Слоняюсь по дому, ищу выход, но с каждой последующей минутой кажется, будто наоборот загоняю себя в угол. Выхода нет. Я здесь словно в клетке уже столько дней. Несколько ужасно долгих дней. Я совсем одна. Самир больше не появляется, а я не знаю, радоваться этому или же огорчаться. Я не боюсь его, нет. Когда увидела его там, в офисе, будто что-то щёлкнуло внутри. Все чувства и эмоции атрофировались за одно мгновение.
Сейчас понимаю, насколько сильно я хочу вцепиться в его лицо и добавить ещё пару шрамов. Во мне горит всё, полыхает. Мне хочется кричать и царапаться, но я уже настолько привыкла подавлять эту боль внутри себя, что практически стала с ней одним целым. Я больше не умею говорить. Не умею объясняться. И не хочу.
Он не достоин моих объяснений. Он предал меня. Бросил. Оставил одну с неродившимся малышом, а теперь ещё и бьёт его гибелью по лицу. Больно так бьёт. Будто душу наизнанку выворачивает.
Захожу на кухню, стол уже накрыт. Еда здесь появляется таинственным образом, и я никак не могу застать того, кто её сюда приносит. Приносят из ресторана, судя по контейнерам с фирменным знаком. Из ресторана Самира… Ещё совсем недавно я ужинала там с Захаром и даже не подозревала, что прежний владелец жив.
А Захар? Что теперь будет с ним? Быть может, он уже поплатился за то, что помог мне. Вполне возможно, Сабуров убил его или искалечил.
Сжимаю руки в кулаки, так сильно, что раню ладони ногтями. Как страшно… Я ведь сейчас не испытываю никаких сожалений и судьба друга волнует меня не больше, чем моя собственная. Что с тобой, Настя? Разве ты была такой?
Сажусь на стул, двигаю к себе первый попавшийся контейнер, открываю. Ем руками, даже не удосужившись взять приборы. С некоторых пор мне абсолютно всё равно, что будет завтра или даже сегодня часом позже. Но я не собираюсь погибать от голода на радость врагу. Если мне нужно есть для того, чтобы однажды отомстить — я буду есть. Буду давиться едой, вкуса которой не чувствую. Буду заталкивать её в себя, пока не полегчает. Пока не отпустит эта проклятая апатия, а потом… Я не знаю, что будет потом. Не знаю. Но обязательно найду в себе силы, чтобы растоптать Сабурова, как растоптал меня он.
— Приятного аппетита, — позади звучит его голос, и я застываю с не донесённым до рта куском.
Я не слышу шагов, а значит, он остался стоять у двери. Набираю в лёгкие побольше воздуха, но не чтобы ответить ему, а чтобы выдохнуть и продолжить трапезу. Игнорирую его так же, как это делал он почти год. Не хочу говорить, не хочу видеть его. И запах его ощущать тоже не хочу.
Самир всё же подходит. Слышу по стуку трости, сам же он передвигается, как и раньше, бесшумно.
— Вижу ты уже освоилась? Хорошо. Я пока занят, ищу твоего возлюбленного супруга, — так значит, Захар не попался? Сбежал? Отчего-то сомневаюсь. Не мог он оставить меня в руках Сабурова. Вот так просто бросить не мог. — А потом, когда вырву ему кишки, мы с тобой поговорим ещё раз. Я тебе предложу пару вариантов развития твоей судьбы, Анастасия. Ты ведь жаловалась когда-то, что я не дал тебе выбора. Теперь он у тебя будет.
Не выдержав, хмыкаю.
— Кто ты такой, чтобы решать мою судьбу? — поднимаю голову и встречаюсь с ледяным взглядом. — Тебя нет. Ты привидение. Единственное, что ты можешь сделать — убить меня. Но и это решать не тебе. Ты такая же пешка в руках Судьбы, Самир Сабуров. Всего лишь фигура на шахматной доске. И я тебя уже давно не боюсь, поэтому не утруждайся, избавь нас обоих от этого бессмысленного разговора, — есть, конечно же, больше не хочется и я поднимаюсь из-за стола. Вернее, пытаюсь, но не удаётся. Его тяжёлая ручища надавливает на моё плечо, заставляя сесть обратно. С силой, почти до боли.
— Осмелела, говоришь? Дерзкой стала, Настенька? — раньше моё имя звучало на его устах как песня, как самый приятный комплимент. Теперь же напоминает ругательство. И это бьёт по нервам, обижает. Всё ещё обижает… А я ещё пять минут назад думала, что больше не могу чувствовать. Наивная Настя. Ты всегда будешь гореть в его огне, всегда будешь чувствовать боль, которую он причиняет тебе намеренно. Всегда будешь его любить так же сильно, как и ненавидеть.
— Представь себе, — хватаюсь за стакан с водой, лишь бы унять дрожь в руках. — Ты уже однажды убил меня, так чего мне бояться ещё? Мм? — поднимаю подбородок кверху, растягиваю губы в настолько препоганой ухмылке, что его ехидное выражение лица меркнет по сравнению с моим.
— Ещё нет, Настя. Это только начало. Ты будешь просить меня, чтобы избавил тебя от мучений, — говорит так тихо, что я еле разбираю слова, но каждое выбивается кровавой татуировкой на подсознании.
— И что же ты сделаешь? Будешь пытать? Избивать? Держать взаперти, пока не сойду с ума? Что из этого, Самир? — на его имени мой голос дрожит. Потому что почти целый год я произносила его лишь во сне.
— Хуже, Настенька. Намного хуже. Мне незачем тебя избивать и пытать. Всё самое худшее ты сделала себе сама. Теперь же будешь пожинать плоды.
***
«… и я буду пожинать вместе с тобой», — хочется добавить, но заставляет себя замолчать.
Целых пять дней он не подходил к ней и всячески старался избегать. Думал, придёт в чувство, первые эмоции угаснут, и станет легче, но не стало. Как пытка её пребывание здесь. И отпустить, выбросить эту суку из своей жизни тоже не может. Она под кожей, в крови, в каждом его вдохе и каждом выдохе. За то время, что взращивал в себе ненависть к предавшей женщине, он не смог её разлюбить. В то время, как мозг уничтожил о ней все хорошие воспоминания, сердце не отпустило. Сохранило долбаный огонь. Теперь в нём не только греется, но и горит.
— И что же придумал твой извращённый разум? Что ты задумал? — в её глазах страх, хоть она и утверждает, что не боится. Боится и сильно. Но его, увы, этот факт не радует. Вообще.
— Я верну тебя в реальность, которой ты никогда не хотела. От которой бежала. Ты будешь жить со мной и воспитывать моего ребёнка. Разве не ад? — оскалился скорее от боли, чем от радости. Уж точно последнего он давно уже не испытывал.