В результате трехдневной работы был обобщен опыт лучших летчиков-истребителей армии, выработана тактика боевых действий способом "охоты", которая еще успешнее позволяла уничтожать противника вдали от линии фронта.
До самого конца войны мы вели успешные боевые действия способом сводная "охота". Приведу в подтверждение один эпизод.
На Крымском направлении в районе Сиваша и Перекопа создалась оперативная пауза. Боевая авиация в эти дни летала мало. Противник в основном ограничивался разведывательными полетами Ю-88, Хе-111 или пары "мессеров". Обе стороны готовились к решающему бою за Крым.
Как-то я зашел в штаб к А. И. Покрышкину узнать, долго ли мы будем сидеть "без дела". В комнате его не было, и я присел на табурет. Ожидая командира, рассматриваю силуэт большого самолета с четырьмя моторами и тремя килями. Я подошел к схеме и прочитал: "Фокке-Вульф-200".
В это время вошел Александр Иванович и прямо с порога задал вопрос:
- На "охоту" полетишь? Я ответил:
- Хоть сейчас!
- Ну, тогда слушай. Сейчас на фронте затишье, авиации нет, Крым отрезан нашими войсками и изолирован. Снабжение войск идет только морским и воздушным транспортом. Теперь ты понял меня? Транспортные самолеты Ю-52 и "Фокке-Вульф-200" летают с занятых немцами аэродромов Румынии и Одессы. Следовательно, где-то недалеко от береговой черты над морем проходят их трассы. Патрулируя в районе их пролета, мы можем успешно уничтожать эти самолеты.
А. И. Покрышкин молча, не торопясь, расстегнул планшет и достал полетную карту, развернул ее и положил на стол, затем взял красный карандаш и негромким голосом заговорил:
- Я примерно продумал маршрут нашего полета, - карандаш провел линию от Аскания-Нова до Тендеровской косы. - Вот мы выйдем на косу, отсюда курсом сто восемьдесят градусов пойдем в море и минут десять будем там ходить.
- Александр Иванович, - сказал я, - а не лучше ли нам ходить в море змейкой, с севера - на юг, с юга - на север. Этим маневром мы будем просматривать большее пространство...
Покрышкин задумался, как бы прикидывая целесообразность моего предложения, и, кивнув головой, сказал:
- Хорошо! Давай тогда сделаем так: с косы берем курс сто восемьдесят градусов, идем десять минут, затем разворачиваемся правым разворотом на курс триста пятьдесят и идем четыре минуты, затем снова берем курс сто восемьдесят и идем столько же времени. И так в последующем. В результате у нас получится полоса, сдвигающаяся к берегам Одессы, шириной двадцать пять тридцать километров. Это будет хорошо. Теперь слушай дальше: над морем с курсом сто восемьдесят обрати внимание и запомни, под каким углом к оси полета, то есть фюзеляжу, идут волны. Они хорошо заметны по барашкам. В случае, откажет компас - можно таким способом выйти к своему берегу, а не улететь куда-нибудь к берегам Турции.
- Не улетим! - заверил я, - у меня есть ручной магнитный компас. Он хоть и не точно, но все же север показывает!
- Какие вопросы есть?
- Когда полетим?
- Давай вот что: сначала проложи маршрут, а затем иди к самолетам. И передай техникам, чтобы они подвесили к нашим самолетам подвесные бензобаки, заправили их, опробовали при работающем моторе. О готовности доложить мне.
Проложив маршрут, увлеченный новым заданием Александра Ивановича, я поспешил на аэродром, нашел своих техников Григория Чувашкина и Павла Ухова и рассказал им о предстоящем вылете на "охоту". Оба техника сразу же вызвали механиков и принялись готовить самолеты к боевому вылету. Минут пятьдесят спустя были поставлены подвесные баки, заправлены и опробованы при работающем моторе. Течи в стыках бензобаков не было. Все хорошо, и я доложил А. И. Покрышкину.
- Товарищ майор, самолеты к вылету готовы! Погода не очень благоприятствовала нам. Низкая облачность тянулась с моря. Солнце почти не просматривалось, только порой выглянет - и тут же скроется за облаками. Я сел в кабину. Вскоре подошел и Александр Иванович.
...Лохматые тучи нависли над морем. Местами они вались с набегающими волнами, образуя сплошную туманную стену. Между тучами и темной морской водой - просвет метров 60-100.
Здесь, между морем и облаками, проходит путь немецких транспортных самолетов из Крыма в Одессу. Наши истребители идут в пяти метрах от волн с пенистыми гребнями. Впереди - А. И. Покрышкин. За ним в правом пеленге я. Непрерывно осматриваю пространство по сторонам, сзади. И вот замечаю, как впереди, из облака выползает тяжело груженный "Юнкерс-52" и идет метрах в тридцати от воды. Коротко сообщаю А. И. Покрышкину курс и направление полета транспортника. А Александр Иванович видит его и подает команду:
- Атакуй, Голубев! Только наверняка!
Я быстро делаю небольшой доворот. Крыло моей машины чуть ли не касается волн.
Транспортник приближается все ближе и ближе. Бью по левому мотору одной длинной очередью. Темная струя дыма потянулась изогнутой дорожкой. Я почти рядом на параллельном курсе проскакиваю его. В иллюминаторах "юнкерса" вижу немецких офицеров, возвращающихся с крымских "курортов".
Горящий самолет начал снижаться, затем коснулся воды колесами, обдав себя брызгами, неуклюже пошел на нос и, оставляя за собой большое бурлящее пятно, нырнул в морскую пучину.
Мы продолжаем поиск. В щели между облаками и водой ни одного ориентира. Нужно обладать очень тонким ощущением высоты и беспрекословно верить в приборы, чтобы лететь в таких условиях. Необходимо постоянно наблюдать за пилотажными приборами, компасом и часами, чтобы не потерять пространственное положение, не сбиться с курса - выдержать большое физическое напряжение.
Покрышкин уверенно ведет в таких сложных условиях свою машину.
Спустя несколько минут полета мы снова встречаем один за другим двух Ю-52, которых постигает такая же участь.
Нам в этот день повезло: три сбитых самолета!
Так победно заканчивался почти каждый полет на свободную "охоту", ставшую одним из распространенных видов боевой деятельности наших истребителей.
Нигде так ярко, как на "охоте", в свободном полете, не проявлялся закон взаимодействия ведомого и ведущего. Это - высшая форма боевой деятельности летчиков-истребителей.
Выносил, отработал, усовершенствовал эту форму А. И. Покрышкин. Настойчиво и повседневно прививал он своим летчикам качества зорких, находчивых "охотников". И лучших из них посылал в тылы противника, в самые ответственные и трудные полеты.
В свободном полете пары Покрышкин предъявлял к ведомому очень высокие требования. И это не случайно. Роль ведомого в таком полете значительно усложняется. Истребитель-вохотник" не имеет определенного маршрута. В поисках воздушного противника ему приходится преодолевать немалое расстояние. И ведомый .должен непрерывно следить за ориентировкой, мгновенно разгадывать замысел ведущего.
На "охоте" в момент атаки обнаруженного противника инициатива ведомого активизируется. Он может атаковать врага вслед за ведущим или даже первым по его указанию, или в зависимости от обстановки. А эти обстоятельства предъявляют ведомому новые требования: точность удара, всестороннюю отличную летную подготовку.
Для лучшей осмотрительности в свободном полете ведомый держится на увеличенной дистанции, не превышающей триста метров. Это обеспечивает большой просмотр зоны, дает возможность заранее обнаружить противника, если он попытается обрушиться на пару "охотников".
Радиосвязь в свободном полете пары имеет большое значение. Ею нужно пользоваться с толком. Ни одного лишнего слова - иначе противник может засечь направление, район полета пары, и тогда "охота" не принесет эффекта. Покрышкин не терпел лишних фраз и докладывать о замеченном противнике требовал двумя-тремя словами - направление полета, высота и расстояние. Дальнейшее он выяснял сам.
ВДАЛИ ОТ ФРОНТА
Долгие и непрерывные боевые действия давали себя знать: личный состав всех трех наших гвардейских - 16-го, 100-го и 104-го - авиаполков заметно устал. В жестоких сражениях никто не щадил себя, - только бы победить! Нередко достигалось это неизмеримой ценой - жизнью. Дивизия, естественно, понесла потери, и в конце декабря, перед самым новым 1944 годом, главнокомандующий Военно-Воздушными Силами решил снять с фронта нашу 9-ю гвардейскую Мариупольскую дивизию и отвести ее в тыл - для пополнения личным составом и материальной частью, а заодно дать летчикам, техникам, механикам передохнуть и подготовиться к новым схваткам с коварным врагом, которого советские войска уже начали изгонять с нашей родной земли.
Полки перебазировались севернее Черниговки. Надвигалась зима; погода, после того, как прошли дожди со снегом, стояла пасмурная. Образовалась непролазная грязь. Но месить ее нам пришлось недолго. Вслед за небольшим морозцем, сковавшим землю, повалил снег, и зима заявила о себе по-настоящему.
Население Черниговки, как и соседних с ней населенных пунктов, куда прибыли на отдых полки, тепло и радушно встречало авиаторов, предоставляло нам жилую площадь, образовавшуюся за счет уплотнения. Местные власти подыскали домики под штабы, учебные классы, столовые. С жителями у нас установились очень хорошие взаимоотношения. Люди были свидетелями преступлений, совершенных здесь фашистскими оккупантами, много рассказывали нам о зверствах гитлеровцев и неизменно просили отомстить за поруганную землю, крепче бить врага и гнать, гнать супостата туда, откуда он пришел.
Первые дни ушли у нас на устройство. Мы обживали теплые, уютные комнатушки, приводили себя в надлежащий вид.
Разместили меня вместе с Покрышкиным в одной комнате, где уже стояло две кровати. Стол дала хозяйка. Вот и вся наша мебель.
Дом стоял на берегу небольшой речки. У запруды вода не замерзала, и колесо водяной мельницы, пошлепывая плицами, крутилось круглосуточно.
По утрам мы с Александром Ивановичем совершали пробежку к реке, делали зарядку, умывались. Тело наливалось бодростью, силой. Дышалось легко, полной грудью. И далеким сном уже казались нам трудные фронтовые дни и ночи, и словно бы совсем не мы, не зная отдыха, не зная сна, не успев поесть или побриться, торопили свои поостывшие машины в бой.
А тут - благодать! Отошли куда-то вдаль печали и тревоги, отоспались и нет уже усталости.
Но полеты продолжаются. Передышка - передышкой, а летные навыки нужно не только сохранять, но и совершенствовать, готовить себя к новым схваткам с воздушным противником. Летчики отрабатывают технику пилотирования, подвергаются тщательной, скрупулезной проверке. Перерывов в полетах нет. А отлетав, занимаемся в классе, изучаем штурманское дело, овладеваем теорией стрельбы по наземным целям, а затем закрепляем навыки на практике - наносим удары по мишеням. Учебные воздушные бои ведем с учетом качественно новых тактических приемов, разработанных наиболее опытными летчиками нашей дивизии во главе с уже известным всей стране советским асом А. И. Покрышкиным.
Технический состав, разумеется, трудился так же самоотверженно, как и в прифронтовых условиях: обеспечивал полеты, производил необходимый самолетам ремонт, добивался четкой, безотказной работы аппаратуры и оборудования. Таким образом, передышка была несколько условной. Личный состав трудился по-прежнему напряженно, а вот обстановка была сейчас иной - не содрогалась от взрывов земля, не чертили небо самолеты с черными крестами на крыльях. Люди становились более спокойными и уравновешенными.
В свободное время, по вечерам, стала выступать наша самодеятельность. Разрядка уже сама по себе располагала певцов, танцоров, музыкантов к проявлению таланта. Кто-то из политработников повел речь о самодеятельности - и дело пошло! Нашлись и мастера слова, и баянисты, и плясуны. Поистине талантов не счесть! Кто бы мог подумать, что дерзкий, горячий в бою Клубов тонкий лирик в душе и до самозабвения влюблен в Пушкина! А разве не было для нас открытием, когда на импровизированную сцену вышел Слава Березкин? Ну, артист! Уморил нас своими шуточными песнями! А как плясал Андрей Труд! Никто не знал прежде о его "хореографических" способностях.
После концерта, как правило, устраивались танцы. Тревожил душу голосистый баян Григория Масленникова - начальника связи полка, мягкие мелодии будили воспоминания, и мы на какой-нибудь часик как бы отрешались от суровой действительности, забывали о войне. А когда приезжали артисты с настоящим концертом - для нас это было праздником! Пела душа, глаза светились радостью. В каждом нашем движении угадывался молодой задор, энергия, сила. Хотелось любить и быть любимым. И нет в этом ничего удивительного: ведь мы были еще очень молоды, мы были просто юны.