– А кто говорил о выпивке?
В следующую секунду тяжёлая глиняная амфора разбилась о мою бедную голову. Наверное, я рухнул там же, где и стоял, но не могу поручиться за это в точности, сами понимаете. Взамен логичных и самокритичных мыслей пришли сны. Цветные, эмоциональные и насыщенные, как после прочтения длинной, но очень интересной книги…
Запомнилось не всё, но один момент был особенно ярким. Я вёл своих младших сестёр по узкой тропинке к морю. Близняшки, спускаясь с горы вниз, смеялись и на ходу рвали какие-то синие ягоды с кустарника.
Солнце клонилось к закату, на небе ни облачка, чистое оранжево-розовое полотно от края до края. Народу на пляже почти не было, галька слегка обжигала босые ноги, но это лишь поднимало настроение. Лёгкий бриз, вода наверняка прогрелась, а из морской пены навстречу нам выходила Светлана Гребнева.
Она отжимала мокрые волосы и была целомудренно одета в цельный красный купальник. Что всё равно не скрывало совершенных линий её фигуры, и трое-четверо мужчин на полупустом пляже едва не посворачивали шеи, глядя в её сторону.
Светлана подошла к нам, потрепала за косички девочек, а потом без всякого предупреждения жадно поцеловала меня в губы. Мои сёстры захихикали, показывая друг другу язык. Мы не обращали на них внимания, Афродита целовала меня в шею, в грудь, в солнечное сплетение, в живот и…
Я проснулся. Солнце било в окно. Голова слегка побаливала после вчерашнего, но я помнил, что мне, вообще-то, неслабо досталось. Небольшая, но заметная шишка на затылке только подтверждала нехорошие воспоминания. Меня крепко напоили и зачем-то шандарахнули по башке.
Однако рана на плече оказалась стянута новой аккуратной повязкой, незнакомый травный запах свидетельствовал о наличии какой-то мази под бинтами. Царапина на ноге заклеена широким пластырем. Неожиданно, но приятно.
– Похоже, обо мне кто-то позаботился…
Я высунулся в коридор, скрипнула захлопывающаяся дверь в комнату Гребневой. Значит, она уже освежилась и теперь мне можно захватить душевую. В общем, примерно через полчаса мне удалось полностью собраться, морально подготовиться, настроить себя соответствующим образом и вновь выйти в коридор.
На этот раз я помнил дорогу, это близко: прямо, потом налево и второй поворот направо. Не знаю, стоит ли говорить, что короткий запомнившийся маршрут привёл меня совсем не туда. Мягко выражаясь. Так-то если честно, то уже минут через десять бесплодных блужданий я выражался отнюдь не мягко и даже не по латыни. Есть ситуации, где русский мат практически незаменим в эмоциональном выплеске чувств.
И видимо, небеса меня услышали. Потому что в сумрачном коридоре вдруг совершенно из ниоткуда появился солнечный зайчик, запрыгав у меня под ногами, убегая и возвращаясь, словно предлагая следовать за собой. Я, конечно, сначала осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, откуда он, собственно, тут взялся. Но ни одной дырочки в потолке, в стене или дверном проёме, откуда бы мог струиться свет, не было. А зайчик был.
Короче, я пошёл. Буквально за две-три минуты он успешно вывел меня к кабинету директора. Весело попрыгал на позолоченной дверной ручке и пропал. Я даже не успел сказать ему спасибо. Ну ладно, очень надеюсь, что мы ещё встретимся.
Постучать я не успел, дверь раскрылась сама.
– Александр, дорогой мой, – Феоктист Эдуардович привстал из-за рабочего стола, приветливо протягивая мне руку. – Заходите же, мы вас ждём!
Кроме него в кабинете оказалась Мила. У её ног так же лежали два добермана, любопытствующе поводя острыми ушками. Видимо, на лице моём слишком явно мелькнула растерянность, потому что девушка неожиданно прыснула со смеху:
– Да не бойтесь вы уже, я не всегда такая жуткая зануда, как может показаться! И умею разговаривать не только гекзаметром, уж поверьте. Мои ангелочки тоже чрезвычайно милы, вы посмотрите, посмотрите на них… Это же пуськи и няшки!
Я обменялся коротким взглядом с доберманами. Они улыбнулись мне во всю пасть, полную адских зубов, искренне недоумевая, зачем их так обозвала хозяйка? Положа руку на сердце, один укус этих ангелочков – и ты в раю…
– А ведь он ни слова не сказал о вашем вчерашнем… м-м… недопонимании. Грин, может, и не столь красноречив, но его дела говорят за него! Думается, что это повод?
– Феоктист, ещё только утро, – укоризненно вздохнула девушка, закатывая глаза, но её брат многозначительно поставил на стол запотевшую бутылку шампанского. – «Севастопольский бриз», красное полусладкое?! Ну, тут надо быть полной дурой, чтобы отказаться…
Я был готов признать себя дураком, потому что отказался. Сколько можно! Тут уж либо работа, либо печень в банке с синькой. Но мне всё равно налили, и после первого же глотка я забыл, зачем вообще сюда шёл! Это было нечто…
– Александр, пока не забыл, вот, – директор протянул мне запечатанный конверт без адресата. – Ваша банковская карта «Мир», со Сбером до сих пор, увы, бывают проблемы. Аванс и премия уже зачислены. То есть там порядка трёхсот семидесяти тысяч в рублях.
Я не задумываясь отхлебнул ещё, потому что по договору вся зарплата была в двадцать пять тысяч. Музейных работников, исключая руководство Эрмитажа, вряд ли можно назвать богатыми людьми. Духовно – да, но не материально, и если здесь такие премии, то за это место нужно держаться зубами.
– Мы стараемся не терять ценные кадры, – значимо подмигнула Мила Эдуардовна. – Мой брат ещё не говорил вам о новом задании?
Я отрицательно помотал головой, до сих пор не в силах осознать упавшие на мой счёт суммы. Половину нужно отправить родителям, мне всё равно здесь негде особенно тратить. И какие-нибудь местные вкусняшки надо прикупить для сестёр. Спрошу у Денисыча, он наверняка всё здесь знает, посоветует, где что взять. Так что там насчёт нового задания?
– Александр, я не в курсе, следите ли вы за международной обстановкой, но, уверен, есть вещи, о которых слышал любой. Я имею в виду выставку скифского золота из музеев Крыма, которая до сих пор находится в Голландии, в известном музее Алларда Пирсона, и по поводу её возвращения ведутся международные судебные дебаты.
Мне пришлось кивнуть и отхлебнуть ещё. Не то чтобы я был в курсе всех тонкостей, но об этой нашумевшей истории, конечно, слышал.
– Лично мы стоим на стороне правды, то есть если золото скифов взяли в Крыму, то в Крым оно и должно быть возвращено! Но на Западе сочли, поскольку разрешение на вывоз подписывало государство Украина, то именно ей как государству и должно быть возвращено музейное имущество. Что же нам остаётся?
Я протянул пустой бокал. Феоктист Эдуардович наполнил его, последовательно добавив себе и своей сестрице. «Севастопольский бриз» сделал своё красное полусладкое дело, и, кажется, сейчас меня можно было подписать практически на всё. Тем более что вопрос касался патриотической линии, а мои родители воспитывали нас в духе любви и верности к нашей обширной родине.
После третьего бокала шипучего вина на голодный желудок мне уже не так легко удавалось сфокусироваться на словах начальства.
– Вроде бы всё просто: откуда взяли, туда и вернули! Но ведь нет… По-ли-ти-ка! А мы, коренные крымчане, только страдаем от этого международного дебилизма. Александр, вы как хотите, но наш «Херсонес» далее не намерен терпеть этого западного самодовольства!
– Что нужно с-сделать? – послушно спросил я, пока сестра директора выливала в мой бокал остатки шипучего вина. По ходу, кажется, почти всё пришлось выпить мне: шампанское в их фужерах стояло почти нетронутым. Ох, ну вот как они это проворачивают?
– Вернуть!
– В смысле? Всё п-правительсто России, всё министерство международных отношений, Лавров и его команда не смогли вернуть скифское золото, а м-мы…
– А мы его просто украдём! – Мила грозно сверкнула глазами и хлопнула ладонью по столу, так что все три бокала подпрыгнули, а пустая бутылка резко бросилась горлышком вниз, прячась под столом, дабы не нарушать устоявшейся русской традиции времён наполеоновских войн: пустой таре на столе не место!
Всё, что было дальше, я помню неточно и смутно. Обратно через коридор меня сопровождали два кобеля с женскими именами Пуська и Няшка, но более добрых, милых и замечательных собачек я не встречал никогда!
Каким-то чудом, разведя руки в стороны и покачиваясь, как баркас Айвазовского, мне удалось выбраться в сад. Я трижды окунул голову в фонтан, ледяная вода реально отрезвляла. Завтрака на столе не было, никого из наших в саду тоже. Доберманы исчезли, хотя их языки на своей щеке я очень хорошо помнил.
Со второго раза у меня получилось сесть на мраморную скамью, уставившись взглядом в небеса, и задуматься, а так ли была неправа Мила?
Ну, просто если кто-то на время возьмёт мою вещь с моего же разрешения, а потом, решив, что я недостойный владелец, передарит её другому, то я буду крайне недоволен. Где взял, туда и верни. Все эти странные политические игры не могут иметь ничего общего с порядочностью и честностью. В политике же всё решает сиюминутная целесообразность.
Но, с другой стороны, культура и спорт всегда были вне подобных игр. Хотя нет, простите, спорт подмяли уже лет десять как. Музейное братство ещё держалось, но вот начинает сыпаться и оно. Почему?
Допустим, Эрмитаж или Третьяковка как музеи были доступны в правление Российской империи, также в годы советской власти, ну и далее – в наши дни современной России. Другим странам не пришло в голову расхватать коллекции зарубежного искусства на основании того, что власть сменилась.
Россия также не требовала вернуть из Киевского музея полотна Врубеля, Куинджи и Васнецова только на основании того, что республика стала страной, а это русские художники. Так почему, получив золото скифов из Крыма, где оно было найдено и атрибутировано, его намерены переправить на Банковую, где скифы и не ночевали ни разу?!
Это несправедливо. Но есть ли у нас хоть какая-то возможность исправить это честным путём? Переговорами, судами, апелляциями, воззванием к международным законам и здравому смыслу? Вопрос риторический, ответ короткий – нет. Хотя, как говорили римские философы, Salus reipublicae – suprema lex[15].
– Привет, бро, да ты в печали? – У фонтана нарисовался улыбающийся Диня. – Судя по остаточному аромату, ты уже неслабо принял на грудь, и без меня? Обидно, однако…
– Присаживайся, – я подвинулся на скамье, и он плюхнулся рядом.
– Где пил-то?
– Директор угощал, в честь премии. Хотя вроде как я шёл туда с другими целями, но ладно. Короче, ты не в курсе нашего нового задания?
– Не, бро. Но ты давай детализируй и жги, чо они там с Милой Эдуардовной задумали? Да не делай такое лицо! – Он быстро откупорил амфору, отхлёбывая прямо из горла, и протянул мне. Я отрицательно помотал головой. – Как хочешь. Эх, Саня, Саня… Да каждый раз, когда эта стерлядь с двумя злобными пёселями тут появляется, нашего шефа просто накрывает нездоровым энтузиазмом, а мы потом расхлёбываем…
Понятно. Пока я откровенно делился с пьющим приятелем деталями недавнего разговора, наш специалист по древним языкам только хмыкал, хихикал и прикладывался к вину всё чаще. Из дверного проёма вышел старик Церберидзе с большущим подносом в руках. Он начал накрывать стол к завтраку, я стал ему помогать, столкнувшись с удивлённым взглядом старика и явным недоумением Денисыча: