2-й день каштанового цвета, остров посреди Вали Эр, неподалеку от Суарда, Рональд шер Бастерхази.
— Убьешь его, если продолжишь расспросы.
Роне шагнул к Шуалейде и накрыл ее своим плащом. В глаза Дайму он не смотрел — ему и так хватит унижения. Проклятье. Надо было показаться раньше, не ждать до последнего. Но естественный научный интерес пересилил. Увидеть, как действуют наложенные Светлейшим и Темнейшим путы, разве можно упустить такой шанс?
Наверное, нужно было упустить шанс, но не допустить вот этого…
Проклятье.
— Не смей прикасаться ко мне, — прошипела Шуалейда, сдергивая с себя плащ Роне и вскакивая на ноги. Уже одетая, разумеется.
— Как будет угодно вашему высочеству, — усмехнулся Роне, провоцируя ее злость.
— Нашему высочеству угодно, чтобы ты убрался! Ты! Это все… ненавижу! Ты знал, да? Знал!..
Дюбрайн, которому хватило пары секунд, чтобы справиться с собственными эмоциями и привести себя в приличный вид, шагнул к ней. Обнял за плечи.
— Роне не знал. — Дюбрайн развернул Шуалейду к себе, благородный придурок, принимая на себя ее гнев. — Тебе не за что…
— Знал, — перебил его Роне. — Но тебе надо было увидеть все самой.
Шуалейда и Дюбрайн синхронно метнули в него полные ярости взгляды, с рук сумрачной девчонки заструились лиловые молнии, ее растрепанные волосы зашевелились ядовитыми змеями — вот-вот начнут плеваться острыми синими искрами. Если б она знала, как прекрасна, когда злится! Стихия, чистая стихия!.. Впрочем, сейчас его восхищение неуместно.
«Прошу тебя, не вмешивайся хоть пару минут, — мысленно попросил он Дюбрайна. — Я знаю, что делаю».
«Ты Хиссов сын, Бастерхази».
Дюбрайн приоткрылся лишь на миг, но Роне хватило, чтобы еще раз обозвать себя идиотом. Ведь он сам прекрасно знает — каково это, оказаться униженным и беспомощным. Обманутым. Преданным. И то, что Дюбрайну сейчас больше всего на свете хочется его убить — понятно и логично. Но… больно.
«Несомненно», — ответил Роне вместо «прости». Наверное, потому что если бы он сказал «прости», все оказалось бы зря. Сейчас не место и не время выяснять отношения с Даймом, сейчас важнее всего — хоть что-то сделать с ядом, кипящим в Шуалейде.
— Убирайся, Бастерхази, — выплюнула она, не замечая даже, как вокруг нее завиваются потоки взбаламученной стихии, готовые вот-вот превратиться в ураган. — Тебя тут не ждали!
— И чем же я так не угодил вашему высочеству? — Роне приблизился к ней еще на полшага, преодолевая отчетливое сопротивление воздуха и не отрывая взгляда от светящихся мертвенно-лиловым глаз.
— Чем?! Ты обманул меня! Ты лгал! Ты притворялся! Ты… что тебе нужно от меня, Бастерхази? — Голосу Шуалейды вторил свист ветра в кронах деревьев. — Хочешь мою Линзу?!
— Ну что ты, я хочу гораздо большего.
— Треснешь!
— Мне нужна ты вся. Вы оба, целиком и полностью. — Тут Роне позволил себе короткий, на половину мгновения, взгляд на Дайма.
Девчонка на миг опешила от его наглости, почти отступила — и уперлась лопатками в Дюбрайна. О, Роне прекрасно видел, какого труда полковнику МБ стоило продолжать доверять темному шеру! И в полной мере оценил это невозможное чудо.
Шуалейда тоже оценила, правда, совсем не так, как оно того стоило. Она обернулась к Дюбрайну, ища поддержки и такого же, как ее собственное, возмущения намерениями Роне, натолкнулась на хмурый взгляд и ментальные щиты…
И взорвалась. Наконец-то.
Она кричала, обвиняя Роне Мертвый знает в каких прегрешениях и собственных страхах, она швыряла в него заклинаниями и потоками чистой силы, она плакала и проклинала его — и не замечала ничего кругом. Ни разразившейся над рекой грозы. Ни шквала, ломающего деревья на островке. Ни дюжины поглотителей вроде тех, что установлены в зале совещаний Конвента — их невесть откуда достал и разбросал вокруг Дюбрайн. Ни самого Дюбрайна, который буквально врос в землю и гасил разбушевавшуюся стихию, проводя ее через себя наподобие громоотвода — мощности магопоглотителей явно не хватало.
Роне мимолетно отметил, что недооценивал Магбезопасность. Без Дюбрайна они бы уже снесли несчастный островок до основания. И Шуалейду тоже недооценивал. Во-первых, ее силу, а во-вторых — способность выходить из берегов. А, и еще ментальный талант Саламандры, чтоб ей в Светлых Садах икалось.
Из несвязных криков, а главное, выплеснутых на него эмоций и картинок Роне уловил главное: диверсия Саламандры упала на благодатную почву. Темных шеров и Роне лично ненавидели чуть ли не все, кто окружал Шуалейду с детства. И Зефрида, и полковник Бертран, и капитан Герашан, и его рыжая жена… Оказывается, именно его назначили виновным в том, что лесная ире попала в рабство. Глупости какие. Роне всего лишь делал и продавал некоторые артефакты, но уж точно не он выманивал рыжую дуру из леса и надевал на нее рабский ошейник!
Именно это он Шуалейде и сказал. Не только это, конечно. Он тоже орал и ругался, отражая ее атаки и одновременно стараясь ее не покалечить, благо подобные танцы не раз танцевал с любимым учеником Паука. Прямо хоть благодари старого упыря за науку!
Она выдохлась резко, прямо посреди очередной фразы. Кажется, обвиняющей Роне в попытке убить Каетано. Или в том, что он спелся с Ристаной и мечтает прибрать к рукам корону Валанты. Будь Роне младше и глупее лет на полсотни, его бы все это очень задело. После того как он дважды спас ее от сумасшествия, обвинять его во всей этой несусветной чуши…
Но, по счастью, ему уже не шестнадцать лет, чтобы эмоции захлестывали с головой и напрочь отключали мозги. Он — взрослый, опытный темный шер, и ему плевать, что за ерунду несет легковерная и неблагодарная девчонка.
Да. Плевать. Он здесь, чтобы получить свое. Как угодно. Любым способом. И он свое получит.
Вот только выдохнет, успокоится, выдохнет еще раз… Ему совсем-совсем не хочется убить и неблагодарную девчонку, и шисова Дюбрайна, который ни словом не возразил на ее глупые обвинения… Да что там, он был совершенно согласен с тем, что Рональд Бастерхази — кровожадное беспринципное чудовище…
Проклятье.
Выдохнуть.
Свернуть ревущие огненные потоки.
Присесть рядом с Даймом, держащим на руках рыдающую девчонку.
Вспомнить о том, что она — маленькая. Он сам в шестнадцать ни шиса не понимал в жизни. Но она вырастет и поумнеет. Он сам ее научит смотреть на мир иначе. Разумно. Они с Даймом вместе научат. Вот прямо сейчас и начнут.
Там же и тогда же. Шуалейда.
Ей было отчаянно стыдно. Опять она сорвалась! Никакого самоконтроля, никакого! И плакать тоже было стыдно. А уж посмотреть в глаза Дайму или Роне… у…
Поэтому, когда Роне сел на землю рядом с ней, Шу только крепче прижалась к Дайму и спрятала лицо у него на груди.
— Ты Хиссов сын, Бастерхази, — тихо и устало сказал Дайм, продолжая гладить Шу по голове.
— Уж какой есть, — так же устало отозвался Бастерхази.
— Это, по-твоему, называется откровенный разговор?
— Именно. У нас нет времени на танцы вокруг да около. У Люкреса обострение паранойи, он не верит никому и убежден, что все кругом его обманывают.
— Какая потрясающая чуткость восприятия, — хмыкнул Дайм. — Что он хочет от тебя?
— Чтобы я раскрыл заговор, который затевает против него Каетано, и представил доказательства. Ну не считая того, что ему просто нужен кто-то, кто будет делиться силой и служить мальчишкой на побегушках. И, само собой, он обещает мне защиту от тебя, место при его дворе и прочие драконьи крылья. Но только если моя служба будет достаточно ценна.
Шу слушала их разговор, позабыв про слезы. Как-то это было странно — убедиться в собственной правоте. В том, что темный и светлый шер — друзья. Больше чем друзья. И что они действуют вместе, на одной стороне.
— И ценность эта будет выражаться?..
— В основном в тайнах Паука. Твой брат хочет силу Шуалейды и уверен, что я могу ее вынуть и ему передать. Перевязанную ленточкой.
— Шакалий потрох, — буркнула Шу, изворачиваясь в объятиях Дайма. — Шисов дысс ему, а не мою силу.
Хмыкнув, Дайм помог ей удобно сесть у себя на коленях и снова обнял.
— О, ваше высочество успокоились и нашли правильный объект для ненависти?
В голосе Бастерхази проскользнули отзвуки того ревущего пламени, которое только что едва ее не сожгло. Честно говоря, она сама не понимала, почему не сожгло. Она такого ему наговорила… Боги, зачем? Как она могла настолько утратить самоконтроль и чувство самосохранения?..
— Я не испытываю ненависти к вам, темный шер, — дипломатично отозвалась она… и поняла, что сказала чистую правду.
Ненависти больше не было. Выгорела. Вся, дотла. Правда, ничего другого не было тоже, даже почти привычного сожаления о не случившейся любви.
И хорошо. У нее достаточно проблем и без пустых сожалений.
— Роне, перестань, — поморщился Дайм.
И Бастерхази, о чудо, вздохнул, склонил голову и сказал:
— Прости. Мне тоже непросто это все…
— Это все — что? — переспросила Шу.
— Все — это все, о наша прекрасная Гроза. — На этот раз в тоне Бастерхази почти не было насмешки, но была… нежность? — Мне тоже хочется убить тех, кто сделал…
— Роне, — предостерегающе оборвал его Дайм.
Шу тоже почувствовала, как завибрировали нити его проклятия, правда, не поняла — почему.
— Эм… — поправился Бастерхази, — кто сделал рабский артефакт для Грозы.
— Рабский?.. — переспросила Шу, удивляясь собственному равнодушию. Впрочем, Дайм ее уже предупреждал, что такое очень вероятно.
— Артефакт в виде брачного браслета, — хмуро пояснил Роне. — Разумеется, Люкрес его не показывал, он не страдает излишней откровенностью. Но найти браслет было несложно, а опознать мастера и того проще.
— Саламандра уже мертва, — сказал Дайм, прижимая к себе Шуалейду так, словно она могла куда-то исчезнуть.
— Ей повезло, — нехорошо усмехнулся Бастерхази. — Но не будем о мертвых. Лучше я расскажу вам сказку. Старую, не имеющую никакого отношения к реальности сказку о королевском бастарде и его клятвах. Хотите послушать, ваше высочество?
— Очень, — кивнула Шу и потерлась щекой о плечо Дайма.
— Итак, в далекой стране когда-то очень давно правил мудрый и справедливый король, и было у него три бездарных сына и один бастард, истинный шер…
Слушать «сказку» оказалось непросто. То есть — сидеть на месте и дышать ровно, не усугубляя ситуацию. Потому что добавить Дайму еще унижения и сочувствия, после того что с ним сделали император и Конвент — это было бы слишком. Шу и так не знала, как теперь смотреть ему в глаза. И тем более — как она сможет смотреть в глаза Люкресу, который все это знает и беззастенчиво использует.
И собирается надеть контролирующий артефакт на нее саму.
Шакал. Трусливый, жадный, подлый шакал. Вот кто достоин рабского ошейника.
— А где же финал вашей сказки, шер Бастерхази? — спросила она, когда темный шер замолк на самом интересном месте.
— У этой сказки есть несколько финалов, моя прекрасная Гроза. Первый годится для детских книг. Прекрасный финал, где принцесса вышла замуж за принца-наследника, растопила его сердце своей любовью, и принц освободил бастарда от той части клятвы верности, которая причиняла боль и не позволяла делать детей. А бастард, благодарный брату, женился на сестре принцессы, жил с ней долго и счастливо, и до самой смерти служил брату, а затем и его детям. Но во мне этот финал вызывает какое-то недоверие.
Шу только фыркнула. Всего лишь недоверие? Ну-ну.
— А какой финал бы написал ты, мой темный шер? — спросил Дайм.
— О, я бы ввел в сказку еще одного персонажа. Мудрого волшебника, которому не понравилось, как король поступил со своим одаренным сыном. Зато понравились сам бастард и прекрасная принцесса, и он помог им обрести счастье и свободу.
— Запросив за это сущую безделицу, не так ли, мой темный шер?
— Ваше высочество не правы. — Бастерхази прямо посмотрел Шу в глаза, и она вздрогнула: бушующее в них пламя манило и обжигало, обещая испепелить дотла и подарить счастье. — Колдун не запросил никакой платы, но обрел свободу вместе с ними. Они втроем провели один древний, очень могущественный ритуал, сливший их судьбы в одно целое и подаривший им невероятную силу. Единственную силу, способную разрушить связывающие бастарда клятвы.
Шу сама не заметила, как вжалась в Дайма. Древний могущественный ритуал, значит. Вроде того, что творил Ману Одноглазый.
— Звучит как цитата из «Трактата о свободе», — озвучил ее мысли Дайм.
Правда, в его тоне не было ни страха, ни неприятия. Скорее сомнение.
— Я рад, что ты знаком с первоисточником, мой свет, — криво усмехнулся Бастерхази. — И знаешь, что я прав. Три шера-зеро с собственной Линзой уж как-нибудь справятся с тем, что сотворили другие два шера-зеро. Хотя я предполагаю, что все лишнее отвалится в процессе. Двуединые, видишь ли, не любят, когда их детей делают рабами.
— То есть ты предлагаешь сделать то…
— …что не удалось даже Ману Одноглазому, — кивнул Бастерхази.
— Я восхищен твоей наглостью, мой темный шер.
— Не сомневаюсь, — поклонился Бастерхази.
— С чего ты взял, что у нас получится? И что это вообще за ритуал такой? — вмешалась Шу.
— Получится. Единение — это очень просто, моя Гроза. Ты же любишь Дайма и хочешь для него свободы?
— Разумеется, хочу, но ты не ответил.
— Это и есть ответ. Наше общее желание и доверие. Искреннее, без сомнений и колебаний.
— Доверие? Не уверена, что у меня получится.
То есть Шу была уверена, что не получится. Доверять темному шеру искренне, без сомнений и колебаний? Такое вообще возможно?
— По крайней мере, ты уже не боишься сказать о недоверии вслух. Но, видишь ли, моя Гроза, от этого зависит и твоя свобода, и судьба твоих близких. Ты же не забыла о Линзе?
— Не забыла. — Шу поежилась.
— Бастерхази, вмешивать во все это Линзу — плохая идея. Линза принадлежит Шуалейде и только ей.
— Ты иногда такой светлый, мой светлый шер, что мне страшно делается, — поморщился Бастерхази. — Никто не собирается ничего и ни у кого отнимать. Но Линзу надо инициировать — и чем раньше, тем лучше. И если мы с тобой поможем Шу, шансы на благополучный исход резко возрастут.
Шу очень хотелось верить ему. Очень-очень. Но не получалось. Все равно она чувствовала какой-то подвох. О чем-то Бастерхази недоговаривал. О чем-то важном.
— Расскажи мне о Линзе, — потребовала она. — Все, что ты знаешь.
— Само собой. Я тебе даже кое-что покажу, — кивнул Бастерхази и жестом вызвал в воздухе схематичное изображение башни Заката и пронизывающих ее потоков. — Как видишь, это Линза до контакта с владельцем. Она стабильна и закуклена сама в себе, но при этом накрепко связана со стихийными потоками той местности, где возникла. Эта картина тебе знакома, не так ли?
— В целом… — пробормотала Шуалейда, разглядывая модель, похожую на ту, что рисовал ей дру Бродерик, но гораздо более подробную. — А это что за черные пятна?
— Это особенность твоей Линзы. Два десятка смертей так и остались внутри, и пока Линза спокойна, ты их и не увидишь. А теперь смотри, что происходит дальше, когда ты отпираешь башню.
Разноцветные потоки в модели Линзы ожили, задвигались, начали выходить за пределы башни, потеряли стройность, зато налились яркими цветами, и все это плыло, мерцало, вызывало головокружение и слепило…
— Ой, больно! — вскрикнула Шу, когда один из лучей попал ей в глаз, и зажмурилась.
— Это состояние Линзы сегодня днем, — неохотно пояснил Дайм. — Если ее не инициировать в ближайшие десять дней, то лучше эвакуировать весь Суард прямо сейчас.
— Десять — это крайний срок, я бы сказал — шесть. Думаю, тебе стоит показать Шуалейде, во что может превратиться неудачно инициированная Линза.
— Ну, если схематично… Посмотри, это не опасно, но так ты лучше поймешь тенденцию.
Открыв глаза, Шу уставилась на магическую аномалию. Да, схематично, но даже так — страшно. Стихийные потоки переплелись, словно щупальца бешеного осьминога, выплеснулись далеко за пределы Линзы, проросли очагами мутаций вокруг нее, по всему городу и дальше, тут и там вспыхивали стихийные возмущения, окрашенные в какие-то совершенно неудобоваримые грязные цвета. А рядом с эпицентром темнела неопределенной формы черная дыра, втягивающая в себя грязные потоки, и было заметно, что хаос уже начал приобретать спиральную форму вокруг дыры, словно образовался гигантский водоворот. Весь этот ужас был накрыт прозрачным куполом, уходящим в землю. Интересно, насколько большим?
— Внутренний купол сферический, диаметром в четыре тысячи локтей, — вслух ответил Дайм. — Второй барьер временный и не замкнутый сверху, четверть лиги от эпицентра.
— Временный?
— Лет на пятьдесят, не больше. А внутренний схлопнется сам, когда Пасть Ургаша закончит свою работу.
— Пасть Ургаша, — повторила Шу, передернув плечами. — То есть если у меня не получится, на месте Суарда будет вот такое?
— Нет. Туда Магбезопасность пришла слишком поздно. Аномалия успела расползтись. К тому же там не было Леса Фей, который сам по себе может погасить любую аномалию, — ответил Дайм таким тоном, которого Шу раньше никогда не слышала. И куда только делся галантный светлый шер и нежный возлюбленный! Сейчас рядом с ней был жесткий, ширхаба съевший на ликвидации последствий маганомалий полковник МБ. Совершенный незнакомец. — Но главное, Линзу инициировал необразованный идиот. Ему даже в голову не пришло позаботиться о безопасности окружающих.
— И как о ней можно позаботиться? — совсем тихо спросила Шу: что-то ей стало совсем страшно.
— Для начала вызвать Магбезопасность и представителя Конвента, — хмыкнул Бастерхази. — Затем изучить явление, запастись магопоглотителями, выставить якорные точки и антимагический барьер, эвакуировать западное крыло дворца, вознести молитвы Двуединым — и тогда только приступать.
— С такими познаниями тебе прямая дорога на службу в МБ, мой темный шер.
— Барьер? Якорные точки?.. О боги…
Шуалейде очень хотелось, чтобы сейчас ее разбудило сердитое мяуканье голодной Морковки и оказалось, что все это ей приснилось: и Линза, и Люкрес, и темный и светлый шеры, рассуждающие об антимагических барьерах. Она бы никогда больше не сетовала, что отец отправил ее в захолустье! Никогда! Она бы по десять раз на дню говорила ему спасибо за то, что уберег ее от ужаса и кошмара. Милый, добрый, заботливый папа, вот бы он оставил ее в Сойке навсегда!
— Отставить панику, — по-военному скомандовал Дайм.
Шу вздрогнула, так это было похоже на полковника Бертрана. Да уж. Как-то ей раньше не приходило в голову задуматься, что это значит — полковник МБ.
— Я не… я не паникую. Просто мне страшно.
— Мне тоже, — совсем другим тоном признался Дайм. — Одно дело — разбираться с последствиями чужих экспериментов, и совсем другое — когда речь идет о самых близких и дорогих мне людях. Но если мы позволим себе бояться, кто будет делать дело?
— Так что придется самим, моя Гроза, — поддержал его Роне. — Но ведь ты не одна, а вместе справиться с Линзой — пара пустяков.
— Ты обещал рассказать, как это сделать.
— Я и рассказываю. Собственно, сама инициация формально довольно проста. Тебе надо создать треугольник равновесия: свет, тьма и сумрак, соединенные в единое целое, и заякорить на равном удалении от центрального потока. В нашем случае это не проблема, нас трое, и тебе не придется самой удерживать все три стороны. Обычно именно в этом самая большая трудность. Светлые уделяют слишком мало внимания тьме, темные — свету, все поголовно забывают про сумрак, система перекашивается и рушится.
— Ладно, про сумрак я не забуду, — через силу улыбнулась Шу. — А дальше?
— А дальше ты останешься наедине с самой собой. Лицом к лицу. Потому что Линза — это стихийное отражение тебя, твоей сути. Ну, с некоторыми нюансами. Насколько ты сумеешь принять себя, настолько же тебе покорится Линза. Если же твои кошмары окажутся сильнее тебя… мы с Даймом подстрахуем и попробуем успокоить Линзу. Вероятно, у нас вдвоем получится. Но вот спасти тебя — уже вряд ли.
— И что со мной будет?
— Все будет хорошо, ты справишься. — Дайм обнял ее, и только тогда Шу поняла, что снова дрожит всем телом. — Мы вместе справимся.
— Вместе, Шу. — Роне обнял ее поверх рук Дайма и поцеловал в макушку. — Двуединые не просто так свели нас втроем. Свет, тьма и сумрак. Мы нужны друг другу, и вместе мы справимся с чем угодно.
— Роне, правда, что Паук отобрал Линзу у одного из учеников? — зажмурившись на всякий случай, спросила Шу.
На мгновение Роне напрягся, но тут же выдохнул и ответил:
— Правда.
— Ты видел?
— Не сам процесс, это было до моего рождения. Я видел результаты и дневник наблюдений. Учитель очень дотошен и бережет свои исследования для потомков.
— И ты можешь сделать это сам? Если у меня не получится…
— У тебя получится. Нет ничего, что может тебе помешать, Шуалейда, кроме тебя самой.
— Но я…
— Ты — сильнее твоих сомнений и страхов, — поддержал его Дайм. — Ты — целая, а любые страхи или сомнения — лишь часть тебя.
— Наверное… наверное, ты прав. Я не думала…
— Ты — маг разума, твоя сила — в изменении мнений и точек зрения, Шу. Твое мнение зависит только от твоего выбора. Понимаешь? В центре — ты сама. Твой выбор. Твое решение. Твои эмоции и реакции зависят только от тебя, они не даны свыше. Ты можешь сама решать, что чувствовать и что думать, и этим ты изменяешь реальность. Своим желанием, понимаешь? Не потоками, не заклинаниями или артефактами, а только осознанным желанием.
— Если все так просто, почему ты до сих пор… — Шу осеклась, вспомнив о «втором смертельном запрете».
Но вместо нее продолжил Бастерхази:
— Потому что всему свое время. Истинный шер может изменить мир, но лишь тогда, когда ему есть ради чего это делать. Не так ли, мой светлый шер? Тебе есть ради чего двигать горы?
— Есть. — Шу почувствовала в тоне Дайма улыбку, а вместе с этим — внезапно горячее касание сильного, надежного мужского тела. — У меня есть ты, Шу. Вы оба.
— У меня тоже. Вы оба, — шепнул Бастерхази, плотнее прижимаясь к ней, и на этот раз Шу ему поверила. Без сомнений и колебаний.
— Значит, мы можем… — она проглотила «избавить Дайма от проклятой печати», — …прямо сейчас? Ведь можем?
Сейчас она верила — да, у них все получится. Прямо сейчас. Потому что они вместе, втроем. Без сомнений и колебаний. И… ей нечего больше скрывать от Дайма и от Роне. Они нужны ей оба, это хорошо и правильно.