Отличительной чертой режиссёров из Сан-Франциско всегда считался интерес к звуку в кино, и Лукас не стал исключением. Несмотря на все возражения компании «Фокс», он настоял на использовании в «Звёздных войнах» системы «Долби стерео». Вспоминает Уолтер Мёрч: «Звёздные войны» всем показали не только то, какой дополнительный эффект придаёт картине звук, но и то, как по-настоящему хороший звук влияет на кассовые сборы. Владельцы кинотеатров, где раньше никогда не показывали ленты со стереозвуком, были вынуждены устанавливать специальное оборудование, если хотели получить эту картину».
Когда все спецэффекты и звук записали, Лукас показал плёнку в «Нортпойнте», как раньше «Граффити». Неделю ему помогала Марша, оторвавшись от монтажного стола картины «Нью-Йорк, Нью-Йорк». «Предварительный показ всегда предвещает работу ножниц и новый монтаж», — мрачно заметил Лукас, готовясь к худшему и вспоминая «ТНХ» и «Американских граффити». Пришли все шишки компании, включая Лэдда. «В этом фильме у меня была своя «лакмусовая бумажка», — говорит Марша, — если публика не откликнется радостными возгласами на появление на борту «Сокола Тысячелетия» Хана Соло, который в последнее мгновение спасает из лап Дарта Вэйдера Люка, пиши пропало». Однако уже с первых кадров, когда величественный «Межзвёздный корабль Империи» проплыл перед взорами зрителей на фоне черной бездны, сквозь которую то и дело пробивался алмазный блеск звёздных скоплений, атмосфера в зале была наэлектризована до предела. «Создавалось впечатление, что зрители сами совершили прыжок в гиперкосмос и в экстазе парили в пространстве зала, — вспоминает Хирш. — А стоило появиться «Соколу Тысячелетия», так они не просто завопили от радости, а повскакивали со своих мест, воздев руки к небу, будто при круговой пробежке в девятом иннинге седьмой игры Мировой серии [147]. Взгляд Марши в этот момент словно говорил: «Ну что, вроде катит?!». Когда вышли из зала, я спросил:
— Твоё мнение, Джордж?
— Думаю, перемонтировать не будем, — коротко ответил Лукас.
Тем не менее, оценки были разные — дошли слухи, что во время показа картины членам рейтинговой Комиссии, кое-кто откровенно давал храпака.
Джордж собирался вместе с Маршей и Хайками на время премьеры исчезнуть из города, что уже делал, когда на экраны вышли «Граффити», и отправиться на Гавайи. Что бы ни говорили, а в успехе он до конца уверен не был, размышляя: «Я сделал всё, что мог. Посему, что будет, то и будет. А читать рецензии или общаться с руководством студии — это не по мне». Отъезд запланировали на субботу, а в среду, 25 мая 1977 года, оба ещё работали на студии Голдвина: днём Марша редактировала «Нью-Йорк, Нью-Йорк», а ночью Джордж работал над моновариантом своей картины. Виделись они только по вечерам за обедом, когда одна уходила со студии, а другой только приходил на работу. Оба так замотались, что забыли — премьера «Звёздных войн» была намечена как раз на вечер среды. Надо же было случиться, что перекусить они пошли именно в «Гамбургер Хэмлит», который располагался на бульваре Голливуд напротив «Китайского театра». Ни о чём не подозревая, супруги пришли в ресторан и только там, в окно, увидели, что перед кинотеатром что-то происходит. «Всё пространство перед театром было заполнено людьми, не меньше тысячи человек, я думаю, — вспоминает Лукас. — Движение по бульвару в обе стороны перекрыли, перед входом стояли лимузины. Красиво!». До них так ничего и не дошло, пока они не вышли на улицу и не увидели знакомый логотип «Звёздных войн». Потом в студию, где корпел Лукас, позвонил Лэдд:
— Фильм — настоящий хит, первые сеансы идут с аншлагом.
— Послушай, Лэдди, фантастика всегда поначалу идёт ничего. Подождём, не будем обольщаться и посмотрим недельки через три.
В назначенный день Джордж и Марша улетели на Мауи [148].
К их приезду почтовый ящик в отеле ломился от записок со студии «Фокс» — во всех была одна и та же фраза: «Смотрите 6-часовые новости». В указанное время Джордж, Марша, Уиллард и Глория смотрели по телевизору репортаж Уолтера Кронкайта о безумных очередях за билетами на фильм Лукаса «Звёздные войны». Режиссёр не верил своим глазам. Все лихорадочно начали подсчитывать прибыль, понимая, что разбогатели. На следующий день отдыхающие отправились в ближайший город, чтобы потратить что-нибудь из причитающихся барышей. К их разочарованию, на Гавайях купить можно было только крем для загара да морские раковины. Джордж тогда заметил: «Знаете, эти йогурты, по-моему, скоро так рванут, что, может, стоит заключить договор франшизы?». Ноги сами готовы были бежать назад, в Калифорнию, но гордость не позволяла — ведь не для красного словца он во всеуслышание заявил: «Что будет, то и будет. Я выше вашей кутерьмы!».
Коппола в этот момент искал деньги, чтобы завершить «Апокалипсис сегодня» и прислал телеграмму: «Вышли денег. Фрэнсис». Через неделю семейство Хайк уехало, а им на смену прилетели Спилберг и Эми. Джордж со Стивеном строили на пляже замки из песка и обсуждали идею, которая в последствии ляжет в основу картины «В поисках утраченного ковчега». Решили, что Джордж станет продюсером, а Стивен, которого Лукас ещё совсем недавно осуждал за сотрудничество с «системой», — режиссёром-постановщиком. Спилберг не изменился. Интересно, а как Лукас?
Вскоре после того, как началась прокатная жизнь «Звёздных войн», на пороге дома режиссёра Джереми Кэгена появился Харрисон Форд: волосы взъерошены, рубашка — в клочья, вылитый Уильям Холден в «Пикнике» [149]. Находившийся в гостях Кокс, спросил:
— Боже мой, что случилось, Харрисон?
— Не поверите, мимоходом заглянул в «Тауэр рекордс» [150] диск купить, так все, кто был в зале, набросились на меня как умалишённые!».
Перед сеансом «Звёздных войн» в «Китайском театре» Бад Смит крутил рекламный ролик «Колдуна». «Нант плёнка кончилась, занавес закрылся и тут же открылся вновь, — вспоминает Смит. — Но не просто, обыденно, а во всю ширь, казалось, что неведомое пространство поглощает тебя. Потом послышался шум и уже ты сам оказывался в космосе. После такого паша невзрачная ремеслуха не воспринималась. Я сразу предупредил Билли: «Похоже, нас погонят с экранов. Стоит тебе самому взглянуть на этот фильм».
Фридкин отправился в кинотеатр со своей повой женой, французской актрисой Жанной Моро [151]. По окончании у него завязался разговор с управляющим заведения.
Показывая в сторону нескончаемого людского потока, заполняющего вестибюль, тот сказал:
— Этот фильм делает потрясающую кассу.
— Да-да, и мой фильм выходит через педелю, — ответил Фридкин, явно нервничая.
— Конечно, но имейте в виду, если дело не пойдёт, придётся вернуть на афиши «Звёздные войны».
Реакция режиссёра напоминала гримасу человека, только что получившего хороший удар под дых. «Ничего не понимаю, — промолвил Фридкин, обращаясь к жене. — Миленькие роботы-зверушки и прочая ерунда, а такая реакция, может, мы не туда идём?». Через неделю «Колдун» уже шёл в афишах за «Звёздными войнами». Однако мрачный, лишённый и намёка на жалость, в особенности в сравнении с превосходной космической оперой Лукаса, фильм демонстрировали при пустом зале и совсем скоро, без всяких церемоний, сняли с репертуара.
«Колдун» провалился по всем статьям, принеся в мировом прокате ничтожные 9 миллионов. Фридкин лишился дара речи: он не мог понять, почему картина не нравится ни зрителю, ни критикам. Вспоминает Смит: «Он вложился в этот фильм как никогда, я имею в виду всё — время, энергию, труд и мысли». Несомненно, в фильме есть несколько запоминающихся образов и моментов, но в целом лента оставляет впечатление исключительно претенциозного эстетствования автора и манерности. Это тем более забавно, что совсем недавно Фридкин сам осуждал Копполу и Богдановича за их стремление к «художественности», выбрав в качестве программной установки коммерческий успех кинопродукции.
Теперь Фридкин заявляет: «Наверное, мне вообще не стоило делать «Колдуна», потому что сценарий предполагал, что картина будет строиться вокруг звёзд, а их как раз и не оказалось. Конечно, с Мак-Куином я ошибся. Я не сообразил, что крупные планы гораздо важней панорамы и лицо Стива на экране куда выигрышнее любого пейзажа. Во многом причиной ошибки стало моё самомнение, но и студия не лучше — я постоянно ощущал перестраховку и контроль со стороны».
Оказавшись на перепутье между Америкой и Европой, коммерцией и искусством, Фридкин сам загнал себя в роковую ловушку, черпая с обеих сторон только худшее. Американский ремейк французской классики вышел слишком мрачным, без узнаваемых лиц, лишь эпизодами напоминая прежнего режиссёра. Да и американцы конца 70-х заметно отличались от зрителей, на ура принимавших «Французского связного». Как большинство режиссёров 70-х годов, Фридкин мечтал стать новым Годаром, Бергманом или Антониони, но так и не нашёл свой, индивидуальный кинематографический язык, способный органично соединить американские реалии и европейскую утончённость, что удалось Битти и Пенну в «Бонни и Клайде», Богдановичу в «Последнем киносеансе», Рэфелсону в «Пяти лёгких пьесах».
Нэйрн-Смит познакомилась с Жюлем Стайном и его женой через Фридкина, когда им было уже за восемьдесят. Интересно, что она продолжала поддерживать с супругами дружеские отношения и после разрыва с режиссёром. Обычно встречались в доме Мервина и Китти Лирой. «Обе супружеские пары любили вместе посидеть и пофантазировать, — рассказывает Дженнифер. — Стоило Жюлю увидеть меня, как он обязательно вспоминал: «Твой Уильям обошёлся мне в двадцать миллионов!». А потом он ушёл из жизни. Говорит Фридкин: «Ещё какое-то время меня приглашали в дом Вассермана, а после «Колдуна» перестали».
Фридкин решил исчезнуть и нашёл приют на ферме Жанны Моро в Южной Франции. В феврале в Париже они поженились. Бёрстин узнала новость из журнальной заметки. «Честно говоря, я считала, что наши с ним отношения в силе, — вспоминает актриса. — По крайней мере, меня он о разрыве не предупреждал. Назовём это так — прослушивание проходили обе, но роль досталась ей». Что бы кто ни говорил, а в этом браке резон был, во всяком случае, для Фридкина — однозначно. Не имея по объективным причинам возможности сочетаться с Клузо или Трюффо, он выбрал Моро, лучшую кандидатуру из этого списка, героиню многочисленных фильмов «новой волны». Уже после первого свидания Фридкин сказал: «Бог мой, я захотел её, как только увидел в «Любовниках» [152]. Справедливости ради стоит заметить, что режиссёру всегда нравились женщины старше его. Возможно, некоторым образом это связано с его привязанностью к матери. В 1977 году Фридкину было 43, Моро — 50. Он работал, она стряпала. Усаживая жену к себе на колени, он целовал ей грудь и на ужасном французском приговаривал: Джи-и-н, Джи-и-н».
Премьера ленты «Нью-Йорк, Нью-Йорк» состоялась 21 июня. Фильм вышел совсем не таким весёлым, как рассчитывали боссы «Юнайтед артистс» — они мечтали о грандиозном мюзикле в традициях старой школы «МГМ». Но Марти заявил, что не изменит ни кадра, считая своё видение материала единственно правильным. Между тем сюжет не отличался цельностью и логикой, был переполнен масштабными статичными эпизодами. В общем, режиссёра не поддержали даже те критики, на которых он всегда мог положиться. Прохладный приём «Нью-Йорка» стал для Скорсезе холодным душем. Ведь он уже привык, что идёт только от успеха к успеху, а тут — неудача. Вкус поражения ему не понравился. «Больше всего бесило то, что подобная реакция подавалась под соусом «поделом ему», — делится впечатлением режиссёр. — А за что поделом? За то, что я снял «Злые улицы», «Алису» или «Таксиста»? Другое дело — критический разбор, анализ, пожалуйста, а тут — ругань и никакого уважения, мол, какое уважение, если он мог снять такое?!». Позднее режиссёр, правда, признал, что наркотики здорово подпортили всё дело — он никак не мог собраться и выстроить картину должным образом. Чтобы как-то успокоить нервы, ему прописали соль лития, но и после 4-х месяцев лечения кокаин остался любимым наркотиком Скорсезе. Он, словно Люк Скай-уокер, застрявший на ледяной планете в первой сцене фильма «Империя наносит ответный удар», попал в буран и никак не мог выбраться.
Вернуть Скорсезе к прежней жизни не удалось и Де Ниро. Актёр продолжал таскать с собой уже довольно потрёпанную книжку Джейка Ла Мотты и даже договорился, что продюсером будущего фильма станет Ирвин Винклер, если Марти согласится его поставить. Но заинтересовать Скорсезе оказалось нелегко. Он пролистал пару глав и передал книгу Мардику. Бокс его никогда не интересовал, на бои он не ходил. Да и из Ла Мотты, надо сказать, боксёр не ахти какой. «А главное, — говорит режиссёр, — тема избитая — боксёр, непростые отношения с братом и женой, мафия на хвосте. Не хотелось мне браться за историю про братца-боксёра, которую уже рассказали в «Чемпионе». Да и «Рокки» был на выходе, к тому же его ставила та же компания! А если честно, то и книжка — туфта, пиар чистой воды».
Меньше всего на свете Скорсезе хотелось потерпеть неудачу. Все режиссёры «нового» Голливуда считали, что авторское кино обязательно должно быть личностным. А если нет собственного материала, то и начинать работу нельзя, не прочувствовав, не пережив события как свои. Так, благодаря встрече с Сибилл Шеперд, Богданович узнал прелести взросления и снял «Последний киносеанс». Фрэнсис и сам стал «крёстным отцом». «Я на самом деле не хотел снимать «Бешеного быка», — рассказывает Скорсезе. — Мне был необходим ключ к самому себе, а искать его не хотелось. Разок попробовал в «Нью-Йорке», да не вышло ничего».
В «Звёздных войнах» на всё про всё ушло только 9,5 миллионов. Ещё пару миллионов на копии, афиши и рекламу. А уже через три месяца проката картина принесла целых 100 миллионов долларов. Литературной вариант киносценария, выпущенный без лишнего шума издательством «Бантам», занял в списке бестселлеров в мягкой обложке 4-е место. К 25 августа было продано 2 миллиона экземпляров. В ноябре картина обошла по сборам «Челюсти» и с рекордной суммой 193,5 миллиона долларов стала самой кассовой за всю историю кинематографа.
«Звёздные войны» сделали богатыми и друзей Лукаса, во всяком случае, некоторых из них: Хайк и Кац получили 2%, четверть он отдал Форду, Фишеру, Хэмиллу и магу-волшебнику звукорежиссуры Бену Бёрту. История с процентами вообще приняла вид некой торговли — Лукас дал долю в «Звездных войнах» Милиусу в обмен па свою будущую долю в его «Большой среде», проекте, который ещё даже не был запущен. Никто не сомневался, что фильм выдвинет Милиуса в число ведущих режиссёров — кому же занять это место, как не «Мистеру великолепный», как звали его среди своих. (За 1% в «Большой среде» Спилберг дал ему свой процент в «Близких контактах».) Поллок, как адвокат, увещевал Лукаса:
— К чему тебе это, Джордж? Не будь идиотом!
— А что, студии нас норовят надуть, а так мы будем кровно заинтересованы в успехе друг друга, чувствуешь разницу?
(Позднее, после краха «Большой среды», Лукас попросил свои проценты назад.)
Как это ни смешно, но Лукас остался недоволен работой компании «ИЛМ» и решил наказать группу создателей спецэффектов, лишив их вознаграждения. Хотя кое-кто из сотрудников и дождался премии, Нельсон и Дикстра не получили ни гроша. Дикстра, вне себя от злости, хлопнул дверью, решив создавать собственную компанию и забрал с собой большую часть специалистов. Лукасу не оставалось ничего, как довольствоваться оставшимися шестью сотрудниками.
Как только стало ясно, что «Звёздные войны» ждёт невиданный коммерческий успех, Лукас пришёл к Копполе и заявил:
— Понимаешь, деньги действительно хорошие и мы, наконец-то, сможем воплотить в реальность все наши мечты. Я хочу, чтобы мы работали вместе.
— Хорошо, но сначала ты получи эти бабки, а потом посмотрим. Не ровён час, передумаешь, — ответил Коппола.
Джордж Лукас таскал коллегу на деловые встречи, где говорили о возможной покупке театра Манна [153]. Дело было грандиозное — миллионов на 25. Были разговоры и о приобретении компании «Фокс». «Теперь уже я оказался в роли младшего партнёра, — вспоминает Коппола. — Но со временем обсуждения становились всё реже, месяцев через шесть сошли на нет, а вскоре мы вообще разругались. Я так ничего и не понял».
Коппола был не одинок в своём неведении. Деньги меняют всех и всё. Вот что говорит по этому поводу Милиус: «Ребята стали недосягаемы, на кривой козе не объедешь. Джордж обзавёлся новой компашкой, для них он — «Джордж Непогрешимый», в лепёшку расшибутся ради него. Со Стивеном теперь тоже не поговоришь, куда там, он вроде уже и не земной человек совсем».
Успех «Звёздных войн» поднял рейтинг «Фокс» на небывалую высоту. Даже Лэдд с какой-то стати стал величаться гением. Он, якобы, ещё в сценарии Лукаса разглядел то, что не удалось никому другому. Как любой руководитель — Кэлли, Тэнен или Эванс — он мечтал иметь под рукой талантливого режиссёра, и доходы от «Звёздных войн» оказались как нельзя кстати, позволив приютить на всю вторую половину десятилетия под крышей студии Олтмена.
Для Олтмена фильм «Баффало Билл и индейцы» стал серьёзным разочарованием. Вроде всё предполагало успех — приличный бюджет, звезда (Пол Ньюмен), интересный актёрский коллектив, а фильм провалился. Даже Кэйл не прониклась. Одной из причин, возможно, стало подспудное соперничество на площадке с актёром-звездой. (Вспомним взаимоотношения режиссёра и Битти в «Мак-Кейбе».) Скорее всего, Олтмену так и не удалось побороть в себе «подрывные» инстинкты, иначе трудно объяснить, почему он представил Ньюмена группе только на съёмках 2-й части, а при монтаже выбросил все крупные планы актёра с его визитной карточкой — знаменитой усмешкой и голубыми глазами.
Но Лэдду всё было нипочём — он преклонялся перед режиссёром. Однажды, направляясь в аэропорт с Томми Томпсоном, тот вдруг попросил остановиться возле студии: «Приснилась тут одна история, попробую продать сё нашему Лэдди. Не выключай движок, я на минуту». На одном дыхании Олтмен влетел в кабинет Лэдда, договорился о постановке «Трёх женщин», вернулся в машину и даже успел на свой рейс. «Лэдд предоставил мне полную самостоятельность, — рассказывает режиссёр. — Когда фильм был готов, я показал материал ему и другим парням со студии. Лэдд сказал: «Понятия не имею, кто это купит, но — желаю удачи». Несомненно, экономика для студии всегда была не на последнем месте, а Олтмен предпочитал не связываться с профсоюзами и укладывался в мизерный бюджет. «Три женщины», «Свадьбу», «Здоровье», «Квинтет» и «Идеальную пару» он поставил для «Фокс» почти даром. Например, «Идеальная пара» обошлась всего в 1,5 миллиона. На съёмках «Здоровья» во Флориде работе здорово мешали пикеты профсоюза водителей грузовиков. Тогда Олтмен опубликовал в местной газете данные о зарплатах актёров и персонала, указав в верхних строчках водителей.
Однако власть, которая пришла к Лэдду с успехом «Звездных войн», принесла и новые обязательства. Рассказывает Спилберг «Имея дело с Джорджем Лукасом, рано или поздно, любой функционер вдруг обнаруживает, что больше не занимается бизнесом студии «XX-й век — Фокс», а по уши влез в бизнес Джорджа Лукаса. Именно Джордж теперь определял всё и вся и никто не мог сказать: «Нет-нет, только не это. Переделать!».
Исключая возможные «непонятки» со стороны Лэдда в будущем, Лукас сразу провёл «карательную экспедицию» и получил контракт на производство продолжения «Звёздных войн» под названием «Империя наносит ответный удар». Однако заветной мечтой, которая как эстафетная палочка перешла к нему от Копполы, попрежнему оставалась финансовая независимость от студий. Лукас сам решил финансировать «Империю», а кроме того, добился 50-ти, а потом и беспрецедентных 77% от прибыли картины после достижения определённой пороговой суммы сборов. Ему принадлежали негатив, нрава на телевизионную версию и все товары, связанные с картиной. Он не отказывал себе в удовольствии подколоть студию: «Я с самого начала показал, кто в доме хозяин, и теперь имею полное право диктовать свои условия».
«Звёздные войны» развили идею, заложенную автором «Челюстей», о том, что дети и подростки готовы смотреть кино без известных актёров — оказывается, исключительно успешный фильм можно снять и по оригинальному сценарию. Картина разбудила в хозяевах студий дремавшие до времени навыки торговцев, наглядно показав, что книги, футболки и модели-игрушки — это тоже источник солидной прибыли. Сама по себе выгодная торговля брэндом «Звёздных войн» не только способствовала продвижению фильма на рынок, что не удивительно, но и стала самостоятельным предприятием, принесшим больше 3 миллиардов долларов на лицензионных сборах, как это вышло при повторном выпуске в прокат трилогии «Звёздных войн» в 1997 году. Рос и соблазн заменять сложных киногероев простыми персонажами, которых легче трансформировать в игрушки.
Дав ощутимый толчок кинорынку и торговле сопутствующими товарами, «Звёздные войны» оказали заметное влияние и на культуру страны. Несомненно, общество выиграло от курса администрации Картера на сокращение расходов, да и вектор настроения людей после окончания войны во Вьетнаме заметно сместился к центру. И Лукас первым сумел уловить перемены — люди устали от «бури и натиска» 60-х годов, им надоело быть актёрами на подмостках истории, пусть поначалу это и щекотало нервы. Как говаривали интеллектуалы: «Активисты 60-х ушли на клумбы, заделавшись садоводами». В своём обширном обзоре-эссе «Боязнь кино» Кэйл согласилась с наблюдениями Лукаса, сделав, правда, из них иные выводы. Отметив неприятие зрителем сцен насилия, она писала, что люди устали от фильмов, «где сюжет сводится к автокатастрофам, убийствам и извращениям всех мастей. Взыскательный зритель теперь ищет умиротворения в изящном искусстве, в кино в рамках дозволенного и не восторгается, как прежде, тем, что мы именуем политическим театром. Мы словно обретаем новый культурный пуританизм — в кинотеатр идут с надеждой увидеть нечто приятное и жизнеутверждающее, а газеты пестрят ехидными замечаниями по поводу будущего грандиозного фильма Копполы…» В общем, все считали, что с художественной точки зрения прекраснее, чем «Звёздные войны», фильма быть не может — картина возрождала жанр семейного кино.
Перед блокбастерами стояла задача понравиться всем и сразу. И «Звёздные войны», наряду с «Крёстным отцом», «Изгоняющим дьявола» и «Челюстями», с ней прекрасно справились, обращаясь одновременно как к левым, так и к правым, зачастую мешая в кучу противоречащие друг другу идеи. В роли адресата выступало и поколение «бума рождаемости», на которое пришлись годы войны во Вьетнаме, и следующее за ним, представителям которого война казалась уже событием за дымкой истории. Сказочный зачин — «В некоторой далёкой галактике…» — никого не вводил в заблуждение — вьетнамские аллюзии картины Лукаса вполне очевидны. Человек по натуре консервативный — предусмотрительный в действиях, не употребляющий наркотики, а, главное, аполитичный, — Лукас с его врождённым неприятием диктата и вечными стычками с руководством студий, естественным образом попадал в категорию «птенцов контркультуры», Карлоса Кастанеды и Тома Хейдена [154]. Если вслед за режиссёром допустить, что его Император — это Никсон, то вся трилогия, пусть и с определённой долей условности, представляется аллегорией беспокойного десятилетия, на протяжении которого он формировался как профессионал. Тогда огромная могущественная Империя не что иное, как Соединённые Штаты (конкретнее — Голливуд), а повстанцы в лохмотьях и непонятным оружием в руках — вьетконговцы (молодёжь «нового» Голливуда). Едва намеченная в «Звёздных войнах» тема получила развитие в ленте «Возвращение Джедая». Здесь, скрывающиеся в лесах маленькие, пушистые иуоки, партизаны, с камнями и палками противостоят вооружённым до зубов воинам Империи — чем не кинематографическая иллюстрация лозунга 60-х годов «Человек сильнее техники».
Между тем оригинальные луддиты «Звёздных войн» довольно органично выглядят в холодном, вылизанном до тошноты мире хай-тека, в стилистике которого, в общем-то, и выдержан фильм. Как справедливо заметил Милиус: ««Звёздные войны» отправили на свалку последние атрибуты контркультуры, вернув нашим детям утраченный было вкус к передовым технологиям».