Издёвки так надоели, что Дара решила вовсе на них не реагировать, присела на сундуке, вытянула ноющие ноги и распустила косы, попыталась привести волосы в порядок. Волхв лежал на лавке, глядел на неё с насмешкой и, верно, придумывал новую шутку.
– Злись, внученька, – сказал он вместо того, чтобы снова насмехаться. – Лучше злись, чем плачь.
Дара и на этот раз не обратила внимания на его слова.
– Когда пройдёт обряд? – сухо спросила она.
– Ночью, скоро уже пойдём, поужинаем только. А то, боюсь, ты не скоро поесть сможешь.
От его слов заранее стало дурно, но Дара поклялась себе не показывать больше слабину волхву.
– Тогда чего лежишь? Пошли, – она наспех доплела спутанные волосы и осторожно, оглядываясь, вышла из комнаты.
В зале в тот вечер было люднее, чем в прошлый раз, но княжича Дара не заметила. Хозяйка, как только увидела Дару, показала свободный столик у стены и вскоре подошла сама.
– Долго ж вы спали с дедом, – хмыкнула с улыбкой женщина. – Уж день скоро к ночи пойдёт.
– Устали с дороги, совсем из сил выбились, – Дара села спиной ко входу и попыталась улыбнуться заискивающе, ласково, как это прекрасно получалось у Веси, но вышло лишь криво ухмыльнуться. – А правда, что у вас вчера тут княжич был?
Хозяйка наклонилась, опираясь рукой о стол да заодно протирая грязной тряпкой липкое пятно.
– Весь вечер с товарищами своими просидел, обсуждал дела посольства, – самодовольно, будто княжич обсуждал дела лично с ней, поделилась хозяйка. – С ними девка была, одетая в мужское платье. Говорят, она ведьма.
– А что ещё про неё говорят? – Дара уже не пыталась выглядеть милой, слушала жадно, хмуро.
Глаза у хозяйки заблестели. Ей, кажется, было всё равно, с кем делиться сплетнями.
– Это, конечно, всё только разговоры, – прошептала она. – Но будто бы сегодня поутру на постоялом дворе княжич вместе с этой девкой из своей ложницы вышел. Так что, видать, не ведьма она никакая, а просто полюбовница, – женщина подмигнула задорно, как если бы делилась тайной с хорошей своей подругой. – А может, и то и другое. Бабка у княжича тоже ведьмой была, верно, их мужикам такие больше нравятся, – хозяйка вспомнила вдруг про деда и даже в лице переменилась. – Так что, дед твой придёт к ужину? Я посмотрю, что у нас горячего осталось.
– Придёт, придёт, – раздался голос волхва в стороне. – Принеси, дорогая, что повкуснее.
Дедушка снова надел медвежью шкуру. Дара осмотрела его недовольно. Так они привлекали слишком много внимания.
– Что есть, то и принесу. Проснулись вы больно поздно, когда уже всё разобрали, – пожала плечами хозяйка и ушла в сторону кухни.
Дара и Дедушка ужинали молча, сидя в стороне от остальных посетителей, но и до их угла доносились удивлённые голоса, местные обсуждали чудную шубу старика. Никто не носил шкур целиком, никто, кроме оборотней, а о них до сих пор помнили не только в глухих деревнях, но и в городах. Свежа ещё была память о тех временах, когда и чародеи, и волхвы, и оборотни – все ходили вольно по городам, и никто не косился на них с опаской.
– Снял бы ты шубу, – сказала Дара, ложкой собирая остатки каши со дна миски. – Ведь купил обычную одежду, вот её и носи. Оборотней опасаются, кому-нибудь может в голову прийти и в храм на тебя пожаловаться.
– А что мне храм? Я старый немощный дед, шубу на ярмарке купил по дешёвке, видишь, какая она протёртая?
– Значит, не боишься храма? Поэтому живёшь подальше от людей на краю оврага, прячешься от всех?
Дедушка покачал головой да погрозил Даре пальцем.
– Боюсь не больше твоего, а живу там, потому что больше и некуда мне податься. Нет ничего больше для меня в этом мире. Всё моё уничтожили.
– Что уничтожили? Ты же служишь лешему, а ему не нужны капища, лишь домовины на границе.
– Моё капище и не было посвящено Хозяину леса, к нему я пришёл позже, когда некуда было идти, а он позвал.
Дара облизала ложку, разглядывая Дедушку и пытаясь припомнить древних богов, о которых рассказывал Старый Барсук. Был Перун, что грозил с небес молниями, была Морана-смерть, владевшая прялкой судеб, была мать сыра земля и матушка Мокошь, покровительница женщин. Были десятки и сотни духов, которых задабривали перед рыбалкой и пахотой, перед свадьбой и родами. Пусть Дара, в отличие от людей, и могла воочию увидеть их всех, даже тех, что обычно скрывались, о богах она знала мало.
– Кому ты служил?
Волхв, как всегда, закончил есть раньше её, отставил миску с ложкой в сторону, положил руки на стол перед собой. Задумчиво он посмотрел на Дару, размышляя о своём.
– Пойдём, собираться пора, – решил он.
Стоило сразу догадаться, что Дедушка ничего о себе не расскажет.
– Сними шкуру, – повторила в отчаянии Дара.
В глазах Дедушки промелькнуло нечто, чему сложно было найти объяснение.
– Сегодня она мне нужна, защитит меня, если что…
Если что… по коже пробежали мурашки. Даре стало холодно даже в тёплой корчме. Если что – если задумка их не удастся, если зима и смерть окажутся сильнее огня и жизни.
Они вернулись в свою комнатушку, надели верхнюю одежду.
Дара завязала платок позади, спрятала косы под тулупом. От тревоги сосало под ложечкой и пальцы окостенели, но нельзя было показать слабость, не волхву, не тому, кто помогал ей лишь для того, чтобы после уничтожить.
– Мы выйдем из города, уйдём подальше, к реке, чтобы никто не услышал.
– Что услышал?
– Как ты будешь кричать.
Она застыла на месте, а Дедушка обернулся, на губах его играла вечная лукавая улыбка.
– Испугалась, внученька?
– Нет.
– Бояться смерти не стыдно, а ты её сегодня победишь. Пошли.
Дедушка пытался быть добрым с Дарой, но доброта его казалась сродни цепи на шее пса. Друг, что хуже врага.
Неумно показывать ему вновь свою слабость.
– Скоро закат. Стражники не выпустят нас из города, будут расспрашивать.
Дедушка начал было уже открывать дверь, но прикрыл её обратно и оглянулся на Дару.
– Они сменяют друг друга меньше чем через лучину. Ещё не поздно выйти из города, а о том, что мы не вернёмся до утра, никто не узнает. И придём поутру так же после пересменки.