немецкие марки, кое-какие драгоценности, выданные областному штабу
партизанского движения еще в дни организации. Предполагалось, что они
понадобятся для целей разведочной работы. Но оказалось, что нужды в
них нет, разведчики обходились без денег.
Включение в списки являлось признанием того, что вновь прибывший действительно коммунист или комсомолец. У нас каждый коммунист и комсомолец очень ревностно следил, чтобы как-нибудь не выпасть из списка.
За все время партизанской борьбы было только два случая, когда вступавшие в отряд скрыли свою принадлежность к партии. Обычно же члены партии и комсомольцы, как только их зачисляли в отряд, шли к секретарю низовой организации и просили принять их на учет.
Процедура для этого была установлена довольно сложная. Как правило, пришедшие не имели партийных и комсомольских билетов. Это не ставилось им в вину. Но для того чтобы доказать свою партийность, товарищ должен был найти трех свидетелей - членов партии, которые могли бы подтвердить, что он действительно состоял а такой-то организации.
Ко мне однажды обратились с удивительной жалобой четыре бойца из первого взвода. Подошли все вместе, и один из них так и сказал:
- Мы до вас, товарищ Федоров, с жалобой на Курочку Ивана Мартьяновича...
- Так ведь Курочка не ваш командир. Чем он вам насолил?
- Мы до вас как до секретаря обкому...
Все четверо беспартийные. Ждал, что заговорят они о неполадках в лагере, личных притеснениях, грубости. Нет, они явились по сугубо партийному, даже внутрипартийному делу.
- Власенко вам, Алексей Федорович, известен?
- Знаю такого. Пулеметчик?
- Он самый, точно, Петро Власенко из Карповви.
- Мы с ним односельчане, - вступил в разговор второй боец. - Прибыл он в отряд - скоро месяц. К нам в отделение записан и живет в той землянке, где и мы. Замечаем - сильно удрученный ходит Власенко. День, другой в таком состоянии. Даже в бою не тот. Мы, как земляка и друга, пытаем: "Какая причина? Может, выпить надо серьезнее, порции не хватает? Может, Маруся-куховарка в мечтах снится?" Отмахивается, умоляет не приставать. Все же мы добились. "Помните, - говорит, - хлопцы, меня ведь еще в тридцать девятом приняли в партию, известно вам это?" Ну, а как же, естественно, помним. "А теперь не признают. Курочка отказывается взять на учет. Я свой билет закопал при выходе из окружения. Пошел бы на то место, да ведь триста километров, не меньше".
Третий боец с жаром подхватил:
- Со стороны Курочки проявлена форменная волокита.
- Он, товарищ Федоров, должен учесть, что обидно человеку. Мы подтверждаем: действительно, состоял. В селе проявил себя активно: на собраниях агитировал; в огородной бригаде разъяснял газеты; внимательно относился. Я, к примеру, сам видел, что до войны Петро "Краткий курс" изучал. Мы секретарю парторганизации Курочке все высказали как свидетели. А вышло хуже.
- Не признал?
- Нет. Вы, говорит, не имеете прав. Если бы, говорит, Петро Власенко был действительно в партии, он бы к вам, беспартийным, по такому делу не обратился.
Я перебил жалобщиков:
- Но ведь вы же не знаете обстоятельств дела. Власенко был в армии. Возможно, что там провинился и его исключили.
Четвертый боец, который все время молчал, счел нужным вмешаться:
- Я с ним вместе из окружения выходил. Мы с Власенко из одного взвода. Не слыхал я об его исключении. Это вы неверно, товарищ Федоров, предполагаете. Выговора Власенко тоже не было.
Я заинтересовался, почему товарищи так ревностно отнеслись к делу. Власенко.
- Во-первых, человек волнуется. Мы сочувствуем.
- Ну, а во-вторых?
- А, во-вторых, - главное. Нет у нас в отделении ни одного члена партии. Как вы думаете, имеет это для нас значение, а, товарищ Федоров? В-третьих, - справедливость.
Я рассказал жалобщикам, какой установлен порядок для включения в списки.
- К сожалению, товарищи, и я ничего не могу сделать. Нарушить установленый обкомом порядок мне права не дано.
Кажется, я их не убедил. Ушли они определенно недовольные. Тот из товарищей, который вместе с Власенко выходил из окружения, минут пять спустя вернулся ко мне:
- А скажите, Алексей Федорович, если я в партию войду, тогда можно мне будет за Петра вступаться?
- Только для того и в партию хочешь вступить?
Он посмотрел на меня удивленно и ответил со всей серьезностью:
- Я предполагаю, что вы шутите, товарищ Федоров. Надо быть глупым, чтобы подавать в партию по одному этому делу. Заявление я написал еще в полку, но подать не успел. Рекомендации у меня сохранились.
- Ты где в окружении был?
- Под Киевом. Мы с Петром больше трех месяцев добирались, пока партизан нашли.
- И ты все время носил с собой рекомендации?
- Носил.
- Власенко, значит, закопал свой партбилет, а ты рекомендации при себе держал?
- Точно.
Сообразив, что это в невыгодном свете показывает его товарища, он спохватился и добавил:
- Так все ж таки разница, Алексей Федорович. У Петра членский билет, а у меня заявление только в кандидаты.
- Дай-ка сюда, покажи.
Он снял шинель, отпорол на спине подкладку и вынул аккуратно сложенные, обвернутые компрессной бумагой три рекомендации, заверенные печатями парторганизаций, и свое заявление.
- Измял, Алексей Федорович, - сказал он виноватым голосом. - Это вот писана ныне убитым лейтенантом Воронько. Эту сам полковник, товарищ Гоцеридзе, мне дал, а третья как раз от Власенки. Он был у нас первым номером на пулемете, а я вторым. Он меня в партию и сагитировал.
Я просмотрел бумаги. Потом внимательно взглянул в глаза бойцу. Нет, невозможно было предположить, что все это заранее придумано. Тем более, что вместе с заявлением и рекомендациями у него были завернуты фотографии жены, детей и грамота райисполкома за отличную работу в колхозе.
- Ну, чудаки ж вы, ведь вот доказательство, - я показал бойцу рекомендацию Власенко. - Тут даже номер членского билета и с какого года член партии - все сказано. Зови своего дружка и скажи, чтобы тебя благодарил.