На какое-то мгновение я сдалась. Захотелось побыть слабой и поплакать. И спустя пять минут, конечно же, пожалела. Я не должна показывать ему своё отчаяние. Достаточно того, что уже пережила, моих слёз он больше не увидит.
Но они всё скатывались по щекам, оставляя на коже солёные дорожки и привкус горечи во рту. Я искусала губы в кровь, пытаясь изо всех сил сдержать предстоящую истерику, но воспоминания самого ужасного дня моей жизни наваливались камнями и пришибали к земле, стоило хоть немного поднять голову. Самир не дал зажить моей ране, ещё и солью её посыпал. Чтобы жгла и кровоточила, чтобы не затягивалась подольше. Дурак. Она и так никогда не заживёт, ведь это не просто рана. Это зияющая дыра на месте, где когда-то билось сердце. Любило, горело от счастья и неприятностей.
Кое-как дошла до комнаты, упала на кровать и, свернувшись калачиком, закрыла глаза, чтобы через минуту провалиться в беспамятство. Чёрный провал без сновидений и мыслей. Почти как пьяный обморок, с той разницей, что на утро ты проснёшься в том же аду, и таблетка аспирина не поможет.
***
Сабуров, судя по абсолютной тишине в доме, ушёл рано утром, и я не слышала его шагов, что уберегло от очередного стресса. Его слишком много в последнее время. Моя психика уже не справляется.
Спустилась вниз, приготовила себе завтрак и села за стол, намереваясь затолкать в себя яичницу, вкуса которой, конечно же, не почувствую. Говорят, человек теряет аппетит, когда влюбляется. У меня наоборот: потеряв любовь, я потеряла и аппетит, и вкусовые качества, и даже желание двигаться исчезло.
А любила ли я? Задаюсь вдруг этим вопросом и начинает казаться, что схожу с ума. Ведь я точно помню, как ждала его по вечерам, как страдала, когда расстались, и радовалась, когда он, несмотря ни на что, пришёл ко мне на Новый год, чтобы отметить наступление праздника со мной. Не с любовницей, не на своей обожаемой работе. Со мной. И это тогда так много значило… Что же случилось с нами? Что будет дальше? Так и будем ненавидеть друг друга?
На этот вопрос я не знала ответа, увы. Но уверена в одном: мы не сможем начать новую жизнь поодиночке. Потому что не выдержим счастья друг друга с кем-то другим.
Моё уже такое родное одиночество вдруг нарушает стук во входную дверь. Самир? Он обычно не приходит так рано. Тем более, сейчас, когда король решил заявить о своём возвращении всему городу. Охрана вообще не появляется в доме. Думаю, им был дан приказ только снаружи стеречь. Но тогда кто? Может, владелец тех заботливых рук, что приносят сюда еду?
Я выхожу, чтобы посмотреть на гостя и растерянно застываю, встретившись лицом к лицу с Карамом. Разве он не погиб тогда в больнице? Я видела, что его ранили, и думала… А, впрочем, неважно. Разве осталось хоть что-то, чему я ещё могу искренне удивиться?
— Добрый день, Анастасия. Самир Камалович сказал, чтобы я вывел вас на улицу.
— Здравствуй, Карам, — отвечаю вежливостью на вежливость, не более. Тёплых, радостных чувств по поводу его появления не испытываю. Что он, что его хозяин — оба хороши. — И зачем же меня выводить на улицу?
— Чтобы вы подышали воздухом. Самир Камалович беспокоится о вас и вашем самочувствии, — выдаёт на полном серьёзе, и я прыскаю от смеха.
Карам, правда, никак на это не реагирует, смотрит всё так же, куда-то в область моей переносицы. Странный он какой-то. Когда Самир якобы погиб, мне казалось, что Карам сочувствует и даже испытывает боль. Мы почти друзьями стали. Но теперь понимаю, что это была всего лишь игра.
— С чего вдруг он забеспокоился? Боится, что я слягу раньше, чем он закончит со мной? — спрашиваю ядовито.
— Я буду ожидать вас на улице, Анастасия, — Карам разворачивается и уходит, будто не слышал мой вопрос. Видать, хозяин не велел болтать. Что ж. Прогулка мне пойдёт на пользу в любом случае.
Киваю сама себе и спешу наверх за одеждой.
***
Осень наступила как-то слишком резко, враз пожелтели и осыпались листья, воздух стал колюче холодным. Я прошлась по жухлой траве, вдохнула полной грудью. Внутри поселилось приятное ощущение умиротворения. Словно всё то, что мне пришлось пережить за последний год, осталось там, в мрачном доме Сабурова. А ведь я когда-то мечтала о таком огромном, шикарном особняке. Рисовала в своих фантазиях, как наши дети хохочут и радостно что-то выкрикивают, бегая вот по такому двору, а там, за домом, мы собственноручно посадили бы деревья и цветы.
Поёжилась, обнимая себя руками. Безмятежность и покой снова сменились щемящим чувством, сосредоточившимся где-то в районе желудка. Иногда мечтать ещё больнее, чем терять. Особенно когда знаешь, что этим мечтам никогда не стать реальностью.
— Вы замёрзли? Я могу принести плед из дома, — послышалось позади.
— Нет, спасибо. Я люблю холод. Немного подышу и пойду в дом, — ответила, не поворачиваясь. — Так ты, значит, выжил, — не удержалась всё-таки.
— Да, — Карам, как всегда, лаконичен.
— Я рада.
— Спасибо.
— А меня вот уничтожили. Убили. Все понемногу. Самир, его сестрица, ваш проклятый бандитский мир. Пережевали и выплюнули. И ты меня бросил, — резко поворачиваюсь к нему и ловлю на себе взгляд Карама. По его лицу, как обычно, трудно понять, какие эмоции он сейчас испытывает, но я хочу, чтобы ему было больно. Чтобы всем, включая Самира, было здесь невыносимо больно.
— Я не бросал вас. И никогда не брошу, Анастасия. Пока вы в сердце Самира Камаловича, моё сердце тоже бьётся ради вас! Я защищу вас ценой своей жизни, если потребуется! — произносит отрывисто, глядя мне в глаза.
На миг замираю, а потом недоверчиво хмыкаю.
— Да ну? А если твой хозяин прикажет не защищать, а уничтожить? К примеру, выстрелить мне в голову? Что будешь делать в таком случае?
— Это будет единственный приказ, который я не смогу выполнить, — отвечает без всяких раздумий.
— Ну, конечно. Охотно верю, — настроение окончательно испорчено, и прогулка больше не радует. — Я ухожу. Благодарю за компанию, — отвернувшись от Карама, запахиваю кардиган и спешу к дому.
— Но я вас не предавал! И Самир Камалович вас не бросал! Он всегда был с вами!
Горько усмехаюсь, на ходу смахиваю слёзы. Какая теперь разница? Имеем, что имеем. Мою боль не излечить сожалениями и поисками виноватых.
***
— Как она?
— Анастасия прогулялась и вернулась в дом.
— Мне что-нибудь передавала? — идиотский вопрос. Конечно же, нет. Он ведь знает об этом. Даже если она будет погибать от жажды, не попросит у него глотка воды. Но надежда — она такая упрямая, попирающая все факты и доказательства штука, что хочешь не хочешь, а будешь верить.
— Нет, Самир Камалович.
— Хорошо. Ты принёс записи?
— Всё здесь, — Карам водрузил на стол несколько пакетов. — Записи с камер видеонаблюдения, списки рожениц, персонал…
— Давай, скажи, пусть принесут кофе. Мы здесь надолго.
Спустя два часа просмотра видеозаписей начало рябить в глазах. Самир устало откинулся назад, со вздохом потёр переносицу.
Бесконечные хождения по коридорам и кабинетам больных, посетителей, медсестёр, врачей, охранников. Ни одного знакомого лица кроме Насти и Лазарева. Последний только часто мелькает. То с пакетом фруктов, то с цветами. Прямо типичный папаша в ожидании родов. Поставив на паузу, Самир уставился на его лицо, прищурился.
— Какой была его цель?
— Вы о чём, Самир Камалович? — Карам оторвался от бумаг, поднял на него взгляд.
— Лазарев. Чего он хотел от Насти? Ведь ясно же, что не по большой любви на ней женился. Сейчас бы рвал и метал, узнав, что она погибла. А он вон спокойно отдыхает себе за городом.
— Ну так, из-за наследства же…
Самир цокнул языком, усмехнулся.
— Нееет, Карам. Нет. Деньги для него были, скорее, средством, нежели целью. У него была возможность урвать лакомый кусок и свалить подальше, оставив Настю на съедение другим шакалам. И не одна. Сотни возможностей. Но он не использовал их.
— Думаете, что-то личное?
Сабуров кивнул, наполнил бокал коньяком.
— Ладно, об этом потом спросим у самого Лазарева. Продолжаем поиски.
Вернулся домой уже поздней ночью и, увидев Настю все там же, у окна, остановился рядом.
— Я бы спросил, ждёшь ли ты меня, но ведь ты скажешь, что нет?
— Нет, — ответила ему эхом. — А ты остановился, потому что…
— Мимо проходил, — бросил уже на ходу, направляясь в свою комнату.
***
Время тянулось так медленно, что иногда возникало ощущение, будто оно и вовсе остановилось. День сменяла ночь и наоборот, а они с Настей всё так же оставались врагами. Хотя, нет… Враги всё же что-то чувствуют, как-то реагируют друг на друга. Ненавидят, пытаются сделать больно. А Настя не пыталась. Она, погружённая в свои раздумья, его просто не замечала.
Он не ждал, конечно, что она будет бросаться на шею и радоваться его возвращению домой, как когда-то. В утопию Самир уже давно не верил. А потому домой приходил поздно ночью, а рано утром снова уходил. Чтобы встречаться с ней как можно реже, не жечь, будто раскалённым железом, ни её, ни себя.
Залив в себя тройную дозу кофеина, как обычно, занялся расследованием. Дело продвигалось медленно, но никому, кроме Карама, его доверить не мог. Вдвоём они проверяли всех, кто так или иначе был замешан в этой истории, возможно, сам того не ведая, или просто находился рядом с Настей. Когда с персоналом было покончено, перешли на рожениц, но и среди них не обнаружили ни одной, кто бы дал хоть какую-то зацепку. Пока не обнаружили.
— Кто там у нас остался? — Самир повертел в руке пачку с сигаретами. Вторая за сегодня.
— Некая Амина Каримова и Татьяна Нефёдова. Обе рожали в ту же ночь, что и Анастасия. И всё. Остальных проверили.
— Давай, поезжай к Насте, пусть прогуляется. А я сам к этим женщинам наведаюсь, — нужно отвлечься. Хоть чем-нибудь заняться, чтобы не оставаться наедине с мыслями. — Карам? — позвал помощника, когда тот уже вылез из машины. — Заедь в питомник, щенка с собой прихвати. Отвези его Насте.
Самир, конечно, не простил её, как и она его. Между ними такая пропасть, что одним добрым делом её не преодолеть. Если вообще возможно всё это дерьмо преодолеть.
Но видеть её каждую ночь на том подоконнике, смотрящую куда-то в темноту, оказалось невыносимым для него. Её мучения не приносят ему ни облегчения, ни удовольствия. Наоборот, чем глубже она погружается в себя, тем паршивее ему.
Всё, что случилось с ними, изначально его вина, он не отрицал. Он не должен был соглашаться на сделку с её отцом, жениться на ней. Даже знать её не должен был. Самир всегда шёл по чётко продуманному плану и никогда не сворачивал с намеченного пути. Но всё пошло проебом, когда в его жизни появилась Настя. Всё наперекосяк. Весь мир его перевернула. А он теперь как по минному полю шагает. И идет не в ту сторону.
Приехав по первому адресу, осмотрелся вокруг и снова сверился с записью Карама. Видимо, ошибся. Решив разобраться с одной из женщин попозже, поехал к другой. Ею оказалась мать-одиночка с розовощёким сыном на руках.
Открыв дверь, вопросительно взглянула на Самира, а тот уставился на ребёнка. Интересно, его сын такой же? Пухлый и симпатичный? Белокожий, как Настя, или смуглый, как отец? Какой он, его сын, которого ни разу не держали на руках родные родители? В груди уже знакомо заныло, защемило.
А что, если этот ребёнок и есть его потерянный сын? Маловероятно, конечно, но вдруг?..
— Простите, вам кого? — девушка чуть прикрыла дверь, оставляя небольшой зазор. Испугалась, наверное.
— Я ищу Татьяну Нефёдову. Это вы?
Девушка нахмурилась, сильнее вцепилась в ручку двери, явно жалея, что не спросила, кто пришёл.
— Вы из банка, что ли? Я же просила отсрочку. У меня сейчас нет денег… — окинул взглядом её одежду, прихожую тесной квартиры. Нет, у неё точно нет таких денег, чтобы купить ребёнка. — Материнский капитал вот только оформила, подождите хоть немного, — говорила негромко, видимо, чтобы не испугать розовощёкого, но Самир заметил, как задрожали ее руки. Скорее всего, достали коллекторы. Нашли, кого пугать.
— Я не из банка, Татьяна. И никаких плохих намерений у меня нет. Просто ответьте мне на один вопрос, — достав фотографию, показал девушке. — Вы видели её? Она рожала с вами в одной клинике.
Татьяна медленно кивнула. Неуверенно так, будто сомневалась, говорить или нет. Осмотрела его с головы до ног и попятилась.
— Нет, я не знаю её. Знаете, мне нужно малыша покормить, я пойду, — дёрнулась, пытаясь захлопнуть дверь, но Самир схватился за неё и замер, стараясь не делать резких движений, чтобы не испугать.
— Ты знаешь. Расскажи мне, и я уйду. Обещаю.
— Вы что ненормальный? Я же сказала, что не знаю! Отпустите дверь! — Татьяна повысила голос. Всё-таки испугал.
— Я не могу отпустить эту дверь, Таня, — проговорил тихо. — Потому что, возможно, за ней находится одна-единственная нить, которая приведёт меня к моему исчезнувшему сыну. Скажи мне, что ты знаешь — а ты знаешь, я вижу — и я уйду. Даю тебе слово мужчины.
Девушка прищурилась, словно не веря ему. Он и сам не поверил бы, если бы всё это дерьмо случилось не с ним.
— Ладно, — не выдержав борьбы взглядами, первой отвела глаза. — Я видела эту девушку. Пару раз пообщались, попили чаю.
— Расскажи мне, о чём вы говорили? Она рассказывала о себе?
Девушка задумалась.
— Мой парень бросил меня перед самыми родами, уже когда лежала в клинике. Просто позвонил и сказал, что не сможет быть отцом. Не готов, видите ли… Помню, я стояла у окна в коридоре и плакала. Думала, что будет дальше, как я с ребёнком одна останусь. Я жила за счёт парня и даже оплатить услуги медицинского центра была не в состоянии. Ко мне подошла девушка, протянула коробку с конфетами. Разговорились, пошли за чаем. Я ей поплакалась, а она — мне… Правда, не знаю, что там у неё произошло, она лишь сказала, что потеряла единственного родного человека.
В этот момент что-то острое и обжигающее вонзилось в сердце. Сжал кулаки, медленно выдохнул:
— Что ещё она рассказала?
— Да, в общем-то, ничего больше и не успела, пришёл какой-то мужчина, я подумала, что муж. С ней так ласково говорил, елейно, а на меня как зыркнул — земля из-под ног ушла. Нехороший человек. Вроде улыбается, цветы жене вручает, а сам смотрит на неё, как зверь какой, будто растерзать хочет. Мы потом с Настей ещё раз виделись, вместе пообедали. Она мне толстый конверт дала, сказала, чтобы открыла после родов. А там деньги были, представляете? И на клинику хватило, и на питание с памперсами. Я отблагодарить её хотела, но уже не нашла. Сказали, у неё ребёнок мёртвым родился, и она уехала домой. Вот и всё, собственно… Жалко, конечно, очень. Она то и дело живот гладила, да приговаривала, что назовёт сыночка в честь отца. — В висках запульсировало, сдавило голову, будто стальным обручем. — А что там с вашим ребёнком? Вы, если Настю в чём-то подозреваете, то очень зря. Она хороший человек, никому плохого не сделает. Я её, конечно, знаю всего ничего, но уверена, что зла в ней нет.
Устало помассировал пальцами переносицу, выдохнул.
— Спасибо, Татьяна. Всего доброго, — развернулся, чтобы уйти, но что-то остановило. Вернее, кто-то. Розовощёкий захныкал, а у меня все нутро перевернулось. — Подожди, — ринулся назад, достав из кармана портмоне. — Я забыл тебе передать кое-что от Насти, — протянул девушке карту. — Здесь достаточно денег, чтобы оплатить твой кредит и не знать нужды, пока не разберешься с проблемами. Пин-код на обратной стороне. Возьми.
— Но…
— Бери, — сунул карту девушке и, развернувшись, быстро пошёл вниз, сжав трость до хруста пальцев.