Истребители вернулись как-то очень уж быстро. А может, Смирнову так показалось. Летчики доложили: на станции Малороссийской творится что-то невероятное - дым, огонь, взрывы. Близко подойти и что-нибудь рассмотреть не удалось.
Смирнов заметно повеселел: теперь уж проверять нечего, все ясно. К вечеру, однако, дошли слухи, что с другого аэродрома снова послали разведчика, на этот раз многоместный самолет с фотоаппаратами.
Смирнов опять ушел на свой пенек, ругая себя в душе. "Заварил кашу, вот теперь и проверяют без конца. Доложить бы мне только о пожаре, так нет же, дернуло за язык брякнуть о четырех эшелонах. А что, если какой из них успели с горящей станции вытащить?"
Стемнело. Смирнов все сидел в одиночестве. Вдруг кто-то подошел сзади, легонько тронул за плечо.
- Идем-ка в столовую... - Он узнал голос подполковника Кожуховского. Сегодня на ужин свининка жареная... Жирная, жирная... - и потянул за рукав.
Смирнову совсем не хотелось жирной свинины, но он пошел с Эн-Ша.
- Сердце чует, что не дадут мне сегодня поспать... Оформлять наградные потребуют... - говорил Кожуховский. - А ты имей... имей в виду, что слово это воробей... Вылетело - и нет его. А фотоснимок - документ. Поэтому и летали фотографировать.
После этих слов у Смирнова на душе полегчало, но за ужином он свои сто граммов все же "отказал" Сереже Слепову. Тот крепко потер ладони, расплылся в широкой улыбке:
- Ну что ж, еще один денек стерли... Воспримем с благодарностью! - Хорошо было Слепову, он даже попросил у официантки добавки.
После ужина Смирнов сразу пошел спать. Только уснул - кто-то начал тормошить. Открыл глаза - над ним склонился посыльный штаба:
- Вам со Слеповым срочно в штаб!
"Что за чертовщина? Зачем понадобились? - соображал Смирнов. - Может, наградной составляют, сведения какие нужны..." - вспомнил он разговор с Кожуховским.
В штабе Кожуховского не оказалось: после жирной свинины, наверное, почивал. Но был его заместитель, майор Гудименко, работавший как заведенная машина - без сна и отдыха. При появлении летчиков он поднялся со скамьи, без особой надобности одернул гимнастерку, пальцами провел под ремнем.
- Из штаба воздушной армии получена шифровка, - сказал Гудименко. - Срочно требуют подробное описание боевого полета со схемой удара по станции Малороссийской. Вот вам бумага: рисуйте, пишите.
Услышав это, Смирнов подумал: "Вот уже куда докатилось: до самой воздушной армии! И там решили проверять..."
Он положил перед собой лист бумаги, шепнул Слепову:
- Ну, пошла писать губерния...
Слепов после сытного ужина шутки не понял, ответил:
- Нет уж, пиши сам, ты ведущий. А я по таким делам не мастак. Буду только добавлять что помню.
Почти до утра писали они отчет о боевом вылете и чертили схему. Гудименко тем временем отстукивал на машинке двумя пальцами препроводительную. Потом прочитал отчет, заставил обоих расписаться и сказал:
- Теперь - отдыхать. В боевой расчет на двадцать седьмое командир приказал вас не включать. Смирнову снился черный дым...
...Шли дни. Разговоры о Малороссийской понемногу улеглись. Другие события отодвинули на второй план полет этой пары, закончившийся редким по эффективности результатом. Мы продолжали бить эшелоны, штурмовали засевшие в кубанском черноземе немецкие автоколонны, на дорогах оставались вереницы обгоревших автомашин.
Чтобы не отстать от наступающих войск, со Ставрополя мы перебазировались в Гетьмановскую, потом в Усть-Лабинскую - почти под Краснодар. Летать с этого сильно раскисшего летного поля пришлось очень много, а погода нас по-прежнему не баловала.
Как-то под вечер, когда летчики собрались на командном пункте и ожидали отправки на ужин ("еще один денек стерли"), скрипнула дверь, и мы увидели затянутого в кожаный реглан плотного человека с маузером на боку. С нар посыпались как горох. Вскочили и командир полка с начальником штаба. Никто не ждал, что так внезапно нагрянет командующий 4-й воздушной армией генерал-лейтенант Науменко.
- Кто летал на Малороссийскую? - спросил он строго. Смирнов выступил вперед.
- Лейтенант Смирнов... с ведомым Слеповым. - А сам подумал: "Опять волынка с этой Малороссийской..."
- Кто Слепов? - командующий обвел взглядом летчиков, но никто не тронулся с места. Ответил командир полка:
- Не вернулся с боевого задания.
- Когда?
- Вчера.
Командующий присел на скамейку, разрешил сесть остальным.
- Станция Малороссийская занята нашими войсками, - сказал он. - Я высылал туда комиссию для определения эффективности удара. Сегодня сам летал смотреть. На станции сгорело четыре эшелона: один с горючим, два с боеприпасами, четвертый с танками. Путевое хозяйство настолько разрушено, что за четверо суток, вплоть до подхода туда наших войск, ни один эшелон не мог проследовать в сторону Тихорецка. Войскам достались богатые трофеи. Много эшелонов так и застряло на перегонах...
Смирнов сидел и смотрел в одну точку. Мысленно представлял атаку станции, самолет Сережи Слепова, качнувший с крыла на крыло... Вспомнились слова Сережи за ужином: "Воспримем с благодарностью". Смирнов не замечал теплых взглядов боевых друзей, сидевших рядом. Не увидел он, как Кожуховский, что-то быстро строчивший вслед за командующим, ободряюще кивнул в его сторону: "Знай, мол, наших!"
Генерал Науменко продолжал:
- Так вот, оказывается, что могут сделать два штурмовика при удачном выборе цели и снайперском ударе. Ведь им попадался не один эшелон, но летчики не стали размениваться на мелочи. Ведущий Смирнов терпеливо искал наилучшую цель и нашел ее...
Заключил командующий такими словами:
- Действия Смирнова и Слепова ставлю всем в пример. Лейтенант Смирнов представлен к правительственной награде. - Науменко пожал руку Смирнову, распрощался с остальными и улетел на своем У-2.
К какой награде представлялся Смирнов - никто из нас не знал.
А через два дня не вернулся и Смирнов. При штурмовке колонны противника у станицы Троицкой в мотор его самолета угодил снаряд. Штурмовик, рубя винтом и сбивая крыльями макушки деревьев, рухнул в лес по ту сторону линии фронта.
Под шелест гвардейского знамени, пламеневшего на весеннем кубанском ветру, перед выстроившимся полком читали приказ народного комиссара обороны И.В. Сталина. В нем ставились в пример всему летному составу Военно-Воздушных Сил действия двух летчиков нашего полка - Смирнова и Слепова. Всем авиационным частям предлагалось широко использовать в борьбе с железнодорожными и автомобильными перевозками в тылу противника примененный ими способ боевых действии. В приказе он был узаконен и назван "охотой". Смысл "охоты" - сам ищи и бей!
Приказ радостный, но суровыми оставались лица летчиков и техников: с нами в строю не было тех, кто прославил часть. В журнале боевых действий было записано: "Лейтенант Смирнов Сергей Иванович, рожд. 1913 г., член ВКП(б) с 1942 г., заместитель командира эскадрильи, 13.2.43 г. сбит зенитной артиллерией в районе Троицкая Краснодарского края на 46-м боевом вылете".
На стенде боевой славы полка появилась фотография Смирнова в черной рамке. Она висела рядом с фотографиями Мосьпанова, Руденко, Артемова, Шамшурина...
Смирнов сбит зенитной артиллерией... Он пришел в сознание, увидел: на полянке в одном месте валяется мотор, в другом - кабина, в третьем - хвостовая часть фюзеляжа. Поплелся подальше от этого места с распухшей ногой, опираясь на палку. Днем лежал в густых зарослях, наблюдал за свободно расхаживавшими по тропам фашистами. Пробирался три ночи... Полз через линию фронта, замирая при каждом хлопке осветительных ракет. Опасность - позади. Переходил вброд в унтах горный ручей, скрылся в кустах - удар по затылку, и что-то тяжелое навалилось на него сверху. Потом под конвоем - в Крым, Запорожье, Лодзь, Мосбург, Нердлинген - это уже недалеко от Мюнхена. Лагеря военнопленных. Строжайшая охрана, тяжелые работы, голод, болезни, смерти.
До плена Смирнов часто слышал слова "свобода" и "Родина". Слово "Родина" он почему-то связывал с пригорком, на котором стоит церквушка без креста, столпившиеся вокруг нее домики. Там, в костромских лесах, прошло его детство. А "свобода"? Это просто красивое слово, об истинном смысле которого даже задумываться не приходилось: ведь неволи он никогда не знал.
Теперь, в плену. Родиной казалось все, что пришлось изъездить и облетать, все люди, которых знал и просто видел, седьмой гвардейский... Свобода стала великим словом. "Бежать!" - решил Смирнов.
Не один Смирнов хотел бежать. Совершали побеги и другие. Многих ловили, расстреливали перед строем военнопленных.
Смирнов уже знал, что одному побега не совершить: один отдыхает, другой на страже. Долго присматривались друг к другу двое и вдруг открылись: пехотинец-политрук Петр Мамаев и летчик Сергей Смирнов. Бежали с работы в туманное весеннее утро. Целый месяц ночами держали путь на юг, а потом месяц на восток.
Чехословакия. Поиски партизан. Наконец встретились с человеком, который сказал:
- Здравствуйте, товарищи!