- Понял. По всем расчетам бензина должно хватить.
- Вот и хорошо... - проговорил Ермолаев, крепче сжимая штурвал Пе-2.
Наконец впереди показался аэродром Мокштово, на котором базировался в то время наш 135-й полк.
Приземлив с ходу самолет, Ермолаев хотел было подрулить его к стоянке, но в это время винты Пе-2 остановились - в баках кончилось горючее.
- Вылезай, гвардейцы, приехали! - весело сказал Ермолаев Иващенко и Игошину.
- Командир, я немножко ранен в левую руку, - только теперь доложил стрелок-радист.
- Почему молчал в воздухе? Я бы сел на аэродром штурмовиков.
- Да рана легкая. Остановил кровотечение, и все, - сказал равнодушно, как о каком-то пустяке, Игошин и махнул правой здоровой рукой.
А тем временем к самолету подбежали техники. Сосчитав пробоины - их в этот раз оказалось шестьдесят семь, - они покатили Пе-2 на стоянку, И остаток дня и, если потребуется, всю ночь они будут "лечить" самолет, чтобы уже к завтрашнему дню экипаж Ермолаева мог снова лететь на нем на боевое задание.
В боевой работе летчика Ермолаева, выполнившего с июля 1943 по май 1945 года сто десять боевых вылетов, было немало случаев, когда им проявлялись отвага и мужество. В его первом вылете, выполненном на Южном фронте на разведку войск противника в районе Таганрога, Мариуполя и железнодорожного узла Волновахи, после выполнения задания разрушился шатун на правом моторе.
Резкий удар! И машина тут же стала разворачиваться вправо.
Отклонением рулей поворота и элеронов Ермолаев прекратил самопроизвольный разворот самолета и начал присматриваться к мотору. Он работал, но в его гуле был слышен частый и резкий металлический стук. "Обрыв шатуна!" - понял Ермолаев.
- Командир! Штурман! - раздается в это время голос стрелка-радиста Хабарова. - Ниже на две тысячи метров идут нашим курсом, набирая высоту, четыре "мессершмитта".
- Курс в сторону солнца! - подает тут же команду штурман Лашин, перезаряжая свой пулемет.
- Встречать "мессеров" прицельным огнем! - распоряжается Ермолаев, выполняя команду штурмана.
Солнце прикрыло своими лучами самолет. Напряженные минуты ожидания встречи с "мессерами"! Хабаров и Лашин наготове у своих пулеметов. Ермолаев, увеличив скорость самолета, держит полный газ обоим моторам.
- Ну, так где вражеские истребители? Видите их? - спрашивает он подчеркнуто спокойно.
- Влево уходят! - отвечает обрадованно Хабаров.
- Вижу и я их! Уходят влево! - кричит также довольный Лашин и уже спокойным голосом добавляет: - Продолжай, командир, полет с этим же курсом...
Вскоре "мессеров" совсем не стало видно. Наш разведчик они просто-напросто потеряли.
Уйти в разведке от истребителей врага, обмануть их - это большая победа.
Ермолаев продолжает вести самолет домой, к линии фронта.
Металлический стук в правом моторе не дает покоя всему экипажу. Обстановка тяжелая: из мотора выбило много масла. Его температура и температура воды повысились настолько, что стрелки приборов зашли на красную запретную черту. А стрелка прибора, измеряющего давление масла, подошла к нулевому показанию.
Ермолаев понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть только одно - выключить правый мотор. Не выключишь его - он заклинится или загорится.
- Даю правому по лапкам! - говорит он и выключает зажигание.
- Выключай, выключай... - говорит Лашин.
До линии фронта более ста километров, а до своего аэродрома около двухсот тридцати. Много! Дальнейший полет возможен только со снижением высоты. Но на большой высоте сильно разрежен воздух и самолет Пе-2 при полете на одном моторе заметно теряет ее.
- Хватит высотенки дотянуть хотя бы до своей территории? - спрашивает обеспокоенно Лашин.
- Хватит. До своей территории высоты хватит... - отвечает спокойно Ермолаев, а сам смотрит на большую стрелку высотомера, которая ползет и ползет влево по кругу циферблата. - Смотрите за воздухом! - предупреждает он экипаж.
- Смотрим! Чтобы не встретиться с "мессерами", выходи в Азовское море. Там спокойнее, - советует Лашин.
Лашин - опытный гвардеец, под Сталинградом он выполнил сто двадцать боевых вылетов.
- Хорошо, выхожу, - отвечает все так же спокойно выполняющий свой первый вылет летчик Ермолаев.
Высота быстро падает. С семи тысяч пятисот метров она упала уже до трех с половиной тысяч метров. А до своих еще далеко.
- Как там наши дела? - спрашивает сидящий в задней кабине Хабаров. - А то я сижу здесь один и вижу только запачканные маслом мотор да шайбу хвостового оперения.
- Дела идут нормально, - отвечает Ермолаев. - Тяну к дому потихоньку согласно русской поговорке, которая гласит: тихо едешь - дальше будешь...
- Но только не на "пешке". Она любит скорость. - Вклинивается в их разговор Лашин.
- Конечно, на "пешке" быстрее летишь - лучше. А что делать?
- Слушай, командир! - выкрикивает Хабаров. - А ведь ты сегодня сдаешь экзамен на боевую зрелость! Сегодня же твой первый боевой вылет!
- Знаю. Постараюсь не опозорить матушку-авиацию и вас, сталинградцев!..
- Сколько там километров осталось до линии фронта? Это справа, за морем, Ейск? - спрашивает Хабаров.
- Мало осталось: тридцать километров, - занижает цифру расстояния Лашин. - А это Ейск. Только не за морем, а за Таганрогским заливом. Так точнее.
Наконец на высоте двух тысяч шестисот метров пройдена линия фронта. Над своей территорией летать, конечно, веселее. Но стрелки приборов... Они не радуют! У земли температура наружного воздуха высокая и начал сильно греться работающий левый мотор. Стрелки, приборов температуры его воды и масла наползли уже на запретную черту. Мотор мог вот-вот отказать, и Ермолаев сбавил газ.
Все ближе и ближе свой аэродром.
Плотность воздуха у земли высокая - хорошо для полета, но мотор так сильно нагрелся, что уже еле тянет.
Следя за показаниями приборов, Лашин сообщает Ермолаеву через каждые две минуты расстояние до аэродрома. А он уже совсем близко. До него осталось каких-то пять километров.
- Доверни вправо двадцать градусов, чтобы с ходу сесть, - говорит Лашин Ермолаеву.
- Доворачиваю, доворачиваю...
- Высота двести метров!
- Выпустить шасси! - приказывает Ермолаев.