Разумеется, я поспешил последовать за ним. Но идти молча казалось невежливым, к тому же, помнится, директор просил относиться к грузину с уважением. Я попытался вежливо завязать разговор, но, честно говоря, получалось не очень…
– Знаете, а мой отец лет тридцать назад был в Тбилиси. Удивительный город, как он рассказывал, невероятное сочетание советской архитектуры с историческими развалинами, старого города с новомодным авангардом. Но грузинская кухня – это вообще нечто! Чахохбили, сациви, хачапури, хинкали… Хинкали – это ведь не пельмени, верно? Называть их пельменями почти святотатство! Он рассказывал, как правильно их есть: сначала нужно прокусить…
Сторож проворчал что-то невнятное, из чего можно было сделать вывод: фанатом грузинской кухни он не является. Хотя мясо, похоже, любит.
– Знаете, ещё его поразило ваше вино. Вроде как он зашёл в супермаркет на Руставели и по совету продавщиц купил трёхлитровую бадейку сухого красного вина в пластике. Не помню, как называется, но не «Мукузани» и не «Саперави». Так вот литр он выпил в отеле, а оставшиеся два просто вылил себе в ванну! А почему? Потому что вино у вас стоило дешевле, чем вода! Это же просто невероятно, правда?
Церберидзе обернулся и посмотрел мне в глаза. В его взгляде читалось неизбывное презрение ко всем, кто потребляет для утоления жажды хоть что-то, кроме чистой воды. Я нарвался на грузина-трезвенника, как вообще такое возможно?!
Но вообще-то, да. На истории искусств, изучая знаменитую галерею портретов героев войны тысяча восемьсот двенадцатого года, преподаватель мимоходом рассказывал нам, что генерал Багратион (Багратионашвили) не употреблял ни капли спиртного! Бывают же совпадения…
– Ещё, знаете, он отметил толстых и ленивых тбилисских котов. Бродячих собак на улицах не было, за этим следят, а вот коты и кошки буквально в каждом дворе. Причём такие независимые, вроде как протянешь руку погладить, так они на «кис-кис» даже не отзываются. Видимо, ждут обращения на грузинском языке?
Мне казалось, что я слегка пошутил, но почему-то именно последняя тема задела неведомые доселе струны в тёмной душе сторожа. Он было схватил меня за рукав, требуя подробностей: где конкретно находятся эти наглые коты, какие они, сколько их, домашние, дикие, в каких местах наибольшая концентрация популяции?
Но отвечать не пришлось, мы уже пришли. За какие-то четыре-пять минут он вывел меня к моей комнате, дождался, пока я быстро переоденусь, и так же молча сопроводил в сад, хотя я уверен, если бы мне пришлось блуждать по коридорам самому, то вырваться на свободу к вечеру уже было бы хорошим результатом. Надо попросить у кого-нибудь из сотрудников схему переходов в здании, а то так ведь и заблудиться недолго.
– Саня, зема, бро! Герой дня нарисовался!
Мне навстречу кинулся Денисыч с двумя амфорами в обеих руках. У фонтана, под зелёным сводом, на том же столе была расстелена белая скатерть с греческим узором по краю, а на ней высилась целая куча разнообразных блюд. Жареная баранина, запечённые овощи, всяческие фрукты в вазе, так называемый греческий салат, горячая мусака трёх видов, неизменные белый хлеб, мёд и молоко. На всех – четыре тарелки, но пять бокалов.
– Старикана Церберидзе даже не зови, он не умеет вести себя за столом, – на ушко пояснил Диня. – Светоч наш директорский с челядью не ест, хорошо, если вина прихлюпнет. Но, кстати, прихлюпывает он знатно, ибо в алкашке разбирается, почти как я!
Я на минуточку хотел расспросить его о той странной фразе (если кто забыл, у входа в пещеру он сказал мне: «Не боись, что они тебе сделают…»). То есть, получается, он знал, что там будут зомби? Да, разумеется, он всё знал, как и остальные знали!
Ох, ребята, ваши пранки и розыгрыши, так называемое «посвящение в музейные ряды» давно устарели и не работают. Но признаю: актёры, грим, запах, холостые патроны, общий антураж, конечно, поражают. Было круто, это впечатляет…
– Да, я буду счастлив с вами поработать.
– Зема, ты о чём?
– Обо всём и сразу, – я встал у стола, самолично наполнил свой бокал и, не дожидаясь остальных, в четыре глотка выпил вино. – Пусть все боги, покровительствующие истории искусств, всегда будут на нашей стороне!
Герман, Светлана и Диня безропотно выпили по глотку, глядя на меня несколько округлившимися глазами. Я победно улыбнулся: значит, они поняли, что мне известна их шутка и я готов играть по их правилам. В конце концов, на новой работе в Крыму ко мне отнеслись без предвзятости, питерского высокомерия или московского снобизма.
Ну а приколы у каждого свои, иначе трудно всю жизнь посвятить уходу за рассыпающимися рукописями или изучению гравюр Дюрера на предмет скрытых в них масонских символов. Музейщики – это всё-таки своеобразная каста, и, наверное, мне повезло быть причастным к одному из их древних кланов…
Далее был поздний обед, плавно перешедший в ранний ужин. Тосты произносил один я, поскольку из всей нашей компании их знал лишь Диня, да и тот вечно повторял одну и ту же фразу: «Хвала Дионису!» – и никто с ним не спорил.
Если вы помните школьный курс мифов Древней Греции, то этот самый Дионис считался богом виноделия. На каменистых островах плохо росла пшеница, зато виноград буквально пёр из-под земли, так что греки успешно меняли вино на зерно, что вполне объясняет священный культ Диониса на этих территориях. Возносить ему громкие хвалы в Крыму тоже было совершенно логичным и правильным!
Первый виноград сюда завезли греческие колонисты, они же его культивировали и доводили до совершенства, так что по сей день крымские вина «Массандра», «Коктебель», «Агора», «Инкерман», «Саук-Дере», «Князь Голицынъ» являются лучшими на территории России! За эту землю, подаренную нам Потёмкиным и Екатериной, стоило воевать, и её никогда нельзя отдавать никому на свете…
Примерно через часок к нам таки присоединился Феоктист Эдуардович. Как и предупреждал наш вечно поддатый приятель, директор не присел за стол, не съел даже единую оливку, а лишь стоя поднял бокал, толкнув коротенькую речь:
– Друзья и соратники! В наших рядах произошло пополнение. Все мы помним искусствоведов Николая Утехина, Петра Изюмского, Валерия Скотникова, Алексея Лужко и многих других, что прошли мимо нас и чей путь был столь же ярок, сколь и краток… Вечная им память.
Все на минуту склонили головы и выпили не чокаясь.
– Но сегодня дружный коллектив нашего музея пополнился новым молодым, дерзким и удачливым – не побоюсь этого слова – специалистом по истории искусств широкого профиля, художником и вообще хорошим человеком! Александр – это прекрасное древнее имя, обозначающее «защитника мужей», то есть полководца и воителя. И пусть мы не ведём войны, а занимаемся самым мирным, тихим музейным делом, наша команда будет рада принять вас в свою дружную семью!
Все дружно встали, стукнули днищами полных бокалов о стол, проливая вино, а потом столь же единодушно протянули их в мою сторону. Я даже чуть не расплакался, честное слово. Мне было предложено подойти к каждому из сотрудников, произнося одни и те же подсказанные директором слова:
– Что бы ни было, где бы ни было – мы вместе!
В ответ мне торжественно клялись:
– На Олимпе или в царстве Аида – всегда вместе!
Короче, если вы поняли, так красиво и торжественно меня ещё ни разу не принимали на работу. Это было вдохновляюще и романтично…
Что там должно было быть дальше после многозначительного «романтично», я, честно говоря, уже и не помню. Вроде бы мы засиделись до темноты, до первых звёзд над головой. А потом как-то незаметно рассосались по своим комнатам. Меня вырубило почти сразу.
Вроде бы часом (двумя, тремя) позже дверь скрипнула, потом кто-то тёплый и голый залез ко мне в кровать, но я был совершенно не в том состоянии, чтобы хоть как-то реагировать. Просто обнял Светлану за широкие плечи и уснул сном младенца. Пробуждение было весёлым…
– Саня, ты уж так ко мне не прижимайся. Не то чтоб я сразу был весь против, но мне хотя бы выпить надо, настроиться…
– Денисыч?! – я пинком колена вышиб его из своей кровати. – Какого ты… Аcta est fаbula[6]. Сваливай, короче!
Он не обиделся, его вообще трудно задеть за живое. Как оказалось, вчера мы засиделись до вечера, так что именно Диня помог мне дойти до моей комнаты, сгрузил на кровать и настолько устал, что присел на краешек отдышаться, но сам не заметил, как там же и уснул. Спать он способен в любом месте и в любом положении, а поскольку всегда находится в поддатом состоянии, то и спит хорошо, и сны ему плохие не снятся.
Пока наш специалист по древним языкам, сперев моё полотенце, отправился в душевую, я смог наконец-то заняться рисованием. И пусть я не профессионал, не состою в союзах художников, но в зарисовке своих воспоминаний обычной гелевой ручкой или чёрным фломастером есть некое медитативное просвещение. Становится зорче глаз, твёрже рука, чище голова и чутче сердце. Блокнот быстро наполнялся рисунками последних событий. Ну и тем более что мои сёстры-близняшки обожают мои рисунки…
Хорошо рисовал мой отец, даже преподавал в художественной школе. Именно он и привил мне любовь к изобразительному искусству и его истории – от первых наскальных изображений до современных граффити или махрового концептуализма. Это когда хрестоматийный вопрос: «Скажите мне как художник художнику, вы рисовать умеете?» – становится уже просто оскорбительным. Я попробую пояснить.
В наше время модный перфомансер может ни разу не держать в руках кисть, не пачкаться краской, не возиться с глиной или кусками мрамора, ничего не знать о цвете и перспективе, ни разу не нюхать скипидар (а нюхать совсем другое), но тем не менее считаться гениальным художником! Если кому очень уж интересно, так я навскидку назову с десяток таких раскрученных имён.
Но суть не в этом. Просто ещё со времён службы на флоте мне было скучно писать домой короткие эсэмэски или звонить. Зарисовывать увиденное всегда гораздо интереснее. И пусть мне порой доставалось от старшины, но зато меня частенько отряжали написать для флотского начальства какую-нибудь немудрёную картину. Служба давно закончилась, а привычка к рисованию осталась…
– Ты слышала, они вспомнили всех. Сами их загубили, а теперь вспоминают.
– Вообще-то это моя заслуга. Ты отказалась убивать.
– Но я помогала тебе устраивать засады, заманивать в ловушку, и в конце концов…
– Да, да, ты была голодна.
– Я всегда голодна.
– О, уж я-то в курсе…
– Что?!
– В смысле «что»?
– Ты сказал, что я толстая!