Будучи в плену, в декабре 1941 г. в Ивановской крепости я просматривал один немецкий журнал, в нем был помещен снимок Михаила Тимофеевича. Он в центре, по бокам гитлеровцы. Михаил Тимофеевич в гражданской одежде с приподнятым правым плечом, правая рука засунута в карман пиджака. Этот снимок сопровождался надписью: Генерал-майор Романов М. Т., командир 172-й стрелковой дивизии, как руководитель партизанского движения в Белоруссии задержан в г. Борисове и повешен.
Все эти данные говорят о том, что генерал: Романов остался до конца верен своей матери-Родине, делу коммунизма и был подвергнут зверским пыткам, а затем казнен фашистами-людоедами.
Одним из первых о героических делах наших воинов на днепровском рубеже у белорусского города Могилева рассказал советской общественности писатель Константин Симонов. О начальном этапе обороны Могилева он писал еще в своем очерке, помещенном в Правде 20 июля 1941 г. А затем, спустя почти два десятилетия, вернулся к этой теме в романе Живые и мертвые, за что хочется высказать ему свою признательность. Не имея намерения анализировать эту книгу в целом, я вынужден все же сказать о ней несколько слов.
Роман К. Симонова является художественным произведением, и было бы ошибкой требовать от автора сохранения всех деталей подлинных событий, которые легли в основу повествования: имен, дат, наименований населенных пунктов и т. д. Но читатель вправе требовать, чтобы верным было изложение сущности событий, характеров, линии поведения их основных участников. К. Симонов сохранил подлинное название места действия, когда писал о Могилеве, но изменил фамилии участников обороны и наименование частей и соединений. Это вполне правомерно, потому что с помощью художественного домысла он мог таким образом восполнить недостаток фактического материала, имевшегося у него, и ярче воспроизвести сами события и деяния их участников. Но, к сожалению, автор романа Живые и мертвые, изменив фамилии некоторых действующих лиц, по своему произволу изменил и их характеры, всю линию их поведения. Оборона Могилева немаловажный эпизод Великой Отечественной войны, и Константин Симонов не мог не понимать, что рано или поздно мир узнает о подлинных героях этих событий. В самом Могилеве оборонялась одна дивизия - 172-я, ею командовал на всем протяжении один и тот же командир - генерал-майор Михаил Тимофеевич Романов. Поэтому любая замена фамилий у основных героев в данном случае не может скрыть от читателя их прототипов.
Кто, например, не знает, что прототипом героя Железного потока Серафимовича явился командир таманцев Епифан Иович Ковтюх. Образ Кожуха не является копией Ковтюха, но тем не менее в главном они сходны.
Симонов же, дав руководителю Могилевской обороны двусмысленную фамилию Зайчиков, сделал этот персонаж своего произведения, ибо героем Зайчикова можно назвать лишь в чисто литературоведческом смысле, двусмысленным и по характеру и по всей линии поведения. Этот бестолковый и грубый крикун, мечущийся без видимого смысла из одной части в другую, стремится за грубостью к подчиненным скрыть собственное малодушие и растерянность. Встречались ли подобные командиры и имеет ли писатель право изображать их? Да, встречались, хотя и не часто, и писатель не только может, но и обязан показать их. Но автор исторического романа должен обладать не только художественным, но и историческим тактом.
Я далек от мысли, что К. Симонов по злому умыслу опорочил руководителя Могилевской обороны. Он отразил в Зайчикове, как видно, черты какого-то или, быть может, каких-то других командиров, встречавшихся ему на дорогах войны. Сожаление вызывает то, что писатель наделил этими чертами образ руководителя Могилевской обороны, чей подвиг не может не заслужить благодарность миллионов советских людей и наших друзей за рубежом.
Возможно, что К. Симонов использовал личное дело М. Т. Романова, куда ошибочно попали документы одного из многочисленных его однофамильцев.
Скажем несколько слов о судьбе других руководителей обороны Могилева.
Леонтий Константинович Черниченко находился в отряде, составленном из остатков войск 172-й дивизии численностью до батальона, с легким вооружением, который, вырвавшись из Могилева, двигался на восток в направлении Рогачева.
После того, как было решено разбиться на мелкие группы, Черниченко пошел с комиссаром 493-го артиллерийского полка Анпиловым. Они пытались проникнуть в леса в Глусском районе, чтобы соединиться с партизанскими отрядами, но скоро потеряли друг друга, и раненный в ногу Черниченко попал в плен. Он прошел тяжелый путь по концлагерям и был освобожден в 1945 г. Вернулся на Родину и в настоящее время живет в Могилеве.
Василию Федоровичу Кузнецову, выходившему из окружения в составе отряда 747-го полка, выпало счастье в октябре 1943 г., действуя в составе 50-й армии 2-го Белорусского фронта, освобождать г. Могилев.
Мы надеемся, что публикация материалов о героической обороне г. Могилева поможет выяснить судьбу и многих других активных участников этой эпопеи.
В городе после выхода из него штаба дивизии и подразделений, обслуживавших его, осталось лишь одно советское воинское учреждение - дивизионный госпиталь.
Командование дивизии сделало все зависевшее от него, чтобы раненые не подверглись хотя бы на первых порах репрессиям со стороны оккупантов. В помощь начальнику госпиталя Кузнецову были выделены еще два военных врача - командир 224-го отдельного медико-санитарного батальона 172-й дивизии Алексей Иванович Паршин и младший врач этого батальона Федор Ионович Пашанин. Они и начальник госпиталя были соответствующим образом проинструктированы. Госпиталю были переданы почти все сохранившиеся еще запасы продовольствия, вещевого имущества, медикаментов, перевязочного материала, разработана система связи с оставшимися в подполье партийными работниками.
Владимир Петрович Кузнецов, удаляя осколки кости из раздробленной руки младшего сержанта-минометчика, не помнил уже, какую по счету он делает операцию. В это время в операционную вошел начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Самуил Иванович Приходько. Поздоровавшись с хирургом, он попросил его после операции прийти в свой кабинет.
Здесь с глазу на глаз состоялась беседа двух коммунистов.
- Владимир Петрович! - взволнованно сказал батальонный комиссар врачу. Вы были на совещании у генерала Романова и знаете, что вам приказано остаться с ранеными в Могилеве, после того как дивизия оставит город. Это нелегкая и ответственная задача. От вашего мужества, предприимчивости, находчивости будет зависеть жизнь 4 тысяч советских воинов. Командование дивизии, партийная организация верят вам и надеются, что вы сделаете все, что от вас будет зависеть, для облегчения участи ваших подопечных.
Кузнецов взглянул в глаза комиссару и тихо ответил:
- Сделаю все возможное и невозможное.
- А теперь, - заканчивая разговор, сказал Приходько, - одна очень важная формальность - сдайте мне все документы, подтверждающие вашу партийность, в том числе и партийный билет. Выйдем из окружения, передам его в ГлавПУРККА, там и получите его снова.
- Это время покажет, - отдавая билет, сказал Кузнецов, - получу или не получу, но буду жить и умру коммунистом.
Сразу же после ухода Приходько Владимир Петрович вызвал к себе врачей Паршина и Пашанина. Прикрыв плотно дверь, Кузнецов сказал:
- Сегодня вечером, примерно через час, части дивизии оставляют город, мы с вами по решению командования остаемся в Могилеве с ранеными воинами.
Оба врача приняли это сообщение спокойно, а начальник госпиталя продолжал:
- В нашем распоряжении одна короткая ночь, а дел предстоит много. Фашисты истребляют советских людей, и в первую очередь коммунистов, командиров и политработников. Надо, во-первых, принять все возможные меры, чтобы спасти раненых коммунистов и командиров, наших замечательных солдат, а во-вторых, обеспечить лечение в более или менее нормальных условиях всем, кто находится в госпитале. Нужно, конечно, позаботиться и о том, чтобы сохранить себя на этой работе, поэтому придется проявить большую изворотливость и осторожность по отношению к врагам.
Продовольствие и медикаменты, которые у нас имеются, хотя и в небольшом количестве, припрячем подальше, чтобы они не попали в руки врагу, а сейчас, как только вернетесь в свои отделения, немедленно уничтожьте все документы, которые подтверждают партийную принадлежность, воинские звания и служебное положение коммунистов, командиров и политработников, и заведите на них новые истории болезни. Сделайте их беспартийными рядовыми солдатами или сержантами, а часть гражданскими лицами, которые получили ранения якобы при бомбардировке города. Всех, на кого переделаете документы, проинструктируйте соответствующим образом.
В то время, когда наши части вели напряженные бои с противником, стремясь выйти из окружения, в госпитале началась напряженнейшая работа по превращению коммунистов в беспартийных, командиров и политработников - в рядовых. Она была проделана в течение одной ночи. Этим Кузнецов и его коллеги спасли от зверской расправы сотни командиров, политработников, коммунистов и комсомольцев. Основную работу сделал сам Владимир Петрович.
На следующий день гитлеровцы явились в госпиталь. Это была тяжелая минута. Врачи старались показать, будто ничего особенного не случилось, но нервы их были напряжены до предела.
- Кто старший? - спросил дежурного военфельдшера немецкий врач в чине обер-лейтенанта. Тот указал на Кузнецова. Гитлеровец осведомился, сколько раненых в госпитале.
- Примерно 3800 человек, - ответил Кузнецов.
Приказав провести его в канцелярию, гитлеровец и сопровождавшие его переводчики принялись просматривать документы. Их удивление нарастало по мере того, как росли груды просмотренных медкарточек.
- А где же командиры, политработники, коммунисты? - нетерпеливо обратился к Кузнецову обер-лейтепант. Кузнецов спокойно ответил:
- Я слышал разговор в нашем штабе, что имеется приказ верховного германского командования о репрессировании всех коммунистов, политсостава, комсостава и военнослужащих еврейской национальности, поэтому, видимо, все раненые этих категорий систематически эвакуировались в глубь страны.
- А когда ваши войска находились в окружении, куда направляли раненых коммунистов? - неожиданно, пристально глядя на Кузнецова, спросил гитлеровский врач.
Кузнецов так же четко и быстро ответил:
- В полном окружении мы находились сравнительно недолго, раненные за это время коммунисты и командиры взяты частями с собой и, по-видимому, уже попали к вам в плен или были убиты, ведь, по вашим сообщениям, никто из окружения не вышел.
Так кончился первый допрос Кузнецова. Создалось впечатление, что его ответы не вызвали подозрения.
Группа советских медицинских работников во главе с Кузнецовым продолжала свою работу в госпитале. Немцы оставили их на прежних должностях, поставив своих комиссаров и охрану.
Но, кроме исполнения своих основных обязанностей по лечению раненых, Владимир Петрович и его ближайшие помощники вели и другую работу - подпольную. Они, во-первых, с большой энергией и изобретательностью сумели добиться того, что излечившиеся воины попадали не в лагери для военнопленных, а в партизанские отряды.
Методов было немало. Нередко, например, выздоровевшего воина выносили в мертвецкую, а оттуда устраивали ему побег к партизанам. В документах он оформлялся как умерший.
Многих красноармейцев, командиров и политработников Кузнецов и его товарищи выписывали из госпиталя как гражданских лиц (согласно документам, сделанным заблаговременно). Такие пациенты шли в партизаны или работали в могилевских подпольных организациях по указанию обкома КП(б)Б.
Героическая самоотверженная работа врачей-патриотов была прервана подлым предательством резидента германской разведки в Могилеве Н. Л. Степанова, работавшего при гитлеровцах начальником отдела здравоохранения городской управы Могилева и подославшего в госпиталь своего агента Каснаки. Этим подонкам, продавшимся врагу, удалось пронюхать о патриотической деятельности врачей Кузнецова, Паршина и Пашанина. Степанов донес об этом в гестапо, и все три врача были арестованы.
Зверские пытки в гитлеровских застенках не сломили волю коммунистов, они до конца остались патриотами, преданными своей Родине. 17 ноября 1941 г. на главной площади Могилева фашистские палачи публично казнили их. Перед тем, как взойти на помост, Кузнецов во весь голос, чтобы слышала толпа могилевчан, согнанных фашистами на площадь, воскликнул: Слава нашей Родине, позор кровавому фашизму!
Мужественно встретили смерть герои-врачи, не склонив головы перед палачами.
Вместе с врачами был повешен капитан Юров, о деятельности которого рассказывают чудеса. Так, однажды он зашел в кабинет бургомистра, представился ему как руководитель партизанского отряда и потребовал оказать помощь, в противном случае угрожал расстрелом. Бургомистр был настолько перепуган таким визитом, что даже не попытался задержать Юрова. Подобный же визит он нанес начальнику полиции и отнял у него документы, касающиеся Юрова (т. е. его самого).
Позже в кинотеатре Родина Юров был опознан провокатором и арестован. Он до этого неоднократно арестовывался, но всякий раз бежал. На этом раз гестаповцы цепко держали его, и он был повешен вместе с врачами.
17 ноября 1941 г. было черным днем в Могилеве. Гитлеровцы публичной казнью советских патриотов хотели запугать жителей города и его окрестностей, притупить их волю к сопротивлению, но добились обратного. Еще на площади, куда они были насильно согнаны, многие могилевчане поклялись отомстить фашистским извергам за смерть своих братьев-единомышленников . Когда был оглашен приговор, вся площадь глухо и грозно загудела. Плотнее сомкнулись ощетинившиеся штыками ряды эсэсовцев и полицаев, охранявших эшафот. Но вот раздался звонкий голос Кузнецова, бросившего в толпу пламенный призыв к борьбе и сопротивлению. Вновь загудела площадь, но это был гул одобрения.
После казни врачей и Юрова новые десятки и сотни жителей героического Могилева ушли в партизанские отряды, шире развернулась подпольная работа в самом городе.