Итак, улетел Александр Иванович. А дня через два-три возвратился. Помню, все мы находились на аэродроме, готовились к полетам. Смотрим, идет на небольшой высоте По-2, сделал круг и пошел на посадку. Глаз у летчиков наметан: а что это за пассажир во второй кабине?..
Не успел я, как говорится, оценить обстановку, как Виктор Жердев с улыбкой кричит мне:
- Придется тебе, Георгий, нынче переселяться! Третий - лишний!
Ребята засмеялись. Засмеялся и я:
- Что ж, переселяться, так переселяться! Кому-то из вас придется потесниться.
А самолет уже подрулил к стоянке. Как только винт замер, к машине отовсюду поспешили все, кто был поблизости. Поняли, что к чему. Клубов, Жердев, Трофимов, Сухов, Еремин и другие хором поздравляют молодоженов. Те смущенно улыбаются, благодарят за оказанную им теплую встречу.
Прошло уже больше месяца, как мы в Черниговке. Полк живет все той же напряженной подготовкой к грядущим схваткам. Идут занятия в классах, отрабатывается боевое мастерство в небе. Мы уже знаем, как следует бороться с различными типами самолетов, отработали штурманскую подготовку с применением радиопеленгаторов, групповую слетанность в боевых порядках пары, звена и эскадрильи.
В дни полетов все эти элементы мы отрабатывали в комплексе. Ходили парами и звеньями по маршруту, затем, подходя к аэродрому, с разрешения руководителя полетов, снижались до бреющего, выскакивали на полигон, делали "горку" и атаковали наземные цели. Как правило, это были бочки из-под бензина, наполненные песком, пропитанным горючим. Попадешь - "смесь" загорится, и результат атаки летчику виден. После этого на бреющем полете уходили от цели и шли на посадку.
В один из таких дней, когда после выполнения полетного задания наша четверка возвратилась на аэродром, техник сказал А. И. Покрышкину:
- Вас вызывает командир дивизии.
Мы переглянулись: полковник Дзусов просто так не позовет!
Стало грустно на душе: уехал в Москву на учебу наш комиссар подполковник Погребной. Близкие друзья - Клубов, Жердев, Сухов, Руденко, Олефиренко, Старчиков сейчас в Баку, получают новые самолеты. А тут и Александра Ивановича явно забирают куда-то. И ребята повесили носы.
Вечером я зашел в знакомый домик. Александр Иванович и Маша уже собирались к отъезду. Да и долго ли было . собраться. Шинели на себя - и сборы готовы. Разговор у нас как-то не клеился. Чувствовалось, что Александр Иванович тоже переживает, нервничает.
Всю почти ночь я не спал: как-то оно будет дальше? Уж очень я привык к А. И. Покрышкину, привязался к нему, изучил его боевой "почерк", научился молниеносно реагировать на его действия, "угадывать его мысли".
Вскоре меня вместе с командиром 100-го авиаполка подполковником Лукьяновым вызвал начподив полковник Мачнев и сообщил, что надо поехать к шефам, в Мариуполь. Дело в том, что 9-я гвардейская истребительная авиадивизия получила почетное наименование Мариупольской - ее личный состав отличился в жарких боях за освобождение Приазовья, вел успешные боевые действия за Таганрог и Бердянск. Имена бесстрашных асов Н. Трофимова, А. Федорова, П. Еремина, И. Руденко, братьев Глинка, К. Лавицкого, Г. Комелькова, А. Закалюка, И. Бабана и других были широко известны в соединении.
Став "мариупольцами", мы, естественно, почувствовали себя земляками жителей этого славного города-труженика.
Теперь, будучи с Лукьяновым посланцами соединения, мы испытывали и гордость за оказанное нам доверие, и ответственность за миссию, которой удостоили нас. Ехали;
на поездах "от станции до станции" - в теплушках, набитых солдатами, в пассажирских вагонах, вместе с ранеными, а то и прямо на открытых платформах. Порой холод пробирал до костей, но чем ближе был Мариуполь, тем теплее становилось на душе. И вот на третьи сутки мы достигли цели. Пошли сразу же в горком партии. Первый секретарь тепло принял нас, внимательно выслушал, пригласил секретаря райкома комсомола, работников аппарата - и сообща обсудили вопрос об организации встреч. Мы побывали у рабочих заводов имени Ильича и "Азовсталь", рыбкомбината, в местных учебных заведениях. Выступили также по радио. О чем рассказывали? Конечно же, о том, что больше всего интересовало наших "земляков": о том, как воевали за Мариуполь, кто отличился, как готовимся к новым боям.
Мы видели тысячи обращенных на нас глаз. Мы ощущали тепло любви, которую народ питает к своей армии, мы чувствовали в рукопожатиях силу крепких рабочих ладоней, кующих металл для Победы.
Мы видели, как население под руководством партийной и комсомольской организаций восстанавливало разрушенные врагом заводы, фабрики, школы, жилые дома.
До сих пор помню, как, приехав на "Азовсталь", я увидел взорванную фашистами доменную печь. Не рассчитал враг заряда: сделана она была добротно, и могучее тело ее после взрыва стояло накренившись. Я спросил у одного из инженеров, что теперь будут делать с этой печью.
- Как что? - ответил он. - Будем восстанавливать. Выровняем, поставим на место и запустим в работу.
В его голосе звучала уверенность.
И я поверил его словам. Я даже мысленно представил домну такой, какой она должна быть в действительности.
Идем дальше. Повсюду груды развороченного металла, разрушенные мартены. Много видел я разрушений, но то, что предстало сейчас взору, острой болью отозвалось в сердце.
Вскоре мы с Лукьяновым совершали обратный путь на перекладных - спешили к боевым друзьям. Помимо теплых слов, добрых приветов, мы везли им "сюрприз" от работников рыбокомбината - два ящика копченого рыбца. Как ни велик был соблазн полакомиться вкусно пахнущей "копчушкой", мы решили ящики не вскрывать, пока не возвратится из Москвы наш командир. Но как сохранить подарок шефов, если днем уже звенит капель? И я решился на эксперимент: зарыл ящики в глубокий снег.
Возвратившись в Черниговку, мы подробно рассказали боевым товарищам о поездке к шефам, обо всем, что видели, что слышали. Выступил я на нашем полковом партийном собрании. Одним из пунктов решения этого собрания было записано: "Организовать сбор средств в помощь мариупольцам". Личный состав собрал вскоре 90158 рублей. Деньги были переданы по назначению как бескорыстная помощь армии народу-труженику для скорейшего восстановления народного хозяйства. В этом факте наглядно отразились кровная связь и нерушимое единство армии и народа. Прочные узы дружбы крепко связали фронтовиков с мариупольцами. Война катилась на запад, и мы частенько, всматриваясь в карту, отыскивали на юге знакомое название и про себя отмечали, что расстояние до него становилось все больше и больше.
Вскоре приехал Покрышкин, да еще с хорошей вестью: остается в полку! Рады были и он, и мы. А тут - рыбец на столе. Ну, чем не праздник!
В конце месяца командир дивизии снова вызвал к себе Александра Ивановича.
- Звонил Главный маршал авиации Новиков, - сказал полковник Дзусов. Вызывает тебя. Видимо, опять на переговоры...
Помолчал, потом добавил:
- Завтра будет самолет. Готовься! Кстати, полетишь не один - возьми с собой и ведомого. Может, новую мат-часть дадут - не отказывайтесь.
В полдень я уже знал, что лечу в Москву. Оформил в штабе документы, вернулся, собрал чемоданчик - и готов!
Утром следующего дня прилетел Ли-2 и забрал нас.
Остановились в гостинице "Москва". Столица выглядела строго, по-военному. Из окон нашего номера мы подолгу глядели вдаль и думали, каждый о своем, и в то же время об одном - о победе над еще сильным врагом.
Наши думы прервал телефонный звонок. Александра Ивановича вызывал к себе Главнокомандующий ВВС. Как проходила беседа, о чем шла речь - Александр Иванович не рассказывал. Но когда он возвратился в гостиницу, я понял, что разговор был серьезный.
- Предлагали перейти в Главный штаб, в отдел боевой подготовки, - глухо сказал Покрышкин. - Еле убедил, что это нецелесообразно, что на фронте от меня больше пользы, чем здесь. Да и как оставить полк, ребят, с которыми сроднился и не мыслю себя без них?
Александр Иванович подошел к широкому окну, из которого далеко видна была Москва. А там, за серой пеленой дымки, где-то в дальней дали, в этот предзакатный час, это же неяркое зимнее солнце играло холодными бликами на обшивке его зачехленного истребителя. Я угадывал мысли своего командира, и понимал его состояние, ибо испытывал точно те же чувства, что и он.
- Да! - вдруг оживился Покрышкин, обращаясь ко мне. - Главком предложил нам съездить в КП к Лавочкину, посмотреть его новый истребитель, принятый на вооружение наших Военно-Воздушных Сил. Сказал, что в скором времени получим эти машины...
Утром следующего дня мы уже были гостями выдающегося советского авиаконструктора. Лавочкин очень тепло, радушно встретил нас, пригласил к себе в кабинет и сразу же перевел беседу в деловое русло. Речь шла о наиболее удачной конструкции фронтового истребителя. Каким он видится нам? Чего еще не учли конструкторы, какими летно-тактическими качествами должна, по нашему мнению, обладать машина, какое требуется вооружение. Конструктора интересовали самые разнообразные вопросы, и мы поняли, что мысленно он уже создал не одну идеальную конструкцию истребителя - высокоскоростного, с мощным вооружением, легкого в управлении, маневренного и неуязвимого.
Но мы знали и другое: мысль опережает технические возможности производства, укладывает конструкторский замысел в строгое "прокрустово ложе" реальности. Мы уже знали, что Ла-5 - отличная машина, отвечающая высоким современным требованиям боя на вертикалях и виражах, что она хорошо оснащена и вооружена. Нам предстояло изучить здесь матчасть и облетать самолет.
Мы побывали в заводских цехах, с интересом знакомились с производственными процессами. В одном из цехов мы увидели машину, несколько отличавшуюся от Ла-5. Сопровождавший нас конструктор, объяснил:
- Это Ла-седьмой. Придет на смену "пятерке". Мы с Покрышкиным переглянулись: значит, верно мы подметили в Лавочкине страсть искать, творить, создавать новое, лучшее!
...На аэродроме стоял неумолчный гул моторов. Вот один из Ла-5 стремительно побежал по бетонной дорожке и, оторвавшись от нее, стал набирать высоту. Как хотелось быть сейчас на месте летчика-испытателя, "чувствовать" понравившуюся нам машину, пойти на ней в бой.
Конструктор, словно угадав наши мысли, сказал: - Вам, ребята, лучше было бы поехать в Горький и там полетать на такой машине. Дело в том, что там есть УЛа-5, вас "провезут", а затем полетаете сами.
Доводы конструктора были резонны и неоспоримы. Решили: отправляемся в Горький.
На следующий день Александр Иванович на Ут-2, который пилотировал личный летчик Лавочкина, улетел в Горький. Я же остался в Москве в ожидании телефонного звонка - выезжать поездом или вылетать самолетом, который будет прислан за мной.
Сижу в гостинице, жду. А звонка все нет и нет. По моим расчетам, Ут-2 давно уже на месте. Еле дождался утра - забеспокоился не на шутку. Вечером отправляюсь на вокзал, беру билет на Горький.
Вот и завод. Проходная. Расспрашиваю, как мне найти А. И. Покрышкина. На меня смотрят с недоумением: никакого Покрышкина здесь не было и нет.