Ворон кивнул.
Ежи судорожно выдохнул пару раз. Ужас не отпускал, руки дрожали, клацала челюсть. Его трясло то ли от холода, то ли от страха. Опасность была далеко внизу, в замке нечисть не могла его достать, но всё человеческое существо, всё разумное, что заставляло жить, дышать и выживать, кричало, что нужно бежать прочь из замка, из города, из этих проклятых невинно пролитой кровью земель.
Но во встрече со Здиславой было что-то из прежней, менее одинокой жизни, и это привело Ежи в чувства.
– Как ты здесь оказалась?
Птица наклонила голову на один бок, на другой, встрепенулась, похлопала крыльями.
– Ы! Ты! – выговорила она.
– Ты за мной? – удивился Ежи.
Он подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть Ворона, и невольно увидел часть двора, усыпанного мёртвыми изуродованными телами. Дальше, там, где некогда стояла Совиная башня, зиял чёрный провал. Ежи плохо мог что-либо разглядеть издалека, но оттого воображение рисовало ещё более страшные картины.
Ворон издал странные нетерпеливые звуки. Он явно хотел что-то рассказать, объяснить, но слишком тяжело каждое слово рождалось в мощном клюве.
– Иди, – выплюнул он, вытянув голову. – Иди! Туда. Вниз, вниз!
И, переборов себя, птица стала повторять одно и то же:
– Вниз, низ, низ.
Ежи перевёл взгляд на разверзнувшуюся дыру в земле, уводившую глубоко под основание замка и башни.
– В подземелья? – Ежи подумал, что старая Здислава сошла с ума.
Ворон нетерпеливо закивал головой.
Из груди парня вырвался рваный, точно кашель, смех.
– Даже не подумаю. Ты смерти моей хочешь?
От подножия замка послышались голоса. Ежи выглянул из окна. Серые плащи расползлись вокруг провала, сливаясь с утренним маревом. Охотники осматривали погибших, искали выживших, но забрали только одного, увели его обратно в замок.
Ворон тоже наблюдал за Охотниками. Когда они ушли, спрыгнул на пол и посмотрел внимательно на Ежи, тот догадался, что Здислава снова попробует уговорить его зачем-то идти в подземелья.
– Даже не надейся, бабка Здислава. Я не такой дурак, – нахмурился он.
Ворон встрепенулся, расправил крылья, и вдруг по его телу пробежала судорога. Упало правое крыло, изогнулась шея, сломался хребет. Ежи услышал, как захрустели тонкие птичьи кости. Лапы подкосились, удлинились, перья втянулись под кожу. Голое уродливое тело изогнулось и вытянулось.
Ежи отвернулся в отвращении, ему снова захотелось сбежать. Не раз он видел, как Милош превращался в сокола, и всегда это пугало его, но старческое дряблое тело, что заново рождалось перед ним на полу, заставило тошноту приблизиться к горлу.
Ведьма обращалась долго, и Ежи слушал её хрипы и тихие стоны, слушал, как рвалась и заново срасталась кожа, как старуха после долго и тяжело дышала, лёжа на холодном полу.
У неё не было с собой одежды. Она осталась нагой. Ежи взглянул только краем глаза и в ужасе отвернулся, уставился в тёмный проход замка, и содрогнулся всем телом.
– Ты долфен, – старуха вздохнула ещё раз, собираясь с духом. – Долфен пойти в подсемелья са солотой силой.
– Что? – голова Ежи чуть дёрнулась на голос, но он вовремя остановил себя.
– В подфемельях мофгла офтаться сила. Солотая, чародейская, – пояснила старуха. – Если ты хочешь спасти Лебёдушку, – она весело хихикнула своим мыслям, – то долфен принести этой воды.
Ежи нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что Венцеслава хочет спасти ребёнка?
– Откуда надо, оттуда и фнаю, – протянула Здислава, голос её излучал довольство, сладкое и тягучее, точно мёд. – Я смогу это сделать, но мне нуфна сила. Исконная, первородная. Под Совиной башней долфна была такая сохраниться.
– Может, и так, но я не пойду на верную смерть. Ты видела, сколько там нечисти? Охотников растерзали, как беззащитных детей. Я-то что смогу? Да я даже к яме подойти не успею, меня раньше сожрут.
– Не тебя, – уверенно возразила Здислава. – На тебе сащита, снак, – рука старухи дотянулась до груди Ежи, ткнула пальцем с уродливым кривым ногтём прямо в солнечное сплетение.
– Что?
– Я видела у тебя снак Старшей Совы, когда ты фил у нас в Грясдесе.
Оберег чародея с Трёх Холмов. Тот самый, что висел на груди Ежи вместе со священным солом.
– И он как-то должен мне помочь? – Ежи опять едва сдержался, чтобы не посмотреть на ведьму, ему хотелось заглянуть ей в глаза, проверить, не смеялась ли она над ним.
– Страфи примут тебя са своего, са чародея. Они раньфе все носили такой снак.
Неосознанно рука сама потянулась к оберегу. В ушах зажужжала мошкара. Откуда она зимой?
– А если ты ошибаешься? Если на меня нападут?
Старуха сердито закряхтела.
– Не офибаюсь. Я, хлопес, столько повидала, столько снаю, уф насчёт такого не офибусь.
Несложно было поверить, что старая ведьма знала куда больше, чем Милош и, быть может, Стжежимир. Одно только казалось подозрительным.
– Зачем это тебе? Зачем ты помогаешь Венцеславе?
– Не са просто так, но са плату. Я с неё попрошу.
Сомнения терзали Ежи. Выходило, что судьба Венцеславы оказалась в его руках.
– Но почему я должен идти?
Он взмахнул рукой, отмахиваясь от проклятой мошкары, и тут же ойкнул, когда его укусили за ухом.
Старуха хмыкнула.
– А в благодарность за работу я помогу тебе спастись. Это ведь тебе нусно?