: «Обеспечить хорошим лечением».
А его личная забота о быте Сахарова?!
Через много лет, в 1989 году, в московской квартире академика Сахарова он и доктор наук Лаврентьев встретились вновь. И Сахаров — по свидетельству Лаврентьева — много говорил о Берии, вспоминал его. Знавшие Берию лично, Сахаров и Лаврентьев приютились на кухне, а по квартире нагло расхаживали и резвились члены депутатской Межрегиональной группы из легиона разрушителей великой Державы, которую Берия создавал.
Сахаров под конец жизни позволил этой своре воспользоваться своим именем как знаменем, но уже понимал, похоже, что его на излёте жизни просто используют, как походя используют шлюху.
Потому Сахаров, наверное, и вспоминал Берию. Слишком огромным и впечатляющим был контраст между ним и этими.
20 августа 1951 года актриса Юлия Солнцева обращается к Берии с просьбой принять и поддержать её мужа, знаменитого кинорежиссёра Довженко, которого травят в Союзе кинематографистов. Берия никогда не курировал вопросы культуры, он не министр внутренних дел, не министр государственной безопасности. Он — по горло занятый зампред Совмина СССР, курирующий половину экономики и Урановую проблему в придачу.
Однако Солнцева обращается к нему, и он не кладёт просьбу под сукно, а направляет её в секретариат ЦК ВКП(б) заведующему Отделом художественной литературы и искусства ЦК B.C. Кружкову с просьбой помочь, а секретариат Берии берёт вопрос на контроль и дополнительно договаривается с работниками ЦК о том, чтобы Солнцеву там приняли.
Не сразу, но партийные чиновники раскручиваются, и положение Довженко улучшается, о чём сообщается и в секретариат Берии. Значит, работники ЦК знали, что Берия имеет привычку через некоторое время выяснять, как идут дела с выполнением тех просьб, с которыми к нему обращаются люди.
Актёр Черкасов 8 мая 1951 года пишет Берии о своей мечте сыграть роль Маяковского в фильме по сценарию Катаняна и просит содействия. Это уж совсем просьба не по адресу — влияние Берии в столичной интеллигентской, а тем более киношной сфере равно нулю. Но сам факт того, что великий актёр, отчаявшийся найти понимание у коллег, обращался к Берии с такой просьбой, тоже говорит о Лаврентии Павловиче как о человеке многое.
Если не всё!
И почему, собственно, Черкасов обратился именно к Берии? Что ж, он сам объясняет это так:
«Я набрался храбрости написать Вам это письмо и послать Вам сценарий, потому что в моей памяти свежа встреча с Вами и Ваше удивительное внимание.-"
На этом письме есть резолюция Л.П. Берии: «В ЦК ВКП(б). Маленкову Г.М. Прошу Вас заинтересоваться. JI. Берия. 14.V» и Маленкова: «На Секретариат]». Позднее сценарий был признан слабым, но предложение «заслуживающим поддержки». Однако Черкасов так и не сыграл Маяковского, а после июня 1953 года обращаться с просьбой об этом было уже не к кому.
Так же внимательно отнёсся Берия к просьбе киноактрисы Лидии Смирновой о выделении ей и её мужу кинооператору Рапопорту квартиры в высотном доме. В 90-е годы она несколько переврала эту историю, но спасибо хоть не опустилась до побасёнок насчёт того, что получила квартиру якобы за «ночь насилия над ней». Зато актриса Татьяна Окуневская расписала в те же 90-е годы это мифическое насилие на «карельско-берёзовой» кровати во всю силу своей «художественной» фантазии.
Но вымыслы Окуневской очень уж контрастируют с теми документами, подтверждёнными фактами, которые приведены выше. И факты показывают, что реальный Берия в реальном, а не живущем в «Александровском саду» советском обществе пользовался репутацией отзывчивого и обязательного человека, умеющего проникнуться бедами и проблемами тех, кто к нему обращается.
Между прочим, в структуру органов безопасности лишь однажды было введено подразделение с удивительным для этого ведомства названием: «Бюро жалоб». Оно существовало только в 1939 году — том самом году, когда новый нарком внутренних дел Берия исправлял «перегибы» бывшего наркома Ежова.
Интересны в этом отношении воспоминания вдовы Бухарина — Анны Лариной-Бухариной. Она была знакома с Берией с 1928 года, с 15-летнего возраста, когда приехала на Кавказ с приёмным отцом, и даже в 90-е годы отмечала тогдашнюю «приветливость» Берии и то, что он «производил впечатление человека неглупого и делового». Ну, последняя оценка из уст Лариной, которой во время её второго общения с Берией, в 1932 году, было всего 19 лет, может быть, стоит и немного. Что она тогда, да и позже, понимала!
Однако Ларина прибавляет, что Берия «во время бесед с Куйбышевым, в то время председателем Госплана, уделял большое внимание вопросам экономики Закавказья». И поскольку память у вдовы Бухарина была отменной, это её свидетельство для нас, безусловно, важно.
В третий раз они встретились в 1939 году, в кабинете наркома внутренних дел СССР. Осуждённая Ларина-Бухарина из Томского лагеря обратилась к наркому Ежову, но письмо попало уже к наркому Берии, который распорядился доставить Ларину в Москву.
В своих воспоминаниях Ларина очень точно воспроизвела не только диалоги, но и всю психологическую атмосферу их беседы. Но при этом она так и не поняла, что заботило Берию и что он взвешивал в ходе разговора. Да, даже через десятилетия Ларина-Бухарина не поняла, о чём и что она написала.
А ведь суть была в том, что Берии за какой-то час предстояло понять — можно ли освободить эту озлобившуюся, но всё ещё очень молодую женщину, за долгую и счастливую жизнь которой он провозглашал тост в 1928 году, или надо продолжить её изоляцию от общества? И вообще — можно ли её пощадить, сохранив ей если не свободу, то хотя бы жизнь?
В этом отношении показательны и явно аутентичны слова Берии после того, как Ларина сказала: «Может быть, хватит?» Берия сразу возразил: «Нет, нет, продолжайте, интересно, как в вашем уме это всё преломляется».
Ларина-Бухарина так и не поняла, что сама по себе она была всего лишь смазливой девушкой, с детства жившей в среде государственных руководителей не по праву незаурядности, а по случайности рождения…
Что она, став женой Бухарина, вращалась в высшем политическом кругу не в силу своих политических талантов, а в силу неудержимого тяготения Николая Ивановича к «молодятинке».
И вот теперь, оказавшись вдовой врага народа — врага без кавычек, поскольку Бухарин к середине 30-х годов им и стал, она не только не осознала это, но была уверена в невиновности и правоте Бухарина, и в камере писала бездарные в поэтическом отношении, однако вполне внятные в отношении политическом стихи: «Он был многими любимый,/Но и знал больших врагов,/Потому что он, гонимый,/Мысли не любил оков»…
Это, конечно, — о Бухарине.
Несложно было догадаться и о том, кого имела она в виду, когда писала так: «Чёрный ворон, злой, коварный, /Сердце, мозг его клевал; /Кровь сочилась алой каплей,/ Ворон жил, на всё плевал!/Ворон трупами питался,/ Раскормился, всё не сыт!/И разнёс он по России/Страх и рабство, гнёт и стыд!»
И Берия взвешивал…
Конечно, жаль было девчонку, которую сластолюбивый Бухарин не пожалел и привязал к себе. Но выпусти её, и она на всех углах будет кричать о том, что её, мол, Николай Иванович «мысли не любил оков», за что его мозг и был выклеван «злым, коварным чёрным вороном» Сталиным.
А вот уж это было не делом чьих-либо личных симпатий или антипатий: в западной печати и так хватало «сенсаций из застенков НКВД», а среди столичной «элитной» шушеры — злобы на Сталина и его дело.
Ларина-Бухарина не поняла, что как человек Берия её очень жалел и хотел ей добра, но он был одним из руководителей государства и отвечал при этом за государственную безопасность. И в этом качестве он не имел права судить как человек, он был обязан судить как глава НКВД! И, между прочим, в этом качестве он должен был бы принять решение о расстреле вдовы Бухарина, потому что убедился в её непримиримости. Однако он сохранил ей жизнь, и его пожелание долгой жизни милой ему девочке сбылось! В отличие от Берии, погибшего сравнительно молодым, Ларина-Бухарина зажилась за восемьдесят. Она умерла в 1996 году, в возрасте 83 лет, и ещё успела в «перестроечные» и первые «ельциноидные» годы внести свою лепту в дело психологической войны против России.
А тогда, в 1939 году?
Что мог тогда сделать Берия для неё, кроме того, что он отправил её в камеру с пакетом фруктов и в первый год её заключения в Москве дважды переводил ей деньги внутренним переводом для пользования тюремным ларьком?
Затем пришла война, начавшаяся для России так тяжко в том числе и потому, что не были до конца вычищены из жизни страны неразоблачённые сторонники Троцкого, Бухарина, Тухачевского, Якира, Уборе-вича… И Берии, в его почти круглосуточной ежедневной и еженощной загруженности, было уже не до глупой девчонки-мотылька, бездумно полетевшей на огонь мужской политики.
Впрочем, для Бухарина и ему подобных «старых большевиков» политика ко второй половине 30-х годов выродилась в политиканство. Сталин и его товарищи строили, бухарины болтали, писали умные статьи и… играли в заговоры. В тюрьме Бухарин написал десятка три стихов. Спору нет — это было очень эрудированное творчество, как и сам Бухарин. Однако, читая его стихи, начинаешь понимать, почему в партии Николая Ивановича порой называли «Коля Бала-болкин».
А вот другой сюжет по теме, на этот раз — о вполне взрослом мужике, присоединившем свой голос к хору «обличителей» Берии как в реальном масштабе времени — на июльском 1953 года Пленуме ЦК, так и в годы развитого «ельцинизма».
Я имею в виду уже знакомого читателю по дневнику Л.П. Берии Николая Байбакова (см. также примечания к записи от 16 октября 1944 года).
Среди других «прозревших» после ареста Берии, всходил на трибуну Пленума и он, чтобы «разоблачить» «отвратительное лицо Берии, политического авантюриста и карьериста, пролезшего к руководству».
Много чего «разоблачил» Николай Байбаков в 1953 году, заявляя при этом: «Хамство, надменность, издевательство над людьми, унижение достоинств (так в стенограмме. — С.К.) человека — вот характерные черты поведения этого разложившегося человека».
Обвинял он Берию и в том, что тот якобы из карьеристских (?) побуждений «развил особую активность в вопросах увеличения добычи нефти в Татарии и Башкирии». Однако в интервью, данном 27 ноября
1990 года, Байбаков заявлял уже иное, и «засветку» перед Сталиным «ошеломляющих открытий в Куйбышевской области и Башкирии» приписывал как заслугу себе.
Тогда же он отнёс свой разговор со Сталиным (якобы наедине) к марту 1945 года и утверждал, что до этого уже «несколько раз» побывал в его кремлёвском кабинете.
Не знал 27 ноября 1990 года Николай Байбаков, что «перестройщики» вскоре обрушат Советский Союз… И что будет опубликован Журнал посещений этого самого кабинета, из которого станет ясно, что второй раз Байбаков вошёл в него не в марте, а 1 октября 1945 года, появившись в нём до этого один раз — 7 октября 1940 года. (Позднее Байбаков был на совещаниях у Сталина ещё 2 июля 1947 года и 11 июня 1949 года.)
Причём разговор со Сталиным шёл 1 октября
1945 года не наедине, как утверждал Байбаков, а при участии Берии и Маленкова. Один на один Сталин Байбакова не принимал вообще ни разу — не тот был у Байбакова государственный «калибр». Постоянно же курировал деятельность Байбакова Берия, Байбакова на первый пост в нефтяной промышленности и выдвинувший.
Однако существеннее иное. В июле 1953 года Байбаков обвинил Берию в том, что тот «часто писал записки товарищу Сталину о возможности подъема нефти в тех или иных районах», что, по мнению Байбакова образца 1953 года, «не являлось необходимостью». Байбаков обвинил Берию в 1953 году и в том, что тот ориентировал Сталина на якобы невероятную цифру годовой добычи нефти в 60 миллионов тонн к 1960 году.
Попутно Байбаков поставил Берии в вину такую политику, которая вынуждала нефтяную промышленность добывать нефти якобы больше, чем этого требовало народное хозяйство.
Эти же обвинения Байбаков повторил в 1990 году. Мол, в феврале 1946 года Сталин, выступая перед избирателями в Большом театре, поставил задачу через 15 лет довести ежегодную добычу нефти до 60 миллионов тонн, и когда Байбаков услышал это, у него «прямо волосы встали дыбом». А когда он-де позвонил Берии, то понял, что эту «нереальную» цифру Сталину подсказал «авантюрист» Берия, и теперь Байбакову и всем нефтяникам придётся отдуваться и перенапрягаться из-за этого хвастуна.
Теперь же немного статистики…
Накануне войны СССР добывал 34 миллиона нефти в год. Из войны мы вышли с 19 миллионами добычи. Сталин с «подачи» Берии ориентировал страну на 60 миллионов тонн в год к 1961 году.
При этом если общий объём продукции промышленности в 1940 году принять за единицу, то к 1960 году он возрос в 5,2 раза. А это означает, что для того, чтобы к 1960 году иметь удельную обеспеченность жидким топливом промышленного производства хотя бы на уровне 1940 года, нам надо было добывать примерно: 34x5,2 = 176,8 миллиона тонн нефти.
Реально же мы добыли в 1960 году 148 миллионов тонн, то есть даже меньше, чем надо бы, но значительно больше того, что Байбаков в 1946 году считал невозможным. При этом в 15 раз (с 3,2 миллиарда кубических метров в 1940 году до 45,3 миллиарда в 1960 году возросла добыча газа).
А Байбаков в июле 1953 года, с трибуны антибери-евского Пленума, утверждал, что «значительная доля нефти, которая будет добыта в 1955 году, пойдёт целиком в закладку… так как потребность страны для нужд народного хозяйства… значительно ниже тех цифр, которые определены решением.»».
Так кто лучше знал возможности и резервы нефтяной промышленности — «авантюрист» Берия или министр нефтяной промышленности СССР Байбаков?
Интересно сравнить личность и судьбу Лаврентия Павловича как с личностью и судьбой Байбакова, так и, например, с такой фигурой, как известный читателю расстрелянный в 1950 году по «ленинградскому делу» Н.А. Вознесенский.
Николай Вознесенский (1903–1950) на пике своего жизненного успеха был членом Политбюро ЦК ВКП(б), председателем Госплана СССР, членом Специального комитета, но никогда не занимался практической работой в промышленности, идя по стезе комсомольской (с 1919), партийной (с 1924) и научной (с 1931) работы.
В 1924 году он окончил Коммунистический университет им. Я.М. Свердлова, в 1931 году — Экономический институт красной профессуры и сразу же стал в этом институте преподавателем, с 1935 года перейдя на работу в плановых органах.
Вознесенский был в полной мере обязан всей своей завидной судьбой Советской власти и СССР Сталина. Он был всего на четыре года моложе Берии, но по тем временам это был немалый разрыв. Берия успел сформироваться как личность ещё в борьбе за Советскую власть, а Вознесенский уже не боролся за неё, а щедро пользовался её завоеваниями.
Но Вознесенский быстро стал расценивать это не как обязывающей его аванс судьбы, державы и старших товарищей, а как нечто, изначально принадлежащее ему по праву якобы выдающегося ума, таланта и незаурядности.
Вознесенский, похоже, и впрямь был небесталанен и неглуп, но далеко не так, как сам о том мнил. Амбиций и неумной фанаберии в нём было намного больше, чем самобытности.
В комментариях к дневнику Берии я уже приводил убийственную оценку Вознесенского Хрущёвым в 1954 году (и это — в ситуации, когда шла речь о Вознесенском, как о «невинной жертве» «банды Берии — Абакумова»).
А сейчас я приведу оценку Семёна Захаровича Гинзбурга (1897–1993), бывшего наркома строительства СССР. Он дал её Вознесенскому в июне 1986 года:
«…Вознесенский был способным молодым человеком, образованным, думающим, энергичным… Но при всём этом обладал очень плохим характером. Никогда не улыбался, не шутил. Чувства юмора у него не было (это у умного-то человека! — С.К.).
В кругу своих коллег, включая наркомов, нередко был несдержанным, грубым. Устраивал разные «разносы» подчинённым, не слишком заботясь при этом о подборе слов. В семье (а я знал и его жену) был деспотом. Это не значит, что он плохо относился к женщинам (угу, только официально был женат не один раз. — С.К.). Этого я сказать не могу. Но дома, в семье, повторяю, был обыкновенным деспотом…», и т. д.
Просто удивительно! В своих воспоминаниях Гинзбург рисует портрет редкого дуболома и хама: «Он говорил другим высшим руководителям из правительства: «В чем дело? Если вам что-то нужно, звоните мне, должность моя вам ведь понятна? Мои заместители по Госплану отвечать вам не могут, потому что я за все отвечаю…» и т. д. Остальные мемуаристы из тех, кто работал с Вознесенским, в оценке поведения Вознесенского даже в «перестроечного» образца мемуарах с тем же Гинзбургом не расходятся.
И тем не менее все расхваливают Вознесенского как исключительного умницу.
Вот уж воистину помрачение социального рассудка!
Зато Берия у них — исключительно матерщинник, никого в грош не ставящий и ценящий только себя.
Но вот Берия разговаривает с вновь назначенным наркомом электростанций Д.Г. Жимериным осенью 1941 года (по воспоминаниям Жимерина от 7 марта
1991 года): «Я ничего не понимаю в энергетике, ты несешь полную ответственность, ты принимаешь решения и будешь отвечать за них соответственно. Ты это учти».
Может так говорить с подчинённым «надменный» (по Байбакову) человек?
Не думаю.
Причём далее Жимерин признаёт, что Берия как управленец был компетентен.
Жимерин, к слову, вспоминает и вот что: «Обсуждается вопрос у Сталина. И вдруг на этом заседании выступает Вознесенский с разгромной речью, я бы даже сказал, с подлой речью. Он не рассматривал мой вопрос по существу, не опровергал мои предложения, обоснования, выводы… Объяснять мое состояние, полагаю, нет необходимости. Ведь мне фактически были предъявлены политические обвинения с наличием таких формулировок как «сознательный подрыв сталинских пятилеток»…».
Но Жимерин.» тоже хвалит Вознесенского!
А как же иначе! Ведь это 1991 год, время, когда Берию подают монстром, а Вознесенского — его «невинной жертвой».
Да, Сталин возлагал на Вознесенского большие надежды и благоволил к нему, иначе Вознесенский не стал бы в тридцать пять лет председателем Госплана СССР, а в тридцать шесть лет — ещё и заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР. Но Вознесенский и его будущие подельники по «ленинградскому делу» в своих застольях и конфиденциальных беседах обсуждали не то, как строить могучий Советский Союз, а то, как они им будут править после смерти стареющего Сталина. В своей личной, внутренней жизни они жили не высокими идеалами строительства новой жизни, чем, при всей своей непа-тетичности, всегда жил Сталин, а мелкими, шкурного пошиба интересами. Это и подвело их в итоге под сталинскую пулю.
За дело, замечу при этом я.
Между прочим, если ещё раз обратиться к воспоминаниям Д.Г. Жимерина от 7 марта 1991 года, то можно узнать следующую небезынтересную деталь:
«Чем Вознесенский «забивал» всех остальных? Единственной (выделение жирным курсивом везде моё. — С.К.) книжицей, которая всегда была у него в кармане. Небольшая такая книжица. Какой бы вопрос Сталин ни задал, Вознесенский, взяв свою книжицу, давал чёткий и ясный ответ.
Никто — ни Маленков, ни Каганович, ни Берия, ни Молотов — этого не имели. И он перед Сталиным, который не терпел словоблудия, пустословия, выглядел хорошо и своей аккуратностью, конечно, повышал свой рейтинг (как сейчас говорят)…»
Иными словами, Вознесенский не столько был умён и всезнающ, сколько ловко изображал из себя гения. Когда Сталин это окончательно понял, Вознесенский пал.
Берия же был действительно самобытной и крупной личностью. На фотографиях и кадрах кинохроники, запечатлевших его в публичной обстановке, Берия, да ещё со своими поблёскивающими стёклами пенсне, выглядит так, как будто ему сам чёрт не брат, то есть очень самоуверенно и даже заносчиво. Но если всмотреться в него на фото в неофициальной, бытовой обстановке (на отдыхе со Сталиным, с женой, сыном, с соратниками и помощниками на рыбалке), то можно увидеть подлинного Берию — весьма простого, скромного, незаносчивого и некапризного в быту человека. Можно понять, что то, что выглядело в деловой жизни Берии как поведенческая заносчивость, было на самом деле ярким проявлением непосредственности и эмоциональности предельно личностного характера.
Берия обладал огромной энергией, способной передаваться людям, незаурядной хваткой, мгновенной деловой реакций и… И природным постоянно развиваемым умом. Его ум и способности к научной (!) работе отмечал сам Капица — Капица с его-то несомненно огромным самомнением!
Берия был личностью и не задумывался — какое он производит впечатление. А впечатление на толковых и преданных делу людей производил неизменно большое. В том числе и на Сталина — без всяких там «книжиц», ловко извлекаемых в нужный для эффекта момент из кармана.
Берия был личностью! Вознесенский же (и ему подобные) не столько был, сколько казался, и поэтому тщился изображать из себя чуть ли не гения, относясь к окружающим — если, конечно, они были нижестоящими — свысока.
А теперь — Николай Байбаков…
Я уже писал в примечаниях к дневнику Л.П. Берии, что если проанализировать жизненный путь Н.К. Байбакова, то можно лишь удивляться чутью Лаврентия Павловича, заметившего в своём «нефтяном» сотруднике времён войны и послевоенных лет что-то «не то».
Нет, Николай Байбаков, в отличие от Николая Вознесенского, гения и избранного из себя никогда не корчил. Он был скромнее и профессиональнее. Вспоминая Пушкина, можно сказать, что он «денег, славы и чинов, спокойно, в очередь добился». Хотя нередко Байбаков возвышался в СССР и в обход очереди на служебной лестнице. Не без поддержки того же Берии.
Что ж, в Стране Советов — в сталинские времена, а потом ещё долгие годы по инерции — умели замечать и поднимать толковых работников.
Но при всех внешних работоспособности и профессионализме Н.К. Байбаков (точнее — Байбак, поскольку его настоящая фамилия звучала именно так) не был человеком стойких внутренних убеждений, зато всегда умел выплыть из тех или иных карьерных передряг. Он пережил временные спады карьеры при
Сталине и Хрущёве и даже при Брежневе, но в целом возвышался в служебной «табели о рангах».
Кто-то может сказать, что всё объяснялось управленческим опытом и талантом Байбака. И ему действительно нельзя отказать ни в том, ни в том. Но вот принципиальность…
С ней-то у Байбака и ему подобных высших чиновников хрущёвщины и брежневщины оказалось слабо. Пожалуй, не в последнюю очередь поэтому в годы руководства Байбака брежневским Госпланом окончательно сложились экономические условия для развала СССР, против которого Байбак не протестовал. Он спокойно ушёл на пенсию при Горбачёве в 1988 году, хотя впереди у бывшего сталинского наркома было ещё двадцать лет жизни.
Не протестовал Байбак и против Ельцина с Путиным. К началу XXI века Байбак остался, пожалуй, единственной бесспорно крупной живой исторической фигурой нашей новейшей истории, но доживал он долгую жизнь бесцветно и бесконфликтно с режимом. До 2007 года был главным научным сотрудником Института проблем нефти и газа РАН и занимал хлебный пост вице-президента Международной топливной энергетической ассоциации.
И доживший почти до ста лет Байбак-Байбаков, и расстрелянный сравнительно молодым Вознесенский любили — перефразируя известное выражение К.С. Станиславского — себя в Советской власти, а не Советскую власть в себе. Советское государство было для них в первую очередь не способом усиливать мощь их Родины и улучшать жизнь её народов, а способом обеспечивать себе безбедную и высокопоставленную жизнь.
А для облитых Байбаком в 90-е годы грязью Берии и члена Политбюро JI.M. Кагановича их посты означали в первую очередь их обязанность и долг работать на Советскую Державу, на её мощь, процветание, и её уверенное и великое будущее.
В те же дни 1991 года, когда Байбак присматривал себе тёплое местечко в надвигающейся «постсоветской» «Россиянин», ещё живой Каганович, глядя на вакханалию агонизирующей «перестройки», сказал: «Это — катастрофа».
Но Каганович был убран из государственного руководства Хрущёвым и хрущёвцами в 1957 году, а Байбак занимал один из высших государственных постов до 1988 года и так и не возвысил свой голос в защиту социализма и плановой экономики.
Не знаю, осознал ли Лазарь Каганович хотя бы под конец жизни, что катастрофа 1991 года имела своим началом тот антибериевский Пленум в июле 1953 года, где и Лазарь Моисеевич очень поспособствовал хрущёвскому делу очернения Берии. Мне почему-то кажется, что осознал — в отличие от упрямого Молотова, так и не простившего Берии того, что Берия был ярче и талантливее его.
Что ж, вышло, как вышло…
Автор книги «Кто вы, Лаврентий Берия», заслуженный юрист России Андрей Сухомлинов — единственный, кто получил возможность уже в наше время изучить «следственные дела» Берии и его ближайших соратников.
Сухомлинов морально не реабилитирует Берию, но не делает этого, как мне кажется, потому, что, как юрист, он профессионально осторожен и не хочет «дразнить гусей». Однако все действительно достоверные сведения в его книге объективно свидетельствуют только в пользу Берии.
В том числе и вот такие:
«Сослуживцы Берия, которые живы и сейчас, отмечают, что он, хотя (? — С.К.) и был строг, но быстро «отходил», обиды забывал (у Хрущёва было точно наоборот. — С.К.)…
..3 здание «Лубянки» заходил со служебного входа, центральным не пользовался. Ветераны рассказывают, что особых пристрастий у него не было. Крепких напитков не пил, не курил, на охоту не ездил, любил рыбалку, особенно увлекался ею во время работы в Закавказье…
…На досуге любил на даче посмотреть кино. Особенно нравился ему мексиканский боевик «Вива, Вилья!», где главный герой — революционер — борется за свободу своего народа»
…Его хобби — строительство и архитектура… Ветераны архитектуры и градостроения в один голос говорят, что такой вид домов, которые мы сейчас называем «сталинские» — большие, монументальные, с высокими потолками и просторными помещениями правильно было бы назвать «бериевскими», потому что… многие идеи… исходили именно от него…
Между прочим, свою служебную дачу в Гаграх Берия спроектировал сам…»
И это не всё, что узнал Сухомлинов о подлинном Берии как человеке. Его бывшие подчинённые вспоминают, что Лаврентий Павлович хорошо стрелял, часто приходил на стрельбы своей личной охраны, план боевой подготовки которой составлял лично. Свои мишени проверял при всех, показывая, что скрывать ему нечего. По поводу слабых результатов подсмеивался и говорил: «Вот так и собираешься охранять министра? Может, тебе сначала потренироваться где-нибудь в Магадане?»
Но «всё оставалось шуткой, и никаких выводов не следовало».
Сухомлинов же, со слов подчинённых Берии, пишет, что характер у Берии был твёрдый, решения принимал смело, без оглядки…
Невестка Берии Марфа Максимовна Пешкова (внучка Максима Горького) рассказывала Сухомлинову, что ничего плохого о своём свёкре как человеке не знает. Она с Серго жила в одном особняке с Берией с 1947 года, когда вышла замуж. Спальня Берии и его жены была на втором этаже. Там стояла небольшая штанга: для утренней разминки.
У молодожёнов был отдельный вход, поэтому в рабочие дни Марфа свёкра почти не видела, он был всё время на работе или в командировках. Встречались на даче, куда он приезжал в субботу вечером. В воскресенье всей семьёй до обеда часами «резались» в волейбол.
Обожал внучек, гулял с ними по лесу, дарил подарки. Всегда был чисто выбрит и красиво одет.
Это полностью контрастирует со «свидетельствами» относительно поведения Берии с людьми, которые мы находим в речах антибериевского Пленума 1953 года, в «показаниях» Меркулова, Кобулова и других «подельников» Берии, а также в ряде воспоминаний бывших «сталинских наркомов», доживших до «катастройки». При этом что интересно! Отрицательные «свидетельства» совпадают настолько подозрительно точно, что невольно начинаешь думать, что все они сделаны под одну копирку.
Впрочем, так оно, скорее всего, и есть!
Зато нечиновные люди (хотя и ряд элитных мемуаристов тоже, например академик Юлий Борисович Харитон) вспоминают о Берии как о человеке привлекательном и добро отзываются об облике и поведении Берии.
Вот еще одно подобное воспоминание…
В дневнике Л.П. Берии, в записи от 5 мая 1951 года, есть такие строки: «На здание у Красных Ворот успели поставить к празднику Шпиль. Молодец Абрамов. Спокойный русский парень, талант, говорить приятно. Хорошо с такими ребятами работать. Воспитали смену…»
Вряд ли я смог бы установить, о ком и чём идёт речь, если бы — есть, всё же, над нами бог — как раз во время подготовки дневников к печати один из моих коллег не порекомендовал мне умную книгу И.И. Чигорина о Сталине, на которую я уже ссылался.
В этой книге я и нашёл ответ на вопрос — что же это за Абрамов такой? Оказалось, что Виктор Михайлович Абрамов, которому в 1951 году исполнилось 43 года, был проектировщиком и строителем высотного здания у Красных ворот. Он применил там крайне дерзкий новаторский способ временного укрепления грунта-«плывуна» под фундамент, попросту заморозив его. Огромное здание строилось с расчётным отклонением от вертикали (своего рода аналог Пизанской «падающей» башни), а после размораживания грунта должно было медленно качнуться (!) в обратную сторону и занять строго вертикальное положение. Только инженер может понять всю самобытность этого замысла, но только, как я догадываюсь, инженер-строитель (лично я — инженер-зарядостроитель, что означает нечто иное) может в полной мере понять всю рискованность идеи Абрамова. Однако всё закончилось блестяще.
Так вот, оказывается, 14 апреля 1951 года, накануне Первомая, Берия приглашал Абрамова к себе, чтобы дать задание: на здание у Красных ворот надо установить к празднику шпиль с пятиконечной звездой.
Позднее Абрамов вспоминал, что беседа была доброжелательной и корректной, без намёка на угрозы и «больше походила на просьбу человека, который действительно хочет сделать людям подарок к празднику».
Абрамов встречался с Берией неоднократно и никогда никакого страха не испытывал. Когда он услышал «шокирующие истории о Берии», был ими «немало удивлён».
Хорошо знавший В.М. Абрамова ЛИ. Чигирин сообщает, что Виктор Михайлович рассказывал: «В общении Берия был человеком вежливым, деловым, без вельможного барства. Но был очень пунктуален и требователен в выполнении решений. Не можешь что-либо выполнить в срок — доложи, скажи, чем требуется помочь».
При этом Лаврентий Павлович хорошо читал строительные чертежи, с лёта вникал в строительные проблемы, и, как инженеры, они разговаривали на одном языке.
Догадываюсь, что общение с незаурядным строителем доставляло Берии, с его неутолённой жаждой проектировать и строить дома, истинное и редкое удовольствие, что и отразилось в записи в его дневнике.
Интересна и судьба другого участника эпохи, тоже переплетённая, хотя и не прямо (возможно, впрочем, и прямо), с судьбой Л.П. Берии.
Демьян Михайлович Овечкин родился в Путивле в семье рабочего в 1912 году. По окончании Путивль-ского механического техникума работал на Харьковском заводе имени Фрунзе. В 1937 году по окончании Харьковского механико-машиностроительного института — на Харьковском тракторном заводе (ХТЗ), затем в Сталино (Донецк) главным механиком на шахтах.
В 1939 году Овечкин мобилизован на работу в НКВД — это был «бериевский призыв» в «органы» профессионалов из числа молодой советской технической интеллигенции.
После окончания Московской высшей школы НКВД Овечкин был направлен на оперативную работу в Белоруссию, ас 1941 года переведён в Главное Управление аэродромного строительства НКВД СССР, затем — в ГУ шоссейно-дорожного строительства, руководил рядом номерных строительств.
С 1943 года — в центральном аппарате — старший инженер отдела по борьбе с детской беспризорностью.
Неожиданный, а возможно, и закономерный поворот в биографии.
В марте 1946 года Д.М. Овечкин был назначен начальником отделения в новом 9-м Научно-техническом Управлении НКВД СССР, которое руководило работой немецких специалистов в атомной проблеме. Начальником ГУ был А.П. Завенягин, а заместителем по научной части — А.И. Лейпунский.
С 1952 года Овечкин работал главным инженером лаборатории «В» (будущий Физико-энергетический институт) и затем ФЭИ до 1980 года.
Умер в 1982 году.
Вот как написал о нём А.А.Бакулевский, работник ФЭИ с 1955 по 1989 год, в своём очерке, опубликованном в сборнике «Физико-энергетический институт: летопись в судьбах» (под ред. А.В. Зродникова /ГНЦ РФ-ФЭИ им. А.И. Лейпунского. Обнинск: ГНЦ РФ-ФЭИ, 2006):
«Прежде всего Демьян Михайлович был человеком всецело преда
..При первых контактах с ним бросалась в глаза некоторая грубоватость в обращении с подчинёнными, иногда излишняя нетерпимость в техническом споре. Иногда эти особенности характера оказывались в какой-то мере напускными. Со временем, после частых контактов с ним — убеждаешься, что вся эта вспыльчивость и некоторая неуравновешенность была вызвана или пережитым, или переживаемым стрессом, или характерным для него энергичным стремлением добиться лучшего результата для дела. Вскоре начинаешь замечать, что Демьян Михайлович по-настоящему ценит и уважает человека, с которым недавно говорил резковато. Так себя обычно ведут люди искренние и откровенные, не признающие дипломатических выкрутасов».
Это сказано об одном из инженеров-чекистов «бериевского набора», но это же можно сказать и о том, кто призвал Овечкина на работу в НКВД, — о самом Берии.
Конечно, Берия как человек неотделим от Берии — государственного деятеля. Слишком рано на его плечи был взвален груз ответственности и за большие дела, и за судьбы тысяч, десятков тысяч и миллионов сограждан, чтобы он формировался как просто добренький или заботливый к людям человек в житейском смысле этих понятий. Недаром он вспоминал в дневнике слова Ленина о том, что хочется людей жалеть, а приходится бить палкой по голове.
Берия был человечен не в последнюю очередь потому, что это помогало ему в его державной работе — в Закавказье, в Москве. Но успехи Берии как государственного деятеля и организатора были не в последнюю очередь обусловлены тем, что он был человечен.
Иногда это можно понять от, так сказать, противного…
Скажем, послесталинская эпоха оставила нам некие любопытные документы — письма сына Сталина, Василия Сталина, к Хрущёву и в ЦК. Вот, например, я читаю письмо Василия в ЦК КПСС от 19 января 1959 года. Впрочем, фактически это тоже было письмо к Хрущёву.
Напомню, что к тому времени Хрущёв прочно утвердился в высшем руководящем кресле, отправив на политический эшафот, в политическое забвение или прозябание таких соратников Сталина и своих бывших коллег, как Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Сабуров, Первухин, Косыгин. Василий же Сталин с 1953 года сидел во Владимирской тюрьме и психологически был давно сломлен.
Василий был натурой сложной, с комплексом как привлекательных, так и не очень привлекательных качеств. Читать его письма в ЦК и к Хрущёву — малоприятное занятие, слишком уж в них сквозит желание «подсюсюкнуть» «дорогому Никите Сергеевичу». С политической точки зрения письма Василия Сталина выдержаны полностью в духе хрущёвских трактовок событий и лиц — очень уж хотелось Василию обрести свободу, распорядиться которой по-ум-ному он, когда его Хрущёв всё же освободил, так и не сумел.
О Берии (как, впрочем, и о Булганине, о Маленкове) Василий Сталин образца 1959 года не сказал ни одного доброго слова, представив их подлецами и интриганами. И в более раннем письме в Президиум ЦК КПСС от 23 февраля 1953 года Василий писал не менее резко:
«Тут я должен оговориться о Берии.
Отвращение к Берии внушено мне было матерью. Она ненавидела его и прямо говорила: «Он много зла и несчастья принесёт отцу». До сих пор смерть матери я в какой-то мере связываю с влиянием Берии на отца. Позже я утверждался в плохом мнении об этом человеке-"
В письме от 19 января 1959 года Василий заявлял:
«Еще раз подчеркиваю, что Маленков был единым целым с Берией. Берусь доказать это где угодно. Еще несколько слов о Берии. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берии) подлецом, лжецом, лицемером и т. д. — то есть доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берии как врага народа»» и тд.
Всё бы здесь было бы, может быть, и правдой, если бы не прямо противоположное поведение Василия образца 1953 года. Есть малоизвестная и небольшая, но очень интересная книга Виктора Полянского «10 лет с Василием Сталиным». Она написана сыном подполковника Виктора Семёновича Полянского, многолетнего адъютанта, дорученца, офицера для особых поручений Василия Сталина. Полянский-отец был арестован в июне 1953 года по делу Василия Сталина и просидел на Лубянке полгода. В январе 1954 года был освобождён и реабилитирован. Умер в 1975 году, шестидесяти одного года от роду.
Так вот, В.В. Полянский пишет:
«Находясь на Лубянке, Василий неоднократно просил о встрече с Берией, этого же добивались все его арестованные соратники. Отец, например, много раз писал заявления на имя Берии, даже тогда, когда его не было на свете, о чём отец не знал. А писал он приблизительно так: «Дорогой Лаврентий Павлович! Убедительно прошу Вас разобраться с моим делом…» и т. д.».
Это мемуарное свидетельство подтверждается документами. Так, 8 августа 1953 года министр внутренних дел СССР Круглов направил Маленкову в ЦК КПСС рапорт, с которым ознакомились Хрущёв и Молотов. В частности, Круглов докладывал:
«В течение последнего месяца СТАЛИН В.И. неоднократно просил следователя ускорить прием к БЕРИИ, объясняя это тем, что хотел бы знать, какое решение по его делу будет принято Советским правительством.
Докладываю на Ваше распоряжение».
Спрашивается, если Василий Сталин образца 1953 года и его близкие подчинённые знали Берию как «нечистоплотного» человека и интригана, если Василий в глаза при Сталине действительно обвинял Берию как «лжеца, подлеца, лицемера», о чём тот же Полянский не знать не мог от самого Василия, то стали бы Василий и остальные так настойчиво добиваться встречи с Берией?
Ведь покаянные речи таких подследственных могли доставить Берии — если бы он действительно был подлецом, лишь злую, подлую радость и удовлетворение от возможности лишний раз поглумиться над их нынешним состоянием!
Простите, но Василий Сталин в 1953 году был отнюдь не наивным мальчиком. И если бы их отношения с Берией были такими, как Василий описал их в 1955, 1958, 1959 годах, то Лаврентий Павлович был бы последним, с кем Василий Сталин пожелал бы встретиться. Он был сыном Сталина, всех основных руководителей страны хорошо знал с детства, и они его знали хорошо и знали его как старшие товарищи. Василий мог добиваться встречи с любым из них, с тем же «дорогим Никитой Сергеевичем» или с Булганиным, о котором Василий, по его же словам, «до разоблачения на суде постыдной роли Булганина в мой адрес… был самого высокого мнения».
А Василий Сталин добивался личной встречи с Берией.
Что ж так, если числил его среди своих открытых врагов?
Берия и женщины… Излюбленная тема для всех сексуально озабоченных сплетников анфисо-чехов-ского пошиба. Но сегодня можно говорить, пожалуй, лишь о, скорее всего, одной, кроме его жены, женщине Берии, достоверно существовавшей не в сплетнях и стенограмме июльского, 1953 года Пленуме ЦК КПСС, а в жизни.
Неизвестная мне по имени женщина появилась у Берии где-то в 1942 году, и о ней упоминает Нино Берия в своём письме Хрущёву от 7 января 1954 года. Это интереснейшее письмо было опубликовано впервые в 1994 году в журнале «Источник» (№ 2, стр. 74–76), а я цитирую его по сборнику документов 2000 года «Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы» (в 3 томах, том 1. Март 1953 — февраль 1956, стр. 85–87).
В письме вдовы Берии имеется много «информации к размышлению» не только на «женскую» тему. Однако Нино Берия затронула, в частности, и её:
«Исходя из его полезной деятельности, я много труда и энергии затратила в уходе за его здоровьем (в молодости он болел легкими, позже почками). За время нашей совместной жизни я видела его дома только в процессе еды или сна. а с 1942 г., когда я узнала от него же (выделение жирным курсивом везде моё. — С.К.) о его супружеской неверности, я отказалась быть ему женой и жила с 1943 г. вначале одна, а затем с семьей своего сына. Я за это время не раз ему предлагала, для создания ему нормальных условий, развестись со мной с тем, чтобы жениться на женщине, которая может быть его полюбит и согласится быть его женой.
Он мне в этом отказывал, мотивируя это тем, что без меня он на известное время может выбыть как-то из колеи жизни. Я, поверив в силу привычки человека, осталась дома с тем, чтобы не нарушать ему семью и дать ему возможность, когда он этого захочет, отдохнуть в этой семье. Я примирилась со своим позорным положением в семье с тем, чтобы не повлиять на его работоспособность отрицательно, которую я считала направленной не вражеским, а нужным и полезным (так в тексте. — С.К.).
О его аморальных поступках в отношении семьи, о которых мне также было сказано в процессе следствия, я ничего не знала. Его измену мне, как жене, считала случайной и отчасти винила и себя, т. к. в эти годы часто уезжала к сыну, который жил и учился в другом городе (Ленинграде. — С.К.)».
О ком здесь сказано, я не знаю. Однако вряд ли выше речь о пресловутой несовершеннолетней Вале Дроздовой, изнасилование которой инкриминировал Берии хрущёвец Руденко в 1953 году. Если всё же Нино имеет в виду Дроздову, то она должна быть старше, чем обычно утверждается. Дроздову подают порой также не как жертву насилия «вурдалака Берия», а как просто послевоенную пассию Л.П. Берии, которая якобы даже имела от него дочь Марту. Вот только хотелось бы хоть раз увидеть хотя бы фото этой Марты и факсимиле её документов, где указаны её родители.
Так или иначе, уже из письма вдовы Берии видно, что Лаврентий Павлович не был бабником. Ведь если бы он был им, его измену жена не считала бы случайной. Да и узнала бы тогда она об этой измене не от самого мужа. Письмо Нино сразу ставит крест и на всех сплетнях о кавказских «любовных похождениях» Берии — уж о них-то темпераментные подруги Нино ей бы все уши прожужжали.
Напротив, как видно из того же письма Нино, Берия, сошедшись с другой женщиной, явно тяготился возникшей раздвоенностью своей личной жизни. Циничные гиперсексуальные мужчины так себя не ведут.
Можно лишь восхищаться тем, как Нино Теймуразовна Берия-Гегечкори, находясь с лета 1953 года в заключении в условиях психологического террора, сохранила достоинство, ясность мысли и… верность памяти мужа. Она не могла прямо сказать, что не верит в те гнусности, которые о нём начали распространять хрущёвцы, но тонко дала понять в письме от 7 января 1954 года, что эти жалкие измышления её не убедили в вине Берии перед народом.
Сорокадевятилетняя Нино заявляет — формально Хрущёву и ЦК, а фактически — потомкам и будущим историкам:
«Заявляю со всей ответственностью, вытекающей из этого заявления после полугодового заключения и следствия по моему делу, что я никогда (выделение жирным курсивом везде моё. — С.К.) не встречала человека, заявившего мне в какой-либо форме недовольство Советской властью или отдельными представителями деятелей партии и Советского государства…
Действительно страшным обвинением ложится на меня то, что я более тридцати лет (с 1922 г.) была женой Берия и носила его имя. При этом, до дня его ареста, я была ему предана, относилась к его общественному и государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он преданный, опытный и нужный для Советского государства человек (никогда никакого основания и повода думать противное он мне не дал ни одним словом). Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии. Но он в таком случае обманул не одну меня, а весь советский народ, который, судя по его общественному положению и занимаемым должностям, также доверял ему».
Проанализируем эти слова Нино Берия…
О чём говорит, например, её заявление о том, что она никогда не встречала человека, недовольного Советской властью и деятелями партии и Советского государства? Ведь ей за её жизнь не могли не попадаться такие люди. Но она имеет в виду, конечно же, Лаврентия Павловича, заявляя, что она «никогда не встречала человека», настроенного против Советской власти.
А разве не об уверенности жены в преданности её мужа Советской власти говорит заявление о том, что думать противное Берия не давал ей «никогда никакого основания ни одним словом»?
Нино Берия сознаёт и признаёт, что то, что она была женой Берии, ложится на неё «страшным обвинением», однако она не считает это виной.
Она не заявляет, что не разгадала, что её муж — враг Советской власти, а очень тонко отмечает: «Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии». И такой чёткой формулировкой показывает, что ставит заявление следствия под сомнение! А далее Нино не менее тонко подчёркивает, что как преданного, опытного и нужного для Советского государства человека рассматривала Берию — в соответствии с его делами и деятельностью — не только она, его жена. Так его оценивал — по делам его — весь советский народ!
Удивительно, как часто нынешние «историки» игнорируют поразительные свидетельства, подобные письму Нино Берия, и как часто они некритически считают достоверными явные басни.
Приведу три занятных примера на одну и ту же тему…
Оренбургский журналист В.Совельзон со ссылкой на рассказ крупного советского учёного в области радиотехники и радиоэлектроники, академика, Героя Социалистического Труда инженер-адмирала Акселя Ивановича Берга, пишет в 1999 году о разговоре Сталина в 1940 году с арестованным Бергом, доставленным к «вождю» из узилища. Цитирую по книге В.Хо-зикова «Секретные боги Кремля. Рождение техноимперии». (М.: Яуза, Эксмо, 2004, стр. 182–183):
«И вот вводят меня в кабинет (в котором Берг, вообще-то,
ни разу в жизни не был. — С.К.). Навстречу Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Берг. Я знаю, что с вами произошло. Это была ошибка, и мы ее исправим.
И после небольшой паузы — раздумчиво и веско:
— Но вообще я считаю, что каждый большевик должен хотя бы немного посидеть в тюрьме. Я вот тоже сидел.
«Вы-то хоть в царской, а я-то за что?» — мысленно ору я, вспомнив своих костоломов («Изуродованный в НКВД пытками» А.И. Берг благополучно скончался в 1979 году, 86 лет от роду. — С,К.)…».
А вот как московский журналист М. Ребров описывает разговор Сталина с доставленным 20 июля 1941 года к нему арестованным бывшим наркомом вооружения Ванниковым (он у Сталина бывал много раз, в том числе — и 20 июля 1941 года, попав в Кремль прямо из тюрьмы, но встреча Сталина с Ванниковым и их разговор происходили не наедине, как утверждал позднее Ванников, а в присутствии Молотова, Маленкова и Берии):
«Сталин прошелся по кабинету, раскурил трубку и, чтобы заполнить паузу, сказал:
— Не надо горячиться и обижаться, товарищ Ванников. Я ведь тоже сидел в тюрьме.
И здесь Борис Львович опять не сдержался:
— Вы, товарищ Сталин, сидели у врагов, а я у своих!
Вождю ответ не понравился».
Наконец, кандидат ф.-м. наук В. Лишевский в 1992 году в № 1 журнала «Инженер» в статье «Лубянка в награду» описывает разговор уже Лаврентия Павловича Берии с Львом Робертовичем Гонором (1906–1969), крупным и заслуженным нашим ракетчиком, во время войны занимавшимся производством вооружений и 3 июня 1942 года удостоенным Золотой Звезды «Серп и Молот» Героя Социалистического Труда за номером 22.
Лишевский, к слову, пишет, что «в апреле 1948 года состоялась последняя встреча Л. Гонора со Сталиным», опуская слова «первая и [последняя]…», потому что Гонор единственный раз — 9 марта 1948 года — принимал участие в совещании у Сталина вместе с другими ракетчиками (там был и Берия).
В январе же 1953 году Гонора, тогда — директора ракетного НИИ-88, арестовали, а в марте 1953 года из тюрьмы доставили к Берии, после чего Гонор был освобождён. И, по В. Лишевскому, разговор шёл следующим образом:
«— Как же так, — спросил Гонор, едва переступив порог кабинета, — я член партии, патриот, и сижу в тюрьме?
— Подумаешь, — сказал Берия, — и я сидел в тюрьме.
— Но вы сидели в царское время, — возразил Гонор, — а я в советское.
— Какая разница, — отмахнулся Берия».
А действительно — какая разница? Берия сидел не в царской тюрьме, а в грузинской меньшевистской, но — какая разница?
Какая разница — правдивы ли журналистские побасёнки о содержании бесед Берга и Ванникова со Сталиным, Берии с Гонором, или эти побасёнки взяты из рискованного антисталинского анекдота 30-х годов, запущенного в оборот троцкистами?
Ну, в самом-то деле, — какая разница, правда это или нет? Ведь все «продвинутые» «историки» от усопшего Волкогонова до всё ещё здравствующих Радзин-ского, Сванизде, Лурье и прочих точно знают, что Сталин и Берия — «тираны и палачи».
Эх, господа! Жаль, давно умер Николай Васильевич Гоголь! Уж с вами-то он жить на этом свете не соскучился бы…
Отдельно надо отметить, что нередко инсинуации в адрес Берии высказывались и теми его коллегами, которые сами были нечисты по части того, в чём обвиняли Берию. Наиболее ярок здесь пример всё того же Хрущёва, но и, например, Вячеслав Молотов здесь, увы, не безгрешен, не говоря уже об Анастасе Микояне.
В 70-е годы Микоян передал в Институт истории
СССР АН СССР свои «воспоминания», где «вспоминал»:
«В субботу, 21 июня 1941 года, вечером, мы, члены Политбюро, были у Сталина на квартире. Обстановка была напряжённой… Сталин согласился на всякий случай дать директиву в войска… Мы разошлись около трёх часов ночи 22 июня 1941 года, а уже через час меня разбудили: война! Сразу члены Политбюро собрались у Сталина…
На второй день войны для руководства военными действиями решили образовать Ставку Главного Командования… Вечером собрались у Сталина…»
И Т.Д., и тл.
Но, в соответствии с записями журнала посещений кремлёвского кабинета Сталина (а более точного и объективного источника сведений нет!), не из квартиры, а из кабинета Сталина члены и кандидаты в члены Политбюро, собравшись там в 18.27 21 июня
1941 года, разошлись в 23.00 21 июня 1941 года, и Микояна среди них вообще не было. Микоян до войны последний раз был у Сталина 20 июня 1941 года.
Утром 22 июня 1941 года первыми в кабинет Сталина вошли в 5.45 нарком иностранных дел Молотов, нарком внутренних дел Берия, нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального Штаба РККА Жуков и начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии Мехлис. В 7.30 к ним присоединился Маленков, и лишь в 7.55 — Микоян.
Что же до второго дня войны, да и третьего тоже, то Микоян и Сталин в эти два дня не виделись — Микоян появился у Сталина лишь в 2 часа ночи с 24 на 25 июня 1941 года.
Зато Берия, войдя 22 июня 1941 года к Сталину в числе первых в 5.45, вышел от него в 9.20, вернулся в 11.30 и был до 12.00. Затем вошёл к Сталину в 16.25, вышел в 16.45 22 июня 1941 года, и с 3.25 в ночь с 22 на
23 июня 1941 года вновь был у Сталина до 6.25.
В 6.25 23 июня 1941 года из сталинского кабинета вышли последние посетители — Молотов, Ворошилов и Берия.
Затем Сталин отдыхал до 18.45 23 июня 1941 года, когда начался вечерний поток посетителей его кабинета, закончившийся выходом из сталинского кабинета уже ночью 24 июня в 1.25 двух последних посетителей — Молотова и Берии (вход Берии в 24.00 23 июня, выход в 1.25 24 июня 1941 года).
24 июня 1941 года Сталин начал приём с 16.20 и вёл его до 21.30, при этом Берия был у него на совещании с 16.50 до 20.25 вечера.
В ночь 25 июня 1941 года Берия вновь в 1.15 появился у Сталина и был у него в кабинете до 5.25. В два часа ночи у Сталина появился и Микоян.
Такова подлинная хронология, из которой видно, что с началом войны Берия сразу же начал играть роль некоего Фигаро, а вот Анастас Микоян…
Тем не менее Микоян лжёт и дальше… И, исходя из анализа тех дней, трудно оценить иначе как фальсификацию его рассказ об обстоятельствах образования Государственного Комитета Обороны, куда Берия вошёл сразу же, а Микоян — только в феврале
1942 года (как и, к слову, Вознесенский).
При этом Микоян утверждает, что в июне 1941 года «Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность и вообще дела авиации — на Маленкова. За Берия была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством».
Увы, Микоян опустил в этом рассказе слово «также», потому что Берии с первых дней войны или спустя некоторое время пришлось курировать и производство вооружения и боеприпасов, и производство танков, и авиационную промышленность и вообще дела авиации, заниматься формированием дивизий
НКВД для Резервного фронта, вопросами организации разведывательной, контрразведывательной и диверсионной работы, работы транспорта и ряда отраслей промышленности, включая нефтяную, а также обеспечивать охрану порядка внутри страны и в тылах фронтов, и борьбу с дезертирством.
Соотношение вкладов, например, Вознесенского и Берии как членов ГКО в дело Победы видно уже из того, что 30 сентября 1943 года звания Героя Социалистического Труда были удостоены члены ГКО
В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков и А.И. Микоян, но никак не Н.А. Вознесенский. Последний был награждён всего двумя орденами Ленина, а Берия имел их пять! Однако «мемуаристы» перестроечных времён знай нахваливают заслуги Вознесенского, а о Берии, как правило, молчок.
Не более достойно по отношению к Берии вёл себя после его падения и Молотов. Скажем, на июльском, 1953 года Пленуме ЦК он поставил Берии в вину попытку «коренного пересмотра и улучшения взаимоотношений» СССР с Югославией Тито и стремление установить «тесные отношения» с Тито и Ранковичем. А в 1955 году Хрущёв во время своего официального визита в Югославию объяснил разрыв отношений между СССР и Югославией… «происками интригана Берии». И Молотов помалкивал.
На всё том же июльском Пленуме Хрущёв заявил:
«…Берия является большим интриганом. Это коварный человек, ловкий карьерист. Он очень крепко впился своими грязными лапами в душу товарища Сталина, он умел навязывать своё мнение товарищу Сталину…»
Но это как раз — суть линии Хрущёва! Это он, зная за собой талант очаровывать нужных ему людей, очень умел и любил нравиться и сумел много лет обманывать даже такого проницательного человека, как Сталин. Вот я смотрю на фотографию Хрущёва, сделанную в 1970 году, за год до его смерти. Вроде бы доброе, округлое, открытое лицо, обаятельная улыбка. Только глаза выдают внимательный взгляд хищника, всегда готового к неожиданному броску на жертву в удобный для нападения момент.
Я мог бы продолжать и продолжать, однако скажу ещё лишь вот что…
Если вдуматься, то можно понять, что Берия прожил жизнь, которую мы вправе определить как одну из самых насыщенных и захватывающих во всей мировой истории, если не мерить накал жизни сожжёнными городами или числом наложниц в гареме.
Лаврентий Берия любил и был любим. В юности он испытал ряд таких приключений, которых другому хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Он умел отдыхать и ценил отдых именно потому, что всегда имел его так мало и так редко. Он воспитал прекрасного сына и сам был прекрасным сыном. Он преобразовал облик своей малой, кавказской, Родины, но он же получил от Судьбы… нет, не получил, а заработал возможность и право выдающимся образом преобразовывать к лучшему свою великую, большую Родину — Россию.
Он не только создавал и преобразовывал её, но он выдающимся образом отстаивал её свободу, независимость и будущее в жестокой борьбе с внешним врагом. А потом внёс первостепенный вклад в дело обеспечения мирного будущего Родины, нейтрализуя угрозу уже атомного её уничтожения.
Он дал начало многим державным проектам и руководил их воплощением в жизнь. Он ворочал такими силами и средствами, которые и не снились никаким македонским, наполеонам, рокфеллерам, дюпонам…
Единственный из всех мировых лидеров первого ряда он воочию видел могучий взрыв, рождённый освобождённой человеком загадочной внутриатомной энергией, И он не просто видел его, а был одним из его творцов.
Он жил полной жизнью настоящего человека, и о нём можно сказать так:
Есть судьбы, породнившиеся с веком,
Который эти судьбы создают.
Счастливые, им лишь покой неведом.
Но ведом труд.
Всё превозмогший труд!
Ветер истории действительно сдувает мусор с великих могил — если это великие могилы. Этот ветер сдувает мусор с могилы великого Сталина.
Но от великого Берии не осталось могилы. Зато осталась его судьба.
И ей несмотря на всё, в ней произошедшее, можно лишь позавидовать.
Его честное имя оболгано и утоплено в грязи. Его Дело — оклеветано и растоптано врагами народа. Место захоронения его тела неизвестно — Л.П. Берия был расстрелян без суда и следствия, а все обвинения против него сфальсифицированы. Но даже мертвый, он смертельно опасен для «либеральных» иуд, «пятой колонны» и всех ненавистников России. Даже из могилы несгибаемый большевик и «лучший менеджер XX века» продолжает борьбу с подлостью, контрреволюцией и предательством.
В этой книге вы впервые услышите живой голос величайшего государственного деятеля Сталинской эпохи и единственного достойного наследника Вождя. В данном томе представлены дневниковые записи Л.П. Берии за 1945–1953 гг., когда он был Председателем Оперативного Бюро Совета Министров СССР, куратором советского Атомного проекта и фактически вторым человеком в Державе. Враги СССР врут, что Россия якобы украла свою Бомбу у Америки. Секретные дневники Берии неопровержимо доказывают: не украла, а сделала свою — потому-то советские оружейники и расшифровывали неофициальное название нашей первой Бомбы РДС-1 как «РОССИЯ ДЕЛАЕТ САМА». И так же самостоятельно СССР создал под руководством Берии уникальную систему ПВО Москвы «Беркут», строил те потрясающие высотные здания, которые с полным основанием можно назвать не только «сталинскими», но и «бериевскими», совершил рывок в космос, став лидером научно-технической революции и подлинной сверхдержавой…
Сложнейшие проблемы атомных и ракетных работ, неизвестные подробности борьбы за власть в послевоенном советском руководстве, непростые личные отношения Берии со Сталиным, наконец, загадка созданной зимой 1953 года сталинской «тройки» во главе с Берией и гибели Вождя, подготовленной хрущевцами и Западом, — эти секретные дневники позволяют заглянуть в «святая святых» СССР, раскрывая главные тайны XX века. «ЯУЗА-ПРЕСС»
См. комментарий ниже.
с 20.35 до 20.50 (15 минут) у него были Булганин и Маленков. Затем с 22.30 до 22.35 (5 минут) в кабинете были Берия и Хрущёв. Чем это объясняется? Возможно, тем, что Хрущёв утрачивал доверие Сталина, но Сталин пока не хотел этого показывать прямо. Хрущёв формально всё ещё входил в самый узкий круг высшего руководства — «пятёрку» из Сталина, Берии, Булганина, Маленкова и Хрущёва.
9 января 1953 года состоялось расширенное заседание Бюро Президиума ЦК с секретарями ЦК и рядом других приглашённых.
См. запись от 4 декабря 1952 года и примечание 1 к ней.А.А. Жданов.
Щукин Борис Васильевич (1894–1939), советский актёр, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии, исполнитель роли В.И. Ленина в фильмах «Ленин в Октябре» (1937) и «Ленин в 1918 году». Скоропостижно скончался 7 октября 1939 года от сердечного приступа вследствие неверно поставленного диагноза. В 1939 году Сталин поручил расследование обстоятельств смерти Б.В. Щукина лично Л.П. Берии, но без видимых результатов.
Точное количество атомных бомб РДС к 1 января 1953 года — 75 единиц. Из них 9 РДС-1,48 РДС-2 и 18 РДС-3. За 1952 год было изготовлено 40 изделий.
Условное обозначение первой советской термоядерной («водородной») бомбы, испытанной в августе 1953 года.Павлов Николай Иванович (1914–1990), окончил Московский институт инженеров общественного питания, затем учился в аспирантуре. С 1938 года в органах государственной безопасности, с 1950 года первый заместитель начальника ПГУ.
21 мая 1953 года А.Д. Сахарову исполнилось 32 года.
С Л. Берия, заместитель П.Н. Куксенко по КБ-1 (см. прим. 5 к этой записи).
КБ-1 Министерства вооружения СССР, член НТС Специального комитета при СМ СССР по разработке системы ПВО Москвы «Беркут».
См. комментарий к записи от 27 января 1953 года.
В1953 году Хрущёву было 59 лет.Имена физика академика В.А. Фока и члена-корреспондента АН СССР философа А.А. Максимова сразу проясняют, о чём речь.
9 февраля 1953 года перед зданием советского посольства в Тель-Авиве была взорвана бомба.
Как уже отмечалось, 16 февраля 1953 года в Кремле состоялось третье заседание Тройки и затем Сталин принял Тройку у себя. 17 февраля 1953 года он вызывал членов Тройки в последний раз.Намерения Сталина по реформированию политической системы СССР весной 1953 года были за последние годы реконструированы, на мой взгляд, адекватно рядом исследователей, например Юрием Мухиным и Юрием Жуковым, да и мною самим в моих книгах. Но эта дневниковая запись переводит предположения в статус факта. Итак, Сталин действительно хотел возвысить роль органов Советской власти до уровня реального государственного управления при сохранении за КПСС роли идейного руководителя масс. Причём роль Советов принципиально и быстро изменялась путём простого решения: во главе Советов должен был встать сам Сталин.
26 февраля 1953 года было утверждено не Постановление, а Рас
поряжение СМ СССР № 4405-рс/оп о плане научно-исследовательских, опытных и конструкторских работ на 1953 год, выполняемых с участием немецких специалистов. Под этим документом стояло, как это было установлено, формальное «Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин», но фактически такие документы уже визировал Л.П. Берия.
13 марта 1953 года Л.П.Берия распорядился создать в МВД СССР
несколько следственных групп «в целях ускорения рассмотрения след
ственных дел».Фактически здесь предельно кратко изложена та программа действий Л.П. Берии, которую он стал активно проводить в жизнь сразу же после того, как понял, что его коллеги по руководству страной собственных серьёзных идей и программ не имеют и психологически пребывают в состоянии подчинённых фигур даже после того, как Сталина не стало, и вся ответственность за дальнейшую судьбу страны легла коллективно на руководящую группу.
Кировский химический завод на Кольском полуострове.
Акционерное советско-германское общество «Висмут» было создано для разработки германских урановых месторождений. И ЛП, Берия мыслил совершенно верно. Даже если бы Германия объединилась на базе буржуазной демократии и сохранения частной собственности, право СССР на добычу уранового сырья на территории Германии охранялось бы как самим «священным» правом частной собственности, так и нашими оккупационными войсками. Даже если бы войска были выведены, наши права сохранились бы
16 июня 1953 года в Германии, в том числе в Восточном Берлине, начались массовые забастовки, в которых участвовало более 400 тысяч человек. Причина была двоякой — ошибки руководства ГДР во внутренней политике и, естественно, подрывная работа спецслужб Запада, в том числе того американского Совета по психологической стратегии, о котором читатель уже знает.Нередко считают, что Берия выезжал в Германию для обеспечения стабилизации ситуации, но это очень маловероятно. Уже к 20 июня волнения прекратились, в том числе после введения наших войск в Берлин и применения силы (около 30 человек было убито и около 400 человек ранено). При этом по крайней мере 17 июня 1953 года Берия в Германии точно не находился. В этот день он, ознакомившись с докладной запиской А.П. Завенягина и И.В. Курчатова о состоянии работ по водородной бомбе РДС-бс, продиктовал следующую резолюцию:«Тт. Завенягину ATL, Курчатову И.В. 1. Чертежно-техническая документация и качество изготовления изделий должны быть проверены лично Вами. 2. В остальном с принятыми решениями согласен. 3. Доложите, когда считаете необходимым выехать в КБ и на об’ект № 2 (Семипалатинский ядерный полигон. — С.К.). JI. Берия. 17 июня 1953 г.».Из этой датировки видно, что 17 июня 1953 года Л.П. Берия находился в Москве. Технически он мог выехать в тот же день в Германию и к двадцатым числам июня вернуться обратно, но вернее предположить, что Берия так и остался на месте — ситуация в Германии была не настолько угрожающей, чтобы «разруливать» её лично. Скорее могли возникнуть внешнеполитические проблемы с бывшими союзниками, а с этим было лучше разбираться, оставаясь как раз в Москве.Берия успел подписать выправленное им Постановление СМ СССР «О задачах и программе испытаний на полигоне № 2 в 1953 году». Однако этот, один из последних отработанных им документов уже не был оформлен с присвоением соответствующего номера и не пошёл в дело. 26 июня 1953 года Берия был арестован, all июля 1953 года уже Маленков подписал новое Постановление СМ СССР № 1761-686сс под таким же названием.