— Насть? Ты снова ушла в себя? — Захар ставит передо мной бокал вина, себе наливает коньяк и садится напротив. Рядом вертится Амур, выпрашивает вкусняшку, и я даю ему кусочек мяса со своей тарелки. — Смотри, закормишь. Он у тебя и так как шарик качается.
В этом весь Захар. Он всё видит, всё замечает, всё анализирует. В точности, как делал Самир. И этим сильно подкупает. Теперь, когда Самира нет рядом, он единственный, чьё мнение меня беспокоит. Потому что Лазарев всегда оказывается прав.
— Не закормлю. Он и так на диете.
— А что насчёт тебя?
— А что, мне тоже нужна диета? — осматриваю себя, притворяясь дурочкой.
— Настя.
— Я не могу об этом не думать. Я ведь каждый день вспоминаю обо всём и гадаю, кто это сделал. Кто сотворил такое… Кто лишил меня всего. Я перебрала всех. Его друзей, знакомых, партнёров и подчинённых. Даже тебя… И не могла понять, кто убил Самира. А теперь я знаю имя этого подонка. Знаю, понимаешь? Как же мне не думать, Захар?
— Я же сказал, что во всём разберусь. Я займусь этим с завтрашнего дня. Всё проверю. Обещаю. Мудак ответит за всё то, что сделал, за то, что пытался, и за то, что только созревает у него в мыслях. Ты же знаешь, я держу своё слово, — награждает меня строгим, серьёзным взглядом.
— Знаю. Я знаю. Но бездействовать так сложно. Меня это огнём теперь будет жечь. И эта девушка… Светлана. Её мать говорила, она в плену. Об этом тоже всё разузнай.
— Хорошо, — Лазарев поднимает бокал, чокается с моим. — А теперь ешь. А то выглядишь, не как большой босс, а как малолетка какая-то.
Смеёмся. Пожалуй, Захар ещё и единственный, кто может заставить меня улыбнуться. И это тоже дорогого стоит. Но уже наступил вечер, а это священное для меня время. Время, когда мы с Амуром остаёмся вдвоём. Нам так хорошо, нам так нравится.
Поглядываю на настенные часы, потираю запотевший бокал и кусаю губы, не зная, как ему сказать… Но Захар сам всё понимает, допивает коньяк и поднимается.
— Ну что ж, время позднее. Мне пора. Ещё дел невпроворот. А ты отдыхай. Сегодня был трудный день. И завтра будет нелёгкий. Спокойной ночи, Настя, — не дождавшись моего ответа, направляется к двери, а мы с Амуром спешим за ним. Провожаем до двери, ждём, пока он накинет куртку.
— Спасибо, Захар, — говорю, уже когда он берётся за ручку двери. — За всё спасибо.
Он застывает боком ко мне, вижу, как губы растягиваются в улыбке.
— Пока не за что, Настя. Скажешь спасибо, когда твоя жизнь действительно наладится.
***
— Ну что, ты успокоилась? — он задаёт мне этот вопрос спустя три дня. До этого я была заперта в комнате с дочкой. Хорошо, хоть с ней не додумался разлучить. Мне всё же следует быть осторожнее.
— Успокоилась, — цежу, стиснув зубы.
— Отлично. А то я уже думал заказывать тебе палату, — закрываю глаза и внутренне вздрагиваю. Мне в психушку теперь никак нельзя. Я теперь в ответе не только за себя. Если этот ублюдок отберёт у меня дочку, тогда я точно сойду с ума. Он проходит по детскому ковру в своих начищенных до тошнотворного блеска туфлях, останавливается у люльки. — А она подросла. Красавица. Только не пойму, на кого похожа? На тебя? Или…
— На меня!
Не хочу, чтобы он приближался в ней. Только не к моей крошке. Она не должна в этом участвовать. У неё должно быть нормальное детство. Подальше от людей, а вернее, нелюдей, вроде Елисеева. Я должна сделать всё, чтобы поскорее избавиться от него. Но пока только получается загнать себя в ловушку. Ещё глубже в чащу. Кажется, меня с каждым днём всё сильнее опутывают его руки и душат, душат… Лишают сил. Я дёргаюсь, словно птица, попавшая в силки, и с каждым движением делаю себе только больнее. Душа рвётся в клочья.
— Не нервничай, — он всё-таки отходит от люльки, и я не сдерживаю облегчённый вздох. — Давай лучше пойдём на кухню, приготовишь нам завтрак. Заодно поговорим.
— Завтрак? — Обычно домом, в том числе и готовкой, занимается прислуга. Поэтому я удивляюсь, настороженно поглядываю на него.
— Да. А что такого? Ты же моя жена, забыла? — произносит с усмешкой и, резко выбросив руку, хватает меня за предплечье, притягивает к себе. Я судорожно дёргаюсь от испуга, но не подаю ни звука, чтобы не испугать Лизу. — Я отпустил прислугу. Ты опять начала совершать глупости, и я решил, что время, проведённое втроём, поможет. Нам просто нужно время, — повторяет так, словно убеждает в этом сам себя. Больной психопат.
— Хорошо. Что ты хочешь на завтрак?
— Тебя, — шепчет мне на ухо, и я отдёргиваю голову в сторону. — Ну или хотя бы яичницу.
Пока я стою у плиты, он прохаживается сзади и каждым шорохом нервирует меня. Хочется взять раскалённую сковороду и врезать этой мрази промеж глаз. Только я могу и не успеть.
— Света, я всё обдумал и пришёл к выводу. Что так продолжаться не может. Нам нужно что-то менять.
Теплом в животе всколыхивается надежда… А вдруг он решил меня отпустить? О, это было бы прекрасно. Слишком прекрасно, чтобы быть правдой.
— И что же ты хочешь изменить? — подаю голос, не отрываясь от помешивания.
Чувствую, как он приближается ко мне, по телу бегут отвратительные мурашки. Сглатываю. Только пусть не прикасается. Не хочу.
— С сегодняшнего дня мы будем жить как муж и жена, коими мы и являемся. Это значит, что ты будешь готовить мне завтраки, обеды и ужины. Будешь слушать меня во всём, будешь спать со мной. Хватит этих игр. Я слишком долго ждал. Сначала ты страдала, потом рожала, теперь опять чего-то выёживаешься. А я устал. Я положил много сил, чтобы добиться тебя. И я тебя хочу. Как свою женщину, как жену, как любовницу, в конце концов.
Кровь застывает в жилах, и я роняю лопаточку. Хватаюсь за панель и медленно выдыхаю. Я знала, что этот день наступит. Знала. И готовилась к нему, как к неизбежному. Но теперь понимаю, что совершенно не готова.
— Надеюсь, ты не будешь сопротивляться. Нам обоим это ни к чему. Мы ведь взрослые люди, — увещевает поучительным тоном, и я медленно поворачиваюсь к нему.
— Ну, если тебе нравится трахать брёвна, то — пожалуйста. Вот она я, — развожу руки в стороны и тут же получаю звонкую пощёчину.
— Я же предупреждал, — рычит, глядя, как я прижимаю ладонь к полыхающей щеке, и наступает, загоняя меня в угол. — Объясни мне, Света, зачем ты каждый раз доводишь до крайностей, мм? Что происходит в твоей голове, а? — стучит указательным пальцем по моей макушке и вжимает в стену, когда я упираюсь в неё спиной.
— Прости. Это всё нервы. Я тебя поняла, — произношу затравленно, и он шумно выдыхает через ноздри.
— Хорошо, что поняла. А то я устал с тобой возиться.
***
— Самир Камалович, я привёл его. Проходи.
За Карамом вошёл щуплый парнишка лет двадцати пяти от силы. В дырявых джинсах, заношенной куртке из кожзаменителя и очках с узкими линзами. Такой себе задрот. Самир нахмурился. И это он? Великий ум человечества? Серьёзно? Но Карам молча кивнул ему, подтверждая, что да, он.
По идее, этот сопляк гений. Может, маскируется? Кто же такого заподозрит?
— Проходи, Иван. Как дела?
Покусывая нижнюю губу, пацан осмотрелся вокруг, неловко сунул руки в карманы.
— Здрасьте… Дела, в принципе, были нормально с утра, а сейчас вот не уверен. Я чё, спалился, да?
Самир усмехнулся.
— Говорят, ты толковый хакер? Где учился?
— Ну, точно спалился, блин… — парень поджал губы, вздохнул. — Так и знал, что не надо было на ментовский сайт лезть. И чё теперь? Покалечите или посадите?
— Я задал тебе вопрос, — склонив голову, посмотрел на пацана исподлобья, а тот, струхнув, отступил назад, но Карам подтолкнул его в спину.
— Да нигде я не учился. Самоучка. Я ж и вреда никакого не приношу. Так, балуюсь…
— Ну не скажи, — Сабуров взял трость, поднялся и шагнул к нему. — Такое баловство может сильно тебе аукнуться, парень. Видишь, мы ведь смогли тебя отследить? И кто-то другой сможет.
Тот окинул взглядом его костюм, снова осмотрел кабинет.
— А вы это… Вы не менты, да?
— Нет. Не они, — указал тростью на стул напротив. — Садись, Иван. Меня зовут Самир Камалович, и я не имею никакого отношения к тем, кто там тебя хочет наказать. Напротив, хочу предложить работу. Ты столько не заработаешь, взламывая сайты мелких ипешников и госструктур. Кроме того, будешь заниматься этой хернёй и дальше — можешь нехило попасть. Рано или поздно ведь найдут. А я дам тебе крышу, деньги и хорошую аппаратуру. Безопасность гарантирую. Что скажешь?
Иван заметно осмелел, присел. Облизнув губы, задумался. Казалось, Самир слышит, как работают в его голове шестерёнки.
— А это противозаконно?
— Да. Но я уже сказал, тебе ничего не грозит. Всё, с чем ты будешь работать, принадлежит мне. Это такая игра. Тебе не стоит ломать над этим голову. Просто делай, что скажу.
— Ну… Если всё по-честному будет, и меня не кинете, то я с удовольствием.
Самир наполнил бокалы «Реми Мартином» и парень ошарашено уставился на бутылку.
— А это чё, настоящий? — округлил глаза. — Я такой себе только фотошопил. Ну, чтобы попонтоваться перед девчонками, — улыбнулся, но, не встретив ответной улыбки, сник.
— На, сам попробуй, — Сабур поставил перед ним бокал. — Если будешь работать на меня, понтоваться больше не придётся. Ты сможешь купить себе всё, включая девчонок.
Пацан пригубил коньяк, поморщился.
— Ну и гадость. Хоть и дорогая. А «Пепси» есть?
— Что ты знаешь о киберслежке, Иван? Занимался чем-нибудь подобным?
— Да собственно… Всё знаю. Кибербезопасность — величайшее заблуждение человечества, Самир Кама… Каламо…
— Камалович, — поправил его Карам, и парень подпрыгнул, оглядываясь на помощника. Видать, хорошо сопляка прессонул.
— Да. Я так за однокурсником следил. Все его карты, номера телефонов, переписки. В общем, всё было у меня в кармане. Он даже не понял, кто его обчистил, — и тут же спохватился: — А нечего было меня пучеглазым обзывать. До сих пор эта кликуха осталась.
Самир прошёлся по кабинету, стиснув зубы от боли. Остановился у стола и посмотрел на монитор ноутбука, где улыбалась она. Фотография со свадьбы. С их с Самиром свадьбы.
— Это нормально, Иван. Мстить тем, кто причинил тебе боль. Я тоже планирую это сделать. И ты, — указал на него тростью, — ты мне в этом поможешь.
***
Целую в макушку свой маленький, но самый дорогой в целом свете подарочек и с улыбкой вспоминаю те дни, когда мы с Самиром были вместе. Я знала, что он меня не любит. Он никогда не врал мне и всегда был предельно честен. Но любила я, и этого было достаточно. Я была готова ждать его вечно. Нет, я не мучилась и не страдала с ним. С ним невозможно страдать. Я жила, я была счастлива. Я дышала полной грудью. До того дня, когда он решил выкинуть меня из своей жизни. Это было больно. Так больно, что сердце будто в пепел обратилось. Я как птица Феникс сгорала каждый день и каждый день возрождалась, чтобы снова сгореть.
Теперь же я сгораю, чтобы возродиться из пепла. Наступаю себе на горло, запираю душу в стальную клетку, чтобы она не вырвалась и не вспыхнула от боли. Она кричит там и бьётся о прутья, разбиваясь в кровь, разлетаясь на ошмётки…
Да, я знала, что рано или поздно мне придётся переступить через себя и шагнуть дальше. Я понимала это и когда сходилась с Елисеевым. Но тогда я не знала, кто он. Я не знала, что он сделает с моей жизнью и во что превратит её. Теперь знаю. И это знание уничтожило всё, что могло к нему родиться в душе. Кроме ненависти не осталось ничего. Чёрной, жгучей ненависти, которая пробирает до костей и вспарывает вены. У меня только один выход. Один шанс.
Убить его. Уничтожить. Сотворить с ним то, что сотворил он с Самиром.
— Всё будет хорошо, моя девочка, — поглаживаю пальцем пухлую щечку Лизы, а она сладко причмокивает губками. — Мама вытащит нас отсюда. Я никому не позволю рушить нашу жизнь. Больше нет.
Укладываю крошку в кроватку и подхожу к зеркалу. Я не наряжалась с тех пор, как рассталась с Самиром. Кажется, это было так давно… Где-то в прошлой жизни. Последние месяцы я одевалась исключительно в спортивную одежду, джинсы, майки и толстовки. Косметика испортилась, а волосы отросли настолько, что достают до бедер.
Сейчас на мне красное приталенное платье, волосы собраны в высокую причёску, а на губах улыбка. Только не искренняя, не радостная. Злая и ледяная.
Слышу, как открывается дверь, Елисеев шагает в комнату.
— Уснула?
— Да… Я готова.
Он подходит сзади, кладёт руки мне талию и смотрит на наше отражение.
— Ты такая красивая, ангел. Я уже и забыл, какая ты бываешь охрененная, — он говорит правду. Я бываю, да. И буду впредь. Пойду на всё, лишь бы добиться свободы.
— Спасибо. Ну что, пойдём?