Первые раненые прибыли из 128-Го стрелкового полка капитана А. А. Татуркина, а также из 3-го артдивизиона капитана И. Н. Ляпунова.
Раненые командиры рассказали, что по приказу комдива 128-й стрелковый полк с марша развернулся и, поддержанный артиллеристами Ляпунова, после короткого, но ожесточенного боя овладел хутором Антонов, уничтожил находившихся на вражеском плацдарме фашистов и вражеские переправы...
Совсем не помню, как выглядела в августе сорок второго станица Нижнекумская. Приехала я туда затемно, от палаток не отлучалась и уехала глухой ночью. В памяти запечатлелись только пыльная дорога к домам и хатам, серые от пыли плетни и тополя, запыленная кукуруза на ближних участках. Может, из-за этого вся станица вспоминается затянутой пылью? И еще: создалось впечатление, что жителей в Нижнекумской к началу боев на Аксае оставалось совсем немного. Видимо, население эвакуировали.
В отличие от Новоаксайской станица Нижнекумская подвергалась постоянным бомбардировкам, и бомбардировкам жестоким, хотя никаких строевых частей тут не стояло. Это не просто осложняло работу, это вело к потерям среди раненых. Кстати сказать, раненых в Нижнекумскую стали привозить еще до прибытия медсанбата.
Приехав, мы увидели лежащих на земле возле плетней и хат людей с перевязанными головами, руками и ногами, терпеливо ожидающих помощи. Палатки ставили как могли быстро. Не только санитары и медсестры, но и врачи бегали с носилками, перенося кого в приемно-сортировочный взвод, а кого прямо в операционный.
В Нижнекумской персонал госпитального взвода не отлучался от раненых, число которых росло. Мы даже отдыхали в палатках для раненых, постелив шинели на землю между койками, чтобы не опоздать, если больному понадобится срочная помощь. Все медсестры и санитары трудились на совесть, но с особенным теплом вспоминаю медсестру сержанта Александру Ивановну Бабикову, которую раненые называли просто Шурочкой.
Всюду-то она поспевала: и пульс у бойцов пощупать, и термометры вовремя поставить, и повязку подбинтовать, если нужно, и грелку своевременно подать потерявшему много крови, умела каждому улыбнуться, каждому сказать доброе, ободряющее слово.
Благодаря Шурочке чистота в палатках госпитального взвода была идеальная, на окнах висели занавесочки из марли, когда белой, когда подсиненной йодом, а возле коек стояли банки с букетиками полевых цветов.
В разгар боев на Аксае медсанбат посетил комиссар дивизии старший батальонный комиссар Иван Васильевич Шурша. Зашел и в госпитальный взвод. Выслушал доклад, огляделся:
- А красоту кто наводит?
Я указала на Шурочку Бабикову. Та покраснела. Шурша мягко улыбнулся, протянул девушке руку:
- Молодец, товарищ сержант! Благодарю вас от имени командования дивизии!
Шурочка, боясь потревожить забывшихся тяжелораненых, уставное "Служу советскому народу!" произнесла шепотом, еле слышно.
Сопровождал комиссара дивизии, как полагается, командир медико-санитарного батальона Борис Петрович Орлов. Помню разговор Шурши и Орлова, состоявшийся после обхода госпитального взвода. Шурша поинтересовался, нужна ли медсанбату помощь, и если нужна, то какая именно.
Орлов правды не скрыл: мы испытывали постоянную нехватку перевязочных материалов и крови для переливания, поскольку в медсанбат поступало много раненых из других частей. Орлов сказал также, что 'армейский госпиталь не обеспечивает своевременный вывоз раненых, что мы вынуждены эвакуировать людей в тыл на своем транспорте, а это мешает вывозу раненых с передовой.
Шурша, помрачнев, делая пометки в блокноте, обещал помочь немедленно.
Результат посещения медсанбата комиссаром дивизии сказался на следующий же день: нам подвезли большое количество бинтов, ваты, индивидуальных перевязочных пакетов, стерильных салфеток, асептических повязок, ампул с кровью. Машины из армейского госпиталя стали приходить чаще.
Персонал медико-санитарных батальонов непосредственного участия в боевых действиях - за исключением редчайших случаев, когда нужно было спасать раненых от прорвавшихся фашистских бандитов, - во время Великой Отечественной войны не принимал. О накале боев, небывалой выдержке, великом мужестве командиров и бойцов дивизии мы знали понаслышке.
Имен всех героев, бойцов и командиров, проявивших себя в жестоких боях на Аксае, я тоже, конечно, не помню и назвать не в силах. Но помню, что в медсанбате все радовались, когда вечером 8 августа стало известно, что враг сброшен с северного берега Аксая, а днем 9 августа сообщили, что дивизия не только отстояла указанный командованием Сталинградского фронта рубеж, но и овладела хуторами Чиков, Шестаков и Ромашкин, отбросила гитлеровцев к станции Жутово-1 и Каменке.
В истории Великой Отечественной войны названия этих хуторов не прогремели. Но воинам дивизии они говорили о многом! Говорили, что можем и умеем наступать, что способны разгромить даже превосходящего по силе противника. Названия этих хуторов сделались для нас синонимами слов Мужество, Слава, Победа. И не отстоять бы нам Сталинград, не будь кровавым летом сорок второго года у каждой дивизии своих безвестных хуторов...
Нелегко давался успех. Нанеся врагу серьезный урон, сорвав его замыслы, дивизия наша понесла потери. В период боев на Аксае медсанбат принял, обработал и отправил на лечение в тыл 900 раненых. А сколько бойцов погибло? Сколько легкораненых осталось в строю? Этого теперь не вспомнишь. Помню главное: враг не прошел, враг был отброшен.
* * *
В ночь на 12 августа дивизия получила приказ оставить позиции на реке Аксай и сосредоточиться в районе поселка Зеты: нас выводили в резерв 64-й армии. Медико-санитарный батальон передислоцировался из Нижнекумской в район балки Царица Донская.
Во время сборов - неожиданный вызов к командиру батальона Орлову. Борис Петрович приказывает немедленно отбыть в штаб дивизии. Объясняет: марш придется совершать не только ночью, но и днем, открытой степью, враг будет бомбить, работникам штаба и воинам штабных подразделений может понадобиться помощь врача.
- Поторопитесь! - предупреждает Орлов. - Времени мало.
До балки Кумекая, где находился штаб дивизии, я добралась на попутном грузовике. В балке шли последние приготовления к отходу. Из кузова политотдельского ГАЗа меня окликнула машинистка политотдела, моя тезка, шутливо прозванная за большой рост "Галей-гвардейцем": мы были знакомы с Акмолинска.
- До Зеты полсотни верст. Забирайтесь к нам!
- Не могу. Скажите лучше, где найти начштаба?
Подсказали.
Начштаба я не нашла, зато буквально через десяток шагов натолкнулась на комиссара штаба В. Г. Бахолдина. Он объяснил, что основная масса штабных работников и подразделения штаба совершают пеший марш.
- Пойдете в общей колонне, доктор.
Тронулись в путь в десятом часу ночи. Разбитая тысячами ног и колес степная дорога сразу запылила мелкой, удушливой пылью. Соблюдая приказ, люди не курили, команды отдавали вполголоса, старались не бренчать оружием и котелками: скрытность - залог успеха.
Но не прошло и часа, как в стороне Аксая заворочался орудийный гром, небо посветлело, застучали пулеметы.
- Обнаружили отход, сволочи! - Шагавший рядом командир из оперативного отделения зло выругался. - Теперь туго придется Пархоменко!
Я спросила, кто это - Пархоменко.
- Комбат-два из 299-го, - ответил сосед. - Прикрывает дивизию.
Я представила себе, как один батальон ведет бой с врагом там, где недавно сражались три полка, и ощутила сосущую пустоту под ложечкой.
Скажу честно, думала, что незнакомый мне Пархоменко и его бойцы долго не продержатся: враг ударит превосходящими силами, а человеческим возможностям, увы, есть предел. Может, так же, как я, думали многие. Во всяком случае, шагая степной дорогой, люди часто оборачивались, с тревогой прислушиваясь к звукам идущего на Аксае боя.
Но странно: бой не прекращался! Мы уходили все дальше и дальше в степь, а орудийные сполохи над рекой не гасли, гул орудий и стрекот пулеметов не затихали, только делались глуше, отдалялись. Через три часа они стали едва различимы...
Позднее из дивизионной газеты, из рассказов участников событий я узнала: батальон Пархоменко держался на северном берегу Аксая почти четыре часа. Не сумев сломить волю наших солдат и командиров, не сумев уничтожить их лобовыми атаками, противник через четыре часа окружил батальон.
Тогда комбат собрал коммунистов и комсомольцев, сказал, что поведет батальон на прорыв, на соединение с дивизией, и призвал их идти во главе атакующих.
Первую группу повел на врага сам. Отход прикрывала пятая рота под командованием лейтенанта М. В. Кузьменко. Фашистов смяли, в пробитую брешь вышли все и вынесли раненых. В ночном бою батальон уничтожил до 300 солдат и офицеров врага, захватил немало вражеского стрелкового оружия. Главное же - блестяще выполнил приказ командования, обеспечив отрыв главных сил дивизии от противника.
Вскоре старший лейтенант А. И. Пархоменко был награжден - первым на Сталинградском фронте! - орденом Александра Невского. А командир пятой роты лейтенант Кузьменко - орденом боевого Красного Знамени.
Едва рассвело, к урчанию автомобильных моторов, храпу лошадей, скрипу колес, людским голосам и далекому гулу орудий присоединился поначалу слабый, но неотвратимо усиливающийся прерывистый звук: к нам приближались фашистские самолеты. И вот они здесь. Но никто не кричит: "Воздух!", никто не бросается прочь с дороги, люди лишь приподнимают головы, кося воспаленными от недосыпа глазами на золотящуюся синеву: если первый удар фашистских бомбардировщиков придется по соседней колонне, мы движения не замедлим.
Я шагала налегке: шинель оставила в медсанбате, все снаряжение санитарная сумка да наган. Однако и они с каждым шагом прибавляли в весе. К тому же с пяти утра печет! Рядом брели бойцы комендантской роты. Люди в основном пожилые, с седой щетиной на щеках, они сутулились под скатками, вещмешками и винтовками, по темным от загара, морщинистым лицам стекал, засыхая, и снова тек пот. Я подумала: каково же сейчас тем, кто тащит на плечах длинные ружья ПТР, минометные стволы и плиты, станковые пулеметы?..
Вой самолетных сирен, визг бомб, первые близкие разрывы... Бросаемся ничком на вздрагивающую беззащитную землю. Лежим, пока бомбардировщики не отваливают, и тогда снова встаем, и снова шагаем по пыльной дороге. А степь уже горит, подожженная взрывами, и в горле першит от чада обугленных трав.
Потери от вражеских бомбардировок и от обстрела с воздуха в войсках, конечно, имелись, но не столь большие, как можно было ожидать при множестве "юнкерсов", "фоккеров", "хейнкелей" и "мессершмиттов", бороздивших степное небо.
Днем 12 августа довелось оказывать помощь немногим, хотя колонну бомбили часто и подолгу. Серьезнее оказались потери на следующий день - при первой же бомбардировке ранения получили сразу девять человек. Сильно пострадал начальник 5-го отделения штаба дивизии Ф. И. Коробко: большим осколком ему перебило бедренную кость.
Сделав обезболивающий укол, я накладываю на раненое бедро повязку, жгут, шинирую ногу. Подбегает начальник политотдела дивизии батальонный комиссар А. С. Киселев, просит поскорее осмотреть раненного в бок и плечо инструктора политотдела. Пока оказываю помощь инструктору, Киселев останавливает проезжающий мимо грузовик, приказывает уложить тяжелораненых в кузов и отвезти в медсанбат или в армейский госпиталь.