Глава 18
Военно-морской флот
Советский флот лавров за время войны не снискал. То состояние, в котором он завершал войну, более соответствовало проигравшей стороне.
За четыре года он безвозвратно потерял более 50% надводных боевых кораблей и 47% подводных лодок от имевшихся к началу войны и вступивших в строй в ходе ее (канонерок, тральщиков и катеров было потеряно значительно больше, чем имелось к началу войны). Это с учетом Тихоокеанского флота и Каспийской флотилии, фактически не воевавших. Флот утратил: 1 линкор, 2 крейсера, 3 лидера, 31 эсминец, 103 подводные лодки, 36 сторожевиков, 34 канонерские лодки, 7 заградителей, 97 тральщиков и 124 катера-тральщика, 137 торпедных катеров, 177 катеров-охот-ников, 5 гидрографических судов и другие единицы.
Практически все потери в корабельном составе ВМФ не восполнялись (за исключением катеров). Новые боевые корабли и подводные лодки в ходе войны в СССР не строили — осуществлялась лишь достройка корпусов, спущенных на воду до июня 1941 года. Во-первых, все крупные порты и верфи (кромедальневосточных) либо оказались в руках противника, либо подвергались постоянному огневому воздействию. Во-вторых, судостроительная промышленность испытывала огромный дефицит металла и комплектующих изделий.
Ни одну из боевых операций, предусмотренных довоенным планом «Гроза», осуществить не удалось. С первого дня войны этот план резко противоречил и реальной ситуации на ТВД, и фактическому уровню боеспособности флота. Возражения вроде того, что советскому ВМФ сложно было действовать в замкнутых бассейнах Балтийского и Черного морей, не принимаются. Он как раз и создавался для действий в прибрежных районах. К тому же на открытых просторах Северного Ледовитого океана действия советских моряков отличались еще меньшей активностью и результатами.
Главными «боевыми ролями» советского флота, сыгранными во время войны, оказались следующие.
Во-первых, он поставлял армии отряды моряков, воевавшие на суше.
Во-вторых, на Балтике и на Черном море некоторые корабли использовались в режиме плавучих батарей в системе сухопутной обороны.
В-третьих, боевые корабли и вспомогательные суда перевозили личный состав сухопутных войск, их вооружение и боеприпасы.
В-четвертых, он высаживал десанты тактического значения (при этом десантными судами служили боевые единицы, для такой роли не предназначенные, например катера-охотники, рыбацкие сейнеры и даже торпедные катера).
Во время войны активно действовали озерные и речные флотилии (Волжская, Днепровская, Дунайская, Ладожская, Онежская, Пинская, Чудская). Но называть их ФЛОТОМ затруднительно. К тому же они использовались преимущественно как транспортно-десантные формирования.
Собственно боевые действия против военно-морских сил противника осуществлялись эпизодически и с самыми минимальными результатами.
Балтийский флот
В послевоенных источниках упорно продвигается тезис о том, что немецкая авиация собиралась устроить 22 июня 1941 года нечто вроде Пирл-Харбора для доблестного Краснознаменного Балтийского флота (КБФ), но краснофлотцы, в отличие от лопухов-американцев, проспавших японцев, встретили «стервятников Геринга» как надо и сорвали коварный замысел врага. Не зря же они служили на «Краснозаменном»!
Однако это ложь. На рассвете 22 июня немецкая авиация занялась минными постановками в Финском и Рижском заливах. Никакого «Пирл-Харбора» 22 июня Люфтваффе не планировали, они начали рутинную работу по заваливанию коммуникационных линий большевиков минами, завершившуюся катастрофой 28—29 августа 1941 года, во время прорыва КБФ из Таллина в Кронштадт.
Утром 22 июня нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов отрапортовал Сталину о том, что атаки немцев на базы флота отбиты, а все выставленные мины выловлены. Менее чем через сутки, в 3.30 утра
23 июня, у острова Даго (Хиумаа) на одной из «выловленных мин» подорвался эсминец «Гневный». Взрыв оторвал ему нос и никакому ремонту корабль в боевых условиях уже не подлежал. Через час (в 4.20) на другой «выловленной мине» подорвался шедший в паре с «Гневным» крейсер «Максим Горький». Повреждения были столь серьезны, что крейсер едва дотащился кормой вперед до Кронштадта.
В тот же день были потеряны еще 7 боевых единиц. Подводную лодку М-78 торпедировала у Вентспилса немецкая субмарина U-144, а эсминец «Ленин», находившийся на капитальном ремонте в Либаве, и впридачу к нему пять подводных лодок (С-1, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола») были взорваны во избежание захвата противником. Еще одну лодку, М-83, экипаж взорвал в Либаве тремя сутками позже.
В Либаве были сожжены 11 тысяч тонн жидкого топлива, взорваны более 100 торпед, 2500 глубинных бомб, около 700 мин, 1440 параван-тралов—двадцатая часть всех запасов КБФ к началу войны.
24 июня субмарину С-3, вышедшую из Либавы в надводном положении, потопили немецкие торпедные катера, а следовавший в составе соединения тральщик Т-208 «Шкив» подорвался на мине и затонул в районе банки Глотова.
Тральные силы КБФ оказались совершенно не готовы ни к масштабным минным постановкам противника в районе Моон-зундских островов и в Финском заливе, ни к преподнесенным немцами сюрпризам. Так, немцы применили магнитные донные мины с прибором кратности, против которых у КБФ никаких средств не нашлось, кроме кустарных «минопрорывателей» (самоходные баржи, набитые деревом и пробкой, которые несколько раз прогоняли по подозрительным фарватерам). У обычных же якорных мин втрое немцы вплетали кусок цепи, и резак паравана, вместо то го чтобы отрезать трос и отводить мину, только подтягивал ее к борту.
Внезапное начало войны, поспешное отступление войск на берегу и многочисленные потери привели командование КБФ в состояние, подобное ступору: адмирал В.Ф. Трибуц и его штаб плохо представляли себе, что и как в подобной обстановке должны делать корабли, авиация, береговые части. А «шибко умные»
Н.Г. Кузнецов (нарком ВМФ) и его начальник штаба И.С. Исаков отмалчивались в Москве.
Скоро выяснилось, что субмарины, поспешно высланные в море на позиции, «нарезанные» согласно довоенным планам, только напрасно жгли солярку — противника в этих квадратах не оказалось. Пришлось отозвать их в Таллин, после чего командование не нашло ничего лучшего, как развернуть подводные лодки в мелководном Рижском заливе и на западных подходах к нему. Проку от этого не было никакого — караваны противника, следовавшие с сильным охранением, прижимались к берегу, где советские лодки из-за малых глубин достать их не могли. К 1 сентября все советские субмарины были отозваны в Кронштадт.
* * *
К тому времени были потеряны Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). Флот находился в Таллине, где его корабли действовали как плавучие батареи. В конце августа положение города стало безнадежным, а враг рвался к Ленинграду, поэтому Трибуц получил разрешение наркома флота Кузнецова (с санкции Сталина) на отход в Кронштадт и эвакуацию частей таллинского гарнизона. Были сформированы четыре конвоя из судов торгового и пассажирского флотов, под завязку забитые не только военными (порядка 30 тысяч человек), но и гражданским населением (преимущественно семьями «красных командиров» и эстонским «партийно-советским аппаратом»). Сколько было гражданских лиц на судах, уже никто никогда не узнает, поскольку учет отсутствовал, но предполагается, что не менее 18—20 тысяч человек.
28 августа начался этот переход, обернувшийся жуткой по масштабам трагедией, вряд ли имеющей аналоги в истории.
Не была проведена разведка минной обстановки на маршруте предстоящего перехода (за это отвечали начальник штаба КБФ адмирал Ю.А. Пантелеев и начальник штаба минной обороны контр-адмирал Ю.Ф. Ралль). Не располагая информацией о минных позициях, Трибуц проложил маршрут отрядов и конвоев кратчайшим путем — ближе к южному берегу Финского залива, хотя если бы корабли, выйдя из Таллина» уклонились к северному (финскому) берегу, все скорее всего обошлось бы. Атак...
К вечеру 28 августа караваны и боевые корабли вошли в сплошное минное поле. Суда один за другим начали подрываться. Серьезные потери понес отряд прикрытия адмирала Пантелеева, почти полностью (за исключением сторожевика «Буря») на минах погиб арьергард контр-адмирала Ралля. Повезло еще, что у немцев не оказалось под рукой бомбардировщиков — все «штуки» были задействованы в интересах наступавшей на Ленинград группы армий «Север».
И тут грубейшую ошибку допустил адмирал Трибуц: во избежание дальнейших подрывов он отдал приказ (в тот момент, когда большая часть судов уже почти преодолела минное поле) остановиться и стать на якорь до утра. Хотя всем было ясно, что на следующий день за корабли возьмутся самолеты противника!
С утра 29-го командующий КБФ на крейсере «Киров» с кораблями сопровождения припустил мелкой рысью к Кронштадту, по сути дела, бросив транспорты на произвол судьбы. Также поступили и другие крупные боевые корабли (правда, многие из них имели повреждения от подрывов). Все это привело к тому, что в течение суток немецкие бомбардировщики отправили на дно залива практически все транспорты 4 конвоев: до Кронштадта (если не считать боевых кораблей) добрались лишь пароходы «Сауле» и «Эверана», да еще через неделю туда притащили поврежденный бомбами и севший на мель «Казахстан» (остатки 4-го конвоя из нескольких буксиров и парусно-моторных шхун захватил и доставил в Финляндию отряд финских торпедных катеров).
Погибли 29 пароходов и 17 малых судов (шхуны, буксиры, шаланды, баржи), а всего — 46 единиц гражданского флота (по другим данным — даже 51 единица).
Погибли также 22 военных корабля (6 эсминцев, 2 подводные лодки, 3 сторожевика, 1 канонерка, 7 тральщиков, плавмастерс-кая, спасательное судно, гидрографическое судно) и 2 катера. Многие корабли и суда получили серьезные повреждения.
Как отмечал писатель Игорь Бунич, за полтора года гибельной войны с Японией Россия потеряла 69 боевых и вспомогательных кораблей, а всего за два августовских дня 1941-го адмирал Трибуц в Финском заливе умудрился потерятьтоли 68 единиц, то ли 73 единицы!
По подсчетам военно-морского историка В.Д. Доценко, на переходе из Таллина в Кронштадт погибли около 30 тысяч пассажиров и членов судовых экипажей, в том числе до 18 тысяч бойцов и командиров РККА.
Вот и поразмыслите, за что адмирал Трибуц был награжден орденом Нахимова первой степени?!
В сентябре штаб КБФ произвел новую нарезку позиций и с конца месяца начался второй выход подводных лодок в море. Однако и этот поход не дал результатов. В конце ноября, в связи с установлением в восточной части Финского залива ледового покрова, субмарины стали на прикол.
Немцы не.собирались давать балтийцам роздых после Таллина (тем более что крупные советские корабли командование задействовало для ведения огня по наступающим немецким войскам) и вскоре принялись «утюжить» гавань Кронштадта воздушными налетами.
21 сентября 1941 года пилоты III./StG2 потопили эсминец «Стерегущий» (Ганс-Ульрих Рудель), повредили эсминцы «Гордый» и «Грозящий». 23 сентября Рудель попаданием 1000-кг бомбы в носовую часть копуса потопил линкор «Марат». Кстати, 16 сентября он, вместе с командиром 7./StG2 Эрнстом Купфером, уже повредил этот корабль в районе ленинградского Морского канала. В результате детонации боезапаса башни главного калибра № 1 корабль разорвало на две части, погибли командир «Марата» П.К. Иванов, старпом B.C. Чуфистов и 324 члена экипажа.
В тот же день пилоты III./StG2 совершили еще несколько налетов на Кронштадт, в ходе которых получил повреждения крейсер «Киров», были потоплены лидер «Минск», подводная лодка М-74 и несколько малых судов. Правда, через год удалось поднятьлидер, затонувший на мелком месте, и отремонтировать.
В последующие дни налеты продолжались, несколько попаданий получил последний балтийский линкор — «Октябрьская революция». Поняв, что кронштадтская гавань может стать могилой для кораблей флота, командование перевело их в Ленинград, где они, действуя как плавбатареи, всю войну стояли на Неве, в районе моста лейтенанта Шмидта. Так закончился для флота 1941 год.
* * *
Откровенно говоря, меня смешат авторы, которые критикуют Балтийский флот за пассивность. Мол, у КБФ в войну действовала исключительно авиация, подводные лодки и торпедные
катера, а надводные корабли себя не оправдали. Ребята, а вы не заметили, что Балтийский флот был разгромлен? Кроме той самой авиации, торпедных катеров и подводных лодок, от него мало что, в общем-то, и осталось. Преувеличиваю? Боже упаси! Давайте загибать пальцы.
По состоянию на июнь 1941 года КБФ насчитывал 2 линкора, 2 крейсера, 2 лидера, 19 эсминцев и 65 подводных лодок. Из этой массы уже к концу 1941 года были потоплены 1 линкор, 1 лидер, 16 эсминцев и 27 подводныхлодок (до конца войны погибли 46 субмарин). Кроме того, многие корабли получили серьезные повреждения и выйти в море не могли. Например, крейсер «Максим Горький» с осени 1941 года находился в ремонте, а недостроенный крейсер «Петропавловск» был потоплен. Новыми кораблями флот не пополнялся (кроме тральщиков и катеров), от союзников до лета 1944 года он тоже ничего не получал.
К концу 1941 года от КБФ осталась одна мелкоплавающая «шелупонь». Поэтому, учитывая малый радиус действия торпедных катеров, разгром крупных надводных сил и пассивность авиации, именно подводным лодкам в 1942 году предстояло стать главной ударной силой флота.
Трибуц и его штаб наконец поняли, что главной целью лодок должны стать транспорты, идущие из Швеции в Германию (в принципе перед КБФ одна только эта задача и стояла, не считая огневой поддержки сухопутных войск).
Все наличные субмарины, в зависимости от степени боеготовности и уровня подготовки экипажей, разделили на три эшелона. В мае 1942 года в море вышел первый эшелон (на его счет записали 20 транспортов общим водоизмещением 150 тысяч тонн), в конце июля — второй (18 транспортов в 110 тысяч тонн) и в середине сентября — третий (20 транспортов в 150 тысяч тонн). Все указанные цифры реальности абсолютно не соответствуют. Послевоенные исследования показали, что «рыцари глубин» наврали с три короба, безбожно завысив данные о потопленных лодками судах. Раз этак в десять!
Сказать, что немцев переполошили действия балтийскихло-док? Этого не было. Вот свидетельство немецкого курсанта об обстановке на Балтике с 1941 по 1944 год: «Я не видел никаких признаков войны до сентября 1944 года».
Активность субмарин КБФ явилась легким (не более) раздражителем немецкого командования, побудившим его принять эффективные меры по предотвращению их действий в последующем.
Балтийские подводники действовали всего 6 месяцев — с июня по начало ноября, когда в Финском заливе снова встал лед. Тем не менее, после хаотических ходов 1941 -го, более продуманные операции 1942 года переполнили руководство флотом оптимизмом и на 1943 год вновь был запланирован выход лодок несколькими эшелонами. И снова была допущена классическая ошибка, типичная для русской военной школы — не учли встречных ходов противника. Враг ведь не глуп, он старается извлечь уроки из опыта прошлого года.
Весной 1943 года воздушная разведка КБФ донесла о появлении в районе острова Найссар противолодочных сетей, однако штаб флота серьезного значения этому сообщению не придал, скорее всего потому, что не представлял себе масштабов препятствия. В мае в Финский залив ушел первый эшелон субмарин.
7 мая 1943 года подводная лодка Щ-ЗОЗ И. Травкина вышла первой и вскоре на меридиане Найссар — Порккала-Удд обнаружила стальные сети в два ряда поперек всего залива — от финского до эстонского берега. При попытке пройти поверх этого рубежа лодку обнаруживали авиация и сторожевые катера и тут же атаковали ее глубинными бомбами. Почти месяц Травкин дежурил у «балтийского барьера», пытаясь прорваться, и несколько раз подвергался атакам немецких противолодочных сил. Обойти сети было невозможно, так же как и поднырнуть под них. Щ-303 вернулась в Кронштадт7 июня, однако повезло только Травкину.
Одна задругой, при попытке прорыва через сети, погибли Щ-408 (П. Кузьмин), Щ-406 (Е. Осипов), С-9 (А. Мыльников) и С-12 (А. Бащенко). Командование флотом, во избежание новых потерь, прекратило попытки форсирования противолодочного рубежа. Он оказался непроходимым для подводных лодок, наглухо заблокированным в Кронштадте и обреченным на бездействие. Выбраться из капкана удалось лишь в октябре 1944 года (когда Эстонию заняли советские войска, а Финляндия вышла из войны), через полтора года после обнаружения сетей у Найссара.
В ходе противостояния Травкина и противолодочных сил соединения «Восток» произошел любопытный случай. С этой гвардейской лодки сбежал и перешел (в данном случае — переплыл) к немцам трюмный матрос Борис Галкин. Поскольку в
1940 году он служил на Щ-301 (позже погибшей в Таллинском переходе) и участвовал в провокации против Эстонии в бухте Локса, а также в похищении дипломатической почты со сбитого пассажирского самолета Ju-52 («Калева»), то рассказал надопро-сах у немцев массу интересного.
Морская авиация в 1943-м выполнила всего 229 боевых вылетов, при этом атаки имели место только в 93 случаях, а результативность была и того меньше, 46 попаданий в цель (и то лишь по советским данным).
«С освобождением Прибалтики флот вырвался на оперативный простор». Как же! Крупные корабли даже не пытались выйти из устья Невы. К примеру, крейсер «Киров» выбрался на Большой Кронштадтский рейд только 17 октября 1945 года. И сразу подорвался на мине!
Между тем в период с осени 1944 по весну 1945 года КБФ предстояло решить новую задачу—воспрепятствовать попыткам немцев вывезти из Прибалтики войска и перебросить их в Германию.
«Подводныелодки, не переставая, топили врага, пытавшегося вырваться с Курляндского плацдарма» (Грищенко П.Д. На фарватерах Балтики. Веб. «Глубинный дозор». М., 1978, с. 112). Снова вранье — помешать немцам не удалось: за четыре месяца они перебросили морем свыше двух миллионов человек!
Оперативные группы во главе с «карманными линкорами» «Адмирал Шеер» и «Адмирал Лютцов» беспрепятственно обрушивали на наступавшие в Прибалтике и Восточной Пруссии советские войска тонны снарядов, а КБФ даже не пытался атаковать их своими кораблями. Исключение — нескольких авианалетов, в ходе которых ни в «Шеер», ни в «Лютцов» не удалось попасть ни разу. Особенно примечательны атаки 18 ноября 1944 года на «Шеер» в районе Моонзундских островов, когда не имевший авиационного прикрытия «карманный линкор» атаковали почти четыре десятка торпедоносцев и бомбардировщиков — и ни одного попадания!
Командование Балтфлотом опасалось, что за возможные неудачи с него могут снять шапку. Но, в таком случае, зачем он вообще нужен, такой флот?
В то же время бездействовавшие большую часть войны советские подводные лодки смогли кое-где пощипать противника. Однако никакого влияния на ход войны они не оказали, напротив — миссия оказалась провалена: перевозки из Швеции прерваны не были, эвакуация из Прибалтики тоже прошла беспрепятственно. Но кое-кому из командиров лодок «пофартило», хотя жертвами «деятельности» советских субмарин стали в основном гражданские лица, спешно покидавшие Восточную Пруссию.
* * *
Почему была раздута история с потоплением пассажирского парохода «Вильгельм Густлов»? Кто додумался назвать январскую трагедию 1945 года на Балтике «атакой века»?
Послевоенная шумиха была вызвана желанием скрыть провал советского подводного флота во Второй мировой войне. Чуть речь заходит о советских подводных лодках — тут же поминают «Густлова» и Маринеско или Лунина и «Тирпиц» — потому что больше вспомнить нечего.
«Это был цвет фашистского подводного флота—3700 человек, экипажи для 70—80 новейших подлодок, готовых к полной блокаде Англии» (100великих кораблекрушений. М., 1999, с. 422).
Когда в очередной раз читаешь подобную дурь, трудно понять — то ли сами авторы неадекватны, то ли они считают дураками читателей. Какой «цвет подводного флота Германии»? Да весь «цвет» к тому времени уже лежал на дне Атлантики!
Какая «блокада Англии» в феврале 1945-го, если английская армия уже стояла на Рейне?!
Львиную долю пассажиров лайнера составляли гражданские беженцы (8380 человек) — женщины и дети, а также группа служащих женской вспомогательной службы Люфтваффе (те же гражданские лица, мобилизованные из-за крайней нехватки людей) — около 620 человек. 918 человек составляли курсанты училища подводного плавания. Раненых солдат и офицеров было только 162 человека. Экипаж парохода насчитывал 173 моряка. Всего на борту находилось свыше 10.253 человек. Из них удалось спасти немногим более тысячи.
Подводной лодкой С-13 командовал Александр Маринеско. До войны, командуя М-96, за отличные торпедные стрельбы нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов наградил его именными часами.
Изучение биографии этого офицера показывает, что был он человеком гусарского склада, существовал, так сказать, в трех измерениях: бабы — водка — подводная лодка. В углах этого треугольника командир С-13 и провел практически всю войну. В боевой поход он выходил всего лишь раз в 1942 году (на малютке), якобы потопил два судна (одно из них артогнем). При этом ни в одном источнике не удается получить точную справку о том, что же это были за суда и были ли они вообще. По свидетельству людей, знавших капитана С-13 лично, Маринеско уже после войны рассказывал, что накануне «Густлова» был готов атаковать фашистских гадов, напавших на его Родину, где бы он их ни встретил, так как ранее ему это не удавалось. А посему, после двух лет бездействия, командира С-13 переполняло жгучее желание пополнить свой боевой счет. Еще больше это жгучее желание подстегивал тот факт, что на берегу к капитану субмарины имели вопросы «особисты» за участие в коллективных пьянках и посещении финских бардаков.
Не было у «Густлова» сильного охранения (вся охрана состояла из миноносца «Лёве», у которого из-за обледенения антенны не функционировал гидролокатор). Крейсер «Адмирал Хиппер» и эсминец «Карл Гапьстер» подошли уже после атаки, а лайнер шел освещенным.
Маринеско всплыл в надводное положение потому, что в подводном у него не было ни единого шанса «достать» цель. С-13 беспрепятственно приблизилась к цели с левого борта. Четыре торпеды в носовых торпедных аппаратах были установлены на трехметровую глубину. Расстояние до цели составляло менее 600 метров.
Вопреки рапорту Маринеско, С-13 вовсе не ушла из района, а еще почти целый час торчала на месте гибели лайнера. Капитан направил субмарину в подводном положении в самую гущу спасательной операции, полагая, что там он легко оторвется от конвойных судов. И просчитался. Один из кораблей (эсминец Z-34), ведущих спасение, обнаружил «эхо» С-13 и взял на нее пеленг. Позиция была очень удобной для атаки, но... перед командиром эсминца стояла дилемма — атаковать лодку или спасать людей с «Густлова»? Он не колебался — проигнорировав лодку, корабль застопорил ход и приступил к спасению людей.
Но Маринеско и не думал уходить. Ему, видимо, очень хотелось отправить на дно еще что-нибудь. Стоявший без хода эсминец привлек его внимание и стал объектом следующей атаки.
«Очевидно, судно недолго будет оставаться на плаву. Я погружаюсь на глубину 24 метра и ухожу в море. Я не смог выпустить вторую торпеду в эту толпу живых людей, пытающихся спастись».
Это запись в судовом журнале подводной лодки U-20, сделанная в 15.25 днем 7 мая 1915 года ее командиром капитан-лейтенантом Вальтером Швигером. Потопленным судном был лайнер «Лузитания».
Швигер (которого позже американские и британские власти обвиняли в «преднамеренном убийстве» и военном преступлении) не смог пустить вторую торпеду в гущу спасающегося народа. А вот Александр Маринеско не постеснялся, несмотря на то что прекрасно видел («Густлов» в момент гибели был ярко освещен) , что творится в море. Немецкий миноносец стоял без хода в гуще барахтающихся в холодной воде людей, и попади торпеда С-13 в него, одному Богу ведомо, сколько еще народу унес бы с собой взрыв.
Но отличникдовоенной стрельбы промазал по неподвижной цели (очевидно, не принял в расчет малую осадку корабля и установил глубину хбда торпеды большую, нежели требовалось).
Специально отмечу, что вины в произошедшем на лайнере «Вильгельм Густлов» на Маринеско нет и быть не может — он не мог знать, какую массу гражданских лиц перевозит лайнер (подозреваю, правда, что если бы и знал, все равно произвел бы атаку), да и в любом случае никакого нарушения законов морской войны не произошло — с юридической точки зрения. Но этот второй выстрел в гущу спасающихся пассажиров красноречиво характеризует Александра Маринеско как человека.
Подошедшие сторожевики отогнали лодку и С-13, решив не испытывать больше судьбу, ушла из этого района.
После войны, на основании «утки», распространенной шведскими газетами «Афтонбладет» (от 2 февраля 1945 года) и «Турун Саномат» (от 19 и 20 февраля) о «3700 обученных специалистах-подводниках», которых якобы перевозил лайнер (там еще говорилось, что после попадания торпед корабль «повалился на борт и утонул через 5 минут», хотя на самом деле «Густлов» тонул около часа), советские сказочники в погонах сотворили легенду о «личном враге Германии», приговоренном заочно к расстрелу (такой «текст» якобы содержало экстренное сообщение берлинского радио). В действительности о гибели лайнера в Германии стало известно только после войны, тем более не существовало в природе никаких сообщений о «личном враге рейха».
После войны на лайнере побывали советские водолазы, причем не один раз (хотя советская сторона этого официально не признавала). Полякам, в чьих территориальных водах лежал затонувший корабль, советские власти вплоть до 1957 года запрещали осуществлять какие-либо водолазные операции на нем. Когда же такое разрешение было получено и на «Густлов» отправилась первая экспедиция, выяснились кое-какие странности.
Лайнер лежал на глубине 50 метров на левом борту, однако вся его центральная часть была сильно разрушена (фактически уцелели лишь нос и корма), но это не являлось последствием попаданий торпед — корабль взрывали советские водолазы, чтобы получить доступ к внутренним помещениям судна. Что они искали на «Густлове» — неизвестно, но я предполагаю, что оборудование и материалы, связанные с ракетной программой рейха. 6 Кремле достаточно логично посчитали, что спешно эвакуированное судно таких размеров вполне могло иметь на своем борту что-нибудь из технологии «чудо-оружия».
А Маринеско через 10 дней снова повезло. 9 февраля в 22.30 было обнаружено большое судно (по одним данным — его «засекла» гидроакустическая станция, по другим — капитан С-13 сам увидел в море кратковременную вспышку огня). В 0 часов 52 минуты 10 февраля последовала атака, и после попадания двух торпед неизвестное судно, перевернувшись на левый борт, затонуло.
«Только после войны стало известно, что... Маринеско потопил вспомогательный крейсер «Генерал Штойбен» водоизмещением в 15.000 тонн. Нанем погибла значительная часть танковой дивизии, спешившей с Курляндского плацдарма на защиту Берлина» (Грищенко П.Д. На фарватерах Балтики/Глубинный дозор. М., 1978, с. 111).
Этой «танковой дивизией», якобы потопленной С-13 на «Штойбене», равно как и «суперподводниками» с «Густлова», российские СМИ и сегодня «полощут» мозги легковерным читателям. В газете «Аргументы и факты» не так давно «договорились» до того, что утопили на лайнере всех (!) подводников рейха.
«Генерал Штойбен» (пассажирское судно грузоподъемностью 14.460 тонн) было специально переделано для перевозки раненых солдат<sup>17</sup>.
К настоящему времени установлено, что в ту роковую ночь на пароходе находились 4267 человек. В том числе: экипаж судна — 221 человек, раненые — 2800 человек, медсестры — 12 человек, беженцы (в основном женщины и дети) — 1134 человека, солдаты — 100 человек. Вот этих почти 4 тысячи раненых, женщин и детей коммунисты и их идейные наследники по сей день называют «танковой частью, спешащей с Курляндского плацдарма на защиту Берлина». Двум судам сопровождения удалось спасти 659 человек, остальные 3608 погибли.
17 апреля 1945 года произошла третья по счету массовая гибель людей в море. Подводная лодка Л-3 (командир В. Коновалов) потопила грузопассажирское судно «Гойя». По одной версии советских сказочников, он в это время вывозил из Курляндии «целую эсэсовскую дивизию со всем вооружением». По другой версии — не дивизию, а только 5300 солдат и офицеров<sup>18</sup>. На самом деле и этот транспорт перевозил раненых и беженцев. В последний рейс корабль взял порядка 7000 человек (точное число неизвестно — после 6000 подсчет был прекращен), в основном из числа беженцев, скопившихся на хельской косе.
«Гойя», успевший к тому времени эвакуировать в ряде рейсов несколько тысяч беженцев и раненых солдат, был быстроходным судном (поэтому обычно плавал без охранения), но имел одну чрезвычайно опасную «особенность» — на нем отсутствовали водонепроницаемые переборки. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после попадания торпеды корабль моментально пошел на дно, а из 7 тысяч человек спаслась всего сотня с небольшим.
Итак, 3 гражданских судна и около 20 тысяч человек, погибших вместе с ними!
Все эти душераздирающие истории не затеняют главного вопроса — почему жертвами советских подводных лодок стали перевозчики беженцев и раненых, а конвои с войсками пересекли позиции советских субмарин и каким-то неведомым образом остались незамеченными? Это же дико — всего за несколько месяцев немцы абсолютно беспрепятственно перевезли из Прибалтики аж два миллиона человек, а их якобы никто не видел! Как раз в те дни перевозки немцев из портов Прибалтики и Польши были наиболее интенсивными, а советские подводники докладывали, что ничего не обнаружили.
Маринеско, прежде чем обнаружил «Густлов», находился в районе Хельского маяка две недели, однако, по его словам, кроме кораблей ПЛО, ничего не видел. Это в районе Хельской косы он не обнаружил цель? Да там вплоть до апреля месяца было настоящее столпотворение транспортов.
За исключением двух выдумщиков — капитанов 3-го ранга С. Богорада (командир Щ-310) и М. Калинина (командир Щ-307), рассказавших о великом множестве славных подвигов в районе Виндавы (Вентспилса), все остальные экипажи «январ-ско- февральского» эшелона подводных лодок противника почему-то обнаруживали редко.
И я понял, что советские подводники попросту скрывали правду. Об этом недвусмысленно говорят обстоятельства успехов Маринеско и Коновалова. «Густлов» по приказу капитана Фридриха Педерсена шел с включенными огнями, без противолодочного зигзага, да всего лишь на 12 узлах— в тот момент на большее он не был способен. Серьезное охранение судна отсутствовало, что и позволило стрелять по нему с пистолетной дистанции. «Штойбен» же и «Гойя» вообще не имели никакого охранения.
Вывод очевиден — советские подводники атаковали только легкие цели, предпочитая не связываться с хорошо охраняемыми войсковыми конвоями. Транспорты с войсками советские капитаны видели, но не атаковали, а если и осмеливались на атаку, то торпеды пускали издалека, наобум лазаря, во избежание контратак эскорта. Потому войска противника беспрепятственно прошли в Германию, что впоследствии стоило жизни не одному советскому солдату.
«В числе погибших кораблей от наших подводных лодок, торпедных катеров и авиации немецкий адмирал Ф. Руге в своей книге «Война на море 1939—1945 гг.» указывает: тяжелые крейсеры «Лютцов», «Хиппер», «Шеер», легкий крейсер «Эмден», линкоры «Шлезвиг-Гольштейн» и «Шлезиен», миноносцы Т-3, Т-5, Т-10, Т-34 и Т-36, кроме того, были выведены из строя легкий крейсер «Кельн» и эскадренный миноносец Z-34. Свой рассказ о гибели фашистского надводного флота адмирал
Руге заканчивает словами: «В момент окончания войны для действий на море оставались пригодны только «Принц Ойген» и «Нюрнберг». Эти признания убедительно говорят о том, что наш Краснознаменный Балтийский флот успешно решал стоявшие перед ним задачи в войне с гитлеровской Германией» (Грищенко П.Д. На фарватерах Балтики. Веб. «Глубинный дозор». М., 1978, с. 112)
Здесь Грищенко лжет совершенно открыто — в расчете на дураков: Руге в своей книге указывает названные выше суда как погибшие или поврежденные на Балтике, только вот советский флот и авиация имели к этому весьма малое отношение.
Так, тяжелый крейсер «Лютцов» в середине апреля 1945 года от близких разрывов бомб британских «Ланкастеров» сел на грунт в районе Свинемюнде, но продолжал обстрел подходящих советских войск до 3 мая, после чего был взорван своей командой.
«Адмирал Хиппер» 9 апреля 1945 года тяжело повредили английские бомбардировщики в сухом доке Киля. 2 мая он тоже был взорван своим экипажем.
«Адм ирал Шеер» был потоплен в тот же день — 9 апреля 1945 года (в 22.05) в Киле серией из пяти бомб с британских бомбардировщиков (его забетонированный корпус служит сейчас фундаментом, на котором располагается портовая автостоянка).
Легкий крейсер «Эмден» пострадал в Киле во время налета британской авиации в ночь с 13 на 14 апреля 1945 года, после чего 3 мая взорван своей командой (любопытно, что этот самый «Эмден» советское командование «зачло» Маринеско — вместо «Штойбена». Дело в том, что капитан С-13 доложил, что 9 февраля потопил крейсер противника типа «Эмден», а не грузопассажирское судно).
Старые броненосцы «Шлезвиг-Гольштейн» и «Шлезиен» вообще не были потоплены: первый, будучи поврежден авианалетами союзников, экипаж в январе 1945 года бросил в Гдыне; второй взорван в Свинемюнде 4 мая 1945 года, уже после фактической капитуляции Германии.
Миноносцы Т-3 и Т-5 действительно на счету КБФ: 13 марта 1945 года они подорвались на минах (выставленных Л-21 капитана 2-го ранга С.С. Могилевского) у полуострова Хель.
МиноносецТ-10 потопила союзная авиация в гавани Готен-хафен (Гдыня) 18 декабря 1944 года.
Миноносец Т-34 подорвался на минах во время учебных стрельб у мыса Аркона 20 ноября 1944 года. Долгое время совете-кая пропаганда врала, что мины эти выставила JI-3, однако координаты постановок и гибели корабля не совпадают. Позже выяснилось, что мины (одной банкой из 20 единиц с интервалом в 185 метров и углублением 3 метра) выставили британские самолеты.
МиноносецТ-36 3 мая 1945 года был поврежден подрывом на английской мине. На следующий день, двигаясь малым ходом в слабом охранении, он подвергся атаке шести Ил-2 из состава 7-го гвардейского штурмового авиаполка ВВС КБФ и, получив три прямых бомбовых попадания, затонул севернее острова Узедом.
Легкий крейсер «Кёльн» находился в Вильгельмсхафене, когда 30 марта 1945 года американская авиация повредила сухой док, где находился корабль. Крейсер погрузился на дно дока, но его зенитная артиллерия продолжала действовать до конца войны.
Что касается повреждения эсминца Z-34, тут история довольно любопытная.
15 апреля 1945 года самолеты КБФ донесли о скоплении транспортов противника в районе косы Хель (тех самых транспортов, которых в упор не видел Маринеско). В Данцигскуюбухту были направлены два торпедных катера (почему-то всего два, а не 12 или 22) под общим командованием П.П. Ефименко. Эти катера вечером 16 апреля прибыли в указанный район, где выяснилось, что пилоты не соврали и на мелководье, у самой оконечности косы, под прикрытием береговых батарей располагается группа войсковых транспортов. Только вот беда — транспорты, помимо сухопутной артиллерии, прикрывали с моря конвойные суда, располагавшиеся в две линии: в первой — сторожевики и катера, во второй — миноносцы. Попытка прорваться к транспортам успеха не имела и торпедные катера, выпустив торпеды по первым попавшимся целям, пустились наутек, преследуемые огнем противника. Уже после капитуляции Германии выяснилось, что одна из торпед угодила в новейший немецкий эсминец Z-34 водоизмещением 2500 тонн и нанесла ему серьезные повреждения. Советских пропагандистов хлебом не корми: неудачная атака вражеских транспортов тут же превратилась в «охоту на Z-34» со счастливым концом.
Короче говоря, Балтийский флот не выполнил в ходе войны ни одной из стоявших перед ним задач (за исключением разве что огневой поддержки сухопутных войск и посылки экипажей на фронт в качестве морской пехоты) и фактически провалил все кампании. Таков беспристрастный итог.
Черноморский флот
22 июня 1941 года он тоже не подвергся авианалету. Противник сбрасывал с самолетов мины.
В первые же дни выявилась разница между довоенными умствованиями кремлевских стратегов и реальным уровнем подготовки ЧФ и его ВВС, брошенных на бомбардировку румынских портов, но не добившихся ничего, кроме потерь.
По плану «Гроза», главной задачей флота являлась блокада Босфора от проникновения итальянского флота в Черное море, а также блокада румынского побережья и десантные операции на нем. От десантных операций, в связи с неблагоприятным развитием ситуации на фронтах, пришлось отказаться. Что же до блокадных действий, то обнаружилось, что, во-первых, в условиях активного противодействия врага (пусть уступающего на море и в воздухе по всем статьям) командование флота не шибко рвется к чужим берегам. А во-вторых, стало понятно, что осуществлять блокадные операции на относительно удаленном участке внутреннего морского бассейна советские моряки и их командиры просто не умеют. В результате все громо- и молниеподобные операции (на бумаге) плана «Гроза» вылились в пару-тройку несуразных набеговых акций на Констанцу и серию авианалетов, во время которых авиация и флот понесли напрасные потери, не причинив врагу никакого вреда.
Попытка прервать коммуникации врага вдоль румынского побережья подводными лодками провалилась. Во-первых, опасаясь атак Черноморского флота, румыны снизили свои морские перевозки, остальные маршруты проложили по мелководью, под прикрытием минных заграждений. Во-вторых, штаб адмирала Ф.С. Октябрьского не смог определить приемлемые районы патрулирования для своих субмарин, и они большей частью действовали впустую.
Единственным значимым успехом в 1941 году стало потопление 29 сентября (на четвертом месяце войны) подводной лодкой Щ-211 итальянского танкера «Суперга» (6154 брт). Да еще 5 ноября 1941 года на трассе Констанца — Сулина подводная лодка Щ-214 капитан-лейтенанта В. Власова потопила другой итальянский танкер «Торчелло» (3336 брт), после чего Италия до мая 1942 года перестала посылать свои наливные суда для перевозки румынской нефти через Босфор.
При этом малоэффективные действия подводных лодок сопровождались большими потерями. За октябрь — ноябрь 1941 года погибли 6 подводных лодок.
Следует отметить, что с самого начала Черноморский флот оказался в невыгодном положении: крупной эскадры противника в акватории не наблюдалось, считанные румынские военные корабли от родных берегов удаляться не спешили. Что до грузовых перевозок, то с началом боевых действий румыны стали возить грузы на малых транспортах и моторных шхунах, посему потопленные транспорты своим водоизмещением редко превышали тысячу тонн, да и уничтожено их было очень мало. Так, за весь 1943 год было потоплено менее десяти пароходов, не считая нескольких шхун и барж.
Тем не менее именно в том году подводному флоту ЧФ удалось потопить самое большое судно румын на Черном море — транспорт «Сучава» (6876 брт). Капитан 3-го ранга Б. Алексеев в ночь на 20 апреля на С-33 обнаружил конвой на подходе к Констанце. Субмарине удалось сблизиться с конвоем до 12 кабельтовых (2,2 км). Она подошла в надводном положении, и шум ее дизелей слился с шумом «купцов», а транспорты хорошо «подсвечивал» лунный свет. С-33 произвела всего одну атаку (трехторпедным залпом), оказавшуюся удачной. Собственно, «Сучава», «Суперга» и «Торчелло» — вот и все достижения черноморских подводников за всю войну.
Тем активнее должны были действовать крупные надводные корабли флота. Однако их операции свелись, как и на Балтике, к огневой поддержке сухопутных армий. Но против врага, у которого флота на море практически не было, стратегия «ударь и беги» выглядела смехотворно.
Вообще, Вторая мировая война открыла глаза на то, что командование ВМФ СССР в своих замыслах и стратегических выкладках отстало от реальности лет этак на пятнадцать. Ограниченные акватории Балтийского и Черного морей для крупных кораблей оказались тесными и гибельными из-за воздействия вражеской авиации. Стало ясно, что в жарком споре о том, какой флот нужен РСФСР, произошедшем весной 1923 года между военным летчиком К. Вейгелиным и преподавателем морской академии Г. Пеллем, прав оказался пилот.
У СССР вообще все было шиворот-навыворот: океанские флоты (Тихий океан, Арктика) оказались недопустимо слабыми, а флоты внутренних морей — избыточно сильными. Но дело в том, что по плану «Гроза» крупные наступательные акции намечались в бассейнах Балтийского и Черного морей — вот сюда и собрали все линкоры и крейсеры.
Отличились черноморцы лишь на суше, да еще при высадке нескольких тактических десантов. Тем не менее официальные труды по истории черноморских и балтийскихдесантов представляют собой бесполезную макулатуру. Там нечего анализировать, поскольку эти десанты высаживались в условиях полного отсутствия вражеского флота на море (японцы таких десантов в Китае еще в 30-е годы высадили десятки), вражеской авиации (в большинстве случаев занятой поддержкой войск на главных фронтах), а также противодесантной обороны в зонах высадки (там, где такая оборона присутствовала, десанты провалились). А посему зачастую десант высаживался с борта корабля прямо на портовый мол — вот и вся тактика.
В то же время при эвакуациях, когда авиация и сухопутные войска противника с артиллерией присутствовали, дело заканчивалось в лучшем случае провалом (как на Моонзундских островах осенью 1941 года), в худшем — полной катастрофой (какТал-линский переход или бегство советских войск из Крыма в мае 1942-го).
Причина всех этих бед была стара, как и сам русский флот, — слабо подготовленный в оперативном отношении старший офицерский корпус, тактически слабо подготовленный средний командный состав, слабая выучка экипажей, а все вместе — слабый флот.
22 сентября 1942 года был высажен десант в районе Григорь-евки, по одним данным — яобы для того, чтобы облегчить положение осажденной Одессы, по другим — для уничтожения батарей немецких дальнобойных орудий, обстреливавших город. Для «захвата орудий» из Новороссийска пригнали целую дивизию (157-ю стрелковую), которая 22 сентября перешла в наступление вместе с дивизией Приморской армии и высаженным с моря 3-м полком морской пехоты, атакже воздушным десантом. Командовал операцией контр-адмирал С.Г. Горшков (командир бригады крейсеров ЧФ), а сутками ранее в районе предстоящей операции «тусовался» главный тактик флота — командующий эскадрой контр-адмирал JI.A. Владимирский со всеми документами по предстоящей акции.
Все официальные объяснения — послевоенные басни. Десанту Г ригорьевки высаживался в целях содействия удару правого фланга Отдельной Приморской армии — планировался раз-громвсего левого фланга 4-й румынской армии генерала
H. Чуперки, что позволило бы отбросить фронт от Одессы километров на 20—25. Совершеннейшая утопия, но кое-кто «наверху» в возможность подобного исхода свято верил.
Операция едва не сорвалась, еще не начавшись. Руководитель «мероприятия» Владимирский зачем-то вышел в район намечавшейся высадки на старом эсминце «Фрунзе» без всякого прикрытия. Вместе с ним находился заместитель начальника штаба Одесского оборонительного района капитан 1 -го ранга С.И. Иванов, а эсминцем командовал заменивший раненого капитан-лейте-нанта П.А. Бобровникова командир лидера «Ташкент» В.Н. Еро-шенко.
Утром 21 сентября (именно на тот день была запланирована высадка десанта) «Фрунзе» в районе Тендровской косы обнаружил тонущую канонерку «Красная Армения» (часом ранее ее атаковало звено «штук» из состава I./StG 77 гауптмана Хельмута Брука). Попытавшийся оказать помощь канонерке эсминец через несколько минут сам стал объектом атаки трех звеньев все той же
I./StG 77. Получив два прямых попадания (в корму и полубак), «Фрунзе» вышел из строя, а в три часа дня последовал новый налет, в котором эсминец получил еще одно попадание 250-кг бомбы в полубак. Экипаж корабля перешел на подошедший буксир СП-8, а эсминец затонул в районе Тендровского маяка и вместе с ним — вся документация по предстоящей высадке десанта. Погиб капитан 1-го ранга С.И. Иванов, был ранен В.Н. Ерошенко.
На этом злоключения команды «Фрунзе» и адмирала Владимирского не закончились. В 16.00 «штуки» все той же I./StG 77 атаковали и потопили СП-8. Буксир сел на фунт неподалеку от берега и его палуба осталась над водой. Часть команды погибла при попытке доплыть до берега («юнкерсы» расстреляли их в воде из пулеметов). Владимирский получил ранение и был доставлен на борт крейсера «Красный Кавказ» уже во время высадки десанта.
Из-за бесчинствующей вражеской авиации («соколы» ВВС ЧФ в район Григорьевки носу не казали) контр-адмирал С.Г. Горшков (которому было передано командование операцией ввиду отсутствия JI.А. Владимирского) задержал в Одессе выход кораблей с десантом до наступления спасительной темноты.
Несмотря на первоначальный успех высадки, разгромить армию Чуперки не удалось, а выход немцев на подступы к Крыму (которые «талантливо» оборонял Родион Малиновский) вынудил Ставку ВГК сдать Одессу и перебросить Приморскую армию в Севастополь.
До сих пор Черноморскому флоту удавалось избегать серьезных потерь в надводных кораблях. Нос конца 1941-гоположение изменилось. В ноябре Ставка ВГК втянулась в глупейшую эпопею в Крыму. Вместо того чтобы эвакуировать оттуда войска и перебросить их в район Ростова, а флот быстро отвести в кавказские порты, Сталин повелел:
«Севастополь не сдавать ни в коем случае. Главной задачей Черноморского флота считать активную оборону Севастополя и Керченского полуострова всеми силами».
Но зачем? С выходом войск Манштейна к Севастополю он как база флота уже перестал существовать, поскольку подвергался непрерывному огневому воздействию противника. «Сковывали 8 месяцев крупные силы противника на южном крыле фронта»? Но давайте разберемся. В Крыму 11-й полевой армии Э. Манштейна, усиленной румынскими частями (так, керченская группировка противника состояла из частей 46-й пехотной дивизии 11-й армии, 8-й румынской кавбригады, двух танковых батальонов, двух полков полевой артиллерии и пяти зенитных артдивизионов, то есть всего порядка двух дивизий), противостояли: а) 25-тысячный гарнизон Севастополя; б) 20-тысячная Приморская армия; в) 20-тысячная 51-я армия; г) весь Черноморский флот и его авиация ;д) подкрепления с «материка», постоянно перебрасывавшиеся в Крым. Отсюда возникает вопрос — это кто кого сковывал?
Черноморский флот, вместо постоянного курсирования под огнем береговой артиллерии, под атаками авиации и катеров противника, мог бы активно действовать на румынских коммуникациях. Когда в декабре 1941 -го Закавказский фронт проводил Кер-ченско-Феодосийскую десантную операцию, силы и средства десанта нечем было даже прикрыть. Так, в 20-х числах декабря крейсеры «Красный Кавказ», «Красный Крым» и «Коминтерн», эсминцы «Бодрый», «Незаможник», «Смышленый», «Способный», «Шаумян» и «Железняков», лидер «Харьков», транспорты «Абхазия», «Белосток», «Георгий Димитров», «Жан Жорес», «Калинин», «Красногвардеец», «Курск», «Серов» и «Фабрициус» на-холились в Севастополе (поддерживали войска огнем артиллерии, доставляли боеприпасы, продовольствие, пополнение и т.д.). Все это прйвело к большим потерям в десантных частях. Безвозвратные потери составили 32.453 человека (39,3% от имевшихся к началу операции) и еще 9482 человека — санитарные. Среднесуточно — 4659 человек!
Постоянное пребывание кораблей в сфере действия вражеской авиации привело к потерям в корабельном составе. Если к концу 1941 года из крупных кораблей был потоплен (не считая гибели 26 июня в набеговой операции на Констанцу лидера «Москва» и 1 июля эсминца «Быстрый» в гавани Севастополя) только крейсер «Червона Украина» (от попадания нескольких авиабомб), то за четыре месяца 1942 года были потеряны лидер («Ташкент») и 7 (!) эсминцев из 13 имевшихся к тому времени («Бдительный», «Безупречный», «Дзержинский», «Свободный», «Смышленый», «Способный», «Шаумян»). Добавьте сюда 13 потерянных в течение 1942 года подводных лодок (при том, что их всего к началу войны было 47).
Но вовсе не утрата крупных кораблей определяла картину тяжелейшего для флота года. Наибольшие потери несли суда, ни в каких списках не значащиеся, — буксиры, боты, баржи, лихтеры, сейнеры, шхуны и т.п. Вы не отыщете полного списка этих потерь ни в одном архиве. Сколько этой мобилизованной «мошкары» утонуло в одном только Керченском проливе?
Весной 1943 года немецкий ас-штурмовик Г. Рудель был направлен в специальную группу Ганса-Карла Штеппа, которая в испытательном центре в Рехлине занималась адаптацией Ju-87 (в новой модификации G) к принципиально новому противотанковому вооружению — двум 37-мм зенитным пушкам в подкрыль-евых контейнерах (боезапас каждой — 12 подкалиберных снарядов с вольфрамовыми сердечниками). Для испытания новой техники в боевых условиях группу Штеппа перебросили в Крым, в район Керчи. За какие-то полтора месяца Рудель на самолете этого типа уничтожил у Таманского побережья около 70 (!) малых судов (см. Зефиров М. В. Штурмовая авиация Люфтваффе, с. 243). На «Юнкерсе» Ганса-Ульриха была установлена автоматическая кинокамера — кадры побед пилота позже вошли в выпуски немецкой кинохроники.
К чему было использовать подводные лодки в качестве транспортных единиц, если Севастополь все равно пришлось сдать? К чему было подвергать ненужным испытаниям мирное население города?
Командир механизированной экспедиционной группы «Де-чима МАС» (10-й флотилии MAC) ВМС Италии капитан 3-го ранга Альдо Ленци вспоминал:
«7 июля (1942 года. — С.З.). Мы с Куджа и Массарини поехали на машине в Севастополь. Город полностью разрушен. В порту были видны затопленный крейсер и миноносец («Червона Украина» и «Быстрый». — С.З.); мастерские, верфи — все разрушено (взорваны по приказу штаба обороны города. — С.З.). Трупы плавали в воде, трупы, усеянные тучами мух, валялись на дороге. Во дворах домов оставленные всеми раненные горожане лежали на земле и молча ожидали смерти. Ниодного крика, ни одного стона; живые так и лежали среди мертвых, которых никто не убирал. Повсюду только пыль, жара, мухи, трупы, трупы и еще трупы. На улицах прохожие перешагивали через убитых» (Подводные диверсанты во Второй мировой войне. М., 2002, с. 216).
В завершение севастопольской темы необходимо развеять один устоявшийся миф — о военном преступлении нацистов, выразившемся в потоплении 7 ноября 1941 года немецкими бомбардировщиками пассажирского парохода «Армения» (якобы госпитального судна) и гибели порядка 7 тысяч человек (сколько точно — неизвестно) рядом с севастопольской гаванью. В действительности никакого военного преступления (с юридической точки зрения), равно как и при потоплении торпедными катерами теплоходов «Белосток» и «Севастополь», немцы не совершили.
Для начала российские историки забываюто том, что Сталин положений Гаагской конвенции 1907 года, касающейся войны на море, не признавал вплоть до конца войны, а потому положение о госпитальных судах на Страну Советов не распространялось. А во-вторых (и это главное), то же самое положение Гаагской конвенции 1907 года предусматривает, что госпитальное судно нельзя использовать для перевозки «комбатантов» (военных чинов; имеются в виду воинские подразделения, раненые — не в счет), военного снаряжения и стратегических грузов, а также военнопленных.
Советские же суда (и «Армения» не была исключением) постоянно использовались для перевозки и первого, и второго, и пятого, и десятого. Было там и оружие, и боеприпасы, и снаряжение, и воинские подразделения тоже присутствовали — вперемешку с ранеными и гражданскими лицами. Немцы о подобном применении транспортных и санитарных судов прекрасно знали. А потому они с чистой совестью утопили бы «Армению» даже в том случае, если бы она была покрыта красными крестами от киля до клотика, и были бы правы — с юридической точки зрения.
Большевики широко использовали Красный Крест в качестве прикрытия, где надо и где не надо, а потому нечего пенять на Люфтваффе. Виноват конкретно тот идиот, который додумался, в условиях полного господства вражеской авиации, набить доверху людьми столь заманчивую мишень, как «Армения», и вытолкать ее в море средь бела дня, как будто нельзя было дождаться ночи!
Уход флота в кавказские порты (Новороссийск, Геленджик, Сухуми, Поти, Батуми) был столь поспешным и неорганизованным, что какая-то система в действиях кораблей стала прослеживаться лишь с февраля 1943-го. Провалили черноморцы эвакуацию войск из Крыма в мае 1942 года, проспали они и операцию немцев по высадке на Таманском полуострове.
В принципе почти весь 1943-й в море действовали лишь подводные лодки с торпедными катерами, крупные корабли стояли в портах. А затем грянуло 6 октября 1943 года, по выражению М. Зефирова, «черный день Черноморского флота».
* * *
Зефиров прав — события того октябрьского д ня, а также последовавшие за ним «оргвыводы» Москвы напугали командование флота и вынудили избрать «стратегию адмирала Головко»: крупные корабли в масштабных операциях больше не участвовали. Керченско-Эльтингенская операция проводилась на малых судах, без поддержки «главного калибра». Подумать только — при подготовке к Яссо-Кишиневской операции Ставка не запланировала ни одного крупного десанта на румынское побережье. Высадки у Вилково 24 августа и Констанцы 29 августа 1944 года были не операциями, а учениями, приближенными к боевой обстановке, поскольку никакого «немецкого сопротивления», тем более румынского, там не наблюдалось.
Что же случилось 6 октября 1943 года юго-восточнее Крымского полуострова?
«В набеговую операцию на Феодосию они вышли втроем: лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Способный». Потом историки отметят: «Когда наши корабли выходили в набеговые операции без авиационного прикрытия, их постигала неудача, а для лидера «Харьков» и эсминцев «Беспощадный» и «Способный» такие выходы закончились трагично: противнику удалось 6 октября 1943 года потопить их» (Черка-шин Н.А. Судеб морских таинственная вязь. М., 1990, с. 414).
О том, что отряд Негоды будто бы не имел воздушного прикрытия, написано во всех советских источниках. Мол, «верхи», штабные «шишки» («отцы-командиры», по определению Юрия Мухина и Александра Лебединцева), как обычно, не додумали и оставили эсминцы без авиаподдержки.
То есть опять виноватыми оказались самые «верхние», планировавшие операцию, а не конкретные исполнители (тотже случай, что и со «штурмом Грозного» 131-й ОБР на Новый год, когда оказались виноватыми все — от Грачева до Пуликовского, только не полковник Савин, бестолково погубивший людей). У русских есть такая глупая поговорка: «Мертвые сраму не имут». Есть похожее латинское изречение: «De mortuis aut bene, aut nihil» («О мертвых — либо хорошо, либо ничего»). Эти пословицы при разборе военных операций я категорически отвергаю. Дурак, он и есть дурак — пусть даже мертвый.
Ничего катастрофического в плане набеговой операции на Феодосию и Ялту не было, а воздушное прикрытие не только запланировано, но и присутствовало. То есть отсутствие авиаприкрытия втой операции—ложь. Мизерным, как обычно, оказалось исполнение, а не планирование.
По замыслу нового (вместо Ф.С. Октябрьского) командующего Черноморским флотом — вице-адмирала Л.А. Владимирского, 1-й дивизион эсминцев совместно с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на 6 октября должен был осуществить набег на порты Феодосии и Ялты с целью уничтожения плавсредств и десантных судов немцев, недавно вернувшихся из Керчи. Общее руководство операцией осуществлял начштаба Черноморской эскадры капитан 1 -го ранга М.Ф. Романов со своего КП в Геленджике.
Торпедные катера должны были атаковать самостоятельно, под «шумок», без взаимодействия с эсминцами. Обстрел портов предусмотрено было корректировать с самолетов. Для подавления береговых батарей выделялась авиагруппа из пары ДБ-3 и звена Ил-2. Прикрывать корабли при отходе с воздуха должны были три пары П-40Ф «Китти Хок» (так как в ВВС СССР отсутствовал отечественный истребитель, способный длительный период патрулировать над морем). У побережья Кавказа эсминцы под свое крыло должны были принять еще три звена ЛаГГ-3 и Як-1. Но с самого начала все пошло не так, как планировалось.
Немецкая воздушная разведка обнаружила появление трех эсминцев в порту Туапсе еще за сутки до операции, и вице-адми-рал Густав Кизерицки сразу же предположил возможный «набег» на крымское побережье.
В десять вечера 5 октября расположенная в Евпатории немецкая РЛС засекла выход крупных кораблей из Туапсе, а в 2 часа ночи 6 октября эсминцы были обнаружены летающими лодками Bv-138 из l./SeeAufkl.Gr.l25. В 2.37 в Феодосии и Ялте объявили боевую тревогу. Тем не менее командир дивизиона капитан 2-го ранга Г.П. Негода, сохраняя радиомолчание, ничего об обнаружении соединения немецкими самолетами в Геленджик докладывать не стал, зато это сделал командир «Харькова» капитан 2-го ранга Л.И. Шевченко. Но М.Ф. Романов не свернул операцию.
Еще в полночь на перехват отряда эсминцев вышла группа немецких торпедных катеров корветен-капитана Симса. В 5 утра по его просьбе следивший за кораблями самолет-разведчик серией осветительных бомб указал «шнелльботам» место эсминцев. Только тогда Негода сообщил в штаб об обнаружении противником вверенных ему кораблей. Тем не менее прекращать операцию не стали и в принципе поступили верно — крупных кораблей у немцев на море не было, от катеров можно было легко отбиться, а воздушный налет невозможен в темное время суток.
В полшестого утра в районе Феодосии эсминцы «Беспощадный» и «Способный» (лидер «Харьков» шел отдельно, к Ялте) были атакованы тремя катерами Симса, но атака оказалась безрезультатной, тогда как ответный огонь советских кораблей повредил катер S-45. Затем эсминцы были обстреляны береговой батареей, после чего Негода решил отказаться от обстрела Феодосии. «Беспощадный» и «Способный» в начале седьмого утра вышли в точку рандеву с «Харьковом». Где были и чем занимались в это время советские самолеты, которым следовало подавлять огонь береговой артиллерии противника, — неизвестно.
Тем временем «Харьков» в 6 утра подошел к Ялте и в 15 км от берега был обнаружен немецкой РЛС на мысе Айтодор. По лидеру открыла огонь береговая батарея, тогда как Шевченко повел (практически наугад) обстрел Ялты. Запланированная авиакорректировка отсутствовала <я с трудом представляю ее в реальности — группы авианаводки на кораблях не было; кто и как мог наладить взаимодействие и надежную связь между самолетами и кораблями? Неужели Романов в Геленджике?), поэтому сотня с лишним 130-мм снарядов разорвалась черт-те где, повредив ряд жилых домов в городе и ранив пару десятков человек гражданского населения. Затем, двигаясь вдоль берега, «Харьков» обстрелял Алушту, но с тем же «успехом».
В начале восьмого утра вся эта бестолковая операция завершилась, три эсминца воссоединились и на 25 узлах припустили к Туапсе. В 8 часов над отрядом Негоды повисли три истребителя прикрытия. Они сбили висевший над кораблями самолет-развед-чик и Негода приказал командиру «Способного» выловить выбросившихся с парашютом пилотов.
До этого момента ничего страшного не происходило. Но в тот момент, когда эсминцы снова возобновили движение, над отрядом появилась «восьмерка» Ju-87 командира 7-го отряда StG3 Хуберта Пельца под прикрытием звена Bf- 109G из 54-й JG. «Глупые» (по терминологии А. Исаева) немецкие истребители свое дело знали и не подпустили «умных» советских пилотов к «штукам» даже близко (что не помешало «соколам» по прибытии на базу подать заявки на один сбитый Ju-87 и один Bf-109, хотя немцы не потеряли ни одного самолета).
В первой атаке заходившие от солнца «юнкерсы» добились трех прямых попаданий в «Харьков», после чего полетели на аэродром для заправки. «Харьков» потерял ход (его котельное и машинное отделения были затоплены), получил крен на правый борт и дифферент на нос порядка 3 метров. Но в принципе катастрофы не произошло. Как бы поступили в этом случае англо-американцы? Очень просто — сняли бы с лидера экипаж, а корабль затопили, после чего устремились бы полным ходом к родным берегам. На том дело бы и завершилось. Но нужно знать нравы и обычаи советского ВМФ, где за потерю «железа» с командира могли снять голову*
Негода, опасаясь принять самостоятельное решение, стал радировать в штаб о повреждениях «Харькова» — «что делать?» (хорошо еще, что не в Кремль). Владимирский приказал снимать экипаж и топить лидер, но по какой-то причине командир отряда шифровку не получил, а сам оказался неспособен на принятие правильного решения. И началась героическая эпопея: Негода приказал командиру «Способного», капитану 3-го ранга А.Н. Горшенину тащить «Харьков» кормой вперед к кавказскому побережью. На скорости 5—7 узлов отряд поплелся в базу, до которой оставалось около 90 миль (167 км). Здесь над эсминцами повисла десятка истребителей сопровождения: по одним данным — Пе-3 (Пе-2 в варианте тяжелого истребителя), по другим — Пе-2, ДБ-ЗФ или А-20 («Бостон») в варианте дальних истребителей.
Пельц со своим отрядом успел заправиться и подвесить бомбы на аэродроме в Каранкуте. В полдень они (теперь уже 14 единиц) снова появились над эсминцами. И снова советское воздушное прикрытие ни черта не сделало — «штуки» провели атаку беспрепятственно. Одно попадание получил «Беспощадный», 10 тонн воды от близких разрывов принял «Способный». Тем не менее Негода, послав новое донесение в штаб, приказал Горшенину поочередно тащить «Беспощадный» В.А. Пархоменко и «Харьков».
В 2 часа дня на «Харькове» удалось запустить одну машину, «Способный» взял на буксир «Беспощадного» и группа пошла к базе со скоростью 10 узлов. До берега оставалось сравнительно немного. Отчего советское командование не бросило на помощь судам свою многочисленную авиацию с Кубани — непонятно. От висевшего же поблизости «эскорта» проку было мало — они и третьему налету не воспрепятствовали.
В начале третьего 5 «штук» (успевших второй раз заправиться) во главе с Пельцем, под прикрытием трех звеньев Bf-109, атаковали не имевший хода «Беспощадный». Бомба командира 7-го отряда угодила точно в середину корпуса эсминца и он моментально затонул с креном на левый борт и корму (Пархоменко взрывная волна выбросила за борт). «Способный» от близких разрывов имел многочисленные повреждения корпуса, а «Харьков», получив два новых попадания, затонул в 15.40.
Ju-87 снова ушли на заправку, а Горшенин приступил к спасению уцелевших, но делал это недопустимо долго—два с половиной часа. Немцы же, почувствовав легкую добычу, в последний, четвертый, вылет бросили все «штуки», что имелись под рукой — 25 единиц. В начале седьмого вечера они начали атаку на уцелевший эсминец. Серия бомб, попавших в «Способный», в половину седьмого вечера отправили его на дно.
Спасательная операция была организована с большим опозданием, погибли 780 человек, в том числе капитан 2-го ранга П.И. Шевченко. Удалось спасти только 123 человека.
11 октября 1943 года нарком ВМФ получил «втык» от Верховного главнокомандующего за провальную акцию, потерю кораблей и гибель экипажей. Кроме того, Сталин запретил ему до конца войны выводить в море крупные корабли, сказав при этом: «Вы их все утопите и мы останемся вообще без флота».
Северный флот
Сразу после начала боевых действий сам ход событий как бы рекомендовал командованию этого флота необходимость осуществления следующих действий:
— блокировать норвежское побережье подводными лодками;
— бомбардировать ближайшие финские и норвежские порты морской авиацией;
— совершать набеговые операции эскадренных миноносцев;
— высаживать тактические десанты на отдельных участках северного финского побережья.
Но такая активность была не в духе советского флота. В 1941 году надводные силы СФ практически не «высовывались» из своих баз. Адмирал А.Г. Головко всячески старался избегать потерь.
Более или менее активно действовали подводные лодки (15 единиц к 22 июня), но тактика их применения оставляла желать много лучшего. Например, «прославленный подводник-северо-морец» Магомет Гаджиев требовал от командиров подчиненного ему дивизиона топить транспорты противника артиллерийским огнем в надводном положении средь бела дня. Чем это кончилось, известно. В один далеко не прекрасный день (10 апреля 1943 года) появился патрульный самолет и навел на крейсерскую К-3 немецкие катера-охотники, потопившие ее вместе с Гаджиевым и всем экипажем.
Районы боевых позиций подводных лодок первоначально нарезали неудачно — там, где у противника отсутствовало интенсивное судоходство, а система фьордов крайне усложняла атаки субмарин.
Что касается торпедных катеров, то до появления на флоте в 1944 году «Восперов», «Хиггинсов» и «ЭЛКО» они практически бездействовали. Советская промышленность не создала мореходных катеров дальнего радиуса действия.
Пресловутый Северный морской путь фактически защищали не силы флота, а сложная ледовая обстановка и неизвестные противнику особенности местной гидрографии (например, маршруты выхода к открытой воде на разных участках в разные сезонные отрезки).
Однако с конца 1941 года на Северный флот легла обязанность сопровождать союзные караваны в своей зоне ответственности. Как советские эсминцы (8 вымпелов на 22 июня) и сторожевики (7 вымпелов), плюс к ним 29 мобилизованных рыболовных траулеров, осуществляли конвоирование? Можно сказать, что никак — на всем протяжении маршрута вплоть до Мурманска транспорты эскортировали корабли союзников. Обратные конвои тоже сопровождали они, Северный флот в таких конвоях принимал весьма ограниченное участие. Действия советских надводных кораблей свелись к эпизодической борьбе с немногочисленными немецкими подводными лодками.
Откуда, в таком случае, взялась история о том, будто бы в советской зоне ответственности корабли СФ не подпускали к союзным конвоям ни одного вражеского самолета? Эта басня родилась после проводки каравана PQ-18 в сентябре 1942 года. В нем шли 46 транспортов. В результате атак германской авиации и подводных лодок на переходе были потоплены 12 судов. Немцы заплатили за этот успех потерей 40 машин и трех подводных лодок. Но в советской зоне конвой подвергся всего двум воздушным атакам. В первой из них несколько торпедоносцев «Фокке-Вульф» 190А потопили американский транспорт «Кентукки», во второй немецкие бомбардировщики сбросили бомбы с высоты трех километров — естественно, не добившись ни одного попадания.
Зато всю вину за разгром каравана PQ-17 в июле 1942 года (тогда погибли 23 транспорта из 33, были потеряны 123 тысячи тонн грузов из 188) советское командование возложило на британское Адмиралтейство. Немцы добились такого успеха ценой ничтожных потерь: из 202 самолетов, атаковавших конвой, эс-кортсбил только 5 (2,4%). А где же были эсминцы Северного флота? Почему они не «подхватили» конвой в своей зоне? И ведь не только не подхватили, но даже не пытались — уцелевшие союз-ныетранспорты советские дозорные корабли впервые обнаружили у самого входа в Кольский залив.
Относительно спокойная жизнь наименьшего из советских флотов была потревожена в 1942 году. С переводом крупных кораблей Кригсмарине в северные порты Норвегии возникла постоянная угроза появления их в советских водах. Линкорам и крейсерам противника советские эсминцы ничего не могли противопоставить. А торпедоносная авиация отсутствовала до 1943 года, пока не появились на вооружении американские А-20 «Бостон».
Когда в июле — августе 1942 года немцы провели в советских водах операцию «Вундерланд», это повергло штаб адмирала Головко в шок. Рейд «Адмирала Шеера» к острову Диксон явился для него полной неожиданностью. Только по чистой случайности дело не закончилось разгромом сразу двух конвоев — один шел из Владивостока в Архангельск, второй — из Архангельска в Тихий океан. Никакого прикрытия у этих конвоев не было (как всегда, рассчитывали на авось), а ближайшие корабли союзников (американский крейсер «Тускалуза» и дивизион эсминцев) находились в Ваенге. Не было организовано и преследование рейдера. Несмотря на то что «Шеер» на обратном пути несколько дней выбирался из ледового поля, авиация Северного флота даже не пыталась его искать. Для «отмазки» штаб флота выделил несколько подводных лодок, которые делали вид, что усиленно ищут вражеский корабль.
А в сентябре 1942-го в советские воды пожаловал тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» (Кригсмарине проводил крупную операцию по постановке мин у советского побережья). Чуть ли не у самого входа в Кольский залив он потопил транспорт «Донбасс», после чего благополучно ушел восвояси, так же как и вся «минная флотилия» немцев. И снова в штабе Головко — шок и трепет.
Никакого участия, ни прямого ни косвенного, не приняли корабли Северного флота нив новогоднем бою 31 декабря 1942 года (с «Лютцовом», «Хиппером» и шестью эсминцами немцев при защите союзного конвоя), ни в бою у мыса Нордкап с линкором «Шарнхорст» (26 декабря 1943 г.).
Осознав беспомощность советского флота в собственных водах и, соответственно, угрозу конвоям на конечном участке маршрута, союзники приняли ряд мер. Именно они учили советских моряков взаимодействию морской авиации, надводных кораблей и подводных лодок. В северных портах СССР отныне постоянно находился хотя бы один крупный боевой корабль англичан или американцев, а Северный флот в 1944 году получил от союзников целую эскадру боевых кораблей: линкор «Ройял Соверен» (переименованный в «Архангельск»), крейсер «Миллуоки» (он стал «Мурманском»), 9 эсминцев и 4 подводные лодки. Но даже столь существенное усиление не сподобило адмирала Головко на ратные подвиги.
В десантной операции у Петсамо (Печенги) в 1944 году, где 15-дюймовки «Архангельска» могли оказать существенную помощь (да что там помощь — просто смели бы все укрепления порта), супердредноут задействован не был. Войска 14-й армии возились в этом районе почти месяц, потеряв безвозвратно 6 тысяч человек (215 среднесуточно), но адмирал Головко был озабочен лишь тем, чтобы линкор, не дай Бог, не получил какую-нибудь пробоину, за что товарищ Сталин вполне мог снять с него голову. «Архангельск» так и стоял в порту до конца войны.
Сравнительно активно действовала морская авиация, но ее рапорты о победах — та еще фантастика, раза в четыре превысившая реальность. Было заявлено, что подводные лодки, торпедные катера и авиация СФ потопили 192 транспорта противника суммарным водоизмещением 530.569 тонн, атакже 70 боевых кораблей! Реально же за все время войны авиация Северного флота потопила 12 транспортов и 3 малых боевых корабля, повредила 9 транспортов и несколько малых судов. Та же картина в отношении подводников и катерников.
Классический пример вранья — атака 15 июля 1944 года восьмеркой советских «Восперов» под командованием капитана
2-го ранга В.И. Алексеева немецкого конвоя в районе Вардё. Якобы они потопили 4 транспорта, 2 эсминца, 2 сторожевика и один бот. Но в действительности был потоплен один норвежский бот водоизмещением чуть более 100 тонн. Такая же история с «разгромом» отрядом Алексеева конвоя в Варангер-фьорде 24 сентября 1944 года.
* * *
Подводные лодки действовали более успешно, однако их достижения, как уже сказано, тоже преувеличены как минимум в четыре раза.
Именно подводники Северного флота «прославились» своей сказкой. Пусть и соврали, зато так громко, что байка эта живет по сей день. Читатель уже догадался — речь идет о мифическом «торпедировании линкора «Тирпиц».
Дело происходило 5 июля 1942 года, когда «Боевая группа-1» под командованием адмирала Шнивинда в составе линкора «Тирпиц», тяжелых крейсеров «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хип -пер», в сопровождении четырех эсминцев вышли в море на перехват обнаруженного разведкой каравана PQ-17. Однако после перехвата нескольких радиограмм британского Адмиралтейства о рассредоточении судов охранения конвоя, в Берлине посчитали, что «Гранд Флит» устраивает кораблям Шнивинда ловушку, и отдали приказ прервать операцию. Линкор, крейсера и эсминцы эскорта вернулись на базу, а на уничтожение конвоя были брошены подводные лодки и авиация.
Но история на том не закончилась. Командир вернувшейся из похода советской лодки К-21 капитан 3-го ранга Н.А. Лунин заявил о том, что произвел торпедную атаку «Тирпица» и добился как минимум одного попадания. После войны выяснилось (НКВД проводило специальное расследование, так как «атака «Тирпица» во многом способствовала получению Луниным Золотой Звезды Героя Советского Союза, хотя представлен к награде он был раньше), что никакой торпедной атаки немцы не зафиксировали и никаких повреждений немецкие корабли не имели.
Советские пропагандисты даже придумали басню о том, будто бы немцы переписали вахтенный журнал, чтобы в Берлине не дознались о повреждении линкора, хотя это чушь несусветная. Во-первых, переписывать пришлось бы журналы всех кораблей участвовавших в том походе; во-вторых, в каждом экипаже имелись осведомители гестапо; в-третьих, каким образом можно было скрыть (от того же гестапо например) факт постановки на ремонт такой махины, как «Тирпиц»?
Ну а записи в вахтенном журнале К-21 дают богатую пищу для размышлений. Согласно им, лодка в подводном положении находилась внутри боевого порядка немецкого оперативного соединения несколько часов и умудрилась при этом поднять перископ десяток с лишним раз. Несмотря на спокойное море и дневной свет, немецкие наблюдатели ничего не заметили, а гидроакустики ничего не слышали! Такое возможно, но лишь в одном случае: если немецкая эскадра плыла в одном районе, советская подводная лодка — в другом.
Кроме того, наибольшая подводная скорость субмарины типа «К» — 10 узлов (и поддерживать ее она могла не более одного часа), тогда как крейсерская скорость оперативного соединения составляла 15—16 узлов. Поэтому находиться ВНУТРИ корабельного ордера она могла максимум 20—30 минут.
Понимая несостоятельность басен о поражении «Тирпица» торпедой с К-21, отечественные историки выдвинули новую, более скромную версию. Дескать, попасть в линкор не удалось, зато именно торпеды советской лодки вынудили соединение Шни-винда повернуть на обратный курс, благодаря чему конвой PQ-17 был спасен от атаки надводных кораблей. Сказка эта сказкой и остается — ни в одном журнале кораблей Шнивинда нет хотя бы намека на какую-либо торпедную атаку.
И все же, несмотря на осторожность адмирала Головко, Северный флот в ходе войны понес достаточно серьезные потери: 3 эсминца, 23 подводные лодки (в ходе войны он пополнялся путем перевода лодок с Каспия и Дальнего Востока, а также из Англии), 14 сторожевых кораблей, 14 тральщиков и 4 катера-траль-щика, 3 посыльных судна, 11 торпедных и 19 сторожевых катеров. Плюс к тому ряд вспомогательных и транспортных судов.
Тут следует отметить вот какой факт. Хотя писатель Игорь Бунич утверждал, что гибель корабля, в отличие от гибели человека, скрыть невозможно, этот тезис нуждается в корректировке. Трудно скрыть факт гибели крупного боевого корабля. Тем не менее линкор «Марат» все советские годы числился в составе Балтийского флота. Поэтому в «эпоху гласности» для многих стала сюрпризом информация об его фактической гибели 23 сентября 1941 года. Так что в закрытом обществе и такое возможно. А уж скрыть гибель малого корабля, особенно торпедного или сторожевого катера, совсем несложно. Кто мог знать их все наперечет, если общее число вымпелов переваливало за тысячу?
Еще проще скрыть гибель судна, мобилизованного из торгового флота либо числившегося за каким-нибудь гражданским учреждением. Многие из них ходили под гражданским флагом и не вошли в списки воен ных потерь—тот же ледокол «Сибиряков» например. Он числился за Главным управлением Севморпути (несмотря на то что под именем «Лед-6» входил в состав Беломорской флотилии), имел на вооружении 76-мм и 45-мм пушки.
А уж о сотнях буксиров, барж, лихтеров, катеров вообще говорить не приходится. Даже в списках потерь речных и озерных флотилий их не указывали. Между тем вместе с каждым плавсредством гибли люди, иногда — десятками, иногда — сотнями!
Итоги
РассматриватьдеятельностьТихоокеанского флота бессмысленно — у него фактически не было противника во время коротенькой «войны» с Японией. Посему подведем общие итоги.
Какие стратегические задачи решил советский флот за годы войны? Морские коммуникации противника он не смог перерезать ни на Балтике, ни в Черном море, ни в Арктике. Ни одного соединения флота (эскадры или отряда) противника не разгромил. Ни одну военно-морскую базу, ни один порт не заблокировал. На Черном море, на Севере и на Дальнем Востоке высадил несколько тактических десантов, однако исход кампаний там решили сухопутные войска.
Таким образом, ВМФ СССР не выполнил ни одной из задач, предусмотренных довоенными планами и поставленных перед ним в годы войный.
Фактом является и то, что советский флот постепенно уничтожался противником, без возможности восполнения. В первые месяцы войны поспешно ввели в строй корабли и катера, которые по состоянию на 22 июня достраивались либо были мобилизованы из состава гражданского флота. В дальнейшем советский ВМФ пополняли в основном союзники.
За период с 30 июня 1941 по 9 февраля 1945 года были введены встрой 52 подводные лодки, однако корпуса всех их построили (и оснастили двигателями) еще до июня 1941 года<sup>19</sup>. В то же время были безвозвратно потеряны 103 лодки (для сравнения: британский флот потерял с сентября 1939 по август 1945 года 77 субмарин, французский флот — 59 (из них 29 затопили собственные экипажи), флот США с декабря 1941 по август 1945 года потерял 53 лодки).
Боевых катеров погибло свыше 500 единиц за войну. Выручили те же союзники — СССР получил 190 торпедных катеров «Вос-пер» (А-1), по полсотни «Хиггинсов» (А-2) и ЭЛКО (А-3) — лучших «москитов» периода Второй мировой войны. Собственных «москитов» поставляли рыбинские и тюменские верфи, но этим катерам с пулеметами было очень далеко до американцев!
Потери гражданского флота исчислению не поддаются — на Балтийском и Черном морях он фактически испарился.
Официально признанные людские потери советского флота (см. «Россия и СССР в войнах XX века. М., 2001, с. 388—389, табл. 146) составили 153.741 человек безвозвратными и 84.873 — санитарными.
По существу, это — разгром.
Каковы же успехи? Официальный, но «сказочный» боевой счет ВМФ СССР таков:
Морская авиация: 407 боевых и вспомогательных судов противника и 371 транспорт (800.296 БРТ).
Подводные лодки: 33 боевых и вспомогательных корабля и 157 транспортов (462.313 БРТ).
Надводные корабли и катера: 53 боевых и вспомогательных корабля, и 24 транспорта (45.197 БРТ) (См. там же, с. 499, табл. 192).
На минах подорвались 103 боевых и вспомогательных судна противника и 110 транспортов (25.0.101 БРТ).
Морская береговая артиллерия: 18 боевых и вспомогательных судов и 14 транспортов (28.646 БРТ).
От неустановленных причин в зоне действий советского ВМФ погибли 94 боевых и вспомогательных корабля, а также 115 транспортов (251.666 БРТ).
Общие потери противника: 708 боевых и вспомогательных кораблей и катеров, а также 791 транспорт (1.838.219 БРТ).
Цифры сами по себе неискушенному читателю ничего не говорят. Надо их комментировать.
Послеперестроечные исследования показали реальную картину. ВМФ СССР оказался наименее эффективным из всех флотов основных участников этого конфликта. Каюсь, не смог собрать информацию о результатах деятельности французского и голландского ВМФ, но один лишь бой у Ко-Чанга 17января 1941 года, в котором отряд французских кораблей капитана Беранже (1 крейсер и 4 шлюпа) разгромил флот Таиланда, потопив 2 броненосца береговой обороны и 3 миноносца, затмевает деяния советского флота за все время его существования.
Число «потопленныхбоевых кораблей противника» выглядит внушительно, если только не знать, что в качестве таковых подразумеваются вовсе не крейсера, не эсминцы и даже не тральщики. В своей массе это различные катера и боты. Кроме того, зачтены корабли и суда, взорванные самими немцами в августе 1944 года на Черном море и в последнюю неделю войны на Балтике.
Самым крупным боевым кораблем противника, который затонул во время войны с СССР, был финский броненосец береговой обороны «Ильмаринен» (3900 тонн водоизмещения). Он 18 сентября 1941 года наскочил на мину (неизвестно на чью). Советская пропаганда после войны раздула миф о том, что «советское командование знало о выходе корабля» и намеренно выставило минную банку (хотя ни одной другой мины обнаружено не было). При этом умалчивалось о том, что за «Ильмариненом» и его собратом «Вяйнемейненом» ВВС КБФ безуспешно охотились с 1939 года, но так и не добились ни одного попадания.
Наименьших успехов во Второй мировой войне (не считая СССР) добился подводный флот Италии, но и он (имея 157 подводных лодок за всю войну) потопил 4 крейсера, 2 эсминца и 2 подводные лодки (без учета кораблей других классов), атакже 700 тысяч тонн транспортов союзников. Советский подводный флот, в сравнении с итальянским, над которым очень любят потешаться нынешние российские «специалисты», не потопил ни одного крейсера, ни одного эсминца, а также вдвое меньше грузового тоннажа. Между тем в активе итальянских подводников еще имеется успешный диверсионный подрыв в Александрии британских линкоров «Куин Элизабет» и «Вэлиент».
На счету японских подводных лодок 3 авианосца, 2 крейсера, 28 боевых кораблей других классов и 776 тысяч тонн торгового тоннажа.
Британские подводные лодки потопили 8 крейсеров, 28 других боевых кораблей, 826 тысяч тонн итальянского и 140 тысяч тонн немецкого грузового тоннажа. Кроме того, в активе диверсионные операции: в Норвегии против германского линкора «Тирпиц», в Сингапуре — против японского тяжелого крейсера «Такао». Совместной операцией итальянских и британских боевых пловцов 19 апреля 1945 года был подорван недостроенный авианосец «Аквила».
Кроме того, британским подводникам принадлежит рекорд, достойный зависти — из 80 подводных лодок всех государств-уча-стников войны, потопленных подводными же лодками, на счету англичан более 50% — 41 единица!
Сравнивать же показатели советских субмарин с немецкими (5 авианосцев, 2 линкора, 6 крейсеров, 88 других боевых кораблей, 5 подводных лодок и 14 млн тонн торгового тоннажа) вообще смехотворно.
Второе место за немцами по числу торгового тоннажа (4,9 млн тонн) держат американцы, а по числу потопленных боевых кораблей они не имеют себе равных — 9 авианосцев, 1 линкор, 12 крейсеров, 122 других боевых корабля, а также 23 подводные лодки). Поневоле улыбнешься, вспоминая, как редактор издательства «Русич» А.А. Жеребилов (посредством своих комментариев к книге У. Холмса «Победа под водой») учил жизни «лопухов», американских подводников! Тут впору, господин Жеребилов, самим поучиться, скромно помалкивая в тряпочку.
Покажу это на примере Северного флота. По немецким данным, за период с 1 апреля 1941 года по 1 апреля 1944 вдоль всего побережья Норвегии прошли в обе стороны германские транспортные суда общим тоннажем около 30 млн брутто-регистровых тонн. Из них были потеряны по разным причинам (на минах, от налетов авиации, от торпед подводныхлодок, в результате кораблекрушений и т.д.) не более 1% суммарного тоннажа (30 тыс. тонн). Только в последующие 9 месяцев (апрель — декабрь 1944 года) потери в этом районе возросли до 10%, в основном вследствие действий британской авиации и подводного флота.
Между тем авторы коллективного исследования «Боевая деятельность подводныхлодок ВМФ СССР в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» (книга была издана в 1969 году под гри -фом «для служебного пользования») утверждали, что от торпед, мин и артиллерийского огня подводников-североморцев погибли 158 транспортов, боевых кораблей и плавсредств противника. А славные подводники-черноморцы отправили на дно 60 транспортов и 31 боевой корабль, еще 18 транспортов они повредили.
Но к настоящему времени исследователи путем кропотливой сверки документов обеих сторон установили истинные результаты. Итак, на Севере советские подводные лодки потопили 38 единиц (в 4,15 раза меньше, чем врали). В том числе: 20 транспортов (суммарно 52.428 тон), 1 подводную лодку, 1 тральщик, 5 сторожевых кораблей (вооруженные рыболовные траулеры), 7 катеров-охотников, 3 мотобота, 1 вспомогательное судно. Еще 4транспорта были повреждены. Платой за эти скромные достижения стала гибель 23 советских субмарин.
На Черном море реально были потоплены 12 немецких, итальянских и румынских транспортов (в 5 раз меньше, чем заявляли), 2 буксира, 10 барж, а также 13 болгарских и турецких шхун. Здесь в ходе боевых действий погибли 29 своих лодок.
Вот по этой-то причине — крайне низкой эффективности действий подводных лодок (и всего флота в целом) российская пропаганда до сих пор цепляется за сомнительные достижения — за непораженный Луниным «Тирпиц», за якобы утопленных Маринеско на «Густлове» и «Штойбене» немецких подводников и эсэсовцев!..
В 1923—30 гг. пароход назывался «Мюнхен», но после сильного пожара в феврале 1930 его переименовали в «Генерал фон Штойбен». Длина судна 168 м, нибольшая ширина 19,8 м, осадка 8,5 м. Скорость—до 16 узлов. — Прим. Ред.
Впериод 1942—1945 гг.бьши сформированы 38 дивизий войск СС. Изних в Курляндии в начале 1945 года находились три: а) 11 -я панцергренадерская «Нордланд»; б) 49-я ваффенгренадерская (латвийская); в) 23-я панцергренадерская «Нидерланде» (голландская). При этом 11 -я и 23-я были благополучно эвакуированы морем, а 19-я дивизия сражалась в Курляндии до начала мая. Таким образом, версии об эвакуации эсэсовцев на «Штойбене» или на «Гойя» являются полным вымыслом. — Прим. Ред.
В 1941 году — 23; в 1942 году — 13; в 1943 году — 12; в 1944 году — 4; в 1945 году— 1.