На короткой дистанции с неожиданными поворотами у двуногого всегда есть преимущество перед четвероногими в манёвренности: мне было легче сворачивать за угол, а собаки практически пролетали мимо, скребя когтями по полу и недовольно ворча.
Но, с другой стороны, у них лучше дыхалка и больше энтузиазм, хотя спасение собственной жизни тоже неслабая мотивация, рано или поздно они бы меня загнали, как оленя в лесу. А потом я зацепился за что-то подолом футболки и упал…
Доберманы тут же встали, огляделись, самодовольно хмыкнули и пошли ко мне угрожающе неторопливо, с расстановочкой, словно бы не спеша портить себе удовольствие. Я встал на ноги, прижимаясь спиной к какой-то двери. Рука нащупала выдающуюся деталь металлической петли или засова – за него, видимо, я и зацепился. Грозные пуськи неумолимо приближались, роняя слюну на пол, и времени на размышления у меня больше не было. Я рванул засов, распахивая дверь в темноту…
В лицо ударил такой густой запах навоза и прелой соломы, что я невольно зажмурил глаза, задерживая дыхание. Было страшно сделать вдох. Доберманы рядом плюхнулись на задницу, недоумённо переглянулись и, вскинув оранжевые брови, дружно уставились на меня. Круглые глаза их были полны искренней укоризны: типа ты чего, дяденька, мы ведь так хорошо играли в догонялки? Печалька…
– М-м-м, – могучим оперным басом промычало нечто из тёмной комнаты, раздался тяжёлый стук копыт, и стальные рога царапнули каменный пол.
Доберманы в испуге обняли друг дружку, а я уже тащил их за ошейники с криком:
– Валим отсюда, парни-и! Аря-ря-я!
Ох, как же мы бежали в ту ночь…
Коридоры вели куда угодно, но не в нужную сторону, за нашими спинами грохотали копыта какого-то жуткого рогатого зверя, подгонял горячий пар из его ноздрей, но это точно не был обычный бык, зубр или бизон. Положение спасли сами пёсели: когда до них дошло понимание общей опасности, уже они оба потащили меня в нужную сторону, к своей маме.
– Что происходит, мальчики? – спросила уже одетая и чуточку успокоившаяся Мила Эдуардовна, когда мы вылетели в сад и дружно занырнули в фонтан.
Громадная туша пронеслась мимо.
– Какой идиот выпустил Минотавра?!
Мы с доберманами вынырнули, и сначала все трое облегчённо выдохнули, потому что жуткая зверюга с головой и ногами быка, но телом человека, едва прикрытого чёрной набедренной повязкой, преспокойно жрала траву в углу сада, как самая обычная корова. А потом под строгим взглядом хозяйки оба остроухих предателя указали на меня лапками.
– Я не хотел, это случайно получилось. Простите…
В сад ворвался здоровяк Земнов в красных трусах до колен и с какой-то первобытной дубиной в руках, за ним вышла заспанная Светлана в прозрачной ночнушке, а откуда-то из дальнего угла сада сюда же спешил горбун Церберидзе. Ночь пополнялась новыми участниками, становясь всё веселее. Меня буквально заклевали со всех сторон:
– Александр, вы сегодня в ударе! Выпустить Минотавра? Я бы спросила, не дебил ли вы, но, боюсь, это уже вопрос риторический.
– Друг мой, твой поступок весьма странен. Никто никого не держит взаперти без важной на то причины. А если ты хотел совершить подвиг, то мог бы дождаться и меня…
– Зачем? Нельзя! Опасно!
– Так, дорогие мои, – возвысила голос сестра директора. – Думаю, всем нам нужно успокоиться, выпить вина и на трезвую голову разобраться во всём, что тут произошло. Прошу всех за стол. Кто ответственный за вино?
– Денисыч, – я выплюнул струйку воды и встал. – Собственно, с него всё и началось…
…Минотавра увёл наш сторож, его тут безропотно слушались все. Тот факт, что я нарвался на голую Милу, ни у кого удивления не вызвал, как и её реакция на меня. Никому не нравится, когда на тебя пялятся в процессе купания, а плавки или раздельные купальники в Крыму не в чести. Это исключительно моя проблема. Вспомнить хоть поэта и художника Максимилиана Волошина, официально провозгласившего пляжный нудизм в Коктебеле.
С двумя доберманами после всего пережитого мы вообще стали закадычными друзьями.
По поводу самого получеловека-полубыка сестра директора всё объяснила сразу, чтоб я не строил себе фантазий. Хотя и мог бы.
В общем, это больной человек, у него шизофрения, он считает себя легендарным Минотавром, поэтому носит ужасную маску в виде бычьей головы с рогами. И копыт у него нет, просто тяжёлые ботинки с металлическими подковками. Лечить его трудно, но старик Сосо справляется. Так же, как и уже знакомый мне маньяк Полипенко, он содержится в одиночной палате, при контакте опасен, но так или иначе управляем. Вот и всё.
– Что-то ещё, Александр?
Поскольку в данный момент на моих коленях сидела пригревшаяся Светлана в тончайшем газе с кружевами, любые уточняющие вопросы каким-то чудесным образом вылетели из моей головы. Вернувшийся к этому моменту Герман сказал, что Диню нигде найти не удалось, но вот его сумка лежала в моей комнате под кроватью. Так что три амфоры у нас есть.
– Довольно и одной, – строго пресекла сестра директора, вновь вспоминая, кто тут главный. – Найдите четыре чаши, мне тоже надо выпить. Нервы не железные.
Посуду принёс всё тот же сторож, вино оказалось холодным и кисло-сладким, нам хватило пары глотков, чтобы уже все окончательно успокоились и расслабились. А после второго бокала мы с Милой и доберманами в лицах пересказывали хохочущим Герману и Светлане все события этой шумной ночи.
Под конец первой амфоры я практически заново открыл для себя и греческую комедию, и римскую трагедию, и театр абсурда эпохи Возрождения, и даже животный цирк дедушки Дурова, потому что старались все, а смех лечит как ничто на свете.
Кто там сказал, что собака на сцене всегда переиграет человека? Так вот, если совсем уж по совести, то два добермана всухую, судя по аплодисментам зрителей, уделали нас с их хозяйкой. Гримасы – чо происходит? Скулёж – мама, нам страшно… Подвывание – он больше не хочет играть?! Грозный рык – поймаем и съедим! Бег на месте – нас не до-го-ня-ят. И в конце ещё раз на бис – прыжок в фонтан, так что брызгами окатило всех, и это было неподражаемо!
Я надолго запомнил эту ночь. И не в последнюю очередь потому, что именно тогда вновь почувствовал себя подлинной частью этой небольшой семьи под названием «Коллектив сотрудников частного музея “Херсонес”». Спать разошлись уже под утро.
Никем не обнаруженный Денисыч по-прежнему храпел в моей кровати, там же, где я его оставил. Мне пришлось, стянув одеяло, устроиться на полу и, как ни странно, прекрасно выспаться за оставшиеся три часа до завтрака. Это было чудесное время…
Утром все члены нашей команды встретились за завтраком.
– Друзья мои, всё готово к походу, – сразу начал Земнов, налегая на сыр, хлеб и варёные яйца. – Никакого вина! Нас встретят и помогут местные музейщики.
– Купленные или идейные? – деловито уточнила Светлана.
– Работают за деньги, не волнуйся. Делимся на две группы, ты идёшь с Грином, мы с Денисычем.
– Разве продажного человека не легче перекупить?
– Не всегда, – обернулся ко мне великан. – Наёмник может предать, но лишь раз. Более никто не даст ему работу, и он умрёт в презрении. А идея, политический взгляд, убеждения, вера могут свободно меняться у самого честного человека хоть всю жизнь. Сегодня он верит греческим богам, завтра, вступив в армию Рима, богам римским, а послезавтра станет тайным христианином. Кто его осудит?
Тоже верно, в знак согласия кивнул я. Да хоть та же моя мама в разное время была убеждённой комсомолкой, научной атеисткой, рьяной христианкой, духовной последовательницей Ошо, а сейчас с неменьшим интересом приглядывается к родноверию и знахарству. При всём при том она замечательный человек, добрейшей души, и я её люблю.
– Если больше ни у кого вопросов нет, то… – Земнов встал, за ним поднялись и мы. То есть мы с Гребневой, потому что Денисыч вдруг впал в детские обидки…
– Не, типа сам план меня не парит, но чой-то Саня пойдёт со Светкой? Сам с ней иди!
А мы с земой двинем, он – за! Слышь что, бро, а не махнуть ли нам прям щас в ихний Амстердамчик? Потусим пару часиков до операции, я те квартал красных фонарей покажу, там такие кариатиды за стеклом сидят в неглиже, что аж…
На этот раз возмутителя спокойствия призвала к порядку специалистка по красно- и чёрнофигурной росписи. Она просто подняла пустую тарелку из-под фруктов, одним ударом расколотив её в пыль о лоб Денисыча. Любитель сухого и полусухого в чёрной футболке с хинкалями рухнул под стол, словно муха, прибитая кухонным полотенцем…
– За что вы его так?
– За попытку недобросовестной конкуренции, – лучезарно улыбнулась девушка. – Идёмте, Александр! Поверьте, ни в одном квартале каких бы ни было фонарей вы не увидите того, на что способна я.
Мы под руку прошли в коридор, где она томно шепнула мне на ухо, чтобы я переоделся и через пять минут был у неё. Дверь не будет заперта, потому что через те же пять минут ей понадобится мужчина, чтобы застегнуть лифчик. Надо ли говорить, что уже через четыре минуты я в пёстрой гавайке, синих джинсах и лёгких туфлях на итальянский манер стоял у её комнаты. Похоже, Светлана услышала стук моего сердца и сама распахнула дверь.
– Вы прекрасны, как богиня…
– Почему как?
Моя коллега ещё ни разу не выглядела более обворожительно. Она была одета в длинное белое платье из тонкой льняной ткани с открытыми плечами и умеренным декольте, талию перехватывал позолоченный пояс, такие же украшения были в ушах, на шее и на руках. На ногах – белоснежные сандалии в тон на невысоком каблуке. Волосы забраны в причёску, открывающую заднюю часть шеи, на лице никакой косметики, ей удавалось восхитительно выглядеть и без неё.