Глава двадцать четвертая. ПОСЕТИТЕЛЬ
Весной и летом Дрю боролся с отчаянием. Почему так случилось, что он потерял руку? Если Бог заботится о нем, то почему Он позволил, чтобы это случилось? Почему доктор не дал ему умереть? Он бы предпочел смерть. Во всяком случае, он так думал.
Да, иногда такое бывало, хотя Дрю глубоко вдыхал свежий весенний воздух, любовался ярко-голубым летним небом и задирал голову, чтобы насладиться пением птиц.
Он почти каждый день вспоминал о Белинде. Эти мысли беспокоили его. Он не понимал, что означают чувства, которые он испытывал к этой девушке. Почему она так интересуется медициной? Как она может смотреть, когда ее брат режет людей? Неужели у нее совсем нет жалости? И хотя ее желание стать медсестрой казалось ему странным, в то же время он ею восхищался.
Дрю был уверен, что не смог бы сохранять спокойствие в ситуациях, с которыми сталкивалась Белинда. «Как она это делает? Почему?» – эти вопросы приводили его в замешательство. Он ее не понимал. Вся ее семья со странностями.
И Дрю не знал, как быть с чувствами, которые разрывали его на части.
В каком-то смысле он упивался жалостью к себе. И всетаки было что-то такое, что не поддавалось отчаянию. Он как будто воевал сам с собой. Дрю не понимал, почему он сопротивляется ощущению несчастья. Но как только ему казалось, что он готов забыть о гневе, культя напоминала о себе. Волна боли накатывала на руку, от кончиков несуществующих пальцев до плеча. Задыхаясь от муки и страха, Дрю прятал голову в подушку или, раздавленный злобой, бежал из дому. Так он боролся с собой. Он то забивался в раковину боли и негодования, то сдавался на волю желания примириться с судьбой, которая так круто с ним обошлась. Еще кое-что удивляло Дрю.
Он чувствовал, что с его матерью что-то произошло, замечал некие легкие изменения, которые нелегко передать словами.
Неужели ему померещилось, или это на самом деле так? Несколько последних лет мать Дрю закрывалась при помощи молчания и жалости к себе. Она не хотела ехать на Запад, сопротивлялась этому всеми силами. Нет, она ничего не говорила. Это не в ее стиле. Но все они знали, что она думает. Это было видно по ее поджатым губам, напряженным позам, мрачным глазам. Ее и раньше нельзя было назвать веселой или болтливой, но теперь она ушла в себя, как будто не желая делить сырую халупу с другими членами семьи.
Она вела себя холодно и отчужденно даже когда общалась с детьми. Лишь одна вещь, кажется, оживляла и интересовала ее – уроки. Если мальчики отказывались учиться, ее темные глаза начинали метать молнии. Она упрямо выдвигала вперед подбородок, заявляя, что не собирается тащить за собой неграмотных детей – ни на Запад, ни с Запада. Их отец тоже следил за тем, чтобы они каждый день читали книги и учились. В начале нового школьного года Дрю наблюдал за тем, как его младшего брата Сидни провожали в школу. Теперь у него была красивая одежда, и мать настояла на том, чтобы он получал знания в настоящей школе, как и должно быть. Дрю видел, с каким волнением она прощалась с младшим сыном.
«Как он поладит с другими детьми?» Дрю понимал, что она беспокоится об этом. А что, если в учебе они продвинулись далеко вперед? Но первые отзывы миссис Браун об успехах брата были полны восхищенной похвалы. Мальчик знал куда больше, чем его ровесники, утверждала она, и сердечно поздравляла Симпсонов с тем, что они так хорошо позаботились об образовании малыша.
Дрю знал, что матери хотелось бы и его послать в местную школу. Она бы обязательно настояла на этом, если бы не его возраст и не его рука. Она ничего не говорила, но Дрю знал, что материнское сердце, измученное и разбитое житейскими неурядицами, болело за него. Она понимала, что ему будет трудно в этом мире. Отцу Дрю, кажется, было неловко в его присутствии. Он никогда не вспоминал о несчастном случае, ставшем причиной его увечья. Более того, он вообще редко разговаривал с сыном. Но он ясно дал понять: он не хочет, чтобы Дрю опять вместе с ним валил деревья. Даже Сидни быстро отводил глаза от пустого рукава. У Дрю появилось чувство, что, наверное, всю жизнь люди будут делать вид, что не замечают его. Но у него было ружье, и он целыми днями пропадал в лесу. Наверное, ему было бы сложнее пережить эти месяцы, если бы он не знал, что семья нуждается в мясе, и только он может его добыть.
Однако в последние недели Дрю чувствовал, что его мать оживилась. У нее появилась надежда. Нет, она по-прежнему говорила мало и никогда не смеялась, но выражение ее глаз стало другим. Она казалась... более теплой, менее отчужденной и отрезанной от других членов семьи. Может, у нее внутри что-то изменилось? «Но если так, то почему?» – удивлялся Дрю. Неужели все дело в том, что ей удалось победить в борьбе за выживание? Нет, они, конечно, нуждались, как и раньше, но избавились от долгов. Они потеряли почти все, что имели. Чужакам не на что было претендовать.
Но сейчас они лучше одеты и едят не только рагу из кролика.
Мать даже посадила овощи в огороде, и в следующем году они не будут зависеть от соседей. Неужели только по этой причине в ее глазах затеплилась надежда? Или это как-то связано с семьей Дэвис? Она три, а то и пять раз в неделю работала в доме у миссис Дэвис. Может, на мать подействовал оптимистичный настрой этой женщины? Дрю внимательно наблюдал за матерью, всем сердцем надеясь, что изменения не исчезнут и она начнет больше с ним разговаривать, как и положено матери. А может, они даже обсудят несчастье, которое с ним приключилось. Каждый день, когда она возвращалась с фермы Дэвисов, он внимательно всматривался в нее. Дрю не понимал соседей. Но чувствовал, что они отличаются от его семьи. Он никогда не встречал такой чувствительной и заботливой женщины, как миссис Дэвис. Дрю мечтал увидеть столько любви и заботы в глазах собственной матери. «Если бы только... только... – плакало его сердце, – если бы только мы поговорили! Если бы мама откровенно рас сказала, что она чувствует, и спросила меня об этом».
А мистер Дэвис? Мужчина с одной ногой? Как это с ним случилось и как он с этим смирился... а теперь даже шутит над своим несчастьем? Почему он такой добрый и щедрый? Дрю быстро разгадал его прошлогодние хитрости. Он понял, что Дэвис изобретал разные способы, чтобы помочь его семье пережить первую зиму. Он видел, сколько у них дров. Он видел ферму. Дрю понимал, что Кларк – не из тех людей, которым требуется помощь, чтобы навести порядок. «Откуда у него берутся силы, в конце концов?» – спрашивал он себя.
Все это было выше его понимания. Дрю не мог себе этого представить. Он старался держаться от Дэвисов подальше.
Однажды, когда осенний ветер шелестел желтыми и красными листьями деревьев, а над головой кричали дикие гуси, Дрю заметил, что направляется к ферме Дэвисов. Ружье он подоткнул под ампутированную руку. Он всегда так его носил. Благодаря этому он чувствовал, что его рука, какой бы она ни была, кое на что еще сгодится. Но сегодня он забыл о ружье. Он бы не стал стрелять даже в том случае, если бы прямо на дороге появился кролик или тетерев. В глубине души Дрю решил, что ему необходимо найти ответ. С внезапной решимостью он ускорил шаг, направляясь к единственному человеку, который мог ему помочь.
Дрю с облегчением обнаружил, что Кларк убирал из ручья упавшие листья. Ему не хотелось подходить к дому. Он боялся повстречаться с Белиндой.
– Дрю! – тепло приветствовал его Кларк. – Я вижу, ты снова охотишься. Что, не везет? Дрю отложил ружье в сторону. Его щеки слегка зарумянились. На самом деле он не искал дичь.
– Пока нет, – ответил он.
– Побудем здесь еще минуту, – попросил Кларк, – а потом зайдем в дом и посмотрим, что Марти приготовила поесть.
Дрю наклонился над журчащим ручьем и правой рукой вынул из течения листья.
– Ты правша или левша? – к его удивлению, спросил Кларк.
– Правша, – ответил Дрю.
– В этом преимущество ампутации ноги, – серьезно заметил Кларк, – никакой разницы. – Он рассмеялся, и Дрю улыбнулся ему в ответ.
– Как идут дела у твоего отца? Он рубит лес? – продолжил расспросы Кларк.
– Да, все хорошо, – ответил Дрю. – И еще он купил мула и очень им доволен.
– Да, с мулом намного проще, – рассудил Кларк. – Даже не представляю, как он справлялся без него прошлой зимой.
– О, они с мамой цепляли бревна за крючки и тащили их к дому. Я уговариваю отца, чтобы он снова позволил мне ему помогать, – сказал Дрю.
Кларк внимательно посмотрел на мальчика.
– Он не хочет, чтобы ты работал в лесу? – спросил он.
Дрю покачал головой:
– Не разрешает мне даже приближаться к нему. С тех пор как произошел несчастный случай. Наверное, винит во всем себя. Но это нелепо! Никто не виноват. Просто так случилось.
Кларк помолчал минуту, черпая мокрые листья и отбрасывая их в сторону:
– Что ж, я понимаю его чувства.
Дрю кивнул. Он тоже понимал отца, но ему казалось глупым, что тот отказывается от помощи.
– Ну, – заметил Кларк, выпрямляясь, – по-моему, пока достаточно. Почищу его еще пару раз до наступления морозов.
В небе с грустным криком пролетела стая канадских гусей. Кларк и Дрю задрали головы.
– Мне всегда казалось, что крик гусей – самый печальный звук на свете, – заметил Кларк. – Ты тоже так думаешь? Дрю серьезно кивнул. Так оно и есть. Хотя он не понимал, почему.
– Даже не знаю, отчего, – продолжал Кларк, – но от него мороз по коже.
Дрю заметил, что он и впрямь задрожал.
– Пойдем в дом, согреемся, – предложил Кларк. – Марти наверняка что-нибудь приготовила.
Дрю затаил дыхание. Если он согласится, то никогда не наберется смелости опять заговорить с мистером Дэвисом:
– Простите, можно с вами поговорить? Лицо Кларка потеплело. Он опустился на мягкие листья и кивнул мальчику, чтобы тот продолжал.
– Я... мне бы не хотелось занимать у вас время, но...
– Времени у меня больше, чем чего-либо другого, – заверил его Кларк.
– Ну, я... я заметил, то есть я подумал... понимаете, я подумал, что если есть человек, который знает, что происходит, когда тебе ампутируют конечность, то этот человек – вы.
Кларк сломал веточку и выбросил ее в воду. Течение несколько раз перевернуло ее и понесло вниз.
– Я всего лишь потерял ногу, парень, – мягко произнес Кларк. – А ты – руку. Не буду притворяться, что нет никакой разницы.
Мальчик с трудом сглотнул. Кларк не боялся говорить о собственной утрате. Дрю серьезно посмотрел на Кларка:
– Я полностью уверен, что если бы я потерял ногу, то вряд ли бы спокойно к этому отнесся, – заметил он.
Кларк кивнул.
– Когда это случилось? – спросил Дрю.
– Уже давно, – ответил Кларк, облокачиваясь на ствол дерева. – Очень, очень давно. Еще до рождения Белинды.
– Как это случилось? По лицу Кларка пробежала тень, и это сказало Дрю больше, чем можно было бы выразить словами.
– Двое ребятишек забрались в старую шахту, – начал Кларк, – и она обрушилась. Я полез туда, чтобы их вытащить.
Их завалило чуть ли не с головой. Когда я полез за вторым, вновь произошел обвал. На меня упали тяжелые балки.
– Как же вы выбрались? – спросил Дрю.
– Люди, друзья, которые жили на ранчо моего зятя, выкопали меня.
– А вы... вы давали разрешение врачу? Я имею в виду отрезать ногу? – Ну, нет! – ответил Кларк. – Я и понятия не имел. Кроме того, я не сразу потерял ногу. На много миль вокруг ранчо не было ни одного доктора. Так все думали. Марти сама пыталась очистить и дезинфицировать рану. Мне сказали, что она выглядела ужасно. Началась гангрена. Тут появился доктор – чудом нашелся среди соседей, – и он отрезал ногу, когда я был без сознания от лихорадки.
Дрю стало не по себе, хотя Кларк рассказывал об этом спокойно, без особых эмоций. Он слишком хорошо представлял сцены, описываемые Кларком. Они долго молчали.
– Что вы подумали... когда?..
– Когда я пришел в себя и увидел, что произошло? – закончил за него Кларк.
Мальчик громко сглотнул и кивнул. Ему было трудно говорить.
– Ну, сначала... сначала я подумал, что мир рухнул. Я не верил, что смогу вновь почувствовать себя мужчиной. Боялся, что не сумею позаботиться о семье. Вот что я думал. Некоторое время, правда, недолго... я сожалел о том, что не умер. Во всяком случае, мне казалось, будто я хотел этого. Но недолго. Вскоре Бог напомнил мне о том, что у меня есть ради чего жить. Меня любят родные и будут любить, с одной ногой или двумя, и Бог меня не забыл. Он по-прежнему со мной и ведет меня по жизни. На это потребовалось время, но Он помог мне принять случившееся. Честно говоря, мне не так уж сильно не хватает второй ноги.
– Но она до сих пор болит, верно? Кларк вскинул голову.
– Почему ты так думаешь? – спросил он, внимательно глядя на Дрю.
– Я видел, как вы ее массировали. Я знаю... знаю, какая это боль! Даже когда ее отрезали, все равно...
– Фантомные боли, – закончил за него Кларк.
Мальчик кивнул.
– Они сильно тебя беспокоят? – Иногда. А иногда все не так уж плохо.
Кларк с пониманием кивнул.
– Как долго это у вас? – начал Дрю.
– Протез? Уже лет пять, кажется. Отличная вещь. Очень удобная, даже не знаю, как бы я без него обходился. Это Люк, мой сын, уговорил меня его примерить.
– А у них нет... протезов для рук? – Конечно, есть! Но не такой. Он снабжен крюками и разными штуками, но об этом лучше спросить Люка.
Кларк замолчал, потому что Дрю вдруг уткнулся в здоровую руку и зарыдал, содрогаясь всем телом. Кларк быстро положил на его плечо руку и притянул к себе:
– Поплачь, – дрожащим голосом произнес он, – не стесняйся, поплачь. Я так делал. Да, поверь мне, я плакал. Кричи, если хочешь. Ты должен все выплакать. Случилось то, что стоит твоих слез. Плачь, парень.
Дрю дрожал от рыданий.
– Я этого не вынесу! – кричал он. – Не вынесу! У меня нет руки. Бог оставил меня. У меня ничего нет.
Кларк не отпускал его. Он передал парню большой клетчатый платок, чтобы тот высморкался. Все еще обнимая его, Кларк спокойно заговорил.
– Сынок, – заметил он, – я не могу вернуть тебе руку, но... но я знаю, что ты найдешь Бога.
Дрю посмотрел на него. Больше он не стыдился своих слез.
– Его даже не нужно искать, – продолжал Кларк, – дело в том, что Он Сам ищет тебя. Он тебя любит, сынок. Он тебя любит. И Он хочет прийти в твою жизнь, излечить раны и подарить истинную причину, чтобы жить.
Дрю покачал головой:
– Я... я делал много дурного. Не думаю, что Бог захочет...
– Это самое прекрасное, – продолжал Кларк, – что Он не ждет, пока мы освободимся от скверны. Если бы это было нужно, Он бы ждал вечно. Все мы совершаем ошибки. Об этом говорится в Библии, и у нас нет способа изменить свою греховную природу. Но за грех полагается страшное наказание – смерть.
Он замолчал и посмотрел на заплаканное лицо Дрю.
– Но в Библии также говорится о том, что, несмотря на то, что мы – грешники, Иисус Христос так сильно нас любит, что пошел ради нас на смерть, – сильным, уверенным голосом продолжал он. – Значит, Он заплатил жизнью за все наши дурные поступки, за грехи. И мы благодарим Его за благодеяние и принимаем новую жизнь, которую Он предлагает. Это все, что от нас требуется. А затем Он делает то, что в Его власти. Он прощает наши грехи... и дарит утешение и мир, которые мы ищем. Все очень просто.
Дрю не верил своим ушам. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Как... как это сделать? – спросил он.
– Просто помолись... поговори с Отцом Небесным. Ты когда-нибудь молился, сынок? – Только один раз, – признался Дрю. – Во всяком случае, мне казалось, что я молюсь. Это случилось, когда Белинда упала с лошади. Я так испугался, я...
– И Бог ответил на твои молитвы, правда? – Ответил ли Он? – Дрю помолчал и задумался: – Вы покажете, как это делается? – спросил он.
Кларк крепче обнял его за плечи.
– Буду очень рад, – заверил он.