Решающую роль в этих боях сыграл 63-й стрелковый корпус, действиями которого руководил талантливый военачальник генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский, сын выдающегося деятеля нашей партии и государства Г. И. Петровского.
Действия корпуса в обороне также отличались особым упорством. В конце июля и первой половине августа 1941 г. его дивизии прочно удерживали свои позиции, остановив наступление пяти пехотных дивизий врага.
С рассветом 14 августа противник перешел в решительное наступление превосходящими силами по всему фронту корпуса, прижав его части к Днепру.
Поступил приказ от командующего армией отвести части корпуса на восточный берег Днепра. Отход происходил в сложных условиях. Один из полков 61-й стрелковой дивизии, а также управление корпуса с корпусными частями оказались в окружении в районе населенного пункта Святое. Леонид Григорьевич лично возглавил авангардные подразделения, пробившие брешь в кольце окружения; в результате указанные части вышли в район ст. Сантиновка. Однако к этому времени, кроме малого кольца, о котором шла речь, врагу удалось замкнуть более широкое, в котором оказались обе стрелковые дивизии корпуса, входившие в его состав в этот момент (61-я и 154-я), его артиллерия и штаб. Основные силы корпуса оказались в клещах в районе юго-восточнее Жлобина к 16 августа. Генерал Петровский решил выходить из окружения и поставил всем частям конкретные задачи. Им предстояло ночью атаковать противника и разомкнуть клещи. Нельзя не привести один пункт из этого приказа, который наилучшим образом характеризует комкора 63-го и методы его руководства.
Всему начсоставу вне зависимости от званий и занимаемой должности - в период ночной атаки и вплоть до соединения частой корпуса с основными силами Красной Армии находиться в передовых цепях, имея при себе эффективное оружие. Задача - объединять вокруг себя красноармейцев и начсостав и вести их на Губичи.
Воодушевляя воинов личным примером, Леонид Григорьевич пал смертью героя во время прорыва вражеского кольца 17 августа 1941 г.
Вот что рассказывает об этом бывший командир 154-й стрелковой дивизии, ныне генерал-лейтенант Я. С. Фоканов.
16 августа 1941 г. генерал-лейтенант Л. Г. Петровский прибыл ко мне, на командный пункт дивизии, в район ст. Хальч, юго-восточнее города Жлобина, где мне и командиру 61-й стрелковой дивизии поставил задачи идти на прорыв вражеского окружения. Время прорыва было назначено на 3.00 утра 17 августа. По решению генерал-лейтенанта Петровского, штаб корпуса и он сам должны были идти на прорыв с 61-й дивизией.
Согласно его приказу 154-я дивизия, впоследствии 47-я гвардейская, начала прорыв ровно в 3.00 17 августа. В это время ко мне прибыл начальник штаба корпуса полковник А. Л. Фейгин и передал приказ Петровского явиться к нему.
Оставив у себя в резерве батальон связи, саперный батальон, батарею противотанкового дивизиона, я пошел искать Петровского. Когда я нашел его, он сообщил мне, что выход 61-й дивизии обеспечен, и он будет теперь находиться с моей дивизией. К этому времени основные части 154-й дивизии, прорвав кольцо окружения, продвинулись километров на шесть. Обеспечивая их выход с тыла с оставшимися в резерве подразделениями, мы шли с Леонидом Григорьевичем от ст. Хальч до д. Рудня-Барановка. В это время кольцо окружения вновь сомкнулось, и нам пришлось прорывать его еще раз.
Прорвав первую линию обороны у д. Скепня, что 20 км юго-восточнее г. Жлобина, мы натолкнулись на вторую линию обороны гитлеровцев. Здесь в бою был убит адъютант командира корпуса, а сам Петровский был ранен в руку.
Поставив мне задачу атаковать д. Скепня, Петровский со своим резервом пошел севернее д. Скепня, чтобы обеспечить фланг атакующих. Это был наш последний разговор с ним.
После прорыва второй линии обороны врага, спустя часа два, я встретил раненного в живот начальника артиллерии 63-го корпуса генерал-майора артиллерии А. Ф. Казакова в 2 км северо-восточнее д. Скепня. Я спросил его, где генерал Петровский и его штаб. Он ответил, что Петровский и его начальник штаба полковник Фейгин были убиты недалеко от него в кустах вражеской засадой, часть которой была переодета в красноармейскую форму, а часть в женское платье.
Я принял меры к розыску Петровского и его начальника штаба и выслал две разведгруппы в направлении, указанном генерал-майором Казаковым. Обе группы вернулись с одними и теми же данными, подтвердив сообщение генерал-майора Казакова о засаде неприятеля, но трупов они не обнаружили.
Генерал-майор Казаков был положен на повозку и следовал со мной. Однако вскоре прямым попаданием мины повозка была разбита, а генерал Казаков убит. Мы его тут же похоронили. Как потом выяснилось, местные жители захоронили Л. Г. Петровского в одном километре южнее д. Руденка. После освобождения этого района 13 июля 1944 г. в присутствии родных его останки были перенесены и похоронены с воинскими почестями в с. Старая Рудня Жлобинского района Могилевской области{6}.
Леонид Григорьевич Петровский родился в 1897 г. в Местечке Щербинский рудник Донецкой области. В период первой мировой войны он окончил школу прапорщиков. Добровольно вступив в Красную Армию, участвовал в гражданской войне с 1918 по 1920 г. на Северном, Восточном и Южном фронтах в должностях командира взвода, начальника разведки, начальника штаба бригады, командира полка, начальника штаба дивизии. После гражданской войны он командовал дивизией и корпусом.
При личном общении с Леонидом Григорьевичем всегда поражала его громадная убежденность в правоте нашего дела, в конечной победе над фашизмом.
Это был настоящий советский военачальник, пламенный патриот нашей Родины, обладавший широким оперативным кругозором, выдающимися организаторскими способностями, несгибаемой волей и беззаветной храбростью.
Таким его образ остался в сердцах всех, кто его знал.
Глава шестая.
Смоленское сражение
К концу первой декады июля враг несколько конкретизировал свои планы. Так, 8 июля 1941 г. на совещании в ставке Гитлера были поставлены ближайшие задачи группам армий.
Группа армий Север должна была силами 4-й танковой группы, не дожидаясь подхода пехотного эшелона, продолжать наступление на Ленинград с целью отрезать его сильным правым крылом танковой группы с востока и юго-востока. Одновременно с этим войска группы армий должны были продвигаться вдоль восточного берега Чудского озера на Нарву, чтобы отрезать пути отхода советских войск из Эстонии.
На группу армий Центр возлагалась задача - двусторонним охватом своих сильных внешних флангов окружить и ликвидировать действующую перед ее фронтом группировку советских войск и, сломив, таким образом, их последнее, как выражался Гитлер, организованное сопротивление, открыть себе путь на Москву.
Группа армий Юг должна была продвинуть войска своего левого крыла на Киев и продолжать операцию с целью окружения советских войск на Правобережной Украине.
Финская армия получила приказ начать 10 июля наступление по обе стороны Ладожского озера.
По выполнении этих задач гитлеровское командование планировало дальнейшие операции следующим образом. После выхода группы армий Центр в район восточнее Смоленска пехотными дивизиями продолжать наступление на Москву; 3-ю танковую группу направить в зависимости от обстановки или для поддержки группы армий Север, или же для охвата и окружения Москвы; 2-ю танковую группу из района Смоленска направить на юг или юго-восток, восточнее Днепра, для поддержки наступления группы армий Юг. Общей целью последующих операций ставилось овладение всей территорией до Волги, после чего рейдами подвижных соединений и авиацией уничтожить оставшиеся в наших руках промышленные центры. Это были лишь предварительные наметки планов, по которым длительное время не было достигнуто единого мнения среди гитлеровского генералитета.
На совещании Гитлер объявил о своем людоедском решении сравнять с землей Москву и Ленинград, чтобы полностью избавиться от населения этих городов и не кормить его в течение зимы. Задача уничтожения городов возлагалась на авиацию без участия танков.
Боясь советских людей, оставшихся на оккупированной территории, волю которых к сопротивлению немецко-фашистские захватчики не могли сломить никакими репрессиями, Гитлер приказал при оккупации территории Советского Союза располагать войска в специально построенных зимних бараках вне населенных пунктов, чтобы можно было в любой момент произвести бомбардировку населенных пунктов с воздуха в случае возникновения в них беспорядков{1}.
Гитлер был настолько уверен в переходе войны в самое ближайшее время из фазы борьбы с Красной Армией в фазу экономического подавления СССР, что 8 июля заявил о своем желании оставить в Германии все новые танки, выпускаемые заводами, с целью сохранить в тайне сделанные усовершенствования в танкостроении, и дал указания не возмещать в широком масштабе понесенные на фронте потери в танках, а из ослабленных танковых дивизий создавать сводные соединения. Освободившийся при этом личный состав танковых специалистов направлять в Германию для укомплектования экипажами вновь формируемых и вооружаемых новыми танками соединений{2}.
Положение на фронте оставалось для нас по-прежнему неблагоприятным. Враг продолжал наступать на Витебском, Смоленском и Могилевском направлениях.
Командующий фронтом направил меня на участок 19-й армии, которой командовал генерал-лейтенант И. С. Конев{3}. Армия была переброшена с Юго-Западного фронта. Она должна была сосредоточиться в районе Яновичи, Лиозно, Понизовье, а затем развернуться на стыке 22-й и 20-й армий и не допустить захвата Витебска.
В состав 19-й армии входили шесть стрелковых дивизий и 23-й механизированный корпус. Из этих соединений к 9 июля в назначенный район прибыли лишь управления армии и трех корпусов, 220-я мотострелковая дивизия, два полка 134-й стрелковой дивизии, один полк 162-й и некоторые части 158-й стрелковых дивизий.
К исходу 9 июля на стыке 22-й и 20-й армий нависла реальная угроза противник захватил Витебск и мог легко выйти в тыл главным силам Западного фронта.
Катастрофы можно было избежать лишь введя в бой второй эшелон фронта. Но резервов в связи с преждевременным и неудачным контрударом механизированных корпусов по существу уже не имелось. Оставалось бросить в бой еще не закончившую сосредоточения и не развернувшуюся 19-ю армию.
Командование фронта приняло решение нанести контрудар на Витебском направлении, для чего привлечь наличные силы 19-й армии и часть сил правофлангового корпуса 20-й армии.
Командующий 19-й армией генерал-лейтенант И. С. Конев пытался организовать контрудар 10 - 11 июля. Он ввел в бой 220-ю мотострелковую дивизию с полком 229-й стрелковой дивизии 20-й армии, но так как противник значительно превосходил нас в силах, эти части 12 июля отошли на восток. Однако их действия сыграли свою положительную роль, так как они отбросили назад к Витебску передовые части противника и задержали на некоторое время наступление его главных сил в направлении Витебск - Рудня, Витебск - Сураж-Витебский.
11 и 12 июля противник силами 7-й и 20-й танковых дивизий и других частей при поддержке значительных сил авиации, главным образом пикирующих бомбардировщиков, продолжал оказывать давление на участке 19-й армии, нанося сильный удар по двум направлениям - Витебск - Демидов и Витебск - Рудня.
В это время я и прибыл в штаб 19-й армии, который находился в лесу севернее Рудни, и застал там генерал-лейтенанта И. С. Конева, члена Военного совета армии дивизионного комиссара И. П. Шекланова и начальника штаба генерал-майора П. Н. Рубцова.
Мы с командующим армией выехали в передовые части. Он - под Витебск, я на правый фланг, под Сураж, где действовала одна стрелковая дивизия. Связи с этой дивизией уже не имелось, так как она вела бой в окружении. В районе Колышки я встретил стрелковый и артиллерийский полки другой дивизии, которые имели приказ выдвинуться на Сураж. Гитлеровцы тем временем уже захватили этот населенный пункт, продвинулись к городу Велиж и заняли его. Правый фланг 19-й армии оказался открытым. Я приказал стрелковому и артиллерийскому полкам прикрыть рубеж Понизовье, Колышки, чтобы не допустить удара противника по открытому флангу армии, сам же вернулся в штаб, чтобы выяснить, как подходят войска.
Генерал-майор Рубцов доложил мне, что получен приказ, в котором для развертывания 19-й армии указывался новый рубеж, отнесенный вглубь на 50 - 60 км. Приказ вносил страшную путаницу в управление войсками, так как некоторые дивизии уже вступили в бой, а теперь их нужно было отводить.
Я был удручен этим непонятным решением. Без всяких на то оснований врагу оставлялась территория в 50 - 60 км глубиной.
Телефонной связи со штабом фронта не было, и я, не медля ни секунды, выехал туда. Еще не взошло солнце, как я уже был у маршала Тимошенко. Он только что лег спать, но я его разбудил и доложил о странном приказе.
- Андрей Иванович, - сказал маршал, - видимо, произошло какое-то досадное недоразумение, прошу вас, поезжайте быстрее обратно и восстановите положение.
Я немедленно выехал в район Рудни. Средства управления состояли всего из двух адъютантов, Хирных и Пархоменко, и двух офицеров связи на автомашинах. По дороге я задержал 10 мотоциклистов и оставил их при себе в качестве связных.
Передвижение штабов, да частично и войск, происходило главным образом по магистрали Витебск - Смоленск, поэтому перехватывать части было легко.
Однако штаб 34-го стрелкового корпуса мы перехватить не сумели. Командир корпуса, оставив части под Витебском, отошел со штабом на 60 км, как и было приказано.
Мы выбрали свой передовой командный пункт в одном километре северо-западнее Рудни, в 150 м от шоссейной дороги на Витебск. Оперативная группа 19-й армии находилась в сторону Смоленска на удалении 18 - 19 км.
Противник наносил удар в двух направлениях: Витебск - Велиж и Витебск Демидов. У него было много танков, а 19-я армия их почти не имела. Наши войска не имели достаточного опыта борьбы с танками. Тяжелая артиллерия оказалась неповоротливой и также не имела опыта борьбы с танками. Пехота и кавалерия при появлении танков чаще всего уходили в недосягаемые для танков районы - в леса и болота.