Выбрался из кабины, осмотрел машину: винт погнут, капот деформирован.
И это в то время, когда в полку каждый самолет на вес золота!
В голове сплошной сумбур: смутные варианты ремонта самолета, отчета перед начальством и стыд - стыд перед боевыми друзьями и перед самим собой.
Смотрю, ко мне спешат военные - пехотный капитан с бойцами. Спрашивает, как я себя чувствую, вижу, смотрит на мое "разукрашенное" лицо и кому-то приказывает срочно вызвать санинструктора. А мне не до медицины. Прошу капитана как можно скорее сообщить в часть о случившемся и передать координаты моего местонахождения. По моим расчетам, я не дотянул до своего аэродрома километров 20-25. Так оно и оказалось на самом деле.
Вскоре на подводе подкатила девушка-санинструктор, обмыла мне лицо, смазала йодом ссадины. На этой же подводе я поехал в ближайший населенный пункт, попросив капитана выставить охрану у самолета-Командира эскадрильи в подразделении я не застал, он был на боевом задании. Пришлось идти на доклад непосредственно к командиру полка. Выслушав меня, он с укором сказал:
- Значит, разбил самолет? Молодец! - Прошелся по комнате, глубоко засунув руки в карманы брюк. - Мы с таким трудом достаем, чиним, латаем самолеты, чтобы бить противника, а ты!.. Самолет я тебе больше не дам!
Так и сказал, - как отрубил. Это был самый суровый приговор, какой только может быть для летчика.
Мне нечего было ответить в свое оправдание и я молчал, понимая, что нелегко будет искупить свою вину...
От летной работы меня отстранили. Летать было не на чем. Я начал работать вместе с техниками и механиками, стал готовить к боевым вылетам самолеты своих товарищей по эскадрилье.
По ночам плохо спал, а если и спал, то чаще, чем до этого, видел во сне "мессера", которого я так и не сбил...
Да и собью ли теперь?
Казалось, прошло много времени, а между тем - не более двух недель. Однажды, когда я, как обычно, работал вместе с техниками на стоянке, меня окликнул командир полка:
- Голубев! В двенадцать часов зайдите ко мне.
- Слушаюсь! - ответил я и подумал: "Какие еще неприятности готовит мне военная служба? Вроде бы и так наказан по самую "защелку".
Вечером узнал, что меня откомандировывают в другую часть и что мне разрешено летать. Известие это было неожиданным и радостным. Только выйдя из домика командира, я осознал, что "опала" моя кончилась и что впереди у меня теперь снова будет боевая жизнь. В ту ночь я долго не мог уснуть, все не мог успокоиться. "Амнистия" отчасти объяснилась отходчивостью авиационного начальства, но немаловажное значение при этом имело и то, что наши летные полки несли ощутимые потери в непрерывных воздушных боях, а опытными летчиками люди, как известно, сами по себе не становятся, - для этого необходимо пройти школу войны.
Я служу на новом месте - в 84-м истребительном авиационном полку. Он стоит в станице Днепровской. Технический состав разместился в сельском клубе, добротном каменном здании, летчики - в домике неподалеку. Ночью нас будит грохот бомбовых разрывов. Выскакиваем на улицу. В бледно-сером свете утра слышим гул немецкого самолета. Кое-кто даже пытается определить тип самолета и узнать, где он сейчас. Ясно одно: бомбежка не случайная, вражеская агентура работает. Наше счастье, что фашист промазал - клуб и домики оказались в целости.
Утром приказ: нанести штурмовой удар по переднему краю противника в районе станицы Крымская. Облачность десятибалльная, нижняя кромка 1000-1200 метров, видимость 3-4 километра. Наши И-16 появляются над целью неожиданно.
"Эрэсами" бьем по немецким траншеям. Навстречу нам тянутся трассы огня. Словом, обычная боевая работа, обычная штурмовка переднего края.
Отработав, я следую с набором высоты за лейтенантом Смысловым. Неожиданно замечаю, впереди по курсу, под облаками, прямо навстречу идет Хе-И1. У него видна кормовая пулеметная установка. Медлить нельзя - его стрелок прошьет меня очередью. Единственное, что я успеваю сделать - это проскочить под самым животом "хейнкеля". Стрелок, конечно, не успевает открыть огонь по моему самолету.
Только я "разминулся" с "хейнкелем", как впереди, откуда-то снизу, на больших скоростях пронеслись два "мессера". Замечаю, "мессы" заложили вираж в мою сторону. Ясно: будут заходить в хвост! Где же Смыслов? Оглядываюсь. Самолета Смыслова не видно. Что это? На хвосте у меня уже "сидит" черная точка. "Мессер" пристроился! Я делаю крутой левый вираж. Так ему труднее поймать меня в прицел. Снова оглядываюсь - "мессер" на хвосте. Закладываю такой вираж, что рябит в глазах. Отстал? Нет, черная точка неумолимо несется за мной. Наверное, минут десять я выписывал диковинные фигуры - бросал самолет, то вниз, то вверх, не давая "мессеру" открыть прицельный огонь. Но он точно прирос к хвосту моего И-16. Чувствую, как гимнастерка прилипла к телу, а "месс" все не отстает...
Короче говоря, это закончилось тем, что мне как-то удалось все же высунуться из кабины побольше и я обнаружил, что все это время уходил от... собственного хвоста, на руле поворота которого имеется для балансировки противовес. Его-то я и принял за точку "мессершмитта".
На аэродроме лейтенант Смыслов сочувственно спросил:
- Рули заклинило, что ли?
Вечером я рассказал о "поединке" с хвостом собственного самолета летчики от души посмеялись.
84-й ИАП стал перевооружаться на "аэрокобры". Мы засели за изучение материальной части нового самолета и мотора. Времени на освоение новой матчасти - в обрез. Пришлось заниматься с утра до вечера. Недели через две мы сдали зачеты по матчасти самолета, мотора, оборудования и приступили к полетам.
Трудности начались сразу же. И прежде всего - носовое колесо... У этого самолета третье колесо расположено не сзади, а в носовой части. И действия при взлете очень отличны от тех, к которым мы привыкли.
Масса приборов, большой взлетный вес новой машины, сложность в технике пилотирования - все это требовало от летчика повышенного внимания. Тем более, что первый полет на "аэрокобре" мы выполняли почти без провозных.
Первое впечатление - неважное. Самолет кажется нам тяжелым, маломаневренным против юркого И-16. Но когда мы стали убирать шасси и ходить в зону, то сразу же оценили новую машину. Особенно нам понравилась радиостанция. Еще бы! Впервые за свою летную жизнь мы смогли, наконец, производить маневры не по сигналам-эволюциям, а по командам с земли. Мы слушали эти команды в эфире, как музыку. Ну, "мессеры", теперь-то мы с вами потягаемся!..
Высший пилотаж на "кобре" требовал от летчика точной координации. Малейшая небрежность на глубоком вираже, боевом развороте или в верхней точке петли - и самолет срывался в штопор, а зачастую входил и в плоский штопор. Это было одним из главных его недостатков.
...В один из дней напряженной летной работы к нам в 84-й полк прилетел По-2. Из него вышел коренастый капитан со звездой Героя Советского Союза на груди. Это был П. П. Крюков из 16-го гвардейского авиаполка.
- Где командир? - спросил он нас. Мы ответили, что подполковник Павликов в воздухе. Скоро сядет.
- Хорошо. Подождем!
Крюков оказался общительным, словоохотливым человеком. Интересовался, давно ли мы летаем на новой машине, какие упражнения выполняем, имеет ли кто на своем счету сбитые самолеты.
После встречи с командиром полка, перед отлетом, капитан Крюков снова подошел к нам и многозначительно подмигнул:
- До скорой встречи!
Мы стали ждать перевода в 16-й гвардейский полк. Разумеется, это ожидание не было пассивным: мы как никогда готовились к боевым действиям.
Кто из нас не знал имен Вадима Фадеева, Григория Речкалова, Аркадия Федорова, Александра Покрышкина?.. Слава о них гремела по всему фронту. И вот нам предстоит служить вместе, рядом с этими легендарными людьми!
Виктор Жердев - человек веселый и находчивый, успокаивал нас:
- Ничего, орлы! Тоже, чай, не лыком шиты! С немцами не раз встречались, да еще на "ишачке", живы-здоровы остались, а кое-кто и "мессеров" сбивал. И в гвардейском будем воевать как надо...
1 июня 1943 года - памятный в нашей жизни день. Снова прилетел капитан Крюков, и в этот же день вечером наша группа истребителей приземлилась на аэродроме у станицы Поповическая.
Там нас встречали командир дивизии полковник И. Дзусов, командир 16-го гвардейского полка подполковник Исаев и командир полка подполковник Погребной. Комиссар дивизии познакомился с каждым из нас, приветливо пожал каждому руку.
В это время над аэродромом появилась шестерка истребителей.
- Чья? - спросил Дзусов у командира полка.
- Капитана Покрышкина. Возвращается с задания. Вскоре и сами летчики подъехали к землянке, выпрыгнули из грузовика и направились к нам.
Старший группы доложил командиру дивизии о том, что группа успешно выполнила задачу по прикрытию переднего края и вела бой с восьмеркой "мессеров". Один самолет противника сбит. Группа потерь не имеет.
- Кто сбил самолет?
- Старший лейтенант Старчиков, - ответил капитан Покрышкин.
- Хорошо! Пусть люди идут отдыхать, а к тебе, товарищ Покрышкин, пополнение прибыло. Летчики, хотя и молодые, но имеют уже боевой опыт. На наших самолетах еще не воевали. Так что принимай и учи по своей системе. Повернувшись к нам, комдив сказал:
- Капитан Покрышкин, начальник воздушно-стрелковой службы, опытный мастер воздушного боя, у него есть чему поучиться. Словом, как говорится, прошу любить и жаловать!