Когда 20 мая 1970 года состоялась премьера фильма Let It Be, никто из Битлз на нее не явился. Они перестали быть Битлз. Возможно, им также казалось, что нет особых оснований гордиться фильмом, но вот тут–то они ошибались. Конечно, фильм в его окончательном виде был жестокой насмешкой над первоначальным замыслом показать Битлз как единый коллектив. Вместо этого публика получила уникальный документ, рассказывавший о группе в момент ее предсмертной агонии. Не могло быть сомнений в том, что, появись фильм до заявления Маккартни, он заставил бы многих серьезно поволноваться. Теперь же, когда тайное стало явным, — группы не существовало, Let It Be стал просто увлекательным зрелищем. Даже в момент своего крушения Битлз были великолепны. Фильм оказался таким захватывающим потому, что впервые публика получила возможность взглянуть на группу изнутри.
В том же году каждый из Битлз как бы исчез на время. Ринго сидел в своем саду, ожидая, когда что–нибудь произойдет (и, будем точны, сочиняя Early 1970); Джон начал проходить курс психотерапии; Пол укрылся в своем шотландском убежище — причем так надежно, что именно в это время из Америки поползли слухи из серии «Маккартни мертв» Эппл удавалось бороться с утечкой информации, так что, несмотря на слухи о сложностях внутри группы, никто не имел доказательств того, что все уже кончено. Кроме того, Битлз удивительно везло на контакты с прессой. Рэй Коннолли, впоследствии написавший сценарий фильма «И настанет день», тогда работал репортером в лондонской «Evening Standard» и был посвящен в тайну разрыва Леннона с Битлз, однако не предал Джона.
Таким образом, едва публика оправилась от шока, вызванного заявлением Маккартни, Let It Be дал возможность по–новому оценить события последних восемнадцати месяцев. Жалкий финал убогой главы. «Распадутся ли когда–нибудь Роллинг Стоунз?» — спросили в то время Мика Джэггера. «Не–а, — ответил он, — а если и да, мы не станем так сучиться из–за этого».
Пол не предупреждал остальных о своих намерениях сделать какое–либо заявление; они не ожидали, что он проболтается, и уж, конечно, не ожидали, что сделает это таким образом. Так что Пол сам выбрал момент, и при этом только у него имелся готовый сольный альбом, что давало ему некоторые преимущества перед остальными. Но если Пол действительно несколько обольщался по поводу своего будущего, неоднозначный прием McCartney быстро стряхнул с него излишнее самодовольство. Действия Пола, особенно задевали Ринго, впавшего в депрессию после faux pas [неверный шаг, фр.] с альбомом Sentimental Journey. Произошло это потому, что выход альбома совпал по времени с появлением в прессе известий о распаде группы и был воспринят как поспешная попытка Ринго начать свою сольную карьеру.
Между тем все обстояло совершенно иначе. Сам он относился к записи как к побочному предприятию, которому никто не станет придавать особого значения. Это все, что можно сказать в защиту Ринго. Потому чтоSentimental Journey попросту напрашивался на провал. В нем были собраны заплесневелые поп–стандарты, которые Ринго решил записать для своей матушки. Трудно было найти менее подходящий голос для того, чтобы в стиле Синатры напевать сентиментальную бурду типа «Безмерны прелести любви».
На самом деле, даже спой Ринго идеально, все равно он оказался бы ретроградом, поскольку Битлз изменили поп–музыку, создав и новые критерии, и новую классику. Они выбили почву из–под тех сентиментальных песенок, которые Ринго взялся теперь напевать.
Кинематографическая активность Ринго также не была особо удачной. Он сыграл небольшую роль в фильме «Кэнди», но настоящую возможность показать, на что он способен, давал ему «Волшебный Христианин», в котором он снимался вместе с Питером Селлерсом. Конечный результат не вдохновлял. Ринго не удалось создать яркий образ, а сам фильм, подобно, увы, многим работам Селлерса, получился забавным местами, но разочаровал в целом.
Конечно, прежде всего Ринго хотелось взять реванш за Sentimental Journey. Возможность представилась очень скоро, во время работы над All Things Must Pass Харрисона, где он познакомился с Питом Дрейком. Дрейк работал с Бобом Диланом над альбомом Nashville Skyline и по рекомендации Дилана был приглашен Харрисоном в Лондон для участия в записи таких песен, как The Ballad Of Sir Frankie Crisp.
Как–то в разговоре Ринго признался Дрейку, что хотел бы записать кантри–альбом. Дрейк поймал его на слове и быстренько все устроил. Он был матерым нэшвилльским котом с солидной репутацией, так что мгновенно нашел студию, первоклассных музыкантов и охапку неопубликованных песен из каталогов местных издателей. Ринго оставалось только прилететь и спеть, как бог на душу положит. Дрейк говорил, что на все уйдет дня два, ушло шесть. Никому из Битлз не давалось все так легко, во всяком случае с тех пор, как они вышли из–под опеки Джорджа Мартина. В Нэшвилле ребята работают от звонка до звонка (что отнюдь не умаляет их многочисленных талантов), так что все казалось полной противоположностью безалаберным студийным сеансам Битлз. Ринго не упустил свой шанс, и его домашний мрачноватый вокал украсил типичные кантри–песни. Это был один из лучших сольных альбомов экс–Битлз.
К несчастью для Ринго, поклонники Битлз (особенно в Америке) уже успели в массовом порядке приобрестиSentimental Journey. Так что, когда всего через несколько месяцев появился Beaucoups Of Blues, они были гораздо осмотрительнее, и альбом разошелся очень плохо. Конечно, никто и не рассчитывал на успех в Британии, где музыка кантри никогда не пользовалась широкой популярностью. Ринго расстроился, разочаровался и в ближайшие годы ограничивался записью отдельных синглов. Он активно занялся кино, решив отдохнуть от альбомов. А между тем ему следовало бы вернуться в Нэшвилл и записать еще один кантри–альбом. Ему следовало бы сделать это сегодня.
Наверное, весь Beaucoups Of Blues был записан быстрее, чем некоторые песни из All Things Must Pass, — тройного альбома, которым Джордж Харрисон открыл свою сольную карьеру. Если момент распада Битлз был настолько неподходящим для Ринго, что его сольная карьера началась с провала, он оказался на редкость удачным для Джорджа. Его авторитет стабильно возрастал благодаря как выступлениям, так и песням — особенно Something и Here Comes The Sun. Свою роль сыграла и дружба с Эриком Клэптоном; их совместная песня Badge стала одной из лучших репертуаре группы Клэптона Cream. Они также поддерживали и пропагандировали американские группы — не только Делани и Бонни, но и The Band.
В общем репутация Харрисона росла и крепла. Еще не закончилась церемония представления Let it Be, а он уже начал записывать собственный материал, призвав в сопродюсеры Фила Спектора; у Харрисона не было претензий к Let It Be. (Ему, как обычно, было позволено записать две песни, но, учитывая, что общее их количество уменьшилось, в процентном отношении его вклад был самым большим за все время!).
Очевидно, принимаясь за работу, они считали, что материала хватит на альбом, но дела пошли очень хорошо, и решено было сделать его двойным, но тут дела пошли фантастически хорошо, и все обернулось первым в истории рок–музыки тройным альбомом. С учетом этого, нет ничего удивительного в том, что работа продлилась так долго — почти шесть месяцев.
Вкусы меняются, в роке быстрее, чем в других сферах, и сегодня над All Things Must Pass принято подшучивать. Но, безусловно, время его однажды придет вновь, поскольку большая часть материала просто великолепна. Творческое развитие Харрисона одновременно и стимулировалось, и сдерживалось соседством Леннона и Маккартни: стимулировалось, поскольку атмосфера соревнования побуждала его работать над собственным материалом; сдерживалось тем, что порой ему просто не давали возможности продемонстрировать свою работу. К концу это стало причиной некоторого озлобления, но, возможно, теперь Джордж понял, что это же давало ему и заметные преимущества. Свободный от каких–либо ограничений, он мог теперь записать собственный альбом, имея в запасе несколько готовых, никем еще не записанных песен.
Песня My Sweet Lord была самой яркой, и ее удивительный успех в качестве сингла стал основой для беспрецедентного тиража альбома в целом (факт безусловно порадовавший Джорджа тогда, но принесший немало неприятностей позднее).
Awaiting On You Аll, Isn't It A Pity (она была записана в двух вариантах) и What Is Life - тоже прекрасные песни. При изобилии приятных мелодий у Джорджа не было недостатка и в сюжетах. Он посвятил песни своему дому во Фрайер Парк, построенному эксцентричным сэром Фрэнком Криспом, и девушкам, устраивавшим круглосуточное дежурство у домов Битлз. Закончив песню, Джордж пригласил их ее послушать.
В альбом вошла песня I'd Have You Anytime, написанная Харрисоном вместе с Бобом Диланом, а также новая версии If Not For You из дилановского альбома New Morning.
Многие из тогдашних ведущих инструменталистов приняли участие в работе, включая Джима Гордона (ударные), Карла Радла (бас) и Бобби Уитлока (клавишные), которые вскоре составили основу новой группы Эрика Клэптона Derek And The Dominoes; сам Клэптон ко всеобщему удивлению на записи отсутствовал.
Продюсерская работа тоже была прекрасна и сочетала свойственную Спектору масштабность с отчетливым звучанием отдельных инструментов. На этом этапе Харрисон. подобно Леннону, записывал абсолютно все, полагая, что это будет интересно и слушателям, и в результате на двух из шести сторон альбома оказались записанными студийные джемы, во время которых музыканты просто, как им казалось, отдыхали с инструментами в руках. Эта музыка составила третий диск, который должен был стать бесплатным приложением, но, как водится, в результате два других оказались необычно дорогими. Промелькнуло несколько замечаний по этому поводу, но в целом альбом был тепло встречен и публикой, и критиками — успех, несомненный успех. Харрисон не только не уступил двум основным авторам Битлз, но начал свою сольную карьеру гораздо более успешно. Его альбом раскупался лучше, чем McCartney и John Lennon/Plastic Ono Band, вместе взятые.
Сама по себе смена десятилетий, как правило, мало отражается на повседневной жизни. Некоторые пользуется случаем для подведения итогов, но мало кто возьмется утверждать, что в жизни его произошел перелом.
Джон Леннон оказался в числе этих немногих, С января 1970 года его жизнь, похоже, изменилась полностью. Перемену эту он обозначил короткой стрижкой, сделанной в конце декабря 1969 года в Дании. Они с Йоко (она последовала его примеру) передали свои локоны лондонской организации Backhouse, основанной неким Майклом Иксом в качестве центра негритянской культуры.
Помимо записи Instant Karma, Леннон практически ничего не сделал. После непрерывной активности предыдущего года ему необходимо было заменить батарейки. Джон и Йоко почти не выходили из своего дома в Титтенхерст Парке. То есть, они почти не выходили из спальни своего дома в Титтенхерст Парке… Между тем время, проведенное в изоляции, начало накладывать отпечаток и на их отношения.
В апреле Пол Маккартни позвонил ему и сообщил, что он тоже покидает Битлз и выпускает сольный альбом. И хотя это мало должно было волновать Леннона, известие все же усугубило его состояние. Антони Фосетт пишет: «На следующее утро, увидев заголовки дневных газет, сообщавшие о разрыве Пола с Битлз и выходе его сольного альбома, Джон испытал горькое чувство. Вот, Пол делает сенсацию из своего разрыва с группой, то есть занимается тем, от чего отговаривал Джона, всего шесть месяцев назад. Джон бал растерян; несмотря на то, что сам он так желал разрыва, теперь, когда это случилось, эмоциональная напряженность раскола Битлз воспринималась им очень болезненно».
К этому времени Джон и Йоко уже приступили к занятиям психотерапией по методу калифорнийского врача Артура Янова, после того, как тот прислал им свою книгу «Первый крик». Было бы натяжкой считать, что то был хорошо рассчитанный рекламный ход со стороны Янова, но если все–таки предположить нечто подобное, то следует признать, результат оказался весьма удачным. Всего через насколько месяцев «Первый крик» был услышан всем западным миром. Суть теории заключается в том, что дети подавляют свои эмоции с самого рождения. Отчаявшись добиться безграничной родительской любви, они начинают создавать, защитные механизмы, чтобы оградить себя от боли на будущее. Механизмы эти остаются с ними на всю жизнь. Другими словами, чтобы выжить, человеку необходимо подавлять свои основные эмоции, и тогда он перестает испытывать вызываемую ими боль. Однако за это приходится расплачиваться всевозможными неврозами, поскольку подлинные желания остаются неудовлетворенными, а состояние психического равновесия недостижимым. Таким образом, только вернувшись в своем сознании назад вплоть до момента рождения (очень болезненного и вызывающего у пациентов «первый крик»), вновь преодолев при этом все воздвигнутые ранее барьеры, человек может узнать свои подлинные потребности и заново обрести подлинное «я».
Вот теория, которую Леннон принял мгновенно; и неудивительно, поскольку ему пришлось немало побороться с самим собой в детстве. Однако он уже начал опасаться собственной страсти ко всему новому, будь то идеи, люди или и то и другое, поскольку она далеко не всегда приносила хорошие плоды. Его не раз дурачили психиатры. Однако мнение Йоко на этот раз совпало с его собственными, так что после нескольких трансатлантических телефонных разговоров, Янов прибыл в дом Леннонов.
Во время этого первого курса лечения Леннон в последний раз встретился с Синтией. Янов сказал Джону, что одной из причин его невротического состояния может быть чувство вины перед лишенным отцовского внимания сыном. Джон решил поправить дело, тут же связался с Синтией и предупредил ее о своем приезде. Состоялось счастливое воссоединение семейства, прерванное телефонным звонком из Титтенхерст Парка, принесшим известие о попытке Йоко покончить с собой. Однажды в Японии она уже пыталась совершить самоубийство после того, как одно из ее первых «творений» было раскритиковано; теперь она решила, что Джон вернулся в свою семью. Он рванулся к Йоко и больше уже никогда не встречался с Синтией. Янов провел в Англии три недели, однако для полного успеха лечения Леннонам, по его мнению, необходимо было пройти четырехмесячный интенсивный курс в его калифорнийской клинике. Что они и сделали. Проблемы с разрешением на въезд в США были улажены, и курс терапии завершен. После этого они вернулись в Англию, где записали каждый по альбому.
Ленноновский John Lennon/Plastic Ono Band выглядел продуктом искалеченного сознания. Джон проделывал на людях то, что Янов предписывал ему делать в одиночестве: обнажал все самые горькие, тяжелые свои переживания, чтобы, вновь столкнувшись с ними, преодолеть их и таким образом обрести самого себя. Это был душераздирающий, альбом, однако предельная искренность его покоряла слушателей.
Сопродюсером альбома стал Фил Спектор, работавший над ним практически параллельно с All Things MustPass Джорджа, и трудно найти два более непохожих проекта. У Джорджа всего много: музыкантов в студии, красок в аранжировках; у Джона все аскетично, обнажено до предела (как в пьесах Беккета или в «Старике и море» Хемингуэя). Джону потребовалось всего два телефонных звонка, чтобы собрать музыкантов, — сам он играл на гитаре и фортепиано, Ринго — на барабанах, а Клаус Вурман — на басе (Еще Билли Престон сыграл на клавишных в одной песне).
Было еще одно различие. Песни Джорджа либо уходили корнями в битловскую мифологию (Аррlе Scruffs), либо продолжали ее, как в случае с восточным мистицизмом, тесно связанным с последними днями группы.
В альбоме Джона все это уничтожалось в припадке иконоборства. Он подрывал цитадель Битлз, не оставляя от нее камня на камне. Важно, что при этом он говорил простым, лишенным метафор языком. На этот раз не было места никакой двусмысленности, и это был единственно возможный путь к демифологизации Битлз. Леннон острее других чувствовал неловкость ситуации, в которой оказались Битлз, превратившись из простых поп–звезд в духовных наставников поколения. Определенным образом они утратили связь с рок–н-роллом и со своими корнями. Они пытались вернуться, избавиться от статуса полубогов, но, как в зыбучих песках: чем активней они пытались выпутаться, тем сильней вязли. Попытки развеять миф Битлз только усиливали всеобщее поклонение, поскольку по форме попытки эти становились все более и более совершенными. Это противоречие особенно отчетливо видно в Белом альбоме. С одной стороны Леннон издевается над фанатизмом своих поклонников, выдавая абсолютно бессмысленные тексты («Мыльный след его жены /Который он съел и передал в дар обществу охраны памятников»); но с другой стороны они не послушали Джорджа Мартина, советовавшего сделать вместо двойного альбома простой, поскольку хотели включить в него и такие записи, как Revolution No 9 — самое претенциозное «произведение искусства» за всю историю. Они говорили, что хотят быть «простыми» рокерами, а не «серьезными художниками», но от соблазна оказаться зачисленными в последние трудно было удержаться. Битлз, и в особенности Леннону, не удалось остаться абсолютно честными ни перед самими собой, ни перед слушателями. И вот в John Lennon/Plastic Ono BandЛеннон был честен до предела, он полностью обнажил душу и не желал прикрывать этой наготы.
Но и в этом присутствовало некоторое, хотя и простительное, противоречие. Леннон крушил основы, на которых держались Битлз и все с ними связанное, безжалостно кромсал историю группы, стремясь полностью освободиться, стать другим человеком и новым художником. Но он не мог преодолеть того, что миллионы следили за ним с таким интересом, потому что делал это Джон Леннон, экс–Битл. Сделай то же самое Джон Леннон — выпускник школы, едва ли кто–нибудь заинтересовался бы.
Легенда оказалась Гидрой, и Леннону не суждено было ее побороть.
На протяжении большей части 70–х юристы, сотрудничавшие с Битлз, постоянно были при деле. Ход утомительным и дорогим процессам дал Пол Маккартни, обратившись в декабре 1970 года в суд с требованием прекращения совместных финансовых операций Битлз. Он хотел судиться с Алленом Клейном, который вынуждал его действовать в соответствии со старым контрактом, по сути дела он вел себя как менеджер Пола, хотя тот никогда не давал на то согласия (точнее, всячески тому противился). Однако тяжба с Клейном автоматически означала тяжбу с Эппл, Джоном, Джорджем и Ринго, которой Пол стремился избежать и потому откладывал дело вплоть до конца года.
Здесь необходимо иметь в виду, что, несмотря на все успехи 60–х, как только группа прекратила существование, каждый из четверки вдруг обнаружил что его индивидуальные доходы не так уж велики. Все их финансы поступали на общий счет, контролируемый Эппл (и, таким образом, Клейном). В марте 1971 года Клейн официально перестал быть менеджером группы. Результатом этого, однако, стало то, что общие счета Битлз были попросту на время заморожены. В июне 1973 года история приняла новый оборот, после того, как обвинение выдвинутое Полом в адрес Клейна — «хорошо обученный нью–йоркский мошенник» — было с опозданием поддержано остальными. Джон, Джордж, Ринго, Йоко и Эппл возбудили дело против Клейна и его компании АВКСО. Они обвинили АВКСО и Клейна в присвоении доходов, мошенничестве, попытках сокрытия доходов от налоговых служб США и Великобритании. неудовлетворительном ведении дел группы.
Клейн парировал в характерной для него манере, обвинив Джона, Джорджа, Ринго, Йоко и Эппл в нанесении ущерба в размере 63 461 372. 87 доллара. В конце концов все кончилось совсем неплохо для Клейна, он получил около 5 миллионов долларов, цена, которую Битлз пришлось заплатить, чтобы избавиться от него.
Окончательно разрыв Битлз был оформлен в январе 1975 года. Только после этого каждый из них стал напрямую получать деньги за сольные проекты. Однако «сужусь–с-тобой–судись–со–мной блюз» [Имеется в виду песня Джорджа Харрисона «Sue Me, Sue You Blues»] на этом не кончился. Так в мае 1979–го в Эппл все еще составлялись исковые заявления; на этот раз счет в 8 миллионов фунтов выставлялся фирме Capitol Records за нарушение авторских прав. Из четверых Джон и Джордж, каждый в силу своих причин, больше других тяготились участием в группе и испытали облегчение, когда все было кончено (хотя бы и так бестолково). И ничего удивительного, ведь они быстро добились успеха, выпустив прекрасные альбомы еще до конца года. Ринго и Пол чувствовали себя иначе; для них разрыв оказался сокрушительным. Они всячески старались сохранить группу и потеряли опору с ее распадом. В течение некоторого времени им не удавалось начать успешную сольную карьеру. Что, впрочем, возможно, было и к лучшему, поскольку уже на этой ранней стадии и Леннон, и Харрисон сами себя загнали в угол.
Альбом John Lennon/Plastic Ono Band, похоже, полностью соответствовал замыслу Артура Янова, тогдашнего гуру Джона; он стал своеобразным средством самоочищения. Джон излил душу, одновременно освободившись и от битловского мифа, и от связанной с ним непомерной психологической нагрузки. Оставалось только выяснить, настолько ли удачным был процесс духовного очищения, чтобы избавить его от эмоциональных встрясок и в будущем. Как выяснилось, нет.
Проблема Джорджа была проста. Быстро выпустив тройной альбом, он одним махом выложил все свои козыри. Сама по себе ситуация обычная. На долю первого романа Джозефа Хеллера, «Уловка-22», пришелся такой успех, что ему потребовалось восемнадцать лет, чтобы написать второй. Джордж, сразу выдав все накопленное, истощил и потенциал своего стиля, и собственные творческие ресурсы. Николас Шаффнер отметил, что и Леннон, и Харрисон оказались в тупике: «Оба экс–Битла не смогли ни повторить свои недавние достижения, ни открыть какое–нибудь новое направление». И все же на тот момент каждый из них сделал более чем достаточно, чтобы утвердиться в качестве самостоятельного художника. Пол, правда, пока еще не оправдал ожиданий, но никто не сомневался в его способностях. Таким образом основной груз, связанный с необходимостью доказать собственные возможности, лег на плечи Ринго.
В начале 1971 года он явно чувствовал себя неуверенно. В январе–феврале My Sweet Lord Джорджа пять недель удерживала первое место в хит–параде. В марте Another Day Полз без труда заняла второе Таким образом Ринго внезапно сказался единственным из Битлз не покорившим двадцатку сильнейших. На самом деле у него уже был готов ответ — песня It Don't Come Easy, записанная в феврале 1970 года с Клаусом Вурманом, Стефеном Стиллзом и Джорджем Харрисоном, выступившим также в роли продюсера. It Don't Come Easy («Это дается непросто») сколько информации содержит одно только название. Ринго сам написал эту песню в последние дни Битлз, когда его собственное будущее представлялось совершенно неопределенным. Песня давала понять, насколько трудно было ему пробивать собственный материал, и насколько сам он был неуверен в собственных силах. Понятно, что при этом название далось ему очень даже просто. Песня со второй стороны сингла Early 1970 («В начале 1970–го»), также отражала проблемы Ринго. Здесь Ринго посвятил по строчке каждому из участников группы, отметив, что Джордж все еще активно поддерживал его, а Пол и Джон слишком увязли в домашних проблемах, чтобы заботиться еще и на его счет. Сам же Ринго, обозначивший границы своего мастерства в последней строчке, нуждался в поддержке всех троих.
Возможно, в этом было чересчур жалости к самому себе, но было также и что–то трогательное, к тому же Ринго стал жертвой собственного имиджа. Как выяснилось, он серьезно недооценивал себя. На долю It Don't Come Easy выпал триумфальный успех, по тиражам он превзошел соответствующие синглы остальных, вместе взятые (Another Day Пола, Power To The People Джона и Bangla Desh Джорджа), и подобно торнадо сокрушил представления о творческой несостоятельности Ринго. Чудесные превращения произошли как с творческим статусом Ринго, так и с его банковским счетом.
Ленноновская Power To The People («Власть народу»), вышедшая в свет в марте, оказалась тусклой и скучной. Опять он решил построить песню на основе простого политического лозунга. На этот раз, правда, не им самим придуманного. Порядком затасканную, в основе своей бессмысленную фразу Леннон положил на музыку лучше, чем кто–либо другой, но, что толку: музыке не хватило прекрасной простоты Give Peace A Chance, а текст, из каких бы добрых побуждений он ни писался, был банален. Ни один художник не может безнаказанно для себя самого подчинить свое вдохновение политическим требованием момента, и, выпуская Power To The People, Леннон ступил в длинный, темный тоннель. Если сам по себе сингл не был достаточным тому свидетельством, на соответствующих рекламных фотографиях, изображавших Леннонов в революционной униформе военного образца, их было сколько угодно. Раз уж, как скоро будет заявлено в Imagine, Джон не хотел быть солдатом, то стоило ли солдатом наряжаться?
Дебютный сингл Пола Маккартни, Another Day, был полной противоположностью Power To The People. Если последняя — образец площадной пропаганды, то от Another Day веет тихим домашним уютом; это песня об одинокой женщине, написанная в славных традициях Eleanor Rigby. В то время как Джон скандировал, собирая в колонны воинствующую нищету, Пол наслаждался прелестями буржуазных гостиных. Бездна, разделявшая теперь две половины самого плодотворного авторского дуэта столетия, вряд ли могла быть обозначена более наглядно.
Хотя Another Day стала объектом критических нападок, как песня, впервые показавшая свойственные Маккартни и в дальнейшем банальность и тягу к простым домашним радостям, все же некоторые существенные моменты не попали тогда в зону внимания. Another Day была легковесна и проста, но обладала определенным обаянием и некоторыми другими достоинствами, которые Пол вполне мог успешно развить. Во–первых, она была хорошо выстроена, во–вторых, в ней сделана попытка нарисовать очень живой образ. Песня была выдержана в едином ключе и не отрывалась от реальной жизни. Все это — положительные качества, свойственные лучшим образцам поп–музыки, и вот о них–то Пол и забыл практически сразу после Another Day. Судя по всему, реакция критики на песню только прибавила Полу трудностей, вместо того, чтобы избавить его от них, потому что альбом Ram настолько ужасен, что прямо не знаешь, с чего начать.
В альбоме нет ни одной приличной песни. Иногда на поверхности океана посредственности можно обнаружить обрывки мелодий, напоминающих о том, что в лучшие свои дни Маккартни кое–что смыслил в музыке, но ни одна из них так и не доведена до кондиции. Что еще хуже, тексты безнадежно глупы, без малейшего намека на мастерство или смысл Если послушать у Маккартни только один альбом Ram, можно предположить, что у него начисто отсутствует чувство юмора. В это, однако, трудно поверить, так что, похоже, в это время он просто слишком серьезно воспринимал самого себя. Маломальская скромность, способная напомнить ему о том, что он живет по тем же законам, что и все остальные, в данный момент явно отсутствовала, и без каких–либо уважительных причин. Повторялась история с Magical Mystery Tour, только теперь у Маккартни не было ни партнеров, с которыми можно было бы разделить неудачу, ни возможности сослаться на то, что он работал в непривычной для себя сфере.
На самом деле Пол сам себе оказал медвежью услугу и как автор, и как продюсер. Совершенно очевидно, что ему необходим был кто–то, способный объяснить, как вдохнуть жизнь в его композиции. Все записанные им номера получались бестолковыми И либо слишком короткими, либо затянутыми. Некоторые из них отмечены сполохами шизофрении, совершенно непредсказуемыми скачками мысли. Самый яркий пример — номер Long Haired Lady, состоящий из нескольких разнотипных частей, в двух из которых пытаются проклюнуться очень славные мелодии. Также в The Back Seat Of My Car есть несколько хороших строчек, уцелевших посреди общего смятения.
При помощи Джорджа Мартина Маккартни изучил студийную технику, позволяющую придать песне нужную форму и окраску; однако при этом он, похоже, был настолько ослеплен открывшимися возможностями, что забыл о самом главном — о песне, как таковой. Как бы там ни было, особо разочаровывало то, что Маккартни не мог придумать ничего лучшего, как вспоминать старые находки — так, например, шумы в песне Uncle Albert/Admiral Halsey очень напоминают Yellow Submarine. (Другие части этой песни заставляют вспомнить о Bonzo Dog Band, которую Маккартни однажды продюсировал.)
В общем, все было ужасно, но по крайней мере один человек воспринял этот альбом еще и как вызов. Джон Леннон слушал очень внимательно. Ram открывался строчкой «Слишком многие уходят в подполье…», из чего (плюс песня 3 Legs, несколько других фраз) Джон заключил, что Пол издевается над его сольной карьерой и новым страстным увлечением политикой. Если это убеждение сформировалось и не под воздействием текстов, то при взгляде на конверт, на обратной стороне которого был изображен один жук [В английском языке слова beetle («жук») и beatle («битл») произносятся практически одинаково] трахающий другого. (Быть может, Пол действительно потерял чувство юмора?) Джон, не долго думая, решил обороняться.
В это время Ram был подвергнут всеобщему порицанию. Он был воспринят как акт возмездия за развал Битлз. «Роллинг Стоун» называл его — «попыткой полного разрушения идей рока 60–х», «совершенно несвоевременным» и «монументально–неуместным». Маккартни, записывавший этот альбом в Нью–Йорке и пытавшийся по контрасту с McCartney сделать его как можно более полноценным и профессиональным, был шокирован, озадачен и обижен.
Лето 1971–го было напряженным и ответственным для экс–Битлз. Пол на время затаился, но остальные работали вовсю. Ринго, приободрившись после всемирного успеха It Don't Come Easy, с радостью вернулся в кино, чтобы сыграть роль Фрэнка Заппы в фильме самого Заппы «200 мотелей», а затем отправиться в Испанию на съемки «Слепого». Джон работал над Imagine, рассчитывая сделать альбом и фильм. Джордж занимался сложной подготовкой концерта в фонд Бангладеш.