Под Сталинградом дивизия находилась до середины марта. Пополнения не получали, не довооружались, прошел слух, будто нас отведут в глубокий тыл. Тем не менее боевая учеба продолжалась. Мы в артполку подобрали трех кандидатов в санинструкторы, а бойцов обучали оказанию первой помощи.
Капитан Юркин оказался прав: в артиллерийском полку служило немало женщин. О девушках-медичках - двадцатилетней Тане Коневой, ее ровеснице Рите Максимюковой, семнадцатилетней Нине Букиной и двадцатилетней Клаве Герасимовой - я упоминала.
Но, кроме медичек, в полку имелись радистки, в штабе работала машинистка, были и телефонистки. Например в 1-м дивизионе Саша Бриченко, во 2-м - Маша Абакумова и Тоня Брюханова, в 3-м - Таня Хмырева, в штабной батарее - Лена Самохина. За бои в Сталинграде все они были награждены медалями.
На хуторе Молоканове у нас появилось свободное время. Теперь я часто писала в Джезказган: за месяц отправила столько писем, сколько не отправила за минувшие полгода! В ответ же получила всего два. Отец извещал, что болеет, что устроил моего сынишку в детский сад. О состояния здоровья отца говорили и неровные строчки...
Лишь два события вышли в ту пору за рамки обычного. У гвардии подполковника Карпова случился приступ стенокардии, о чем я сообщила в очередном рапорте начальнику санитарной службы дивизии, а у гвардии майора Хроменкова загноилась рана на голени, и пришлось ему отправиться в медсанбат, где майор пробыл две недели.
Обязанности Хроменкова временно исполнял начальник штаба артиллерийского полка гвардии капитан Юрий Яковлевич Чередниченко, двадцатипятилетний офицер легендарной храбрости - под Абганеровом он вынес из окружения знамя полка.
Все понимали: спокойная тыловая жизнь долго не продлится. Что-то должно произойти. И не ошиблись, конечно. Если весь февраль сводки Совинформбюро сообщали об успешных наступательных боях наших войск на Ленинградском, Воронежском и Харьковском направлениях, то в начале марта радио передало, что войска Юго-Западного фронта, нанеся противнику большой урон в живой силе и технике, вынуждены были на ряде участков отойти за реку Северский Донец.
А числа двенадцатого, если не ошибаюсь, командир полка собрал офицеров на совещание, и проинформировал, что наша 7-я гвардейская армия включена в состав войск Воронежского фронта, и предупредил, что вскоре предстоит передислокация. Дни полетели - только успевай поворачиваться!
Первые эшелоны с подразделениями 222-го гвардейского стрелкового полка и частью штаба дивизии отбыли к новому месту дислокации в середине марта. Артиллерийский полк двинулся на погрузку в последних числах месяца.
Эшелон подали в степь. Погода стояла ясная, вдали угадывались разрушенные строения Сталинграда. Все часто поглядывали в сторону города, где оставили стольких дорогих сердцу товарищей. Я мысленно поклялась, что обязательно вернусь сюда, если буду жива.
Тревожно гудит паровоз, стучат колеса теплушек, свистит в щелястых стенах ветер. Едем медленно: отступая, гитлеровцы угнали подвижной состав, разрушили пути, стрелки, водокачки. Вдоль дороги, пропуская эшелон, стоят закутанные кто во что ремонтники - в основном женщины и подростки. По всей степи видны разбитые фашистские грузовики, сожженные танки, брошенные противником при бегстве пушки, повозки: видно, ни о чем другом, кроме как о спасении собственной шкуры, гитлеровцы не думали!
В первых числах апреля эшелон прибывает в Валуйки. Здесь приказывают выгружаться.
Ясный весенний день. С опаской поглядывая в высокое сине-золотое небо, люди торопятся скатить на землю орудия, автомобили, повозки, свести лошадей, выгрузить полковое имущество и фураж, поскорее покинуть железнодорожный узел.
Штаб сосредоточивается в небольшом лесочке неподалеку от станции. Под ногами хлюпает, чавкает, расползается. Связной зовет к командиру полка. Гвардии подполковник Карпов стоит возле "виллиса", окруженный командирами дивизионов. Тут же Хроменков и Чередниченко, который вручает каждому новую карту. На ней широкая голубая лента Северского Донца, заштрихованные многоугольнички прижавшихся к реке населенных пунктов, незнакомые названия: Карнауховка, Маслова Пристань, Приютовка, Безлюдовка.
- Район сосредоточения находится в сорока километрах юго-восточнее Белгорода, - говорит Карпов. - Стрелковые полки уже вступили в бой, ликвидировали вражеский плацдарм около Масловой Пристани, отбросили противника за Северский Донец. Нам предстоит стокилометровый марш. Выступаем немедленно.
Командир полка определил порядок следования подразделений к Северскому Донцу. Медпункту приказал двигаться со вторым дивизионом.
Из сводок Совинформбюро личный состав полка знал: противнику после ожесточенных боев удалось овладеть Харьковом и Белгородом. Мы догадывались, что нашу армию бросили на "горячий" участок.
Теперь известно: выдвижение войск 7-й гвардейской армии к Северскому Донцу, в полосе между Волочанском и Чугуевом, преследовало цель не только остановить наступление противника, но и отбросить его за реку, не позволить гитлеровцам срезать так называемый "Курский выступ" на линии советско-германского фронта.
Сто с небольшим километров до райцентра Шебекино и Шебекинского леса, где следовало развернуть полк, двигались почти трое суток: дороги развезло, поля и луга раскисли, поэтому 'под колеса тягачей, грузовиков, повозок бросали нарубленные в окрестных перелесках молодые деревца, хворост, лапник. Выли моторы, метались в постромках лошади, офицеры и солдаты наваливались плечами на борта грузовиков, задки повозок, багровели:
- Р-р-раз, два... взяли!
Во встречных селах нам радуются. Хозяйки тут же растапливают печи, варят щи, картошку, угощают молоком и яйцами. Смотрят жалостливо, но с великой надеждой.
Первый налет фашистской авиации - днем 4 апреля. Прикрытые несколькими "мессерами", вражеские бомбардировщики появляются со стороны солнца неожиданно, но привычную "карусель" не выстраивают, торопятся освободиться от бомб, нанести серьезный урон не успевают.
Причину фашистской торопливости понимаем скоро: так же неожиданно со стороны солнца сваливаются на врага наши истребители. Они сковывают "мессеры", настигают бомбардировщики и немедленно сбивают один из них: тот падает за недалеким лесом. Слышен взрыв, виден черный столб дыма. Все кричат "ура!". Я кричу вместе со всеми. Это первый обитый на моих глазах вражеский самолет. Добрая, очень добрая примета!
На рассвете следующего дня, совершив ночной марш, артиллерийский полк достиг конечного пункта маршрута - Шебекинского леса.
* * *
. К юго-востоку от Белгорода на картах тянутся две тонкие линии: голубая - Северский Донец, и черная - железная дорога, ведущая от Белгорода к Купянску. До реки Нижеголь, впадающей в Северский Донец чуть выше Новой Таволжанки, голубая и черная линии близки и параллельны друг другу. Здесь, где река с железной дорогой неразлучны, и проходила полоса обороны 72-й гвардейской стрелковой дивизии, имевшая 15 километров по фронту.
Перед окопами находившихся в первом эшелоне 229-го и 224-го гвардейских полков тянулась пойма низ-медного левого берега, поблескивал вскрывшийся Северский Донец, а за ним полого поднимался к недалеким, поросшим кустарниками и лесом меловым холмам правый, западный берег, занятый противником.
Красив он был, этот берег! Особенно по утрам, залитый медом солнца... Но с меловых холмов хорошо просматривалась наша оборона, особенно на правом, безлесном, фланге дивизии, где между Нижним Ольшанцем и Приютовкой окопался 229-й гвардейский стрелковый полк. Да и на левом не лучше было: Шебекинский лес и роща Круглая, зеленевшая между Приютовкой и Безлюдовкой, прикрывали только подходы к переднему краю 224-го стрелкового.
Штаб 155-го гвардейского артиллерийского полка, разместившийся сразу по прибытии на Северский Донец вблизи хутора Ржавец, вскоре перебрался в узкую, заросшую лесом балку Чураевскую. Медпункт, как и полагается, расположился вблизи штаба: от наших землянок до землянок командования метров сто - сто двадцать, не больше.
Наученные опытом, батарейцы первым делом взялись за устройство орудийных двориков, рытье глубоких щелей, сооружение надежных землянок с бревенчатыми перекрытиями. Радовались, что леса много - бери не хочу! Причину этой радости, равно как несостоятельность предположения капитана Юркина, что в артполку служба, возможно, окажется полегче, я осознала очень скоро: не успели мы обвыкнуть на новом месте, как артиллерия дивизии вступила в дело, стремясь прежде всего подавить артиллерию и минометы врага.
Начались жестокие дуэли с гитлеровцами, сразу же появились убитые и раненые. Не оборудуй дивизионы свои позиции как следует, потери могли быть очень большими. Но в полку твердо помнили: на передовой выживает лишь тот, кто глубоко зарылся в землю. А земля была мягкая, податливая - не чета сталинградской, которую приходилось долбить кирками!
На медпункте поначалу отрыли три землянки: одну для Кязумова, Ковышева, Широких и Реутова, вторую для меня, Тани Коневой и Нины Букиной, третью для раненых. Реутов соорудил коновязь. Устроив медпункт, стали знакомиться с расположением командных и наблюдательных пунктов дивизионов, с огневыми позициями батарей.
Начался прием пополнения. Новичков следовало подвергнуть санитарной обработке, их обмундирование и белье - продезинфицировать. Бани на скорую руку устраивали в шалашах, "парикмахерскими креслами" служили лесные пни, жарокамеры сооружали из бензиновых бочек. Температурный режим в них, разумеется, устанавливался на глазок. Поначалу в одной из батарей вместе с паразитами сожгли солдатское белье. Но позже научились обходиться без "потерь".
Мы с Кязумовым обследовали находившиеся в расположении части колодцы, взяли пробы воды, отправили их на лабораторный анализ в медсанбат. Вода оказалась годной для питья.
Пешие походы утомляли страшно! По кривым лесным дорогам до КП любого дивизиона километров пять-шесть. От этих КП до батарей - еще столько же, если не больше. Да обратно километров восемь-десять. Вот и получается, что ты весь день на ногах. Хорошо, что к тому времени я уже научилась держаться в седле, а выделенная медпункту строевая кобыла Ласточка привыкла к новому седоку: поездки верхом облегчали мне работу, экономили много времени.
Самое знаменательное, самое яркое событие тех дней - посещение дивизии командующим 7-й гвардейской армией генерал-лейтенантом Михаилом Степановичем Шумиловым, вручение ей гвардейского знамени. Произошло это 23 апреля в селе Крапивном, где находился командный пункт дивизии.
На митинг собрались представители всех частей. От 155-го гвардейского артиллерийского полка присутствовали командир полка подполковник Карпов, его заместитель по политической части майор Харченко, командир 1-го дивизиона капитан Савченко, один из героев Сталинградской битвы, наводчик орудия сержант Байзатулла Тасыбаев, еще несколько сержантов и солдат-орденоносцев. Возвратились они в полк взволнованные, с новыми наградами за Сталинград, только что догнавшими их. Савченко - с орденом Ленина.
Через два дня, 26 апреля, 155-му гвардейскому артиллерийскому полку вручили орден Красного Знамени. Прикрепил его к бархатному полотнищу полкового знамени начальник артиллерии дивизии полковник Павлов. Подполковник Карпов поблагодарил командование за высокую награду от имени воинов полка. Александр Константинович обратился к участникам митинга с призывом множить боевую славу части, бить врага без пощады, умело, побеждая малой кровью.
Это была последняя речь Карпова, адресованная воинам полка: через два дня он получил назначение на должность начальника армейского центра подготовки артиллеристов и простился с нами. Принял полк гвардии майор И. М. Ресенчук - полноватый, молчаливый.
Так закончился первый месяц нашего пребывания на Северском Донце.
Глава восемнадцатая.
Накануне
Шумел теплым ветром май, подсыхали тропочки и дороги, буйно поднималась трава. В чистом высоком небе зависала "рама" - вражеский самолет-разведчик. Днем в полосе обороны дивизии все замирало: инженерные работы, движение транспорта, переброска людей к передовой производились только в ночное время.
Артиллерийский полк получил новые пушки и орудия. В начале мая штаб провел сборы командного состава. Занятия вел майор Хроменков. От всех строевых офицеров и политических работников он добивался умения организовать огонь, действовать и в качестве наводчика, и в качестве командира орудия. Тренировал людей в пристрелке и поражении целей, особенно при стрельбе прямой наводкой.
Меня на сборы пригласили из вежливости, но я не упустила случая познакомиться с новым вооружением полка, с организацией и ведением огня. Контролирующий сборы начальник артиллерии дивизии полковник Павлов, обнаружив меня среди офицеров, ведущих огонь по "прорвавшимся танкам врага", приподнял брови, но ничего не сказал.
По правде сказать, медицинским работникам полка и своих дел хватало! В ту пору пришлось не столько оказывать помощь раненым, сколько лечить людей, главным образом старослужащих. Сражаясь за Сталинград, ветераны питались нерегулярно, по суткам оставались без пищи вообще. Но даже в обычном солдатском пайке - в пшенной каше, сушеном картофеле и свиной тушенке витаминов, кислот, глюкозы, кальция, всяких микроэлементов очень мало или попросту нет.
А тут развезло дороги, низины превратились в реки и болота, движение автотранспорта с десятых чисел апреля почти прекратилось, гужевой транспорт передвигался с трудом, да и грузоподъемность его была невелика. Так что опять начались перебои с доставкой продовольствия. Весной же человеческий организм особенно чуток к недостаче в питании.
В конце апреля, осматривая офицеров и солдат 3-го дивизиона, я обнаружила, что у некоторых кровоточат десны, а кое-кто жалуется на боли в мышцах ног.
Днем позже лейтенант медицинской службы Мелентьев привез на полковой медпункт рядового А. И. Иванова, разведчика 2-го дивизиона. Тот смущенно жаловался на "чертовщину". Чуть стемнеет - ему хоть от землянки не отходи: все вдруг исчезает, приходится брести, шаря руками в воздухе, чтоб на дерево на наткнуться. Товарищи смеются, а старшина бранит!..