– Ох, господи, какой ужас. Бедный Бен.
Я кивнула и сделала большой глоток шардоне, которое никак не помогло протолкнуть стоящий в горле ком. Не припомню, когда в последний раз мы с Джулией открывали бутылку вина в середине утра. Возможно, когда узнали результаты наших выпускных экзаменов. Только тогда мы праздновали, а сегодня совсем наоборот. Джулия достала бутылку и два бокала, когда я не рассказала ей еще и половины, и я ее не остановила.
– И что теперь будет?
– Он хочет, чтобы я ушла.
– А чего хочешь ты?
– Я хочу, чтобы все это было неправдой, – сказала я, потянувшись за ближайшей коробкой с салфетками. Джулия тактично молчала, пока я несколько минут тихо плакала.
– Прости, – выговорила я в конце, и она обняла меня, как обнимала Лейси после того, как та падала. А именно так я себя сейчас чувствовала – словно лечу головой вниз в бездонную пропасть.
– Думаю, это многое объясняет – друзья Бена и его участие в этом проекте последних желаний.
Я кивнула, вспоминая объяснения Бена. «Кто-то в больнице рассказал мне о группе поддержки, которую создала Мария вскоре после того, как я сюда переехал. Я сходил несколько раз и понял, что хочу в этом участвовать. Здесь все всё понимали. Мы все были в одной лодке. Затем, когда Адам выставил дом на продажу, мне показалось само собой разумеющимся купить его». Бен так пристально посмотрел мне в глаза, что я не могла отвести взгляда. «Это место уже было подготовлено для человека в инвалидном кресле». – «Но ты не в инвалидном кресле, Бен». – «Пока еще», – спокойно ответил он.
– Похоже, Бен со всем этим смирился, – сказала я и поставила бокал с такой силой, что удивительно, как он не треснул.
– Ну, он не вчера об этом узнал, не так ли? У него было несколько лет, чтобы свыкнуться с тем, что произойдет, и планировать свою жизнь… ты же узнала об этом несколько часов назад. Вы хоть сколько-то поспали этой ночью?
Я покачала головой, понимая, что выгляжу, вероятно, так же плохо, как и чувствую себя. Несколько часов разговоров абсолютно ни к чему нас не привели. Его болезнь была как лабиринт, из которого он не мог выбраться.
– Врачи знают, сколько Бену осталось до того, как станет… совсем плохо?
Вопрос Джулии насильно вернул меня в действительность, ее слова жгли, как сотня порезов о бумагу. Я покачала головой, уже зная ответ: ни один случай не похож на другой. Накануне я провела уйму времени, таращась в экран, страничка за страничкой уясняя факты, словно готовилась к экзамену, который никогда не хотела бы сдавать. Я многое узнала за время своей опасно информативной интернет-сессии. Но в голове, как выяснилось, застряли только самые мрачные факты. Факты, хорошо Бену известные, ибо он, пользуясь ими как оружием, пытался отвлечь меня.
«Мало-помалу эта болезнь начнет забирать надо мной власть. Все, что у меня есть, все, что я есть, исчезнет, часть за частью. Это будет ужасно, это будет огорчительно и разрушит не только мою жизнь, но и жизнь любого близкого мне человека. Я не могу от этого убежать, не могу спастись. Но я могу защитить людей, которые мне дороги». Бен едва не плакал, с нежностью взяв мое лицо в ладони. «Я могу защитить тебя».
Однако он не мог этого сделать. Потому что я уже прочла слишком много, чтобы отрицать, что сказанное им – правда. Несправедливость всего этого вызывала у меня желание кричать, бить в разочаровании, как истеричный ребенок, кулаками о землю. Мне хотелось на кого-нибудь наорать, кого-то обвинить, но никто не мог остановить эту болезнь. Мы стояли на пути неотвратимо надвигавшегося цунами. Бен хотел, чтобы я убежала от этого бедствия, пока еще могу, но я хотела остаться рядом с Беном, чтобы встретиться с этой волной лицом к лицу. Что бы мы ни предприняли, надежды не было. Мы в любом случае должны были утонуть.
– Думаю, Бен, возможно, и прав, – осторожно подбирая слова, проговорила Джулия, прекрасно сознавая, что прямиком вступает на минное поле нашей беседы. – Он знает, что случилось со Скоттом и как это на тебя повлияло. И как ты относишься к больницам и болезням. Мне кажется, ты слишком дорога ему, чтобы снова подвергать тебя опасности.
– Уже слишком поздно просто взять и уйти. Ты ушла бы, если такое случилось бы с Гэри?
Мое сравнение шокировало Джулию.
– Мы с Гэри женаты. Мы дали обет быть вместе… в болезни и в здравии, и все такое.
Ее взгляд вдруг сделался настороженным, она не знала, как я отреагирую на ее слова.
– Никакая церемония, никакой клочок бумаги, никакая пышная свадьба в церкви не придадут мне больше решимости быть с Беном во время его болезни.
Джулия очень долго сидела неподвижно, разглядывая меня, а потом медленная, грустная улыбка понимания появилась на ее губах.
– Тогда что ты здесь делаешь? Поезжай к нему. Не позволяй ему оттолкнуть тебя. Возьми все время, которое у него осталось, и наполни смыслом каждую секунду.
Просто было говорить об этом в гостиной у Джулии, но гораздо труднее осуществить в реальности. Для начала, Бен вроде бы еще не вернулся домой из больницы, куда уехал на консультацию, поэтому все умные доводы, которые я репетировала в автобусе, вероятно, выветрятся у меня из головы к тому времени, когда мы сможем поговорить.
Я вошла в квартиру и немедленно принюхалась, как пес, берущий след. Что-то пахло по-другому. Я бросила пальто на спинку стула и осторожно пошла по своему дому, не в силах отмахнуться от чувства неуловимой «неправильности».
– Есть здесь кто-нибудь? – позвала я, чувствуя себя глупо, когда в ответ послышалось кошачье мяуканье. Фред с надеждой путался у меня под ногами, всегда готовый к очередному кормлению. Я отпихнула его ногой и, все больше хмурясь, открыла сначала дверь в спальню, а потом – в ванную комнату. В обеих было пусто.
Наверное, я схожу с ума от недосыпа, подумала я, оглядывая открытую зону гостиной. Очевидно, что больше никого в квартире не было, но я все равно не могла отделаться от ощущения чьего-то присутствия. Подтвердил это коврик. Мексиканский половик с ярким узором лежал не на месте. Он был сдвинут по меньшей мере на метр с того места, где находился, когда я несколько часов назад уезжала к Джулии.
Заходил Бен, искал меня? Я не знала, сколько времени займет у него посещение больницы, что совсем не удивительно, потому что до вчерашнего дня я даже не подозревала об этой консультации. Неудивительно, что он так хорошо ориентировался среди разных зданий и амбулаторных отделений, сообразила я, и еще один фрагмент головоломки встал на место. Мысль эта меня поразила, но не она заставила замереть на месте.
Мне следовало доверять своим ощущениям. Следовало получше прислушаться к внутреннему голосу, спрашивавшему, как в той сказке: «Кто был в моем доме?», потому что в моей квартире точно кто-то побывал. Вызывать полицию нужды не было, потому что вторгшийся ко мне человек не забрал ни единой вещи. Но кое-что оставил. Мое дыхание участилось, мое возбуждение нарастало с каждым выдохом, пока я медленно подходила к двери, которая вела в занимаемую Беном часть дома. Больше недели эта дверь стояла открытой, но теперь она была плотно закрыта и щеголяла новеньким тяжелым замком. Бронзовый блеск тяжелого механизма выделялся на гладком фоне дубового дверного косяка. Это казалось насилием над деревом. Бен наконец собрался вызвать слесаря.
Я стояла, уставившись на замок, мой гнев закипал, обращенный на все, что олицетворял собой этот замок. Бен в самом буквальном смысле слова отгораживался от меня, преграждал вход в свою жизнь. Я круто развернулась и с топотом устремилась на кухню, вертя головой по сторонам. Взгляд упал на один из ящиков, я рванула его на себя с такой силой, что вся лежавшая там кухонная утварь подпрыгнула и вернулась на место, неприятно звякнув. Я пошарила в глубине ящика и извлекла предмет, который искала. Практически в унисон в моей голове заговорили два голоса. Неужели? – осведомился Скотт. Ты не хочешь остановиться и все обдумать? А второй голос явно смеялся, подначивая меня. Вот это по-нашему, ликовал Том. Вперед.
Крепко сжав скалку и похлопывая ею по ладони, как бандит в гангстерском фильме, я направилась к двери. Мне приятно было думать, что тихий голосок разума хотя бы попытался меня остановить. Я не хотела верить, что можно с такой легкостью перечеркнуть тридцать один год законопослушного поведения перед лицом бессмысленного вандализма. Только он не был бессмысленным, это была хорошо продуманная и взвешенная реакция на то, что я считала неприемлемым.
Все равно это вандализм, сказал Скотт. По правде говоря, это…
Я так и не услышала, чем считал это Скотт, потому что размахнулась и со всей силы обрушила скалку на замок. Понятия не имею, как грабителям удается с такой легкостью куда-то забираться. Мне потребовалось не меньше шести ударов, прежде чем я успешно разбила замок, и еще четыре, прежде чем я раскурочила дверь, дабы убедиться, что поставить новый замок будет не так-то легко.
Красная и вспотевшая от усилий, я издала последний стон удовлетворения и распахнула серьезно испорченную дверь. И ахнула, окончательно задохнувшись. За дверью стоял Бен, терпеливо прислонившись к стене, сложив руки на груди, с очень жизнерадостным видом для человека, который просто стоит и наблюдает, как портят его собственность. Мы долго смотрели друг на друга. Нарушил молчание Бен.
– Какие-то сложности с замком?
Я взглянула на то, что осталось от замка и, беспомощно свисало с наличника, а потом – на скалку в моих руках. По лицу Бена невозможно было понять, о чем он думает, и я не знала, злится он на меня, как я того заслуживаю, или нет. Он посмотрел на плоды моих трудов, а потом снова на меня.
– Это стоило мне сто пятнадцать фунтов, – ровно проговорил он.
– Можешь вычесть их из моего гарантийного взноса за квартиру, – ответила я, хотя оба мы прекрасно знали, что такого взноса я не делала. – Ты не можешь отгородиться от меня, Бен, – дрожащим голосом сказала я.
Он все еще скрывал свои чувства, снова глянув на разбитый замок.
– По-видимому, нет.
Скалка выпала у меня из рук и со стуком покатилась по полу. Бен посмотрел на нее, и тогда я впервые осознала, что он совсем не сердится, ну, во всяком случае, не из-за двери.
– Должен сказать, что теперь, когда ты от него избавилась, я чувствую себя гораздо спокойнее.
Скрытые эмоции можно долго лишь сдерживать, и мои уже натягивали все хрупкие ограничители. Как плотина во время наводнения, они прорвались в моем рыдании. А потом я очутилась в объятиях Бена, и он покрывал поцелуями мое лицо, глаза, губы, а я все продолжала плакать.
– Я не собираюсь уходить от тебя, Бен. Я не уйду. Ты не можешь войти в мою жизнь, изменить ее – изменить меня, – а потом думать, что я вот так тебя брошу.
Он перестал целовать меня и печально на меня посмотрел.
– В какой-то момент тебе придется меня бросить.
Как бы мне ни хотелось это отрицать, глупой я не была.
– Я это знаю. Но, прошу тебя, Бен, не сейчас. Пожалуйста, не заставляй меня уходить.
Вместо ответа он крепче обнял меня, и я уже не могла с уверенностью сказать, чье сердце так звучно бьется между нами – его или мое, а может, наши сердца каким-то образом синхронизировались в идеальный ритм на то время, что нам осталось.
За столом мы оба еле держались, чтобы не уснуть. Бессонная ночь вкупе с эмоциональной травмой превратила меня в зомби, едва способного донести до рта ложку с супом. Красные круги вокруг глаз делали нас похожими на парочку вампиров. Даже губы у меня устали, я с трудом шевелила ими.
– Что заставило тебя передумать?
Бен откинулся на спинку стула, небрежно отодвинув в сторону миску и тарелку.
– Вероятно, осознание того, что я никогда не заставлю передумать тебя.
Это был такой крутой разворот, что я почувствовала в его ответе какую-то фальшь. Я поняла, что хотя бы некоторое время мой внутренний детектор лжи должен находиться в состоянии полной боевой готовности.
– Ты чего-то недоговариваешь, да?
Во взгляде Бена мелькнуло невольное уважение, когда он медленно кивнул.
– Возможно, – только и сказал он.
Едва не опрокинув стакан с водой из-за предельной усталости, я потянулась к руке Бена, завладела его пальцами.
– Скажи мне. Что это? После всего, что случилось за последние двадцать четыре часа, мне нужно твое обещание, что между нами больше не будет тайн.
Бен ничего не сказал, словно бы обдумывая мое предложение, но я выдвинула его не для обсуждений. Отныне между нами должна быть полная откровенность. Это был решающий момент нашей сделки.
Бен медленно кивнул, и я осознала, что, к счастью, он это понял.
– Я не хочу, чтобы ты так уж этому радовалась.
Я чувствовала себя такой разбитой, что вряд ли нашла бы в себе достаточно энергии, чтобы встать со стула, не то что прыгать от радости.
– Чему?
– Такие вещи происходят постоянно, и в основном они ни к чему не приводят.
– Какие вещи?
– Не возлагай на это слишком больших надежд, потому что я не буду.
– Бен, если ты не скажешь мне, о чем ты все время говоришь, я сама тебя убью задолго до того, как тебя прикончит эта проклятая болезнь. О чем ты говоришь?
Он изо всех сил старался не улыбнуться, но одна маленькая улыбка все же прорвалась.
– Они решили испытать на мне экспериментальное лекарство. Сегодня я узнал, что прошел квалификацию.
Для человека, который думал, что совсем не может двигаться, я с астрономической скоростью вскочила со стула и бросилась вокруг стола, чтобы обнять Бена.
– Я так и знал, что ты отреагируешь слишком бурно, – проговорил он, мягко освобождая свою шею от моих рук.
– Вовсе нет, – возразила я. – Ну, может, есть немного. Но черт побери, это же чудесная новость. Что это за лекарство? На что, как они думают, оно повлияет? Когда они поймут, что оно действует?
Бен покачал головой, увидев мою внезапную, безудержно рвущуюся неотразимую улыбку, которую я не могла согнать.
– Там наверху папка со всеми рекомендациями, можешь почитать позже.
Я выразительно кивнула, обожая эту новую максимальную открытость, внезапно ставшую для меня доступной. Бен с нежностью усадил меня к себе на колени, и я прижалась к нему, как маленькое сумчатое.
– Эти эксперименты возникают постоянно, Софи. И по большей части ни к чему не приводят. Возможно, мне вообще не будут давать лекарство, мне могут давать плацебо.
Я не была готова к тому, чтобы хоть малейшая негативная мысль вторглась в единственную искру надежды, которую я видела на горизонте.
– Но может, и не плацебо. Ты же сам сказал, что однажды лекарство найдут. Почему не сейчас? Почему не это лекарство? – Я поцеловала его в шею, а его пальцы мягко погладили меня по волосам. – По крайней мере, это хоть что-то. Что-то, на что мы можем надеяться, правда?
– Правда, – согласился он.
В ту ночь мы спали вместе, впервые после смерти Тома. Это не эвфемизм, потому что именно это мы делали в буквальном смысле. Спали. Не думаю, что кто-то из нас был способен побудить другого к чему-то большему, а затем довести это до конца. На этот раз мы спали в моей кровати. Я даже не помню, как разделась, и почти удивилась, почувствовав рядом тепло обнаженного тела Бена, когда он привлек меня к себе.
Я поплотнее прижалась к нему, и его тело откликнулось, но мое оказалось предателем, саботирующим момент. Мои глаза закрывались сами собой, а тело словно налилось свинцом. Бен еще крепче обхватил меня и прошептал на ухо: «Засыпай». И будто повинуясь команде гипнотизера, я так и сделала.
– У меня для тебя сюрприз.
Голос звучал удивительно отчетливо, как будто и впрямь из моего сна. Я почувствовала, как рядом со мной прогнулся матрас, и услышала тихое позвякивание керамики по дереву – на прикроватный столик поставили кружку.
Открыв один глаз, я поразилась, что уже совсем светло. Я заставила второй глаз последовать примеру первого и увидела, что Бен одет – ну, во всяком случае, частично, – натянул вылинявшие джинсы. Волосы его были влажны после душа, а в отдалении играло на кухне радио. Мой сон, должно быть, больше походил на кому, потому что я ничего не слышала.
– Хотя, – продолжал Бен, словно я не пребывала в полукоматозном состоянии и не могла связать и двух слов, – мне пришло в голову, что нужно подождать и сначала, пожалуй, проверить тебя. Плюс, я даже не знаю, любишь ли ты сюрпризы.
– А? – только и ответила я.
Заставив глаза открыться пошире, я увидела, что Бен улыбается. Выглядел он на десять лет, если не обращать внимания на темную щетину.
– Не жаворонок, да? – пошутил он.
Я протерла глаза, в них будто песок насыпали, и убрала с лица волосы, напоминавшие, наверное, заброшенное воронье гнездо.
– Да уж, – промямлила я и потянулась к кружке за весьма необходимой дозой кофеина. Он помог, слегка.
– Придется это запомнить, – ответил Бен, вызвав у меня на середине глотка улыбку из-за того, что стояло за этими словами.
Мне хотелось, чтобы у нас впереди была целая жизнь таких пробуждений. Трудно было согласиться на два года, узнав, что есть возможность большего. Бен вполне мог не предостерегать меня от слишком больших надежд на лекарство. Потому что для пессимиста я была поразительно настроена на «наполовину полный стакан».
Кофе начал оказывать свое действие.
– А что за сюрприз? – нерешительно спросила я.
Предыдущий день был полон ими, и ни один даже отдаленно нельзя было назвать приятным. Я не была уверена, что готова еще к одному такому.
Бен уже настроился на мою волну.
– Приятный.
Он сделал глоток из своей кружки, и я постаралась не следить за движением мышц его рук, плеч и спины, когда он поставил ее рядом с моей. Полуодетый Бен очень отвлекал внимание, хотя приятно было проснуться и увидеть такое зрелище.
– Вообще-то, на эту мысль меня навело кое-что сказанное вчера вечером тобою.
Он ободряюще посмотрел на меня, словно этого было достаточно, чтобы догадаться, что он имел в виду.
– Этой подсказки мне мало.
Бен встал, и я нашла смену вида в равной мере привлекательной. Темная мягкая поросль на груди спускалась вниз очень интересной стрелкой, пока не исчезала за поясом джинсов. Чтобы вернуть взгляд к лицу Бена, мне потребовалось серьезное усилие.
– Это произошло, когда мы говорили о последних желаниях, с которыми я помогал, и ты спросила, какое у меня желание.
Я на удивление покраснела, точно так же, как вспыхнула, когда эта тема возникла накануне вечером.
«Ну, есть одна вещь, которую мне хотелось бы осуществить». Он понизил голос. «Кое-что, о чем я думал и мечтал и полагал, что очень давно это перерос». Мое смущение, которое, признаюсь, было немного смешным для женщины моего возраста, похоже, очаровало его. «Но я надеюсь, что мы очень скоро сможем поставить галочку напротив этого пункта». В его глазах читался вопрос, а в моих – ответ.
Но когда я спросила, есть ли что-то еще, что он хотел бы сделать, что-нибудь чуть менее из категории «только для взрослых», или где-нибудь побывать, Бен лишь пожал плечами. «Да на самом деле никуда я не хочу, мне здесь нравится». Именно это я и хотела услышать. Только вот теперь, похоже, за ночь он пересмотрел свой ответ.
– Есть одно место, куда мы регулярно ездили на отдых, когда я был ребенком. Это очень отдаленный район на побережье Уэльса. Я часто думал съездить туда.
– Ты должен это сделать, – сказала я, подтягивая одеяло повыше, чтобы прикрыть грудь, которая казалась мне очень оголенной в моем тонком ночном лифчике.
– Я надеялся, что ты так и скажешь, потому что я нашел это место через интернет и сделал пару звонков, пока ты спала, и мы можем поехать туда на несколько дней.
Как же рано встал Бен?
– Мы обязательно должны это сделать, – согласилась я. – Когда?
– Сегодня, – ответил он, широко улыбаясь.
Мы были абсолютно непохожи друг на друга. Он смелый, я – трусиха; он оптимист, я – нет; он действовал под влиянием момента, а я планировала и расписывала каждую деталь своей жизни. Мы словно находились на развилке дороги, где Бен олицетворял «сейчас», а Софи – «потом». Я мгновенно поняла, по какой хочу пойти дорожке.
– Хорошо, – порывисто сказала я. – Ты пока выйди, я приму душ, и мы можем ехать.
Это было долгое путешествие, но я за руль не садилась, и теперь я лучше поняла, почему. Столько, сколько можно, Бен хотел водить машину сам. Разумеется, причиной тому могли стать и те несколько случаев, когда Бен видел мои попытки припарковать его автомобиль.
Оказалось удивительно легко бросить все, повинуясь импульсу, и решиться на отпуск. Это помогло мне осознать преимущество свободной профессии, которым я редко пользовалась. Бен, казалось, слегка изумился, когда я призналась, что это будет первый за много лет отпуск – краткий или какой-то другой. На одну или две миллисекунды я задумалась, сколько раз он ездил куда-то с Холли, а потом выбросила ее из головы.
Подчиняясь возникшему в последнюю минуту приступу совестливости, я положила в сумку свой ноутбук, мало ли, одолеет желание поработать. Но когда я подошла к счастливому и умиротворенному Бену, который ждал меня у открытой дверцы автомобиля, я точно поняла, что ноутбук так и пролежит в своем футляре.
На всем протяжении пути мы не говорили о болезни Бена, и я не возражала, потому что накануне мы не говорили ни о чем другом. Вместо этого мы болтали о каникулах в детстве, и на сей раз я поймала себя на том, что говорю о Скотте, не переживая автоматически ту жуткую ночь, когда мы его потеряли. Братьев или сестер у Бена не было, и поэтому, наверное, он так подробно расспрашивал о моем брате. Или, может, он умело заставлял меня заново пересмотреть мое прошлое и понять, что есть тысяча воспоминаний, к которым я могу обратиться, не чувствуя печали.
Мы остановились пообедать в маленьком пабе, и хотя Бен слегка прихрамывал, выйдя из машины, я ничего не сказала. Если бы ему нужна была сиделка, он нанял бы ее, а мысли, которые возникли у меня, когда он обнял меня за талию, вытеснили все размышления об уходе за больным. Я нарочно не стала дотошно расспрашивать Бена о коттедже, который он для нас снял. Я только знала, что он в отдаленном районе и практически на пляже, и что там есть открытый камин, такой большой, что в нем можно встать во весь рост. Я сомневалась, что это верно для тридцатидвухлетнего Бена, как это было в его двенадцать лет, но я была рада подождать, чтобы узнать это.
Уже стало темнеть, когда Бен свернул с автострады на узкую дорогу.
– Рядом с коттеджем не найдешь магазинов или ресторанов. Он довольно уединенный. – Бен тревожился, как будто это могло меня беспокоить, но я только широко улыбнулась. Это звучало для меня как идиллия. – Если я правильно помню, не так далеко отсюда есть большой магазин, поэтому мы можем заехать туда и купить продукты.
Через несколько минут Бен въехал на парковку круглосуточного магазина. На стоянке для сотрудников мы увидели одинокую машину, но, помимо нее, наш автомобиль был единственным. Бен выключил двигатель, и мы оба уставились в лобовое стекло на маленький магазин.
– Это он? – спросила я, разглядывая в вечернем свете фасад магазинчика.
– Клянусь, он был больше, – сказал Бен, беря меня за руку и ведя по бетонной площадке ко входу.
– Вещи всегда кажутся меньше, когда ты становишься старше, – заметила я, а потом засмеялась, увидев искорку веселья в его глазах. Мы оба продолжали смеяться, войдя в магазин, над нашими головами звякнул старомодный колокольчик.
Бен держал корзину, и я беспорядочно бросала в нее коробки и пакеты, словно мы собирались прожить здесь несколько недель, а не дней. Мы без удержу смеялись, бродя взад-вперед среди полок, хотя понятия не имею, над чем. Нельзя сказать, что покупка продуктов настолько занимательна, но с Беном она казалась настоящим развлечением. В промежутках между смехом и подшучиванием друг над другом Бен неожиданно украдкой целовал меня.
– Белый хлеб или из непросеянной муки?
В ответ его губы встречались с моими.
– Какой хочешь.
Я видела, что сидевшая за старомодной кассой женщина средних лет наблюдала за нами со снисходительной улыбкой. Когда мы наконец подошли к кассе, у нас были две доверху набитые корзинки – Бен нес их обе, не позволив мне взять даже одну.
– Вы остановились неподалеку? – спросила явно словоохотливая продавщица, начав пробивать наши покупки. Впервые за много лет я увидела подобную процедуру, а не считывание кода.
Бен назвал местонахождение коттеджа, и женщина кивнула.
– Чудесное местечко, хотя немного тихое и уединенное в это время года.
Бен нежно приобнял меня за талию.
– Звучит превосходно, – сказал он, одаривая меня быстрой улыбкой, от которой у меня дрогнули колени.
– Новобрачные, да? – спросила женщина.
Я была в перчатках, поэтому отсутствующее у меня кольцо не могло ни доказать, ни опровергнуть ее предположение. Рядом на прилавке лежала открытая книжка в мягкой обложке, которую она читала, когда мы вошли. Это был любовный роман, в котором «все они жили долго и счастливо», и я подозреваю, что женщина придумала для себя романтическую историю и о нас с Беном.
– Да. Это наш медовый месяц, – сказал Бен, и на мгновение я подумала, что он дразнит ее или меня, но потом увидела выражение его глаз и поняла, что он вполне серьезен. У меня все похолодело внутри.
– Ну, тогда вы должны взять вот это… от заведения, – сердечно сказала женщина, кладя в пакеты к нашим покупкам бутылку дешевого игристого белого вина.
Бен тепло поблагодарил ее, пока я краснела, совсем как невеста, которой она меня посчитала.
Замечательно, что Бен обладал хорошей памятью и еще лучшей способностью ориентироваться, потому что навигатор даже не видел ту узкую пыльную дорогу, на которую мы свернули. Посередине дороги беззастенчиво рос бурьян, и постепенно почва в колеях становилась все более песчаной.
– Мы почти приехали, – уверенно заявил Бен, cжимая мою руку.
Дорога была узкой и извилистой, ее ширины едва хватало для одного автомобиля, но вряд ли кто-то поехал бы нам навстречу: путь вел к единственному владению – нашему коттеджу. За последним крутым поворотом фары выхватили силуэт одноэтажного, обшитого деревом строения, стоявшего так близко к краю пляжа, что казалось, будто его омывает прибой.
Еще до того, как мы остановились, я поняла, что дом мне нравится. Он был старомодный и причудливый и походил скорее на иллюстрацию к детской книге сказок, чем на настоящее жилище. Фасад его был обращен к пляжу, а с дощатой террасы две невысокие ступеньки вели в крохотный садик, в котором песка было больше, чем травы. Несколько стоек штакетника, окружавшего коттедж, покосились или отсутствовали. И даже при этом он выглядел гостеприимно, как широко улыбающийся рот с запущенными зубами.
Как только я вышла из машины, насыщенный песчинками ветер ожег мои щеки. Я зарылась подбородком в воротник пальто, спасаясь от колючих прикосновений. Оконным рамам избежать их было труднее, и завитки отслаивающейся краски свисали с каждого подоконника, как перья после сражения подушками.
– Владелец говорил что-то о том, что он «потрепан непогодой», – извинился Бен, встав рядом и обнимая меня за плечи. – Думаю, у них не так много гостей в несезон.
Я повернулась и, засунув руку под расстегнутую куртку Бена, обняла его за талию, наслаждаясь теплом и мощью его тела.
– Именно таким я его помню, – заметил Бен. – Он кажется…
– Меньше? – предположила я.
– Я собирался сказать «более убогим», – поправил Бен, глядя поверх моей головы на коттедж. – Если тебе не понравится, всегда можем поискать где-нибудь гостиницу.
– Не надо ничего искать. По-моему, он чудесный. – Я развернулась к раскинувшемуся пляжу и быстро наступающему приливу, чуть видному в меркнувшем свете. – И посмотри, у нас, можно сказать, личный пляж и только наш океан.
Он крепко обнял меня и поцеловал в макушку.
– Думаю, на самом деле это море, но я тебя понял. Пока ты уверена, я согласен.
Приятно было видеть, как Бен волновался, чтобы все было абсолютно идеально. Он явно не понимал, что мог привезти меня в заброшенный сарай, и я пришла бы в такой же восторг. Наклонив голову, Бен мягко поцеловал меня в губы, и на его губах я почувствовала вкус соли, которую несла с собой морская пыль, и даже это казалось волнующим и необыкновенным.
– И кто такая эта новая оптимистичная Софи Уинтер? – поддел меня Бен, нежно покусывая мою нижнюю губу. Я поежилась, но не от холода.
– Совершенно не представляю, – честно ответила я. – Но она мне, пожалуй, нравится.
Бен настоял, чтобы перенести оба наших чемодана, хотя мне удалось-таки отнять у него один из тяжелых пакетов с продуктами. После недолгого колебания он отдал его, и я вдруг как бы увидела, насколько тяжелым будет для него будущее. Бену нелегко будет признать бунт своих мышц, когда однажды они откажутся повиноваться его командам. Но, возможно, это новое лекарство сумеет этому помешать. Не связывай все свои надежды с чудом, Софи, молча предостерег меня Скотт. Я раздраженно покачала головой, отмахиваясь от его слов, как от назойливо жужжащего насекомого. Скотт не имел права здесь находиться. Эти дни принадлежали Бену и мне, и ничто их не испортит.
Первый этаж коттеджа представлял собой, по сути, одно большое помещение с кухней маленького, но абсолютно достаточного размера. Мебель была в основном деревянной и простоватой, отчего все это место немного напоминало жилье первопроходцев Дикого Запада. Один большой диван был застлан покрывалом с ярким ацтекским узором, и я уже представляла, как мы будет вместе лежать здесь обнявшись. Главное место в комнате занимал камин, так хорошо запомнившийся Бену, и я с удовольствием увидела щедрую груду поленьев рядом с громадной топкой.
– По крайней мере, мы не замерзнем, – заметила я, немного дрожа от прохладного февральского воздуха, который последовал за нами с пляжа.
– Позволь мне провести для тебя экскурсию по дому, а потом я разожгу огонь, – пообещал Бен.
Мы сложили продукты на кухне, и, взяв за руку, он повел меня к узкому коридору.
– Ванная комната в конце коридора, но сначала я покажу тебе спальни.
Я кивнула, и внутри у меня все затрепетало. Смущаясь, я почувствовала, как внезапно вспотели мои ладони, и очень понадеялась, что Бен не обратил на это внимания.
– Это самая маленькая спальня, – сказал он, остановившись перед дощатой, в деревенском стиле, дверью. – В ней я спал ребенком. – Я улыбнулась, но из-за внезапной нервозности улыбка получилась неестественной, как будто не по размеру моих губ. Бен взял меня за второю руку, с участием глядя мне в лицо. – Я снова с радостью посплю в этой комнате, если ты не чувствуешь себя готовой к… чему-то большему, – мягко проговорил он.
Мои глаза расширились, и я покачала головой, но Бен уже взялся за черную железную задвижку.
– Я прекрасно здесь устроюсь, – заверил он, нажав на ручку, дверь приоткрылась, и я увидела бойлер, гладильную доску и швабру.
Не помню, кто из нас засмеялся первым, но, начав, остановиться мы уже не могли. Когда я уже смахивала выступившие от смеха слезы, ошибка Бена сгладила всю неловкость.
– Ты уверен? Потому что мне она кажется немного тесноватой, – отозвалась я, еще посмеиваясь. Давно уже я не смеялась так долго и сильно над тем, что, вероятно, того не заслуживало.
Бен прижал меня к себе, и внезапно причина страха, сдержанности исчезла, словно и не бывала.
– Меня оправдывает то, что я очень давно здесь не был.
Тот факт, что он никогда не привозил в это место Холли, был еще одной причиной полюбить его.
За следующей дверью обнаружилась вторая спальня, и хотя я была уверена, что во время нашего пребывания никто в ней жить не будет, я все же с интересом осмотрела комнату, где когда-то спал юный Бен.
Под окном в комнате стояла одинокая односпальная кровать, и за отдернутыми занавесками я видела белую пену каждой набегающей волны. Я прищурилась, глядя в темноту, пытаясь вызвать призрак мальчика, каким был Бен, мальчика, который стоял, прижав веснушчатый нос к стеклу.
– Я часами просиживал, глядя на море, мечтал, наверное, быть пиратом, – признался Бен, словно прочитав мои мысли.
Он стоял у меня за спиной, я прислонилась к нему, и его руки сомкнулись на моей талии.
– Тебе не было здесь одиноко, тебе ведь не с кем было играть?
Мои воспоминания о каникулах представляли собой гобелен воспоминаний, в каждое из которых был прочно вплетен Скотт.
Я скорее почувствовала, чем увидела, что Бен пожал плечами.
– Ничего другого я не знал и довольствовался собственным обществом. Когда мы сюда ездили, я еще был хорошим и послушным ребенком.
Что-то в его голосе и словах насторожило меня. Он так редко говорил о своем детстве, что я невольно фантазировала. Точно я знала только то, что Бену и его маме пришлось нелегко, когда его отец ушел из семьи, встретив другую женщину. Однажды вечером, немного перебрав вина, Бен признался, что в подростковом возрасте на некоторое время «немного вышел из-под контроля», прежде чем снова вернуться к нормальной жизни. Но когда я спросила его об этом, он замкнулся, а я была самым последним человеком на земле, кто стал бы ломиться в дверь, которую кто-то хотел оставить закрытой.
Главная спальня оказалась просторной. Обшитые деревом стены, как и деревянные полы, были выкрашены белой краской, и все напоминало о близости моря. По всей комнате валялись громадные раковины и необычные куски плáвника, словно однажды, когда никто не обращал внимания, прибой просто занес их в дом через окно. Шум моря, высвистывавшего свою морскую мелодию, был здесь даже громче, и мне стало интересно, каково это будет ложиться спать под его неумолкающее бормотание. Я предположила, что очень скоро это узнаю. Я слегка поежилась, но Бен, по счастью, не так это понял.
– Нужно натопить эту комнату, – сказал он, растирая мои руки, как будто нужно было их согреть, когда на самом деле ничто не могло быть дальше от правды. Кровь буквально неслась по жилам, когда я представляла нас с Беном лежащими рядом на кровати, к которой постоянно возвращался мой взгляд. Ее деревянный каркас был выкрашен в нежно-голубой цвет, а яркое лоскутное покрывало делало ее еще более притягательной. Я снова вспомнила, как Бен сказал продавщице, что у нас медовый месяц, и на щеках у меня проступил румянец.
– Ну, не знаю, как ты, а я просто умираю от голода. Давай-ка я приготовлю нам что-нибудь на ужин.
Говорила я слишком оживленно, словно пробовалась на роль «очень возбужденной особы» в пьесе. И была бесспорным кандидатом на победу.
К тому времени, когда я нарезала овощи к соусу для пасты и наконец разобралась, как включать плиту, мне удалось успокоиться. Это просто ожидание заставляет меня нервничать, подумала я, складывая в миску ингредиенты для салата. Ожидание и возбуждение, признала я, видя, как дрожит моя рука, поднимая бокал, чтобы легонько чокнуться с Беном. Игристое поднялось и опало, подражая приливу волн, разбивающихся о пляж за окном.
Как только мы зажгли огонь, коттедж быстро нагрелся, поэтому я сняла толстый джемпер и нисколько не мерзла в футболке и джинсах. Бен тоже снял теплую одежду и сел за маленький обеденный стол в потертых джинсах и облегающей черной футболке. Он был мастером спокойной и непринужденной беседы, и после двух бокалов вина из подаренной нам бутылки я наконец почувствовала себя свободнее.
Посуду я мыла небрежно, слишком сознавая присутствие стоявшего рядом мужчины, который умудрился выглядеть еще более привлекательным, вытирая ее. Гораздо дольше, чем нужно, я наводила порядок в идеально аккуратной кухне и мыла и без того безукоризненно чистые поверхности. Когда кухня сравнялась по чистоте с операционной, я наконец отложила тряпку в сторону.
Бен подложил в камин поленьев, и когда я в итоге подошла и встала рядом с ним у огня, они щелкали и потрескивали. Как и мои чувства. Очень осторожно Бен забрал у меня бокал с вином, поставил его на столик рядом. Бокал чуть стукнулся о лампу, как будто чокнулся, и только тогда я поняла, что Бен тоже нервничает. Хотя, возможно, по совершенно другой причине.
Бен шагнул ко мне, протянул руку и нежно коснулся моей щеки.
– Это должна быть ночь настоящего медового месяца, – сказал он севшим голосом. – Что я хочу сделать сейчас, так это взять тебя на руки и отнести в спальню. – Мое сердце учащенно забилось, и я осознала, что даже его голос возбуждает меня больше, чем когда-либо удавалось другому мужчине. – Только вот передо мной встает жуткий образ, как мы с тобой лежим в итоге на полу. – Я почти улыбнулась, так как подумала, что он шутит, пока не посмотрела ему в глаза и не увидела искреннее сожаление. – Это еще одна вещь, которую украла у меня болезнь.
Я взяла его руку и, поднеся к своим губам, стала целовать пальцы с обратной стороны.
– Мне не нужны подобные драматические представления… мне нужен только ты.
Я впервые в этом призналась, и Бену достаточно было взглянуть мне в глаза, чтобы увидеть, насколько правдивы мои слова.
– Я тоже в тебе нуждаюсь. Больше, чем следовало бы. Больше, чем я могу этому противиться. – Губы Бена были так близко от моих, что я не могла разобрать – чье тепло на моих губах. – Я не хочу разочаровать тебя этой ночью. – В его голосе звучала печаль, и я возненавидела болезнь, которая заставляла Бена так себя чувствовать. Возненавидела, как пытающегося встать между нами врага, которым она и была. – Я уже довольно давно один, – признался Бен. – У меня никого не было с тех пор, как мне поставили диагноз. И я не вполне уверен, получится ли…
Я заставила его замолчать поцелуем.
– Тогда самое время это выяснить.
Его губы и язык были теплыми и двигались неторопливо, встретившись с моими, но глаза Бена были полны желания, когда он наконец открыл их и посмотрел на меня.
– Значит, это лишь ради научного исследования?
Его голос был неотличим от тихого рычания.
– Совершенно верно, – отозвалась я, задыхаясь от желания.
Бен с нежностью взял меня за руку и повел к спальне.
Это было медленно и прекрасно. Он раздевал меня так, словно я была сделана из стекла, и когда руки Бена нежно скользили по моему обнаженному телу, я ощущала, что действительно могу разлететься на миллион осколков. Со своей одеждой он справился много быстрее. Простыни были холодными, и у меня перехватило дыхание, когда Бен мягко уложил меня на кровать, не прерывая поцелуев; он не остановился, даже когда его руки нашли и ласкали мою грудь. А потом холод исчез; все воспламенилось. Этот огонь горел медленно, удостоверяясь, что все, что есть во мне горючего, охвачено пламенем. А когда мои ноги раздвинулись, и мы с Беном стали единым целым, все запылало. Однажды ночью, давным-давно, мы встретились в огне, а под шум моря, ставший нашим саундтреком, мы вместе отправились искать выход из ада.
Он стоял у окна голый, отраженный лунный свет превращал его кожу в алебастр.
– Бен?
Он повернулся и всего на секунду опоздал спрятать печаль в глазах.
– Что-то не так?
Он покачал головой.
– Спи.
Мои веки налились тяжестью, поэтому легко было последовать мягкому приказу Бена. К утру я даже не была уверена, состоялся ли вообще этот обмен репликами. Я откинула одеяло, и у меня перехватило дыхание от прохлады в комнате, подошла и встала рядом с Беном, обхватила его руками, положив ладони на его плоский живот. По тому, как резко Бен втянул в себя воздух, я поняла, что он почувствовал прижавшиеся к его спине мои груди.
– Все в порядке? – прошептала я, уткнувшись в его спину.
Смешной вопрос, потому что явно было, что не в порядке. На один ужасный миг я подумала, он сожалеет о том, что перевел наши отношения на следующий уровень, но через мгновение Бен уже поворачивал меня лицом к себе. В его глазах блестели слезы, и мне понравилось, что он не пытается смахнуть их или отрицать.
– Я люблю тебя, Софи. Я всегда буду любить тебя.
Дай мне запомнить этот момент, этот идеальный момент, взмолилась я Богу, в которого очень давно не верила. Пусть я буду помнить все страшные моменты прошлого или те, что еще придут. Но позволь мне сохранить этот.
– Я тоже тебя люблю, – проговорила я, мои слова стали клятвой и молитвой, в которую я никогда не устану верить.
Мы медленно проснулись под крики чаек. Серый утренний свет бросал на стены странные тени, и в первый момент я не поняла, где нахожусь, а потом мозг быстро произвел оценку ситуации. Теплое дыхание овевает мой затылок; чьи-то ноги вперемежку с моими; большая ладонь обхватила мою грудь… чьи-то пальцы ищут и находят сосок, который уже напрягся и готов к прикосновению. Я точно поняла, где нахожусь. Я была там, где всегда хотела быть.
В конечном счете из постели нас вытащил голод, а температура в помещении заставила потянуться к одежде, выразительно разбросанной по комнате.
– Я буду поддерживать огонь день и ночь, – сказал Бен, глядя в камин, где осталось всего несколько тлеющих углей. – Тогда можно будет не думать обо всех этих ненужных слоях.
Его рука легко скользнула под мою незаправленную футболку и нашла мою грудь. Лифчик мой куда-то сгинул, и я была, вообще-то, рада, что не нашла его. Рада в течение добрых десяти минут или около того, прежде чем неохотно оттолкнула Бена.
– Завтрак, – проговорила я деланым тоном сварливой жены, но жар в глазах говорил о моих истинных чувствах.
Обычно на завтрак я съедала порцию кукурузных хлопьев или тост, но сегодня проглотила яйца, бекон и сосиски с почти неприличным удовольствием.
– Мне придется изнурять себя упражнениями, пока мы здесь, а то я просто не влезу в эти джинсы, – произнесла я, отодвигаясь от стола с удовлетворенной улыбкой.
– Забавно, что ты это сказала, потому что именно об этом я и подумал, – шутливо заметил Бен, озорно поблескивая глазами.
Я опустила взгляд, как будто вдруг застеснявшись, а потом подняла глаза, и то, что Бен прочел в них, заставило его тихо застонать. Я с улыбкой принялась собирать грязные тарелки.
– Оставь. Я вымою и затоплю камин. А ты прими душ, и потом мы сходим погулять по пляжу.
Я посмотрела в окно. Дул сильный ветер, и капли дождя уже стучали в стекло. По всему, было холодно, стоял февраль, и это явно была зима, но я видела только тепло и голубые небеса.
– Великолепное предложение.
Отчасти я надеялась, что Бен присоединится ко мне в душевой кабинке. Я уже оценила ее размер, пока мылась. Такое я видела в кино и читала в бесчисленных книгах, но никогда еще сама не испытывала. Я улыбнулась себе, стоя под горячими струями, падавшими на голову. Можно сказать, что это значилось в списке моих последних желаний. Пальцы у меня немного посинели, а горячая вода начала охлаждаться, прежде чем мне пришлось признать, что моей тайной фантазии придется повременить до другого раза.
К тому времени, когда я натянула на себя самую теплую из привезенной сюда одежду и высушила волосы, Бен снова развел огонь в камине. Я заготовила дерзкую реплику насчет того, что он пропустил, не присоединившись ко мне в душе, но мне так и не пришлось ее произнести. Бен медленно выпрямился у камина, рядом с которым сидел на корточках, и когда повернулся, первое, что я увидела, была ранка. Неглубокая, и кровоточить закончила, наверное, уже давно. Окружавший ее синяк был сейчас серым неясным отпечатком у него на лбу. Бен встретился со мной глазами, и я поняла, что он внимательно ждет моей реакции. Как гром среди ясного неба для нас вдруг настал очень важный момент.
Бен падал раньше и будет падать снова, я это знала. Этот случай стал особенным из-за моей реакции на него. Если я поведу себя неправильно, мое место в его будущем изменится. Эхом прозвучал в голове голос Джулии, когда она спокойно разбирается с одной из многочисленных царапин Лейси. Невозможно обернуть своих детей ватой, они задохнутся. То же самое произойдет и с мужчиной, которого я люблю.
– Душ был что надо, – объявила я, подходя к камину и протягивая руки к огню.
Бен встал рядом со мной, обнял за талию и прижал к себе. Я с тихим вздохом положила голову ему на плечо, опечаленная тем, что его болезнь – такой умелый охотник, выследивший нас, даже здесь. Оставленная ею визитная карточка была ненужным напоминанием, что мы никогда от нее не сбежим.
Я позволила себе лишь одно деликатное напоминание о том, что случилось. Когда мы стояли у выхода из коттеджа, укутанные в пальто и шарфы, я встала на цыпочки и запечатлела невесомый поцелуй на маленькой ранке. Бен посмотрел мне в глаза, но никто из нас не сказал ни слова. Они были не нужны.
Пока мы шли по пляжу, драчун-ветер молотил нас невидимыми кулаками. Он выдернул несколько прядей из хвоста, в который я собрала уже несколько отросшие волосы, и швырялся песком. Я теснее прижалась к Бену, используя его в качестве щита. Волнение на воде было серьезное, и неудивительно, что ни одна лодка не отважилась выйти в море, хотя Бен и говорил, что этот район популярен у местных рыбаков. Мы шли как раз на таком расстоянии от кромки прибоя, чтобы оставлять следы на влажном песке, но при этом достаточно далеко, чтобы избегать всех волн, кроме самых сильных.
Шли мы медленно, часто останавливаясь, потому что я то и дело наклонялась за раковинкой или камешком с интересным узором. Я до отказа набила ими карманы пальто.
– Если тебя накроет волной, ты пойдешь прямиком на дно с таким балластом, – пошутил Бен.
Я пожала плечами, что, между прочим, было довольно трудно сделать, учитывая вес моей коллекции камней.
– А что мне волноваться, – уверенно ответила я, остановившись и улыбнувшись Бену. – Ты меня спасешь. Ты всегда это делаешь.
Я убрала с лица раздражающую прядь волос, и Бен завладел моей поднятой рукой, повернул ее и посмотрел на розовый шрам на внутренней стороне запястья. Медленно провел большим пальцем по зажившей коже, и я поежилась.
– Буду делать, пока смогу, – пообещал он.
Рука об руку мы прошли по всему пляжу, не встретив ни одного человека и не желая этого. В конце концов Бен увел нас от воды на маленький мыс, огороженный бурьяном и высокими песчаными дюнами. Как приятно было укрыться от обжигающе холодного ветра и с облегчением сесть на песок рядом с Беном. Прогулка по пляжу оказалась испытанием – ребристый от прибоя песок жадно засасывал наши ноги, превращая каждый шаг в ожесточенную борьбу. Мышцы ног у меня ныли и дрожали от этого усилия, и по тому, как Бен непрерывно растирал и разминал бедро, я подозревала, что ноги Бена чувствуют себя еще хуже.
Я передвинулась поближе к нему, надеясь, он поймет, что толчок плечом о его плечо на самом деле означает: Мне очень жаль, что тебе больно. Я с тобой. Я здесь ради тебя. Бен повернулся и так тепло улыбнулся, что, возможно, понял, решила я.
– В каждый наш приезд сюда я часами сидел на этом самом месте и высматривал тюленей, – сказал Бен, глядя из-под руки на волнующиеся серые волны.
– И видел когда-нибудь хоть одного?
– Только вдали, – ответил он, вероятно, не замечая сохранившегося в голосе сожаления. – Я всегда надеялся, что встречу одного в той бухточке, вон там. – Он указал на часть береговой линии, где песок сменялся узким каменистым берегом. – Но так и не встретил.
Я повернулась к тому месту, на которое он указывал. Если бы это было в книге, если бы это было в кино, тюлень лежал бы там теперь, выполняя желание Бена спустя столько лет. Но в реальной жизни не так. Это я уяснила для себя очень давно. Для осуществления мечты недостаточно отчаянного желания. Мертвый не может вернуться, как бы ты по нему ни скучал, болезнь не может внезапно пройти, а тюлени иногда неуловимее единорогов.
Я бы никогда не сдалась первой, но спасибо, Бен положил конец нашему наблюдению за природой до того, как я превратилась в ледяную скульптуру.
– Прости. – Он протянул мне руку, помогая подняться. – Сказала бы, что замерзла.
– Д‐да я н-н… ничего, – выдавила я, стуча зубами.
Бен поднял брови, но позволил мне солгать. Долго молчал перед тем, как мы тронулись в обратный путь.
– Нужно будет сюда вернуться.
Я кивнула, прикидывая, сколько еще джемперов мне потребуется, чтобы спастись от февральского ветра.
– Завтра, – согласилась я.
Он покачал головой.
– Нет, не завтра. Летом. Когда будет достаточно тепло, чтобы мы стояли на берегу, а волны омывали наши ноги. Когда солнце будет таким ярким, что сверкающее море ослепит нас. – Он привлек меня к себе и поцеловал. – Когда я смогу лежать на одеяле, обнимая тебя и наблюдая, как солнце движется по ясному синему небу. Вот когда мы вернемся.
– Когда здесь будут тюлени, – добавила я, настолько увлекшись нарисованной Беном картиной, что больше не обращала внимания на потерявшие чувствительность пальцы ног.
Бен в последний раз посмотрел на воду и кивнул, словно подтверждая заключенную сделку.
Я стояла рядом с машиной, игнорируя ветер, пытавшийся загнать меня в теплое нутро автомобиля, и делая последний мысленный снимок на память. Бен спрятал на террасе ключ от коттеджа – сунул его туда, откуда взял, под растение в горшке, потом направился ко мне. Внезапный порыв ветра невидимыми пальцами взъерошил его волосы, и мне так захотелось сделать то же самое, что пришлось поглубже сунуть руки в карманы, а то я не ручалась за их поведение. Тело Бена стало картой, которую я изучила не торопясь и с восхитительной бережностью, как и он – мое. Мы обнаружили тропинки и тайные ходы и пошли по ним, как заблудившиеся исследователи, пока они не вывели нас туда, куда мы и сами не ожидали.
– Ну, кажется, все, – сказал Бен, ставя в багажник последнюю сумку, в его голосе я услышала почти такое же нежелание уезжать, какое испытывала я.
Я отмахнулась от встревоженного голоска, который спрашивал, удастся ли нам перенести магию этого места домой или мы найдем ее только здесь, когда вернемся летом.
– Все равно, по-моему, это очень сомнительное место для ключа от двери, – пробормотала я. – Уверена, что любой уважающий себя взломщик первым делом заглянет туда.
– Уважающий себя преступник? А такие бывают? – с улыбкой осведомился Бен, быстро и крепко обнимая меня.
Мое желание защитить собственность, которая мне даже не принадлежала, не поддавалось объяснению. За исключением того, что случившееся здесь со мной изменило, как я понимала, линию моего будущего. Бен хотел приехать сюда, потому что это место было существенной частью его прошлого, теперь оно стало частью и нашего прошлого, и это казалось правильной и счастливой случайностью.
В нашем здесь пребывании мне нравилось все: каждая долгая, до промерзания прогулка, каждое оттаивание в тепле перед камином были идеальными. Мы сидели бок о бок у кромки воды, наблюдая, как солнце медленно скатывается в серые волны, а потом, взявшись за руки, шли по пляжу, как два последних выживших в конце света. У нас не было ни интернета, ни сигнала связи, но я никогда раньше так не ощущала свою связь со всем, что меня окружало.
«Я не хотела бы изменить ни единого момента», – призналась я, лежа в объятиях Бена в наше последнее утро, мою влажную кожу все еще покалывало после того, как мы отпраздновали завершение нашего пребывания в коттедже.
– Даже то, что ты проиграла в «Скраббл» все партии до единой? – поддел меня Бен.
Я поцеловала впадинку на его плече.
– Даже это, хотя я до сих пор думаю, что ты жульничал.
– Или бойлер, который отключался на середине каждого купания?
– А что плохого в холодном душе, – вызывающе ответила я.
Бен крепче сжал мои бедра и, застав меня врасплох, без усилия положил на себя.
– Хм… возможно, и мне стоит принять холодный душ, – предположил он.
Его глаза потемнели, зрачки расширились, превратившись в огромные капли черных чернил в расплавленном сахаре.
– Возможно, нет, – отозвалась я.
Мои щеки горели, но я не отводила взгляда, беря инициативу в свои руки, толкая Бена на подушки, чтобы создать еще одно последнее воспоминание.
Пока мы ехали по грунтовой дороге, я, как ребенок, крутилась на сиденье, глядя на коттедж до того момента, пока он не скрылся от нас за поворотом.
– Будет еще лучше, когда мы вернемся, – пообещал Бен.
Я улыбнулась и кивнула, хотя знала, что он ошибается; ничто никогда не будет лучше этого.