прокричать - 'издать крик; громко говорить что-л.'; возглас - 'громкое восклицание, громкий выкрик',[45] где выкрик будет толковаться через крик, а восклицать - через говорить и все замкнется в неизбежном "порочном круге".
Впрочем, для полноты понимания платоновского сочетания здесь вероятно имело бы смысл учитывать и такое выражение общеупотребительного языка:
в) прокричал отмолчавш
Этот пример, на самом деле, показывает, что Платонов, нарушая нормы словоупотребления (как правило, нормы употребления сочетаний слов, совмещая, "склеивая" их смыслы), может достигать не только "отрицательного" эффекта, т.е. условно говоря "порчи" языка, но и - особой поэтичности. Причем последняя и становится заметной именно на фоне первой.
Естественно, что, накладывая запреты и говоря: "Так сказать нельзя", мы, как правило, всякий раз руководствуемся не доводимой (в сознании) ни до каких конкретных правил языковой интуицией, т.е., по сути дела, памятью того, как принято или как не принято говорить.[46] Например, мы знаем (и можем употребить) такие выражения, как послышался возглас или прокричал ругательство, но сказать, почему именно они нормативны, а не платоновское прокричал возглас, мы не можем: просто такова привычка и таково наше языковое употребление.[47] Строить здесь какую-то теорию почти бессмысленно.
Еще примеры платоновских словесных нагромождений:
Музыка заиграла вдали марш движения. (К).
Ср.: движение - 'перемещение тела, предмета в пространстве', марш 'музыкальное произведение в энергичном, четком ритме и размеренном в соответствии с шагом такте' [БАС]. (Но шаг, собственно, и есть определенный способ перемещения в пространстве.)
В это время отворился дверной вход...(К)
Возможные осмысления:
отворилась , дверной , вход .
Ср.: вход - 'место, через которое входят (отверстие, крыльцо, передняя, ворота и т.п.)'; дверь - 'створ,закрывающий вход в помещение' [БАС].
К последнему толкованию можно было бы, из педантизма, добавить то, что "дверь" это створ как открывающий, так и закрывающий вход/выход, т.е. 'служащий и для входа, и для выхода'. По-видимому, столь же плохо сказать: "перед ним закрылся/ затворился дверной выход".
Одной из характерных особенностей устойчивых словосочетаний со словами так называемых "лексических функций" (ЛФ)[48] считается то, что одно из слов в них бывает в той или иной степени переосмыслено, поскольку либо вообще не употребляется вне сочетания с данным словом, как ЛФ закадычный, заклятый (соответственно, для слов "друг" и "враг"), либо же употребляется с ограниченным числом слов (как одерживать, оказывать соответственно, к словам "победу (верх)" и "помощь (поддержку)"[49] А вот такими странными сочетаниями, как рассмотренные выше обосновал сумку на спине, тревога обнажилась наружу, прокричал возглас, марш движения или дверной вход - Платонов добивается от нас некого нового взгляда на привычную действительность. Видимо, он хочет, чтобы на фоне нормальных сочетаний языка, которые так или иначе присутствуют в нашем сознании (как носителей русского языка), появились бы некоторые дополнительные смыслы - или целое их множество, "наведенное" взаимодействием с их нарочито неправильным употреблением.
Про очевидные достоинства и преимущества замысловатой, или "иносказательной" манеры выражаться своих героев - подчас намеренно грубоватой, хотя при этом всегда искренней и откровенной - Платонов пишет (в очерке "Че-Че-О"), когда рассказывает о мастеровом человеке:
Он говорил иносказательно, но точно. Чтобы понимать Федора Федоровича, надо глядеть ему в глаза и сочувствовать тому, что он говорит, тогда его затруднения в речи имеют поясняющее значение.
В этом можно видеть один из принципов построения повествования самого Платонова : наши читательские затруднения, недоумения и приостановки в осмыслении необычных сочетаний приобретают некоторое самодовлеющее значение и должны служить как бы ориентиром, гарантией или залогом - для действительного проникновения в глубины его смысла. Если мы их не преодолеем, нам не захочется читать дальше.
"Категориальный сдвиг" или выход из ситуации множественности номинации
В статье Ю.И.Левина отмечен такой широко используемый Платоновым прием, как перифраз. В самом деле, тривиальные вещи часто бывают обозначены у него каким-нибудь причудливым, витиеватым выражением. Его рассказчик (и герои) говорят:
спрятать (мясо) в свое тело - вместо просто "съесть", или
давно живущие на свете люди - вместо "старые, пожилые", или же хвостяная конечность - вместо "хвост" (у коровы) и т.д. и т.п.
"В перифразах Платонова существенно следующее: поэтичность сочетается с "научностью"..."[50] Впрочем, как научность, так и поэтичность таких перифраз, на мой взгляд, должны быть одинаково взяты в кавычки, ведь эффект, достигаемый в результате, в любом случае весьма далек от стандартных эффектов той поэтичности, к которой мы привыкли в художественной литературе - ср. постоянные лирические отступления у Гоголя, тонкое введение "возмущающих" ход повествования тем и мотивов у Пушкина, нагромождение внешне противопоставленных и как бы все время "перебивающих" друг друга голосов и происшествий в полифонических романах Достоевского, игра с "понимающим все" и сочувствующим автору читателем у Булгакова и т.п. Но также далеко это и и от той научности (или скорее наукообразности), которая знакома нам по произведениям нехудожественным. Обе они - и научность, и поэтичность - у Платонова всегда в кавычках, постоянно балансируют на грани парадокса.
Обычное правило хорошего тона, речевого этикета и простой благозвучности состоит в избегании в нашей речи прямых лексических повторов: однажды названный предмет при повторном упоминании должен быть заменен сокращенным, описательным обозначением, либо либо анафорой, либо каким-нибудь привычным родовым именем (он, это, человек, такой поступок, его действие, данное событие, случай и т.д. и т.п.). И даже этот прием характерным образом и по-своему доработан Платоновым. Вместо сокращенного он часто употребляет еще более расширенное, распространенное описание. Например, женщинам, которых привозит в Чевенгур Прокофий (чтобы затосковавшим "прочим" не было одиноко), автор и его герои последовательно дают такие наименования:
будущие жены; будущие супруги; доставленные женщины; женское шествие (ведь в Чевенгур они шли пешком); женский состав; прихожанки Чевенгура и даже: товарищи специального устройства!
Гробы, которые заготовлены деревенскими жителями (для себя, на будущее) и спрятаны в пещере на котловане, обозначаются как мертвый инвентарь или тесовые предметы (К).
Любого крестьянина можно назвать, следуя логике героев "Котлована",
коровий супруг, т.е., вероятно, ?-, или даже ?- (очевидно, использована парономазия "су-пруга" - "у-пряжь, под-пруга"); или, как в другом месте, крестьянин может быть назван человеком,
идущим тихим шагом позади трудящейся лошади, - что означает, по-видимому, что ?-!
Это последнее Предположение можно рассматривать как образцовый пример отображения Платоновым той "классовой точки зрения", к которой постоянно призывает писателей коммунистическая партия. Но позиция самого Платонова здесь - как почти везде - редуцирована, убрана в подтекст и может быть вскрыта только из глубины презумпций, она по видимости как бы сливается с этой - чисто внешней ему - "эпистемической" установкой.
Вот примеры такой усложненной, затрудненной системы обозначения: так, Вощев,
завязав мешку горло, положил себе на спину этот груз (К) - (до этого он бережно укладывает в мешок очередной из предметов безвестности, т.е. палый лист - причем все таким образом "отжившие", отслужившие свое на этом свете вещи он собирает "для памяти", на случай какого-то чаемого в будущем - Воздаяния, или Воскресения к новой жизни).
Здесь перед нами возникает образ старинного (времен 1-й мировой войны), особым образом собранного (скрученного для закидывания на спину, на плечо) вещмешка - как предмета с длинным "горлом" - ср. с разобранным ранее отрывком про сумку с харчами в "Чевенгуре"). Вообще-то у описываемого объекта есть собственное, вполне обычное, хоть и стершееся (но исходно также метафорическое) обозначение, так и не используемое Платоновым, - горловина (мешка). Писатель пытается "оживить" мешок в нашем представлении: во всяком случае, у него имеется "горло". Так, может быть, мешок способен дышать и его можно рассматривать как вполне одушевленный предмет? А слова "завязал мешку горло" могут значить следующее:
а) , горло \ .
При этом подчеркнуто, что Вощев берет, кладет его на себя как обязанность - ср. с выражением
б) .
Или, другой пример:
Декоративные благородные деревья держали свои тонкие туловища... (Ч).
Здесь слово "туловища" стоит вместо ожидаемого и более ествественного:
а) деревья держали свои
что заставляет нас представить деревья какими-то диковинными животными или даже людьми.
В другом месте деревья названы твердыми растениями (Ч).
Но тем самым, по-видимому, они выделены в особый класс "твердых предметов" - в отличие от большинства, или основной массы как бы "мягкотелых" - растений?
При этом обычная трава (в "Котловане") - это целые трявяные рощи.То есть здесь уже, наоборот, наблюдателю, как будто, предписывается взгляд какого-то Гулливера, оказавшегося в стране великанов.[51]
Или: Вощев облокотился на ограду одной усадьбы, в которой приучали бессемейных детей к труду и пользе (К).
Имеется в виду детский дом и находящиеся там, очевидно,
а) дети.
Но само слово "бессемейные" вносит значение какого-то преждевременного старения, взросления ребенка - это вообще очень часто обыгрывающийся мотив у Платонова. Получается, как будто, что автор наводит нас одновременно с (а) и на такой вывод:
б) ?-.
Другой пример: Чепурный вспомнил, что зимы бывают малоснежными, а если так, то снег не утеплит домов и тогда можно простудить все население коммунизма и оно умрет к весне (Ч).