Несколько месяцев спустя
— Не надо-о-о! Не убивай, Сабур! Клянусь, это не я! Не знаю я, где твоя жена! — рыхлая морда покрывается красными пятнами, а сам чиновник трясётся, как женщина.
— Фу, бля. Жалкое зрелище, — комментирует Монгол, скрестив на груди руки. — Не он это, брат. Ты посмотри, сейчас уссытся от страха. Уже всё рассказал бы, если бы что знал.
Самир поднимает нож на уровень своих глаз, долго скользит взглядом по лезвию.
— Этот нож перережет твою глотку раньше, чем ты поймёшь, что происходит, Володя.
— Я же сказал, я понятия не имею, где она! Хочешь, я всех своих ментов на ноги поставлю и найду тебе её? А? Или, хочешь, я в розыск её объявлю? Я всё сделаю, Сабур! Всё! Только не убивай!
Да, похоже, и правда, ничего о Насте не знает. Монгол прав. Ему бы духу не хватило соврать с ножом у глотки. Не тот человек. От него страхом за версту воняет.
— Ты ничем не можешь меня заинтересовать, Володя. Ты всего лишь мелкая сошка в огромном механизме. Исчезнешь — никто и не заметит. На следующий день уже замену найдут. Даже жена твоя тебя не вспомнит. Любовника в твой дом приведёт и будет с ним сношаться на глазах у твоих детей. Хочешь этого?
Он затряс головой, всхлипнул на бабский манер.
— Не надо! Я всё верну, правда!
— Значит, то, что мне сказали, — правда? Это ты заморозил часть моих счетов? Для чего, Володя? Чтобы свой кусок урвать? И как ты планировал это сделать? У тебя же мозгов на подобное не хватит. Может, помог кто, а, Володя? — Лезвие ножа угрожающе блеснуло на свету, и трус нервно сглотнул. — Давай, рассказывай мне всё, пока я твою чиновничью морду на куски не порезал, — Самир перевёл взгляд на Карама, еле заметно кивнул, и тот, схватив Полонского за шиворот, швырнул падаль под ноги. Острие ножа прижалось к жирной шее, Володя заскулил. — Слушаю.
Захлёбываясь горькими слезами, словно истеричная сучка, Полонский рассказал, как по «верхам» прошёл слушок о его, Самира, гибели, и как этому возрадовались некоторые мрази. Разумеется, такой лакомый кусок те, которые всю жизнь дрожали от одного имени Сабура, упустить не могли. Ведь короля больше нет, осталась лишь его молодая, ничего в этом не смыслящая жена. Как не сорвать такой куш?
Но чем больше Володя углублялся в рассказ, тем ясней становился тот факт, что Настя им не понадобилась. С помощью судебного запрета шакалы добились ареста нескольких довольно крупных счетов и собирались их потихоньку раздербанить. Сложно, но если подойти с умом — вполне возможно. Настя им помешала бы только в том случае, если бы влезла в это дело и начала разборки. Но девочке было, конечно же, не до того, да и не разбирается она в этих делах. После того, как Самир исчез, она обращалась за помощью к Захару и Палычу, но те отказались ей помогать, и Настя исчезла. Но куда? Где она может быть? Он всю страну вверх ногами перевернул. Даже начал проверять её билеты за границу. Как в воду канула.
Лишила его сна, маленькая дурочка. Сбежала, спряталась. Одна там где-то… С ребёнком. Эта мысль сводила с ума. Всю душу измотала.
— Полонский есть. Кто у нас там следующий? Кому ещё была выгодна моя гибель? — затянулся горьким дымом, выпустил его вверх.
Монгол громко хмыкнул, открыл дверь.
— Без обид, брат, но легче пересчитать тех, кому не была выгодна. Быстрее будет, — подал знак Караму, а тот подтолкнул коляску к машине.
— Не трогайте! — рявкнул предупредительно. — Я сам.
— Самир Камалович, я помогу только, — помощник попытался протянуть к Самиру руки, за что тут же отхватил увесистую оплеуху.
— Ты что, не понял меня? Я сам! — схватившись за поручни, резко переместил тяжесть тела на руки и завалился в салон. Уже лучше. Быстрее.
— Ну ты упрямый, — Архан уселся рядом, откинулся на подголовник. Сабур когда-то считал, что быть неходячим (слово «инвалид» почему-то не давалось) — не стыдно. Пока сам не сел в коляску. Теперь чувствовал себя беспомощным дерьмом, что изрядно бесило. — Это же не навсегда, чего ты так паришься?
Он боялся. Хотел найти Настю и скорее её увидеть, но присутствовал страх увидеть в её глазах жалость и разочарование. Или даже сожаление, что он жив.
— Кто там дальше по списку, спрашиваю?
— Да вроде всех уже прошерстили. Знаешь, Ворох устанет подметать за нами. Может, притормозишь пока? Жена твоя жива — это понятно. Завещание уже вступило в силу. Она ничего не продала, а значит, скоро вернётся сама. А мы будем её ждать.
***
— Не понимаю, зачем нужна эта показуха?
— Вот ради показухи и нужна. Тебе пора выходить в люди. Я знаю, что тяжело, но… Ты должна, Настя. Так ты быстрее излечишься.
Излечиться… Пожалуй, это было бы славно… Потому что каждый день, вспоминая день родов, я рву свою душу в клочья. День, когда я должна была стать счастливой. Но случилось то, чего предвидеть не могла. Не хотела, вернее…
— И что ты предлагаешь? Напялить свадебное платье и притвориться счастливой невестой?
— Да. Именно это я и предлагаю, дорогая, — Захар поставил передо мной чашку с ромашковым чаем. Без чая я теперь не засыпаю. Да и с ним, в общем-то, тоже нет. — Все должны увидеть, какая ты счастливая и какой замечательный у тебя муж, — ослепительно улыбнулся. — Чтобы ни одна скотина не нарисовала себе во влажных мечтах, что тебя можно обидеть. — Пора, Настя. Помнишь? Вперёд и только вперёд!
***
Я слышала его крик. Слышала… Мне так казалось. На самом деле мой сын не издал ни звука. Я хотела верить, что все не так… Однако, сейчас, спустя время, понимаю, что тот кошмар — самая настоящая правда. Мой малыш, моя надежда…
Не забуду свои роды никогда. Они были ужасно тяжёлыми и долгими, а я не верила в то, что они когда-нибудь закончатся. Не в боли дело, разумеется. В нём. В моём маленьком комочке счастья, которого я лишилась…
Щёки обжигает солёной влагой, и я ступаю босыми ногами на зелёную траву. Подставляю лицо ласкающим лучам солнца, но ему не высушить моих слёз. Моё горе мог унять лишь один человек, но и он покинул меня.
Рядом осторожно шагает Амур — белоснежный щенок, которого я перед родами нашла на улице. Он был такой одинокий, всеми брошенный и забытый. Моё сердце сжалось от жалости, и в ту же минуту у малыша появился дом.
— Сегодня я выхожу замуж, Амур. Ты рад за меня?
Щенок неуверенно виляет хвостиком, а в глазах сомнение.
— Да знаю я. Знаю… Но Самиру уже всё равно. У меня ничего не осталось, а так хоть дело его продолжу. Да и устала я прятаться, Амур. Хватит.
Малыш вздыхает, падает пузиком на траву и поджимает под себя лапки. Он всегда грустит, когда грустно мне. В кармане брюк взрывается трелью мобильный, но я не спешу отвечать. Я знаю, это звонит Захар, чтобы меня поторопить. Но так хочется побыть ещё в своём мире, где я в последнее время прячусь, как в коконе. Мне здесь комфортно. Уютно.
Захар не унимается, и мне приходится нажать на кнопку принятия вызова.
— Я почти готова. Дай мне пять минут.
— Хорошо, — звучит понимающе, и я слабо улыбаюсь.
— Ну вот, Амур. Пора.
***
Утро поражает меня лёгкостью и отсутствием отёков. Неужели начинаю приходить в себя? Хотелось бы… Я ведь теперь не одна. Я должна быть сильной, чтобы защитить свою красавицу.
Да, у меня родилась девочка, хотя по результатам УЗИ я ожидала мальчика. Моё маленькое чудо, моя красавица. Она так похожа на Самира, что сердце заходится. Первое время я ужасно боялась, что Елисеев с ней что-то сделает. Он ведь одержим своей ненавистью к Самиру. Я не могла спать и есть, ни на минуту не отходила от неё. Первые дни Денис пытался приблизиться к Лизе, но я устраивала истерику, и он отступал. В итоге он перестал подходить к кроватке, и я немного расслабилась. Стало легче. Елисеев, конечно, подонок и убийца, но едва ли станет мстить ни в чём не повинной малышке.
Кормлю проснувшуюся кроху, укладываю в кроватку. Улыбаюсь, поглаживая маленькую головку, покрытую тёмным пушком.
— Мамина радость. Какая же ты у меня красотка. Сколько сердец разобьёшь — не счесть. Вся в своего папу.
Лиза причмокивает губками, изображает что-то вроде улыбки. И внутри разливается тепло. Такое успокаивающее, такое светлое чувство вселенского счастья.
Выхожу из комнаты и уже по инерции следую на кухню. Мне кажется, я даже смирилась со своей ролью безмолвной жертвы. Только иногда пытаюсь сопротивляться, чтобы не забыть, не потерять ту Свету, которая всегда шла против злого рока.
— Доброе… — и замолкаю, потому что его за столом нет. Завтрак уже ожидает нас, как и всегда, но Дениса нет.
Я слышу его голос с террасы и тихонько, на цыпочках иду туда.
— Что? Жена Сабурова? Да плевать мне на неё сейчас! Где доказательства, кроме сраного пиджака? Ты до сих пор не нашёл его труп? Серьёзно?! — меня пробивает дрожь, когда слышу о Самире. Крепко сжимаю ручку двери, чтобы она ненароком не скрипнула и Денис меня не услышал. — Нет! Это не прошлое дело! Не собираюсь я забывать! Ты что, не знаешь, кто такой этот Сабур? Он же скользкий, как змей! Он выскользнет из любого дерьма! Я не поверю, что он сдох, пока сам не увижу, понял? Где его зарыли? Почему никто, включая жену, не видел его труп? Делай что хочешь, но найди мне доказательства. Понял? Я жду! А потом займусь его бабой.
Меня будто молнией пронзает. Оперевшись о стену, рвано выдыхаю. Он о Самире говорил… И о жене его. О той бедной девчонке, у которой тоже должен был родиться ребёнок. Но что это было? Они не нашли тело Самира? Так может…
— А кто это тут подслушивает? — Елисеев появляется в проёме двери, ловит меня за руку. — Мм?
— Я… Пришла тебя на завтрак позвать. Там всё уже готово, — принимаю невозмутимый вид, чтобы он не понял, что я всё слышала.
Денис прищуривает глаза, изучает меня.
— Ладно, пойдём. Как Лиза?
— О, у неё всё замечательно. Уже поела.
Рука Елисеева ложится на мою талию, по-хозяйски сгребает меня, прижимает к нему. А я прикусываю губу от страха. Только бы не услышал, как сильно колотится моё сердце.
Мы завтракаем в тишине. Денис непривычно молчит. Наверное, свои чёрные делишки обдумывает.
— Какие планы на сегодня? — подаю голос, отвлекая его. Елисеев приподнимает брови, переводит на меня задумчивый взгляд.
— Что? А, планы… По делам отъеду ненадолго. А потом вернусь и могу погулять с вами.
— Это было бы замечательно, — благодарно улыбаюсь, кладу в рот кусок огурца. — Лизе нужно почаще дышать свежим воздухом.
— Да, я понимаю. Но сама знаешь, почему я не позволяю тебе выходить на улицу одной. Ты иногда ведёшь себя не очень хорошо. Мягко говоря, — откладывает на стол салфетку и встаёт из-за стола. — Хорошего дня, ангел. Мне пора.
Я бросаю быстрый взгляд на его телефон, что всё ещё лежит на столе, и, пока Денис не опомнился, бросаюсь к нему.
— И тебе хорошего дня, — сжимаю пальцами лацканы пиджака, целую в щеку, чем, естественно, удивляю его.
Елисеев несколько секунд смотрит мне в глаза, а потом, хмыкнув, уходит. Я же хватаю мобильник и бегу с ним на террасу, пока Денис не очухался и не вернулся.
Набираю номер, который выбит в памяти вечной татуировкой, дрожа и кусая губы, слушаю бесконечно длинные гудки.
Голос мамы звучит радостно и бодро, она вежливо здоровается, думая, что звонит Елисеев.
— Это я, мам! — говорю слишком эмоционально и, оглянувшись на дверь, сбавляю тон.
— Доченька? Как ты? Что-то случилось? Ты же вечером должна была…
— У меня мало времени, мам. Послушай меня. Всё, что ты знала до этого, — ложь. Елисеев чудовище, мам. Он нас с дочкой держит здесь насильно. Не верь ему, пожалуйста.
— Но… Мы же только вчера с тобой говорили, и всё было хорошо, — голос мамы недоверчивый, растерянный. Ещё бы. До этого момента она жила в счастливом неведении. Елисеев присылал наши «счастливые» лица на фотографиях, всячески обхаживал, отправляя от нас подарки. Мама так радовалась, что моя жизнь, наконец, наладилась, а тут я с такой жестокой правдой.
— Мама… Все эти месяцы я не могла тебе сказать, потому что говорю с тобой всегда при нём. Он постоянно рядом, следит за мной и запрещает выходить в сеть. Он чудовище, мама. Это он убил Самира… Отца моего ребёнка. А сегодня я слышала, как он говорил с кем-то о жене Самира. Мама, ты должна её предупредить. Ей угрожает опасность! Слышишь меня?
— Доченька, я ничего не понимаю! Ты меня пугаешь, милая! — она срывается на крик.
— Мамочка, родная, хорошая моя, — я попыталась смягчить свой голос и придать ему немного рассудительности. — За нас с Лизой не волнуйся. Он не причинит нам вреда. Мы сможем вырваться. Я жду удобного момента. А ты должна найти жену Самира Сабурова и предупредить её об опасности. Расскажи всем про Елисеева. Это он убийца! И сама будь осторожна! За тобой могут следить!
Мама что-то говорит мне в ответ, но я уже не слышу, потому что телефон буквально отдирают от моего уха. В ужасе поворачиваюсь и встречаюсь с гневным взглядом Дениса.
— Ай-яй-яй, — цокает языком, медленно надвигается на меня. — Ты так и не поумнела, да?
***
Я помню нашу с Самиром свадьбу. Помню так отчётливо, как будто это было вчера. Я была в белом платье от знаменитого кутюрье, а голову украшал ободок из живых цветов. Самир тогда взглянул на меня и сказал, что я самая красивая невеста на свете. А я смущалась, даже ещё немного побаивалась его. Это было ведь не так давно. А теперь… Теперь ничего из этого нет, а я выхожу замуж за абсолютно чужого человека.
— Ты потрясающе выглядишь, — Лазарев сжимает мою руку, пока мы под вспышками фотоаппаратов спускаемся по ступенькам ЗАГСа к машине. За нами следует вереница людей, которых вижу впервые. Это гости. Но кто они, я понятия не имею. Наверное, показуха, как и всё, что сейчас здесь происходит.
Хмурюсь, когда очередная вспышка ослепляет меня, а в лицо тычется микрофон. В этой суматохе я не слышу вопрос журналиста, но отчётливо различаю имя своего мужа. Не того, что сейчас ведёт меня под руку, а настоящего… Того, память которого я только что предала. И я мгновенно зверею:
— Кто позвал сюда этих журналюг? Везде носы свои суют!
— Я и позвал. Нам же нужен слушок? А кто разнесёт весть лучше, чем эти? Знаю, меня тоже раздражают. Пару секунд потерпи, пожалуйста.
Как же я всё это ненавижу! Как хочу, чтобы этот ужасный день поскорее закончился. Сил больше нет. Я не думала, что будет настолько тяжело. Я всё ещё люблю Самира. А сегодняшнее моё «да» уничтожило ту слабую веру, что всё ещё жила во мне. Будто в огне она горела, а я слышала её вопли. Обезумевшие крики маленькой девочки Насти, которая всё ещё верит, что тогда под ником «Аноним» был он, её возлюбленный. А я удавить её хочу. Чтобы не была такой наивной и глупой. Чтобы больше не позволяла нас мучить.
Облегчённо выдыхаю, когда мы оказываемся в машине, и дверь захлопывается прямо перед носом какого-то настырного «папарацци». Даже злорадство какое-то испытываю.
— Теперь я могу ехать в офис? У меня очень много дел накопилось. Все контракты зависли, производства стоят. Евгений Павлович обнаружил, что некоторые управляющие в гостиницах и ресторанах начали подворовывать. Почувствовали, что во главе никого нет, и расслабились. Пора уже им дать знать обо мне.
Лазарев одобрительно кивает, достаёт из внутреннего кармана пиджака наш контракт.
— Ты права. Начни с завтрашнего дня. Сегодня мы будем отмечать нашу свадьбу. Ресторан уже готов, нас ждут.
— Ох… Я совсем забыла про празднование. Скажи, без этого никак? Не можем пропустить эту часть? Мне как-то не хочется снова этот спектакль проигрывать, — смотрю на Захара умоляюще, но он непреклонен.
— Насть. Ты же понимаешь, что так нужно. Поверь мне, я бы и сам лучше занялся делами, чем это вот всё. Но нам нужно, чтобы люди поверили, понимаешь? Чтобы знали, что я за тебя порву, а не просто попугаю. Тебе нужна сила. Из нашего брака и будешь её черпать.
Да, он, как всегда, прав. Как бы сложно ни было, нужно улыбаться и играть. Я сама так решила.
***
— Мы нашли её, Самир Камалович! — дверь в кабинет распахивается, ударяется о стену. — Нашли, — выдыхает помощник.
Самир мог бы поклясться, что в этот момент ощутил покалывание в ногах. Даже вскочить захотелось.
— Ну? Где она?!
— Только вам не понравится то, что я скажу…
— Говори! — просипел, потому что глотку мгновенно сжали железные щупальца страха. Слишком часто он испытывает это чувство. Слишком часто для того, кто раньше вообще ничего не боялся.
— Я скажу. Только вы вначале пообещайте, что будете держать себя в руках?
Дёрнулся встать, схватился за край стола, а Карам бросился к нему.
— Говори, где Настя? Она жива? — впился пальцами в столешницу так, что та затрещала. Карам остановился в полуметре, судорожно вздохнул. Да что за вести там такие? — Говори!
— Она жива, Самир Камалович. Только…
— Карам, если ты продолжишь блеять, я снесу тебе голову, — прошипел, отталкивая проклятую коляску, и, оперевшись о стол, таки встал на ноги. Чувствительность в лодыжках переросла в боль, он стиснул челюсти. По виску потекла капля пота, а под рёбрами нещадно заныло, будто снова открылась рана.
— Анастасию нашли. Вернее, она сама объявилась. По всем каналам эта новость гремит. Самир Камалович, она замуж вышла. За Лазарева.
Сабур застыл, уставился в одну точку. Прямо в лоб помощнику, на что тот попятился. Даже такой искалеченный, Самир наводил на окружающих ужас. Наверное, что-то было в его глазах. Что-то, что заставляло бояться.
— Ты пошутил сейчас так неудачно? — прохрипел, делая первый шаг, продолжая держаться за стол. — Или ошибся? Ты скажи мне, Карам, я пойму, — предупреждающе, зло. Отпустил стол и шагнул уже без страховки.
— Нет, шеф. Не шучу. И не ошибся. Сегодня состоялась свадьба. Они… Празднуют сейчас в вашем ресторане. В «Фениксе». Банкет большой.
По мере того, как Карам говорил, внутри у Самира что-то выгорало. Тлело как уголь и чернело, превращаясь в пепел. Повернулся к столу, схватил пульт от телевизора и упал на стул, придвинутый помощником.
— Посмотрите, как счастлива невеста! Надо же! Кто бы мог подумать, что горе несчастной вдовы не продлится долго… — диктор говорил что-то ещё, но Сабур уже не слышал из-за звона в ушах. Он увидел её. Крупным планом. Счастливую невесту…
Она улыбалась и светилась. Длинные волнистые локоны сплетены в замысловатую причёску, белое платье… Настя позировала на камеры в обнимку с Захаром, а Самир схватился за стол, подался вперёд, всматриваясь в экран.
Он не верил своим глазам. Не хотел. Но её улыбка… Эта проклятая улыбка, которую он видел когда-то вблизи. Которую целовал и трогал пальцами. И взревел, швыряя в экран пульт. Стекло пошло мелкой сеткой, и изображение исчезло.
— Сукаааа! Сукаааа! — отшвыривая от себя бумаги, её снимки, которые распечатали для ищеек. Они разлетелись по паркету, превращаясь в разноцветный ковёр. И улыбка снова эта. Смотрит на него и улыбается… — Сукаааа…
— Самир Камалович, я принёс нехорошее известие, простите. Но вы должны знать ещё кое-что…
Нет, он не хотел больше ничего знать. Не сейчас, когда его от приступа отделяет несколько слов и ангельская улыбка на премилом лице красавицы.
— Не говори. Я не хочу этого слышать, — задыхаясь, хватая со стола стакан с выпивкой и осушая его одним глотком. — Уходи, Карам. Оставь меня.
— Я должен сказать, Самир Камалович.
Вздохнул, закинув руки за голову и закрыв глаза.
— Что ещё?
— Ваш ребёнок… Сын. Он…
Самир шумно вдохнул, задержал воздух в лёгких. Потому что уже знал, скоро дышать не сможет.
— Что с ним?
— Мы нашли и его. Вернее, больницу, где он родился. Он… Его нет, шеф. Родился… неживым.
Болезненный стон сорвался с губ, будто его под дых ударили. Будто в рану воткнули ржавый гвоздь и провернули несколько раз. Вцепившись в волосы, застыл. Хватая ртом воздух, захрипел от удушья, оттолкнул приблизившегося помощника.
— Что делать, Самир Камалович? Убить их?