Декабрь
– Французский… вы говорите на этом языке?
– Да, и по-немецки, и по-испански могу вполне прилично, если это нужно.
Последние пять минут Бен, похоже, находился на грани принятия решения. Как прыгун в воду, который доходит до края вышки, а потом передумывает и пятится. Он очевидно о чем-то хотел меня спросить. Неясно было только, почему он колеблется. Когда в итоге вопрос прозвучал, я все равно ничего не поняла.
Подходило время ланча, когда Бен негромко постучал во внутреннюю дверь, разделяющую наши владения. Мы уже несколько дней не встречались, и первое, что бросилось мне в глаза, когда он вошел в мою кухню, это его стремление оберегать при ходьбе правую ногу.
– Скользкий тротуар – одно очко. Здоровый идиот ростом шесть футов два дюйма – ноль, – объяснил он с кривой усмешкой.
Засмеявшись, я жестом пригласила его сесть, поспешно подхватив со стула кипу чистого белья и сбросив ее в стоявшую рядом корзину для белья грязного. Я, конечно, и не думала, что вид моего нижнего белья кого-нибудь возбудит. Прошло страшно много времени с тех пор, когда я на законном основании могла заявить, что это произошло. Я отпихнула непрошеную мысль и корзину для белья в сторону.
– Что ж, если вы не слишком заняты, – продолжил Бен, совершенно не подозревая, какие мысли крутились у меня в голове, – я тут подумал, нельзя ли мне дать вам заказ… или заручиться вашим согласием… или нанять вас… или как это правильно называется, на выполнение перевода.
– Нет, – ответила я, опираясь на стол локтями и наклоняясь вперед с теплой улыбкой, которая, вероятно, вступала в противоречие с моим отказом. – Но вы можете попросить меня о дружеском одолжении, и я готова согласиться.
– Вы даже еще не знаете, что это такое, – возразил Бен. – Может, у меня огромный объем, который вы только что вызвались сделать бесплатно.
Я подавила возникшую на мгновение панику, прикидывая, не лишилась ли я только что денег на внесение платы за следующий месяц. Не слишком удачно, учитывая, что Бен был моим квартирным хозяином.
– Это неважно. Я ваша должница.
Бен покачал головой, но в его глазах стояла совсем не понятная мне печаль.
– У меня есть друг, которому нужно написать письмо. По-французски.
Я ободряюще кивнула.
– Это все? Я могу это для вас сделать.
– Я надеялся, что вы так скажете. Понимаете, он уже довольно давно думает об отправке этого письма, но постоянно откладывает. Но теперь он принял окончательное решение, и мне кажется, что он действительно хочет устроить это как можно скорее. Он больше не хочет терять времени. Вы уверены, что включите это в ваш график?
У меня в работе были другие заказы, но они, вероятно, могли подождать, а кроме того, история со срочным письмом друга Бена меня заинтриговала.
– Конечно. Без проблем. Просто ради интереса, как долго этот ваш друг откладывал отправку своего письма?
Глаза цвета жженого сахара встретились с моими.
– Семьдесят два года.
– Ой! – вскрикнула я, когда моя крохотная парикмахерша в очередной раз умудрилась стукнуть меня по голове щеткой для волос с деревянной ручкой.
– Осторожно, Лейси, не ушиби тетю Софи, – пожурила Джулия.
Громадные васильковые глаза Лейси смотрели на меня с тревогой, пока я не подмигнула ей и не потерлась шутливо носом об ее нос в эскимосском приветствии, отчего девочка всегда хихикала.
– На твоем месте я бы не спешила это делать, – предостерегла Джулия, ненадолго скрываясь в чулане, – половина яслей лежит с простудой, а другая половина утирает носы руками.
– Фи, – наморщила я нос, отчего Лейси захихикала еще громче.
Она взяла расческу и несколько ярко-розовых, в стиле Барби, блестящих заколок и вернулась к созданию моей прически. Выбор аксессуаров определенно вызвал бы одобрение Карлы.
– Знаешь, мне все это по-прежнему кажется странным, – заявила Джулия, появляясь с корзиной белья, которую удерживала на бедре. – Все его друзья похожи на карикатуры в дурацкой книжке комиксов: парикмахерша без волос, садовник без ноги, путешественник, который боится летать, и девяностолетний старик с разбитым сердцем. В смысле, как это характеризует Бена, если у него такие друзья?
Джулия говорила не всерьез, но моя рефлекторная реакция защитить людей, большинство из которых я едва знала, удивила меня.
– Не знаю, Джулс, – отрезала я. – Ты моя подруга. И как это характеризует меня?
Джулия на мгновение опешила, но потом добродушно пожала плечами.
– Ладно. Я это заслужила. Тем не менее есть у него «нормальные» друзья?
Это слово она взяла в кавычки движением пальцев.
На сей раз плечами пожала я.
– Не знаю. А у кого они есть?
Джулия сдвинула в сторону принадлежавшую Лейси маленькую коллекцию ленточек для волос и примостилась на диванчике.
– Так когда ты идешь на встречу с этим стариком?
– С Генри, – подсказала я, глянув на часы. – Мне уже скоро уходить. Но поскольку он живет так близко от тебя, я не смогла удержаться и заскочила, чтобы быстренько сделать прическу и обняться, – объявила я, обнимая Лейси и зарываясь лицом в ее мягкую, пухлую шейку. Она была теплой и чуть влажной.
– О‐о, а ты горячая, малышка. Ты хорошо себя чувствуешь?
Джулия замерла, не закончив складывать детский комбинезончик, который собиралась добавить к небольшой стопке рядом с собой, и привычным движением приложила тыльную сторону ладони ко лбу Лейси. Морщинка прорезала лоб Джулии, когда она убрала руку.
– Ты действительно горячая, цыпленок. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Горло болит, – драматически заявила Лейси, сжимая ручонкой больное место, как будто у нее только что волшебным образом украли голос. Это движение она явно позаимствовала из одного своего любимого диснеевского фильма.
– О господи, – вздохнула Джулия, вставая и направляясь на кухню. – Выпьешь парацетамол, моя хорошая, – провозгласила она. Увидела мое озабоченное лицо и улыбнулась. – Она должна была что-то подцепить. Я только хотела, чтобы она подождала до возвращения Гэри. – Радионяня ожила, донося горестное заявление Ноя, что он проснулся. – Каковы ставки, что сегодня ночью мне не удастся выспаться?
Комната была маленькой и перегретой. В воздухе стоял слабый запах корицы, смешанный с ноткой карамели конфет «Вертерс ориджинал». Запах дедушек и бабушек. Хотя мои давно уже умерли, этот аромат до сих пор возвращал меня к тем детским визитам, которые я вспоминала с любовью.
Я медленно шла по его улице, высматривая плохо заметные номера домов, когда чуть впереди распахнулась дверь одного из домов. Вышел пожилой мужчина, свет ярким всплеском отразился от его выданных Национальной службой здравоохранения очков-полумесяцев, когда он посмотрел в мою сторону. Его редкие белоснежные волосы быстро растрепал ветер, а горчичный кардиган на сутулых плечах, казалось, совсем не защищал от декабрьского холода. На ногах у него были тапочки, определенно не подходившие для преодоления обледеневшей дорожки. С усилием, которое даже с расстояния в пятьдесят метров выглядело мучительным, Генри немного выпрямился, придерживаясь за дверной косяк изуродованной артритом рукой.
– Вы Софи? – спросил он, делая осторожный шаг по дорожке в мою сторону.
Я инстинктивно ускорила движение. Скользкие дорожки и девяностолетние старики – так и напрашивается сломанная шейка бедра.
Широко улыбнувшись, я подтвердила, что это я, отодвигая задвижку на низкой кованой железной калитке и спеша по дорожке навстречу Генри.
– Я выглядывал вас, потому что не хотел, чтобы вы заблудились.
Я моментально почувствовала себя виноватой. Пока я медлила за последней чашкой чая с Джулией, Генри, вероятно, стоял, как часовой, в своей узкой прихожей и поджидал меня, пристально оглядывая пустынную улицу.
– Входите же, не стойте на холоде, – пригласил он, прошаркав коротенькое расстояние от двери до гостиной.
Я могла быть кем угодно, пожелавшим откликнуться на имя Софи. Его доверие и уязвимость поразили меня, как два неожиданных удара. Узкая прихожая была оклеена темно-красными обоями с тиснением. На узоре кое-где виднелись проплешины размером с ладонь, совпадавшие, похоже, с теми местами, где Генри часто требовалась поддержка при ходьбе. За входной дверью стояли ходунки, алюминиевые детали которых сияли девственной чистотой. Судя по наброшенной на них одежде, я поняла, что Генри, возможно, использует ходунки в качестве вешалки.
– С вашей стороны очень любезно, что вы пожертвовали мне время, – проговорил он, слегка задыхаясь после короткого перехода.
– Никаких сложностей, – заверила я его. – Рада это сделать.
Он улыбнулся, а потом замешкался, словно не зная, что должно произойти дальше. Я так и видела, как он подыскивает ключик доступа к памятке о том, что необходимо делать, когда принимаешь гостей. Ясно, что их у него давно не было.
– Может быть, сядем? – предложила я, беря инициативу в свои руки.
Он благодарно кивнул и, опираясь на руку, осторожно опустился в мягкое кресло поблизости от электрообогревателя с двумя спиралями, которые излучали так много тепла, что казалось, будто мы находимся в тропиках. Я быстренько скинула пальто, пока не потеряла сознание.
– Вам достаточно тепло? – спросил Генри, ловя тепло ладонями со скрюченными пальцами.
– В самый раз, – солгала я, пристраиваясь в другом кресле как можно дальше от обогревателя. – Так, Бен сказал мне, что вы хотели бы написать письмо подруге во Францию?
Генри посмотрел на каминную полку, где в декоративной серебряной рамке стояла старая черно-белая фотография пары в день их бракосочетания. Даже по прошествии времени я узнала в женихе Генри. Он перевел взгляд на меня, и в глубине его поблекших голубых глаз я заметила намек на виноватость.
– Это была моя Айрис. Мы прожили вместе шестьдесят лет. Последние десять лет без нее были… они были…
Старик умолк, но по изрезанной морщинами щеке скатилась одинокая слеза. Чувствуя его неловкость, я стала рассматривать комнату, давая Генри возможность успокоиться. Кашель и трубное высмаркивание сообщили мне, что я могу без опасений повернуться к нему.
– Дело в том, что Айрис была чудесной девушкой. Мы знали друг друга с малолетства, – признался он с хриплым смешком. – Она писала мне всю войну, и эти письма имели для меня огромное значение, но… но… – Он перешел на шепот, словно невеста на фотографии слушала его признание. – Была одна девушка, Люсиль ее звали, она жила недалеко от Парижа, и если бы ее семья не приняла меня и не спрятала в амбаре… что ж, думаю, я не сидел бы здесь сейчас и не разговаривал с вами. – Он посмотрел сквозь меня, как будто воспоминание о том времени открыло портал в прошлое. – Айрис была той, которая ждала меня дома. Айрис была девушкой, которой я дал обещание. Айрис была той, на ком я женился. Но Люсиль была девушкой, которую я никогда не забывал.
Я подозревала, что история Генри будет чем-то в этом роде, но и представить не могла, что она так меня тронет. В результате пожара мои чувства научились тихо бунтовать, отказываясь утихомириваться, и приобрели неприятную привычку взбрыкивать и сбрасывать меня в неподходящие моменты. Это был один из таких. Думаю, мы оба с Генри обрадовались, когда он предложил выпить по чашечке чая, прежде чем перейти к составлению письма к женщине, которой, по моему представлению, могло уже и не быть в живых.
Кухня Генри оказалась безупречно чистой и аккуратной – она содержалась в гораздо большем порядке, чем моя, что я и сказала ему. Он встретил мой комплимент с тихой гордостью.
– Айрис любила, чтобы все было в полном порядке, – сообщил он. – Ей было бы неприятно, если бы я все тут захламил только потому, что ее нет.
Мы ждали, пока старомодный чайник со свистком запоет свою песню, а Генри тем временем достал из буфета блюдо с узором из ивовых веток, а потом прошаркал в кладовку и вернулся с пачкой печенья.
– Берег его для особого гостя, – объявил он, теребя непослушными пальцами целлофановую упаковку.
– Давайте помогу, – предложила я, забирая пачку из его неловких рук.
Перевернув ее, я увидела, что срок годности истек пять лет назад. Генри надел разноцветный вязаный чехол на заварочный чайник и посмотрел на меня, в нерешительности державшую пачку залежалого печенья.
– Очень люблю «Бурбон», – признался Генри, причмокнув в предвкушении губами.
– Я тоже, – заявила я, высыпая содержимое пачки на блюдо.
В тот день меня ждали три сюрприза. Во-первых, я не спешила покинуть дом Генри, даже после того, как его письмо было составлено, переведено и написано. Вероятно, Генри уже много лет не позволял себе роскоши пересказать историю своего французского романа, а в моем лице он обрел слушателя поневоле. Это была история любви и трагедии, рассказ о жертве и настоящей любви, у которой никогда не бывает счастливого конца.
Вторым сюрпризом стало открытие, что хотя, возможно, некоторый риск и присутствует, ты не умрешь, если съешь черствого, на пять лет просроченного печенья.
Но больше всего меня потряс третий сюрприз. Это был терпеливо дожидавшийся меня Бен, когда я наконец покинула перегретый кокон жилища Генри. Хотя я не сразу сообразила, что стоявший у обочины автомобиль с тихо работающим двигателем принадлежит ему. Пока я сидела у Генри, темнота и налетевший мокрый снег сделали дорожку перед домом вдвойне ненадежной. Уткнувшись подбородком в воротник пальто, неотрывно глядя под ноги, я с осторожностью пробиралась к тротуару. Острые иголочки мокрого снега неоднократно впивались в мою оголенную шею, заставляя тосковать о волосах, которых уже давно не было, или о толстом шерстяном шарфе.
Стоявший прямо напротив дома автомобиль включил фары, и летящий мокрый снег пылинками заплясал в свете двух лучей. Дверь машины открылась, и из салона вышел высокий мужчина, положивший руки на крышу автомобиля и позвавший меня.
– Я уже начал думать, что Генри вас похитил.
Я так быстро развернулась к Бену, что мои ноги в предназначенных для теплой погоды ботинках заскользили, и в течение нескольких тягостных секунд я выделывала на льду такие движения, какие, по моей глубокой убежденности, выглядят очаровательными только в исполнении олененка Бемби. Я шаталась, ехала и скользила, пока наконец не ухватилась за стойку калитки. К тому времени, когда я снова овладела контролем над своими ногами, Бен уже перешел через дорогу – предположительно с намерением забрать меня с тротуара. Слава богу, на сей раз ему не нужно было меня спасать. Я нервно засмеялась, как делают взрослые, едва избегнув падения, какое большинство пятилетних детей восприняло бы спокойно.
– Я собирался выставить вам абсолютные шесть баллов, – улыбнулся Бен, твердой рукой поддерживая меня за локоть. Через толстую ткань пальто я ощутила силу его пальцев. Будь я теперь на голом льду, ни за что не упала бы.
– Что вы здесь делаете? – спросила я, и в моем голосе прозвучало гораздо меньше благодарности, чем я чувствовала на самом деле, но сердце до сих пор странно стучало в груди, видимо, из-за почти неминуемого падения. Из-за этого?
– В смысле, помимо того, что ждал вашего тройного сальхова? – мягко подколол Бен. Я подняла на него взгляд, и в желтом свете ближайшего уличного фонаря, похоже, каждая крохотная льдинка, осевшая на его волосах и ресницах, заискрилась и замерцала мельчайшими осколками бриллианта. – Я был в этом районе и вспомнил, что сегодня днем вы встречаетесь с Генри. Поэтому я подумал, самое меньшее, что я могу сделать, это постоять здесь и привезти вас обратно, поблагодарить вас.
Я посмотрела на часы. День уже сменился ранним вечером.
– Вы, наверное, целую вечность прождали.
Бен непринужденно пожал плечами, открывая и придерживая для меня калитку. Стоявший у обочины теплый автомобиль гостеприимно манил, однако я все равно колебалась. Границы между нами все больше размывались и путались. Подразумевалось, что квартирные хозяева назначают грабительскую плату и никогда не ремонтируют посудомоечную машину или подтекающий бачок в туалете, когда те ломаются. Хозяин же, который спас тебе жизнь, назначил всего лишь номинальную арендную плату, а затем добавил специальную службу такси, а это выходило за пределы всего, с чем мне доводилось сталкиваться. Но было бы невозможно, а также крайне невежливо отклонить предложение Бена подвезти меня, поэтому я и не отказалась.
Что мне, вероятно, следовало сделать, так это куда серьезнее воспротивиться, когда он предложил на обратном пути домой заехать поужинать в пиццерию.
– Если только у вас, разумеется, нет планов на этот вечер? – спросил он, повернув ко мне голову, пока мы ждали зеленого сигнала светофора.
Я слегка занервничала и обрадовалась, когда янтарный свет включился под своим красным собратом, заставив взгляд Бена вернуться к дороге. В мои вечерние планы входил незаконченный перевод и очередная серия из комплекта видеодисков, который я постепенно одолевала. Несколько вежливых отказов промелькнуло у меня в голове, пока я не остановилась на самом удачном, но не успела я его озвучить, как Бен перевесил чашу весов на свою сторону.
– Вообще-то в последнее время я беспокоился за Генри. Мне кажется, ему тяжело, и было бы здорово услышать ваше впечатление… точку зрения стороннего наблюдателя. Подозреваю, что сейчас для него трудное время года.
Последний толчок моя решимость, и без того шаткая, как башня «Дженга», получила, когда вдруг все до единой витрины магазинов, мимо которых мы проезжали, напомнили о приближающемся праздничном времени. Мигающие китайские фонарики на наряженных елках, сугробы из искусственного снега и Санты, позвякивающие колокольчиками и подпоясанные до невозможности широкими поясами. Иногда безжалостное веселье может быть совсем угнетающим. Так ли это для Генри, который шаркает по дому, постоянно поддерживая в нем порядок именно так, как того хотела бы Айрис?[1]
– Мне действительно нужно закончить одну работу…
Я выложила свое оправдание, как игрок в покер, который уже знает, что его карты будут биты.
– Вам все равно нужно поесть, – возразил Бен. – Давайте быстренько перекусим, а потом поедем дальше? Так у вас останется время поработать попозже.
Вероятно, существовало множество причин, по которым мне следовало отклонить это приглашение. Но все они как одна улетучились.
В пиццерии было тепло и восхитительно пахло расплавленной моцареллой и чесночным хлебом. Еще здесь было полно народу. Нам пришлось подождать на входе пять минут, прежде чем нас усадили. Пока мы ждали, я оглядывала занятые столики. Вечер пятницы, вечер свиданий, и это объясняло, почему за большинством столов сидели пары. Я всегда любила наблюдать за людьми – или просто подсматривать, как всегда говорила Джулия. Мы стояли в теплом потоке воздуха, льющегося на нас из обогревателя в дверях, а я скользила взглядом от столика к столику. Те пары, что сидели держась за руки, явно пришли на свое первое свидание, так же, как и девушки, кокетливо улыбавшиеся или слишком оживленно смеявшиеся над тем, что, вероятно, было даже не смешно. Интересно, какими кажемся им мы с Беном. Наверное, плохо сочетающимися. Но ничего плохого в этом не было, потому что в отличие от всех остальных пар в ресторане мы пришли не на свидание.
Молоденькая официантка с темно-фиолетовыми волосами и пирсингом в ноздре провела нас к маленькому столику у окна, умело обходя препятствия в виде других посетителей или официантов, как едущий по скоростному спуску опытный лыжник. Мы остановились, чтобы пропустить официантку, которая за один раз несла впечатляющее количество пиццы. Я посмотрела на соседний столик, и меня как током ударило. Мужчина, который наклонялся к своей спутнице, чтобы расслышать ее слова, поднял взгляд… а потом посмотрел прямо сквозь меня. На его лице не промелькнуло и тени узнавания.
Наша официантка оглянулась на нас через плечо и лучезарно нам улыбнулась.
– Этот подойдет? – спросила она, уже выдвигая для меня стул рядом с окном.
Деревянные ножки скрипнули по каменной плитке, как ногти по классной доске, подняв во мне даже больше раздражения, чем неожиданная встреча. Закусив губу, я обвела взглядом переполненный ресторан. Очевидно, что других свободных столиков не было, поэтому я удивилась, услышав, что Бен вежливо спрашивает, нельзя ли посадить нас в другое место.
– Простите. Все занято. Сегодня у нас действительно много народа, – ответила девушка.
– Все нормально, – заверила я, сознавая, что наше колебание привлекает внимание нескольких посетителей поблизости.
Я села на стул – как можно ближе к окну и как можно дальше от мужчины, с которым почти десять месяцев назад я сходила на три свидания – практически рекорд для меня. Ну и что, что он совсем меня не узнал? Вероятно, с новой стрижкой я выглядела совершенно иначе. А я даже не могу вспомнить его имя, сказала я себе, а затем решительно отказалась слушать, как мое подсознание пискнуло: Мэтью. Его звали Мэтью.
Бен подождал, пока официантка подаст нам меню очень большого формата и примет его заказ на маленькую порцию светлого пива и мой – на воду из-под крана. Во рту у меня вдруг невероятно пересохло, но это случалось всегда, когда я нервничала или чувствовала себя неловко. Я передвинула стул так, чтобы не видеть Мэтью и его новую подружку. Подняла меню, достаточно большое, чтобы за ним спрятаться, но некоторые люди одарены зрением таким острым, что оно позволяет им видеть то, чего не видят другие. Бен принадлежал к числу таких людей.
– Кто он?
Немного опустив меню, я уставилась поверх него на Бена.
– Прошу прощения?
Бен ничего не сказал, но наклонил голову в сторону столика, на который я и смотреть-то не хотела. Я неловко сглотнула и опустила взгляд. Названия порционной пиццы расплывались и плясали, отказываясь войти в фокус, сколько бы я ни моргала.
– Хотите подождать другой столик или уйдем? – спросил Бен. – Как вариант, могу просто подойти и сшибить его со стула и покончить с этим?
Мой смех удивил меня, потому что вырвался без предупреждения. Бен улыбнулся в ответ, полностью удовлетворенный реакцией. Затем он еще больше вывел меня из равновесия, наклонившись и мягко накрыв ладонью мою правую руку. Я даже не сознавала, что бессознательно тереблю столовые приборы, пока его пальцы не переплелись с моими и нож, который я крутила, не упал обратно на салфетку.
Глаза Бена поблескивали, но в них проскользнула тень беспокойства, когда он спросил:
– Нужно ли мне попросить официантку убрать все острые предметы с нашего стола или я неправильно все понял?
Я улыбнулась и с удовольствием поняла, что мое зрение абсолютно очистилось, во многих смыслах.
– Нет. Со мной все в порядке. Я просто немного… удивилась, увидев знакомого человека. Только и всего.
Бен отпустил мои пальцы и занялся своим меню. Без его прикосновения моей руке стало холодно, и я опустила ее на колени, пока она не совершила какой-нибудь глупости, например, не потянулась по грубой дубовой столешнице к ладони Бена. В течение нескольких спокойных минут Бен вроде бы не обдумывал ничего более волнующего, чем достоинства «Кальцоне» против испеченной на камнях «Маргариты». Но оказалось, что с неприятной ситуацией еще не покончено.
– Я так понимаю, он ваш бывший?
Бен коротко глянул на Мэтью, по-прежнему совершенно не подозревавшего, какое внимание он вызывает. Я за его взглядом не проследила.
– Нет. Я так его не назвала бы. Я никого так не назвала бы. На самом деле я не завожу отношений.
Бен полностью опустил меню, и наша официантка, восприняв это как знак, оживленно подскочила к нам, держа наготове блокнотик, чтобы принять заказ. Бен покачал головой и, жестом попросив ее отойти, дождался, пока она не скроется в тени.
– Что именно это означает? Вы не «заводите» отношений?
От неловкости я рассердилась, понимая, что ненароком открыла дверь и позволила Бену увидеть комнату, куда за все время входило очень мало людей. И я действительно хотела снова ее захлопнуть, прямо сейчас, только вот Бен выставил свою ножищу двенадцатого размера, мешая мне это сделать.
– Знаете что, Бен. Мне не очень приятно вести этот разговор. Вы не против, если мы закроем эту тему?
Есть правила поведения. Когда кто-то произносит эти слова, другой человек должен немедленно дать задний ход и защебетать о счете недавних футбольных матчей или об ужасной погоде, которая стоит в последнее время… или совершенно о чем угодно. По-видимому, Бен не принадлежал к людям, которые действуют по инструкции.
– Почему?
– Почему – что?
Я подозревала, что могу играть в эту игру остаток вечера, но все равно не выиграю. Что-то подсказывало мне, что Бен так легко не сдастся. Впервые мне приоткрылись упорство и решимость человека, который явно был очень успешным и целеустремленным бизнесменом. Он мог скрываться под образом спокойного парня, которого знала я, но он никуда не делся.
– Почему вы больше не заводите отношений? – спросил Бен, отделяя слова одно от другого паузой, словно у меня могли возникнуть проблемы с их пониманием. Разумеется, «больше» намекало на то, что были времена, когда я была готова подпустить кого-то поближе, но я не стала поправлять Бена. И без того уже складывалось впечатление, что наша беседа вращается вокруг меня, как приближающийся шторм, и я была занята тем, что задраивала люки. Практикуя это всю жизнь, я чрезвычайно в этом преуспела.
– Я предпочитаю держать людей на разумном расстоянии.
Я многозначительно посмотрела Бену в глаза. Если он не услышит слов «Заткнись сейчас же», которые так и напрашивались, значит, он далеко не так умен, как я полагала. Жженый сахар его глаз потемнел, превратившись по цвету в сахар растопленный, но затем Бен моргнул, и больше ничего, кроме сочувствия, я в его глазах не увидела. Возможно, он решил, что кто-то в прошлом украл мое сердце и разбил его, и была только рада оставить его в этом заблуждении.
– Вы уверены, что не хотите, чтобы я расквасил ему нос? Потому что у меня уже очень давно не было достойной причины навалять кому-нибудь.
Я посмотрела на мужчину, который не сделал мне ничего плохого, а только сказал правду, которую в то время я слышать вовсе не хотела. Я до сих пор не хотела ее слышать.
– Нет, не сегодня, Рокки.
Незадолго до того, как нам принесли наш заказ, проходивший мимо официант наклонился и зажег единственную свечу в стеклянном подсвечнике, стоявшую между Беном и мной. Пламя мигнуло, оживая, и без единого слова или осознанного решения мы оба наклонились и задули ее. Я почувствовала на лице легкое дуновение его дыхания, как и он – моего. Невинное происшествие внезапно переросло в момент интимности. Наши глаза встретились, и сила связи, родившейся в ночь пожара, разгорелась, как одна из тех свечей, что невозможно затушить.
– День рождения? – не угадал официант. Он достал вторую спичку, чтобы снова зажечь свечу.
– Вообще-то, если вы не против, мы бы предпочли, чтобы она осталась незажженной, – сказал Бен, коротко коснувшись руки мужчины. – Мы достаточно насмотрелись на огонь.
Можно было подумать, что после такого несколько сумбурного начала я не смогу расслабиться и насладиться вечером, но я это сделала – в гораздо большей степени, чем ожидала. Бен оказался великолепным компаньоном; его юмор был острым и быстрым, а улыбка – непринужденной и обаятельной. Каким-то образом благодаря ему даже я почувствовала себя более занятной и остроумной. Мне очень понравилась та Софи, которой я была с ним, хотя я никогда раньше с ней не встречалась. Но даже она была способна увидеть красный стоп-сигнал очень своевременного предупреждения. Бен обладал уникальной способностью привлекать к себе людей. Достаточно было услышать, с какой теплотой отзывались о нем Карла и Генри, чтобы понять, как легко его обаяние рушило барьеры возраста и пола. Он походил на искусного рыболова, закидывающего удочку харизмы, и я собиралась плыть гораздо энергичнее, чем делала сейчас, чтобы не попасться на нее.
Когда принесли счет, возникла небольшая схватка, поскольку Бен категорически отказался позволить мне заплатить свою половину.
– Вы пожертвовали вашим днем, и если вы будете настаивать на том, чтобы поделить чек, тогда вам придется выставить мне счет за время, которое вы потратили на перевод письма Генри.
Есть сражения, в которых я не сдаюсь без боя, но это к ним не относилось. Я улыбнулась и подтолкнула блюдечко со сложенным счетом на половину стола Бена.
– Спасибо, – смилостивилась я. – Хотя предупреждаю, в следующий раз по счету плачу я.
Бен приподнял брови, и я торопливо прокрутила свои слова в голове, недоумевая, почему еще до того, как они слетели у меня с языка, я не сообразила, насколько самонадеянно они прозвучали. В следующий раз. Да кто сказал, что будет следующий раз?
– Заметано, – откликнулся Бен, вставая и кладя маленькую стопку банкнот и эффектно закрывая тему, прежде чем я успею отказаться от своих слов.
Вечер был в полном разгаре, и в ресторане по-прежнему было людно и подходили новые посетители, когда мы стали пробираться к двери. Маршрут, как и ранее, должен был провести нас непосредственно мимо столика Мэтью. Не успели мы до него добраться, как наперерез нам со смехом стала протискиваться группа возбужденных женщин, очевидно, девичник. От моего внимания не укрылось, что по крайней мере трое из них одобрительно посмотрели на Бена – включая и ту, на голове которой красовалась диадема, а через плечо – розовая лента с надписью «Невеста». Бен добродушно улыбнулся, пока они на него напирали, их действия задерживали нас именно там, где я не хотела находиться, прямо за стулом Мэтью. Он посмотрел на нас и любезно попытался отодвинуться с нашего пути. К счастью, меня скрывала широкая спина Бена, и внимание Мэтью сосредоточилось только на нем, когда он поднял взгляд.
– Прости, приятель, я мешаю?
Мне почудилось, или Бен выдержал секундную паузу, прежде чем ответить словами, которые я, несомненно, буду долго разбирать и анализировать, пока в конечном итоге сон не сморит меня в тот вечер.
– Нет. Совсем не мешаешь.
Настольная игра. Из 54 небольших деревянных блоков строят башню высотой 18 этажей, а затем игроки по очереди вытаскивают блоки из основания и перекладывают наверх, башня делается все менее устойчивой, и проигравшим считается тот, в чей ход башня падает. – Здесь и далее примеч. пер.