Утром, когда я проснулась, Агнессы в спальне уже не было. Кто-то, может, и она сама, даже постельное белье сменил. В комнате ничто не говорило о творившемся здесь вчера безобразии.
И все же воспоминания были еще свежи. И стоило посмотреть на кровать, как в голове всплывали те непристойности, что проделывал Алестер Даргон с Агнессой.
Поджав губы, решила, что лучшим ответом на проявленное ко мне женихом неуважение будет холодность и безразличие. Дам ему понять, что со мной подобным образом обращаться нельзя! И единственное, чего он добился своей выходкой — мое презрение и негодование.
За завтраком я сохраняла поистине каменное лицо. На попытки Алестера разговорить меня не реагировала. Не велась и на провокации, когда лорд шептал на ухо непристойности и намеки на вчерашнее. Окатывала ледяным взглядом и отвечала односложно.
В конце концов, его улыбка увяла. В глазах зажглись недовольные огоньки.
А на что он, интересно, рассчитывал, обращаясь с кайной, как с уличной девкой?!
Остаток завтрака за столом царило молчание. Эрты, видимо, хорошо разбирающиеся в оттенках эмоций своего лорда, с тревогой поглядывали на нас и не осмеливались заговорить первыми. Агнесса, по которой совершенно нельзя было понять, как она относится ко вчерашнему, сохраняла привычное покорное выражение лица. Ни стыда, ни неловкости девушка явно не испытывала. Впору позавидовать! Я бы так не смогла держаться на ее месте.
Алестер в раздражении отшвырнул салфетку на тарелку с недоеденным омлетом и поднялся. Ухватил меня за руку и потащил за собой, совершенно позабыв о приличиях.
Я сохраняла все то же каменное лицо и не проявляла ни возмущения, ни гнева.
Не проронила ни слова до того момента, пока мы не оказались в моих покоях. Да и там сначала дождалась, пока первым заговорит Алестер.
— Что происходит? — осведомился он, наконец, отпуская мою руку.
Я поморщилась и потерла запястье, на котором остались следы его пальцев.
— Что вы имеете в виду, лорд Даргон? — бесстрастно ответила вопросом на вопрос.
— Думаю, ты прекрасно поняла, что я имею в виду, — процедил он. — От твоего вида молоко скиснуть может!
— А вы ожидали иного после вчерашнего? — пожала я плечами.
— Настолько приревновала? — усмехнулся инварг, чуть успокаиваясь.
— Думайте так, если хотите.
Он недобро прищурился. Я же не выдержала и добавила, все сильнее распаляясь:
— Ваше поведение по отношению к женщинам недопустимо. Что ко мне, что к Агнессе. Уже не говорю про Илану и других бедняжек, с кем вы церемонились еще меньше. И если вы считаете, что вызвали во мне ревность, то глубоко заблуждаетесь. Да мне смотреть на вас противно после того, что видела! Вы мне отвратительны! Полагаю, даже после того, как станете моим мужем, я вряд ли смогу уважать вас должным образом. Тем более что вы наглядно продемонстрировали, что словам жрецов Создателя не всегда можно доверять. Придется руководствоваться собственными соображениями. А они говорят мне, что ничего общего я иметь с вами не хочу! Да, придется терпеть ваше общество, исполнять супружеский долг. Но это никогда не доставит мне удовольствия, о котором вы говорите! Возможно, мое тело вы и заставите изнывать от страсти, но едва все это схлынет, буду ненавидеть вас еще больше!
О, Создатель, что же я делаю?! Ведь прекрасно понимаю, что играю с огнем! И этот жестокий мерзавец может сделать со мной что угодно. Не станет терпеть такую дерзость!
Хотя, может, и к лучшему? Пусть лучше убьет собственными руками, и для меня все закончится. Сама мысль о том, чтобы и правда стать его женой, а по сути, любимой игрушкой, вызывала такой протест, что выть хотелось.
Наверное, Алестер разгадал, что я доведена до ручки, потому что вместо гнева на его лице появилось какое-то странное выражение. И лорд не спешил набрасываться на меня с кулаками.
Мой запал вдруг угас. Остались обреченная усталость и безнадежность.
Не обращая больше внимания на лорда, я рухнула в кресло и закрыла лицо ладонями. Вот так по-детски пыталась спрятаться от неизбежного, что никак не могла изменить. Как будто если чего-то не видеть, оно само исчезнет…
— Прости… — произнес Алестер, а я вначале даже не поверила своим ушам. Ожидала чего угодно, но только не того, что станет просить прощения. — Я снова не учел, насколько ты отличаешься от тех, с кем привык иметь дело.
— Полагаете, ваши извинения что-то изменят? — отняла руки от лица и устало посмотрела на него. — Я не смогу спокойно смотреть на то, что творится в вашем клане. То, как обращаются с другими женщинами. Знать, что мое особое положение тоже не продлится долго. Лишь до того момента, пока вам не наскучит новая игрушка. Как я смогу строить с вами нормальные отношения? Да вы вообще знаете, что это такое?! Как по мне, наши с инваргами представления об этом сильно отличаются!
— Тут ты права, — криво усмехнулся Алестер, усаживаясь в кресло напротив.
Похоже, был настроен на долгий разговор. И на что только рассчитывает? Что какие-то его доводы смогут заставить посмотреть на все иначе?
Факт остается фактом. Он привык к потребительскому отношению к женщинам. Они для него — хрупкие и недолговечные цветы, которые можно срезать в любую минуту. Не имеющие права на собственные чувства и желания.
Есть только его воля. Все прочее — не имеет значения.
Да инварги ко всем людям относятся так же! Считают, что существа, которые истлеют прахом, в то время как они сами будут жить еще много столетий спустя, не заслуживают такого же отношения, как их сородичи.
Они нас даже не уважают! Просто мирятся, как с неизбежным злом, и используют в своих целях.
Впрочем, император делает с ними то же самое. Сотворил из инваргов заслон от враждебных рас и держит на цепи, как псов, помахивая перед носом косточкой — «предназначенными». Пока инварги погибают на границах и пытаются выжить, люди живут припеваючи, спокойно относясь к тому, чтобы отдавать часть своих дочерей. Так чем мы лучше? И почему должны требовать особого отношения?
Эти мысли обескуражили. Впервые посмотрела на ситуацию еще и глазами инваргов. И все же оправдать те зверства, которые они творят с «предназначенными» — невинными жертвами что своих, что чужих — не могла.
— Хочешь знать, почему я настолько безжалостен с женщинами? — прервал мои размышления задумчивый голос Алестера. — Ни с кем еще этим не делился. Но впервые хочу, чтобы кто-то меня понял. Можешь считать это моим извинением за то, что произошло вчера. Я и правда заигрался. Оскорбить и унизить тебя в мои планы не входило.
Я недоверчиво скривилась, но кивнула.
— Сомневаюсь, что смогу вас понять до конца, но все-таки готова выслушать.
— Ты права. Вряд ли поймешь, — невесело усмехнулся Алестер. — Начну, пожалуй, с того, что когда был жив мой отец — прошлый глава гнезда Даргонов, к «предназначенным» относились у нас иначе. Их холили и лелеяли. Считали самым ценным достоянием. Чтобы получить доступ к телу кого-то из тех женщин, мужчинам моего гнезда приходилось из кожи вон лезть. Доказывать, что они лучшие. Отец неплохо играл на этом, используя близость с «предназначенными» в качестве поощрения за хорошую службу. Я сам относился к этим женщинам чуть ли не с благоговением. В те моменты, когда удавалось заслужить близость с ними, из кожи вон лез, лишь бы оставить после себя хорошее впечатление. Ведь если понравишься «предназначенной», она может пожелать и уступить тебе просто так. Без повеления лорда. Это тоже не возбранялось, хотя и не разрешалось делать часто. Женщины охотно пользовались своим привилегированным положением. Веревки из нас вили. И что в итоге?! Отец жестоко поплатился за столь трепетное отношение к этим тварям!
О чем он говорит? Я нахмурилась. Но Алестер даже не заметил этого. Настолько погрузился в воспоминания, что казалось, забыл о моем присутствии.
— Знаешь, чему на самом деле учат в пансионе для «предназначенных»? — жестко усмехнулся он, на миг вскидывая на меня глаза и показывая, что вовсе даже не забыл.
Я невольно содрогнулась — столько ненависти в них светилось.
— Каждая из этих девок в один прекрасный момент может всадить тебе нож в спину! Преданы они вовсе не хозяину, а императору. Им с малых лет внушают, что если придется, обязаны исполнить любой его приказ. Полагаешь, та же Агнесса — невинная овечка, которая покорно примет все, что выпадет на ее долю по воле лорда? В какой-то мере, да, примет. Но не потому, что и правда предана мне. По воле императора она обязана оставаться в выбранном для нее гнезде. Быть послушной воле лорда до того момента, пока от нее не потребуют обратного. Так произошло и с той шлюшкой, что была любимицей отца! Ее звали Доротея. Красивая тварь! Черные волосы, зеленые глаза. Фигура, от которой у мужиков сразу слюнки текут. Отец с нее пылинки сдувал и никому не позволял касаться. Оставил только для себя. И как я был поражен и горд, когда такая женщина обратила внимание на меня — вовсе не самого сильного и влиятельного эрта. Она украдкой приходила ко мне, когда отец куда-то отлучался. Мы проводили вместе незабываемые часы. Я был настолько увлечен ею, что совершенно голову потерял. Ровно до того момента, когда эта тварь зарезала моего отца и подкинула мне орудие убийства. Подставила меня. Выставила все так, словно я из ревности решился на самое худшее из возможных злодеяний!
Я потрясенно округлила глаза.
— Но зачем?
— Зачем? — Алестер раздвинул губы в улыбке, от которой у меня мороз пошел по коже. — Отец отказался делать для императора то, что сейчас делаю я. Поддерживать в нем долгую жизнь. Он вообще считал, что инварги не обязаны служить людям больше, чем значится в давних договоренностях. Защищать границы в обмен на «предназначенных» — сколько угодно. Но не больше! Артефакты, конечно, продавал — это ведь шло на пользу клану. Но отцу было плевать, кто будет сидеть на человеческом троне. На Норберта Саргара в том числе. Того же это не устроило. И он через своих шпионов в гнезде Даргонов отдал приказ одной из своих марионеток. Бердон Даргон должен умереть. Император надеялся, что его преемник окажется посговорчивее. Доротея идеально выполнила поручение. Еще и явно рассчитывала занять при будущем лорде то положение, которое занимала при покойном. Мои жалкие попытки оправдаться никто и слушать не стал! Доказательства ведь налицо. Мотив. Орудие убийства, спрятанное среди моих вещей. Показания Доротеи. О, эти твари, что выходят из пансиона — настоящие лицедейки! Играют так, что поневоле проникаешься! Не все, конечно. Но тем, кто похуже, и не поручают таких важных заданий. Доротея наверняка была одной из лучших! — с неприязнью процедил он. — Свою роль сыграла идеально!
— И что по вашим законам полагается за такое преступление? — глухо спросила.
— Позорная смерть. Сначала суд на Совете лордов* (примечание: Совет лордов — орган управления у инваргов. Состоит из лордов всех кланов). Потом приговор и его исполнение. В данном случае меня должны были привязать к позорному столбу. Каждый инварг моего гнезда обязан был ударить меня плетью. В моем случае это почти триста ударов! После чего преступника оставляют вот так, не оказывая никакой помощи, пока сам не подохнет от ран, жажды и голода. А учитывая, что инварги весьма живучи, это может длиться несколько дней.
— Как же вы выжили? — с ужасом воскликнула.
— Мне удалось избежать этой участи, — пояснил Алестер уже более ровным тоном. Он откинулся на спинку кресла и задумчиво забарабанил пальцами по подлокотникам. — Можно считать это не иначе как чудом или личным вмешательством Крылатой Матери* (примечание: Крылатая Мать — богиня-прародительница, в которую верят инварги. Ее муж Карающий Воин — помогает ей во всех делах и наказывает оступившихся. После смерти тем, кого не счел достойными оказаться в Небесном Гнезде, отрезает крылья и сбрасывает в Бездну). Перед тем как отправить меня на суд Совета, нужно было выбрать нового лорда. Ведь решать участь такого преступника должны представители всех кланов. Знаешь, как проходит этот ритуал у инваргов?
— Слышала, — кивнула в ответ. — Медальон сам выбирает преемника.
— Именно так! — глаза Алестера сверкнули. — Каково же было удивление эртов, когда ни на одного из них источник силы не отреагировал. И вот тогда вспомнили обо мне, томящемся пока в темнице! Разумеется, если бы медальон не откликнулся на меня, ничего бы не изменилось. Все равно как-то бы вышли из положения. В крайнем случае, создали временный совет эртов, который правил бы гнездом до появления достойного лорда. Но по закону ритуал считался незавершенным, пока абсолютно все эрты не попробуют свои силы.
— И медальон среагировал на вас? — задала глупый вопрос. Учитывая, что символ власти сейчас сверкает на его груди, это и так понятно.
Но Алестер с явным удовольствием ответил:
— Верно! И уже одно это давало понять, что в преступлении, в котором меня обвинили, я невиновен. Будь это иначе, источник не посчитал бы достойным такой чести. Тот, кто поднял руку на лорда, никогда не сможет стать его преемником. Кстати, именно поэтому ни один эрт, даже самый честолюбивый, на подобное не решится. Лорд твоего гнезда неприкосновенен. Никому не хочется стать отверженным при жизни и после смерти. С того момента, как медальон в моих руках загорелся светом, все обвинения с меня были сняты.
— И что вы сделали с той женщиной? Доротеей? — понимая, что ответ мне вряд ли понравится, все же спросила.
ПРОДА 13.3 от 20.03.2020
— Я заставил ее признаться во всем, — небрежно бросил Алестер, а я содрогнулась — таким темным и тяжелым был сейчас его взгляд. — Не только в убийстве отца и том, как пыталась меня подставить, но и во многом другом. В том числе и о том, какая роль отводится императором для «предназначенных».
Как именно он заставил женщину признаться, спрашивать не стала. И так понятно, что ничего хорошего ее не ждало! Не могу сказать, что эта женщина не заслужила наказания. Но и отделаться от мысли, что она тоже в какой-то степени жертва, не получалось.
Кто больше всех виноват в этой трагедии — император. Тот, по чьему приказу из Доротеи и ей подобных делали марионеток. Сомневаюсь, что абсолютно все девушки на самом деле выполнили бы любой приказ. Для того, что сотворила Доротея, должен быть особый склад характера. Но похоже, Алестер думает по-другому. Теперь в каждой «предназначенной» видит лживую и опасную тварь, с которой нужно держать ухо востро. По крайней мере, в тех, кто воспитывался в пансионе. А может, подозревает и других. От этой мысли пробрало холодом.
— Поэтому вы каждую, кто попадает в гнездо, подвергаете пыткам? — до боли стиснув подлокотники кресла, спросила.
— Мне важно сразу понимать, с кем имею дело, — усмехнулся он. — А еще показать, что будет, если хотя бы помыслит что-то против меня и моих людей! Ее место — на самом низу. Обслуживать моих людей и рожать инваргов. Не больше!
— Вы запугиваете этих женщин настолько, чтобы страх перед вами заслонил преданность императору?
— Ты все правильно поняла. На редкость умная девочка, — довольно сказал Алестер.
— А Илана и другие? Ведь вряд ли моя подруга — единственная обычная женщина, с которой вы так обошлись? Их-то за что? — испытывая смешанные чувства, задала новый вопрос.
— Уже говорил. Не люблю тех, кто считает, что может вертеть мужчинами, как заблагорассудится. Всякий раз, как вижу такую лживую и насквозь фальшивую тварь, возникает желание ее проучить!
Я содрогнулась. То, что читала в глазах Алестера, по-настоящему пугало. Его ненависть к женщинам превратилась в своего рода манию. Неконтролируемую, пугающую. До конца оправдать те зверства, что он творил, я не могла. Пусть даже причиной этому стало предательство женщины, к которой испытывал сильные чувства. Нельзя из-за проступка одной так жестоко наказывать всех! Это неправильно!
— А если и в отношении меня у вас возникнет такое подозрение? Вдруг решите, что я тоже что-то против вас затеваю? — поежившись, проговорила, со страхом глядя в обманчиво-безмятежное лицо, на котором лишь глаза выдавали истинные эмоции.
— Твою особенность скрывали и воспитывали как обычную кайну. Если бы твой братец не проговорился, и дальше бы жила далеко от придворных интриг и прочей грязи. Да и то, что ты вовсе не стремишься стать женой лорда, что любая из «предназначенных» восприняла бы с восторгом, дает надежду… На то, что император не сделал из тебя послушное орудие. Да и то, как ты держишься. Я неплохо разбираюсь в людях. Фальши в тебе не чувствую. Разве что наивные попытки показать себя более сдержанной, чем ты есть на самом деле. Надеюсь, ты не дашь мне повода для разочарования? — прищурился Алестер. — Очень бы этого не хотелось! Сам поражаюсь, но к тебе я не испытываю того же, что к другим. Впервые начал задумываться о том, что не все женщины — лживые твари, — прозвучало мягко, но по моей спине пробежал неприятный холодок.
Не хочу даже представлять, что будет, если сочтет, что я его разочаровала! Пожалуй, из-за обманутых ожиданий поступит со мной еще хуже, чем с Доротеей. То, что пережила Илана, покажется мне нежными ласками.
Безошибочно разгадав то, что я чувствую, Алестер перестал смотреть так пугающе. Поднялся с кресла и подошел. Сгреб меня в охапку и выдернул оттуда. Прижал к себе с такой силой, что я не удержалась от вскрика.
— Не нужно меня бояться… — выдохнул в ухо, а потом заскользил жадным поцелуем по моему виску и щеке, опускаясь к губам. — Поверь, мне вовсе не доставит удовольствия причинять тебе боль. Даже если предашь, я убью тебя быстро и легко!
Мое сердце колотилось в груди всполошенной птицей. Тело будто парализовало от накатившего ужаса.
Его слова нисколько не успокоили! Я боялась этого мужчину сейчас так, как никогда раньше. Ощущала безумие, плещущееся внутри него. То, как отчаянно он хватается за последний шанс избежать окончательного погружения в бездну.
Этим шансом для него являюсь я. Те чувства, что возникли ко мне, удерживают на грани. В то же время, если дам малейший повод сомневаться, не пощадит! И в какое чудовище превратится после этого, даже думать страшно!
Жадные губы накрыли мои, терзая с болезненной настойчивостью. Желая получить отклик. Так отчаянно в нем нуждаясь! Я ощущала это почти физически.
И меня все больше пугала подобная одержимость…
Алестер, наконец, отстранился и вперился взглядом, будто пытаясь прочесть что-то в моих глазах.
— Что мне сделать, чтобы ты перестала бояться? — мягко произнес, верно разгадав обуревающие меня эмоции.
— Дайте время привыкнуть к вам, — выдавила, едва дыша. — Не нужно пытаться соблазнить, спровоцировать на что-то. И пожалуйста, не причиняйте больше боли другим женщинам! Тогда со временем я… — договорить не смогла, голос сорвался. Такую откровенную ложь произнести не решилась.
Да никогда я не смогу перестать его бояться, а тем более полюбить! Только не после того, как заглянула в самые глубины этой черной души!
Озлобленный. Больной. Развращенный своей властью и силой.
Из непонятной прихоти, а скорее, скуки, решил, что можно попытаться поиграть в любовь. Что это придаст его жизни новую остроту.
Только вот сильно сомневаюсь! Он слишком привык в каждом вокруг видеть подвох. Не доверять до конца никому. Ведь даже собственные сородичи однажды предали. Предпочли поверить чужачке, а не ему. Что уж говорить о людях?!
Даже если буду стараться изо всех сил, рано или поздно он найдет повод для недовольства и подозрений. И хорошо если вспомнит о своем обещании убить меня быстро и легко. А после моей смерти лишь укрепится в мысли, что был прав, считая нас, женщин, лживыми тварями. Начнет творить еще худшие зверства, пока кто-то, наконец, его не остановит.
— Хорошо. Я сделаю, как ты хочешь, — Алестер с неохотой отстранился. — Не буду докучать тебе и подожду, пока мы проведем брачный ритуал.
— А насчет другой моей просьбы? — робко спросила.
— Если это для тебя так важно, так уж и быть, — он небрежно махнул рукой. — Облегчу жизнь «предназначенных» моего клана и забуду о некоторых своих забавах.
— Спасибо, — перевела я дух.
Хоть чего-то удалось добиться! Правда, надолго ли его хватит?
Когда Алестер удалился, без сил упала в кресло и долго сидела там, приходя в себя и обдумывая услышанное. Чем больше тайн, связанных с лордом и императором узнаю, тем более неприглядной кажется то, что окружает!
А еще понимаю, что отец Алестера был прав, отказывая Норберту Саргару в продлении жизни. Этот хитрый паук еще больше осложнил отношения людей и инваргов! Сомневаюсь, что его предшественники использовали «предназначенных» подобным образом. Иначе об этом инварги узнали бы намного раньше. Быть может, если Саргара сменит кто-то другой, ситуация изменится в лучшую сторону.
Какие крамольные мысли для аристократки! Поспешила отогнать их.
В сущности, от моих желаний ничего не зависит. Я всего лишь слабая женщина, попавшая в паутину чужих интриг. Вряд ли мне удастся изменить этот мир к лучшему…