Показался Ленинград. Еще издали я заметил, как в центре города начали рваться вражеские артиллерийские снаряды. В нескольких местах возникли пожары.
Вот приметный ориентир — две заводские трубы. Там, рядом с ними, расположен наш аэродром. В этот раз он не обстреливался. В воздухе было спокойно. Звено перестроилось, и самолеты начали заходить на посадку.
Сразу после приземления я направился на доклад к командиру эскадрильи. У входа в землянку увидел Юрия Косенко.
— Уже доложил? — спрашиваю у него.
— А о чем докладывать? — безразличным тоном ответил он. — Ему уже известны причины нашей неудачи.
Неуспех боевого вылета объяснялся прежде всего тем, что мы пользовались устаревшими разведданными, полученными из штаба флота. За три часа вражеские корабли могли передвинуться более чем на сто километров или укрыться в шхерах. Нужно было самим произвести перед вылетом воздушную доразведку.
Полеты на воздушную разведку под силу только наиболее опытным экипажам. Мало найти корабли в море, нужно определить их состав, ордер и класс, курс и скорость движения. И все это делается под сильным зенитным огнем противника. Не исключается и нападение его истребителей. Смелость разведчика должна органически сочетаться с тактическим и летным мастерством. Таких людей в полку насчитывалось пока мало.
В этот день решено было послать на разведку экипаж Василия Голубева. Командование интересовали прежде всего точные данные о морской базе Котка. По предварительным сведениям, там скопилось большое количество вражеских транспортов.
Склонившись над картой, Голубев, Козлов и Чижиков вместе со штурманом эскадрильи Давыдовым обсуждали детали предстоящего полета. Они определили наиболее выгодное направление подхода к заданному объекту, продумали, как лучше использовать облака, солнце, ветер и высоту, наметили порядок действий при встрече с истребителями противника.
— На рожон не лезьте, — советовал Сергей Давыдов членам экипажа. — Не удалось прорваться к цели с ходу — уйдите, попробуйте изменить высоту и направление. Побольше хитрости и смекалки.
В назначенное время Пе-2 поднялся в воздух и лег на заданный курс. Проводив его взглядом, Губанов задумчиво сказал:
— Тяжело придется ребятам. Котку немцы прикрывают довольно сильно.
— Верно, — согласился стоявший рядом Давыдов. — Но Голубев в таких делах не новичок. Не сомневаюсь, что все обойдется благополучно.
Самому Давыдову не раз приходилось выполнять аналогичные боевые задания. Один из полетов ему особенно хорошо запомнился. Было это в августе 1942 года. Экипажу майора М. С. Ерохина, в который он входил вместе с воздушным стрелком-радистом Ершовым, приказали уточнить место нахождения вражеских кораблей в западной части Финского залива. День выдался солнечный, очень неблагоприятный для разведывательных полетов. Лучше бы небо было затянуто облаками. Они позволили бы скрытно подойти к цели. Но общая обстановка на фронте требовала незамедлительных действий в любую погоду.
Ерохин вел самолет с набором высоты. Давыдов, используя островки, разбросанные в заливе, замерил ветер и произвел штурманские расчеты. Ершов поддерживал радиосвязь с аэродромом и внимательно наблюдал за воздухом.
Высота три тысячи метров.
— Выше не надо, — посоветовал Давыдов летчику.
Штурман знал, что при такой погоде три тысячи метров — самая выгодная высота для поиска. Поднимешься выше — ухудшится видимость моря, опустишься ниже — уменьшится обозреваемое пространство.
И вот самолет уже над заданным квадратом, но кораблей там нет. Ерохин заволновался.
— Командир, пройдем немного на север, — предложил Давыдов. — Может быть, корабли направились в финские порты.
Севернее кораблей тоже не оказалось. Что же делать? Уходить домой? Нет, штурман не мог так поступить. Что он доложит командиру? Ведь ему доверили ответственное задание, на него надеются. Корабли должны быть где-то поблизости. Давыдов дал летчику новый курс. На горизонте появился легкий дымок. Приблизившись к нему, члены экипажа убедились, что это вражеские корабли.
— Набирай высоту, — посоветовал штурман. — Теперь они не уйдут от нас.
Моторы заработали в полную силу. Ерохин, Давыдов и Ершов надели кислородные маски. Высота достигла семи тысяч метров.
На подходе к кораблям Ерохин перевел машину в крутое пике. Разогнав ее, как говорится, до звона, летчик -энергично потянул штурвал на себя. Пикировщик медленно перешел в горизонтальный полет и на огромной скорости пронесся над кораблями. Заработал включенный штурманом бортовой аэрофотоаппарат. Фашисты открыли по разведчику огонь, но снаряды рвались далеко позади самолета.
Летчик взял курс на свой аэродром. Теперь надо было своевременно доставить командованию добытые данные. У острова Сескар разведчик встретился с шестью Ме-109. Они атаковали "Петлякова" одновременно с разных направлений. Резким маневром Ерохину удалось уклониться от огня "мессершмиттов". Через несколько секунд последовала новая атака, потом еще и еще... Экипаж не дрогнул перед превосходящими силами противника. Ершов и Давыдов упорно дрались с наседающими фашистами. Вдруг пулемет штурмана замолчал. Воспользовавшись этим, два Ме-109 немедленно атаковали "пешку" с разворота, но снова неудачно. Когда они выходили из атаки, Давыдов, успевший устранить неисправность оружия, дал по ним три короткие очереди. Ме-109 клюнул, свалился на правое крыло и пошел к воде. Обозленные неудачей, фашисты еще яростнее стали наседать на советского разведчика. В разгар боя штурман ощутил резкий удар по ноге, и все тело пронизала острая боль. Но он, стиснув зубы, продолжал отстреливаться.
Вскоре фашистам удалось повредить руль поворота и правый элерон "Петлякова". Тогда стрелок-радист Ершов снял бортовой шкас, высунулся из верхнего люка и, как говорится, с рук ударил по одному из "мессеров". В этот момент подал голос и пулемет штурмана. Это Давыдов, напрягая последние силы, нажал на гашетку своего "березина". Две огненные трассы почти одновременно впились в желтое брюхо "мессершмитта". Вражеский истребитель вспыхнул и взорвался, его горящие обломки упали в воду.
Ерохин заметил, что слева приближаются еще три "мессера". Даже шестикратное численное превосходство не устраивало немецких летчиков. Разгоняя скорость, Ерохин прижал "Петлякова" к воде. Теперь фашисты могли нападать на разведчика только сверху. Каждый раз они натыкались на дружный огонь штурмана и воздушного стрелка-радиста. Советские воины выиграли эту схватку. А вскоре впереди показался родной Ленинград. "Мессершмитты" сразу отвалили в сторону и ушли на запад. Ерохин с трудом посадил машину, изрешеченную пулями и осколками снарядов. Давыдов был тяжело ранен. Но он оставался на аэродроме до тех пор, пока не проявили фотопленки. И только после того, как прибывший из фотолаборатории начальник разведки поздравил его с отличным выполнением сложного боевого задания, штурман согласился ехать в лазарет.
Вспомнив тяжелый августовский полет на воздушную разведку, Давыдов стал заметно волноваться. По расчетам, экипаж Василия Голубева должен уже возвратиться. А его все не было. Кое-кто стал высказывать даже самые неприятные предположения, когда в небе послышался сначала слабый, а потом все усиливающийся гул моторов. Наконец долгожданный Пе-2 появился над аэродромом. Он круто развернулся и с ходу произвел посадку. А еще через несколько минут на стол командира полка легли моккрые фотоснимки военно-морской базы Котка. Там действительно скопилось большое количество вражеских транспортов.
Медлить было нельзя. Примерно через полчаса две восьмерки "Петляковых" вылетели на задание. В одной из них занял место и мой экипаж. Над Финским заливом висела синеватая дымка. Небо на горизонте сливалось с морем. Под крылом — куда ни глянешь — простиралась водная гладь.
Невольно вспомнились полеты над сушей. Там видны населенные пункты, рощи, поля, дороги, реки. По ним нетрудно ориентироваться. Там есть, наконец, своя и вражеская территории, опасные и безопасные районы. А здесь под тобой — морская пучина, которая в минуты опасности кажется бездонной и зловещей. Нет здесь и линии фронта: все море — поле боя. Но человек способен преодолеть любые трудности. Научились и мы летать над волнами.
Ровно гудели моторы "Петляковых". Рядом с нами шли истребители сопровождения. Ведущий всей группы тщательно выдерживал курс, скорость и высоту. В полете над морем за этим нужно следить особенно внимательно.
Мы знали, что Котка сильно защищена. Противник располагает густой сетью постов воздушного наблюдения и мощной зенитной артиллерией, расположенной как на островах, так и на суше. Скрытный подход самолетов к порту был почти исключен. Следовало искать другие пути снижения эффективности вражеской противовоздушной обороны.
Решили подойти к Котке на большой высоте со стороны солнца. И все-таки гитлеровцы заметили нас на дальних подступах к цели. Вокруг самолетов начали рваться зенитные снаряды. Чем ближе мы подходили к порту, тем плотнее становился их огонь.
Юрий Косенко повел наше звено между островами. Перед вылетом договорились пикировать одновременно. Я бросал самолет то вправо, то влево, уклоняясь от зенитного огня. Штурман шарил глазами по базе, выбирая цель покрупнее. С большой высоты каждый транспорт казался спичечной коробкой. Потопить его можно только снайперским бомбометанием.
— Внимание, бьем по большому транспорту, по тому, который стоит у левого причала, — приказал Ю. X. Косенко.
Я подвернул машину на указанную цель и лег на боевой курс. Вокруг бушевал зенитный огонь. От разрывов сотен снарядов образовались облака дыма.
Тут я вспомнил слова Голубева, сказанные как-то о силе зенитного огня над Коткой: "Кто три раза вернется оттуда невредимым, тот пролетает всю войну". Пожалуй, он совершенно прав.
Цель движется точно по курсовой черте. Головные самолеты уже пикируют. Пора и нам! Плотным строем звено понеслось на транспорт. Сброшенные нами бомбы сделали свое дело: над причалом взметнулся столб черного дыма, перевитый пламенем. Транспорт загорелся. Маневрируя между островами, мы отходили в море. Но что это? Рядом появились два "фокке-вульфа". Видимо, гитлеровцы решили отомстить нам. Истребители прикрытия вовремя заметили их и атаковали первыми, не позволив им даже приблизиться к нам.
Я подошел ближе к самолету Косенко. На лице ведущего — радостная улыбка. Он доволен нашей работой.
Обратный путь всегда кажется короче, чем до цели. Две восьмерки "Петляковых", сопровождаемые истребителями, в красивом строю подошли к своему аэродрому и рассыпались для посадки.
Вылет был удачным: все экипажи вернулись с задания. А каков результат? Об этом мы узнали после проявления фотопленки. В порту Котка два транспорта пошли на дно. Гитлеровцам не помогли ни крупнокалиберная зенитная артиллерия, ни хваленые "фокке-вульфы".
Остались позади все волнения, переживания и опасности. Удивительна пора юности! Как только мы выключали моторы и оказывались среди друзей, сразу же забывали все печали и сомнения. Оставались только радость наслаждения жизнью, жажда познания. Все вокруг казалось родным, близким, прекрасным. О войне не думали, словно ее и не было.
Мы сидели на койках в своем общежитии и говорили о пустяках.
— Сегодня мой командир снова куда-то скрылся после ужина, — объявил Евгений Кабанов.
— Наверно, к своей Шурочке отправился, — высказал предположение Губанов. — Она, кажется, живет рядом со столовой.
— Братцы, оставьте моего друга в покое, — вмешался Пасынков. — Да будет вам известно, что у него с Шурой самые чистые и серьезные отношения.
— Выходит, Юра не способен на шутки, — не унимался Кабанов. — Значит, он и с девушкой обращается, как с самолетом... строго по инструкции.
— Ты лучше расскажи, как сам с девушками обращаешься, — обрезал его Пасынков.
Григорий имел в виду известный случай, происшедший недавно в столовой. После ужина Евгений Кабанов, вставая из-за стола, при всех поцеловал официантку в знак благодарности за хорошее обслуживание.