Любовные терзания и кое-что еще
И я рассказал ему.
Правду, такую неприглядную, болезненную и кровавую. Ничего не скрывая и не приукрашивая. Не обеляя себя и не оправдывая других участников развернувшейся драмы.
Как я ввязался в борьбу за сердце прекрасной принцессы, которая по праву была моей, и как оглушительно проиграл. Простому конюху… Ну ладно, не конюху, а жокею, что в глазах моего окружения практически одно и то же.
Как устроил отчаянную оргию в борделе накануне свадьбы. Напился портвейна и накурился опиума, чтобы приглушить рвущую сердце боль, достал пистолет и открыл стрельбу… Серьезно ранил жокея, лишь по счастливой случайности не попал в Марс… Вместо нее попал в ее кузена, в последний момент кинувшегося наперерез пуле.
О'Брайан умер на месте. Глупая и случайная смерть. Да, мелкий пакостник заслуживал наказания, но не столь фатального.
А вот жокей, как ни странно, выжил. Почему-то ему судьба дала второй шанс. Также, как и мне. Адам Брукс теперь обитает в Америке. Обитает вместе с НЕЙ, если верить моему человеку, присматриваюшему за ними там, на другом континенте. И у них все куда более, чем прилично: лошади, дети, счастье аж до поросячьего визга…
Когда Марс сбежала, отец отрекся от нее и объявил мертвой, а я… Я просто поддерживал сложившийся обман, дабы не порочить имя бывшей возлюбленной и пресечь грязные сплетни, обязательно наплодившиеся бы, всплыви правда наружу. И хранил память о ней: не светлую, а ту которую она заслуживала. Вспоминал каждый день, словно свое личное проклятие… Лишь в последние дни начал забывать, и все благодаря Малькольму.
Но об исцеляющем воздействии Лукаса я как раз таки умолчал.
Малек так заслушался, что даже перестал сжиматься и дрожать от страха. Еще бы — жизнь порой подкидывает сюжеты куда более захватывающие, чем мистические байки леди Чаттерлей.
— То есть вы не только посадили свою невесту с любовником на корабль… Но еще и снабдили их деньгами на первое время?.. — глухо спросил Лукас в конце. И как-то подозрительно шмыгнул носом.
— Да. Только не вздумай снова плакать, Малек! Это всего лишь деньги… "Но деньги — пыль, и богатство — вздор…", помнишь?
— Помню, лорд…
И парень трогательно уткнулся носом мне в подмышку и вскоре уснул. Такое доверие… Призрака побоялся, а спать в одной кровати с самым отпетым развратником Лондона — нет?
Вот и как его понять? Как тронуть после такого? А ведь тронуть хотелось…
Особенно теперь, когда он так расслабленно спал у меня под боком. Мягкий, податливый, теплый… Нежный комочек с бархатной кожей и шелковистыми кудрями. А запах-то какой от них, запах! Он сам собой проникал в мозг и заставлял кровь бушевать в жилах. Я чувствовал себя котом, которому подсунули мышь прямо под нос — такую сладкую, аппетитную — и настрого запретили вонзать в нее зубы…
Ох, похоже, спать мне сегодня не суждено!
Хватит лукавить, обманывать себя и выискивать приличное объяснение происходящему. Пора смириться с очевидным: я совсем помешался на этом мальчишке. И интерес у меня к нему вовсе не дружеский… Нет, "притяжение душ" имеет место быть, как и положительное влияние на мое поведение (привет, отец Тадеуш!), но томление плоти стало совсем уж невыносимым…
Я хочу его. Хочу так, как не хотел никого уже давным-давно.
И ладно, если бы на этом все и заканчивалось! Я не просто желаю овладеть его махоньким соблазнительным тельцем (так, Кавендиш, лежи спокойно и руки загребущие свои оставь на месте!), мне хочется вызвать в нем тот же самый восторг, который ощущаю я сам. Залезть к нему в голову и убедиться, что он тоже хочет меня. Узнать все его самые сокровенные мечты и исполнить их; стать его почвой, опорой, вдохновением!..
Я влюбился. Влюбился в МУЖЧИНУ…
Ну и что с того, если подумать? Чем Малек хуже женщины? Я этих барышень столько перевидал — надоели! В конце концов, разве не меня народная молва нарекла самым изощренным любовником Англии, падким на любые извращения? Вот и доизвращался. На женщин не тянет, зато от первого встречного парнишки в горячий пот бросает…
Кое-как дотянув до рассвета, я аккуратно выбрался из постели и сбежал к себе. Чуть передохнул после тяжелой ночи и, не дожидаясь завтрака, отправился в город — оказывается, любовь высвобождает скрытые внутри резервы, заставляя организм буквально лучиться энергией.
На выходе я столкнулся с Армстронгом. Тот сидел на пороге и по пятому кругу начищал мои туфли. Вид у него при этом был слегка маниакальный.
— Может, все же пойдешь? — спросил я. — Она будет тебе рада…
Тот не ответил, но как-то так затвердел плечами и загрубел лицом, что ответа не потребовалось. Не пойдет. Кто бы подумал, что ужасный человек-гора Арм сможет так долго, верно и трепетно любить одну-единственную женщину? Или что я, известный распутник и бабник, потеряю голову от какого-то журналиста?.. Эх, чудны дела твои, Господи!
Забрав подарок для Гамильтон, я немного послонялся по утренним улицам, разглядывая палатки с выставленными на продажу товарами. Рядом со свежей сдобой, мясом и сырами приютился скромный, утопающий в цветах прилавок.
Умная торговка издали выцепила меня взглядом, не иначе, по глуповатому выражению лица и поникшей фигуре опознав во мне безнадежно влюбленного.
— Молодой господин, сделайте вашей девушке комплимент! — гаркнула она. — Ни одна леди не сможет остаться равнодушной к любовному посланию, зашифрованному в изысканном букете!
— Простите? — я подошел ближе.
— Возможно, вы хотите признаться в чувствах, но не решаетесь? — прищурилась женщина и, наскоро обтерев руки о передник, — Выразите свои эмоции с помощью растений[12]. Например, лиловая сирень, — торговка провела рукой над пушистыми розово-голубыми шапками мелких цветов, — символизирует первые волнения любви…Белые лилии скажут избраннице о том, что вы восторгаетесь ее чистотой и невинностью; голубые фиалки пообещают верность; ну а красные розы намекнут на еле сдерживаемую страсть…
Я призадумался. С девушками-то все просто и понятно, а вот как к такому посланию отнесется мужчина? Как это вообще — ухаживать за джентльменом?.. Я, конечно, и с первыми не особо утруждался — как-то так получалось, что они всегда сами собой падали мне в объятия, без особых усилий и знаков внимания. А тут, прямо ума не приложу…
— Какой человек ваша возлюбленная, сэр? — пришла на выручку продавщица цветочных посланий. — Расскажите мне, и мы вместе подберем букет!
— О! — с жаром откликнулся я. — Он такой… Маленький, и в то же время безумно привлекательный… человек. Мягкие светлые волосы, огромные глаза, хрупкий стан, но формы местами — ого-го!
Торговка посмотрела на меня — так озадаченно и вместе с тем осуждающе, что я сразу замолчал. Должно быть, она ждала немного другого описания.
— Он… она… честный малый. Талантливый, амбициозный — скоро о нем заговорит весь Лондон, уж поверьте! Иногда чересчур дерзкий и даже злой, но в моменты, когда не ругает меня — нежный и ранимый… — чувствуя, что еще немного, и сам себя возненавижу за тот бред, который несу, я решился сказать правду. — Честно говоря, миссис, цветы нужны мне не для девушки, а для… моего секретаря.
Ты облажался, Кавендиш…
— ПОНЯТНО… Сэр, — женщина сохранила невозмутимое выражение лица, но перешла на другую сторону прилавка — подальше от ненормального покупателя. — Тогда предложу вам более сдержанные варианты…
Соорудив огромный букетище из бледно-желтых нарциссов (уважение), розовых гвоздик (невинная любовь) и бордовых амарантов (безнадежность), я отсыпал хозяйке цветов все имеющиеся наличные деньги и отправился домой.
Приготовился отражать удивленные взгляды прислуги (скажу, что купил для новоиспеченной невесты) и пошел на третий этаж. Поднимался к Мальку, а у самого колени дрожали, и в горле ком… Разве я когда-то спал вместе со своими пассиями — не ради удовлетворения низменных потребностей, а чтобы внушить спокойствие и чувство безопасности?.. Разве покупал им цветы? Драгоценности, одежду — да, а вот цветы…
Любой нормальный секретарь мужского пола, заявись к нему начальничек вроде меня — с ужасной репутацией, цветами и голодным взглядом — бежал бы долго и далеко… Насчет "нормальности" Малька у меня большие сомнения, и все же… Действовать надо осторожно. Деликатно, чтобы не спугнуть…
Малькольм сидел за столом, сложив руки на коленях и будто ожидая моего прихода. Завидев огромный букет, вплывший в комнату, парень выпучил глаза.
— Это… мне?! — вырвалось у него.
И столько чувств прозвенело в его голосе, словно скрипач поставил смычок на струны и тут же оборвал мелодичный, полный затаенной тоски звук… Я сразу стушевался и устыдился. И как меня угораздило… Что за абсурдная идея такая — дарить мужчине цветы?
— Да нет… Так, нашел около кладбища, думаю — чего добру пропадать?.. Но ты, если хочешь, можешь взять себе…
Я боком подошел к Малькольму и осторожно протянул ему букет.
— Еще чего! — после изумленной паузы взвился он. — Стану я всякие… веники подбирать!
Малек с возмущением отвернулся, а у меня сердце в пятки провалилось. Кажись, Кавендиш, ты облажался…
— То есть, не возьмешь? — обреченно уточнил я.
Парень повернулся и еще раз смерил цветы взглядом. Потом вырвал их из моих руках и на секунду прижал к груди.
— Возьму… Чтобы выбросить! Они воняют и вообще уже подвяли… пока на кладбище валялись!
— Может, не надо? Здесь ведь даже нет мусорного ведра, — я оглянулся по сторонам. Цветов было жаль. Конечно, это не ахти какой знак внимания, и все равно… На мой взгляд, вполне живые и свежие, они трогательно склонили пышные верхушки, смотрясь на руках у Малькольма на удивление мило.
"Тебе идет", захотелось сказать мне. Но я промолчал, опасаясь, что мой мужественный помощник окончательно рассвирепеет.
— А я прямо отсюда! — и Лукас шагнул к окну и дернул за ручку форточки. Та не поддалась. Тогда он дернул сильнее. И еще. Уперся одной ногой в подоконник и налег всем телом…
— Сейчас, — я встал рядом, отодвинул шпингалет и без усилий растворил окно. Журналист размахнулся и зашвырнул мой неуклюжий "комплимент" наружу. Мы оба смотрели, как охапка цветов, кружась и роняя лепестки, падает с третьего этажа, чтобы затем приземлиться на самом краю участка, рядом с забором, отделяющем придомовую территорию от кладбища.
Соприкоснувшись с землей, букет взорвался бело-розовым облаком и остался лежать посреди потускневшего за зиму газона.
— Вот, там-то ему и место… — с мрачным удовлетворением пробормотал Лукас. — Ой, а это что такое?
Он заметил новый экипаж, примостившийся рядом со старым.
— Подарок для Гамильтон, — отстраненно ответил я. — Долго думал, что купить: ее жених обеспеченный человек, и смысла обставлять его дом я не вижу. Зато экипаж — то, чем она сможет пользоваться самолично и без его разрешения…
Кто сказал, что обольщение — плевое дело для опытного соблазнителя вроде меня?.. Это с другими было просто, потому что чувств никаких не проскальзывало. А на Малька мне даже смотреть невыносимо трудно. Сердце вот-вот разорвет грудную клетку и упорхнет на свободу, в голове — ни одной разумной мысли…
Собрав волю в кулак, я оглядел его и предпринял еще одну попытку завязать беседу. Купленный мной костюм — второй, синий, до этого ни разу не надеванный — сидя на корреспонденте, производил ошеломительное впечатление.
— Значит, ты в ЭТОМ пойдешь на свадьбу?
Парень сложил руки на груди и глянул на меня исподлобья.
— Маркиз, вы сегодня какой-то странный… Притащили цветы, теперь спрашиваете насчет одежды. Что ж мне еще надеть — платье с кринолином? Кстати… — он нервно выдохнул и закусил губу. — Как вы думаете, мне бы пошел женский наряд? То есть… из меня бы получилась… женщина?
Я чуть не поперхнулся воздухом и потрясенно застыл. Потом неловко рассмеялся и хлопнул журналиста по плечу, пряча смущение….
— Что за глупости, Малек? Ну какая из тебя женщина? — думать о Лукасе в подобном амплуа оказалось выше моих истерзанных воздержанием сил. — Даже представить страшно!
Тот полыхнул на меня взглядом: посмотрел с неприкрытой ненавистью и резко отошел.
— А знаете, что! — процедил он. — Не пойду я ни на какую свадьбу! Мне статью писать нужно…Давно уже! А отдавать шлюх под венец в мои служебные обязанности не входит!
В Викторианскую эпоху была очень популярна "флориография", т. е. язык цветов: растениям придавалась собственная символика, с помощью которых можно было выражать свои эмоции или чувства (когда о них нельзя было говорить открыто)