– Что ты такое? – Вячко с трудом разлепил губы.
– Я? – опухшее лицо исказилось, брови поползли вверх. – А ты? Я не помню себя. Ты помнишь с-себя?
– Я…
– Не называй ему своё имя, – перебил Вторак. – Не говори с ним.
Завид вскочил на ноги, вытащил горящую головёшку из огня. Женщины взвизгнули, хозяин юрты выхватил нож из-за пояса.
– Что это за тварь? – воскликнул Завид. – Надо убить её!
– Тихо! – Вторак загородил собой связанного. – Ты прав, это существо нужно убить окончательно, но сначала мы должны выслушать хозяев.
– Убить? – голос твари прозвучал удивлённо. – Зачем меня убить? Я мёртв, – он вдруг весело хихикнул. – Мё-ор-ртв!
Смех сорвался на кашель, кашель на хрип. Огромное тело заворочалось, перекатилось на живот. Клац! Связанный попытался укусить Вторака за ногу, тот едва успел отскочить.
– Что это такое? – Вячко поднялся и неосознанно потянулся к рукояти меча, заставил себя сложить руки на груди, чтобы зря не тревожить хозяев. Степняки настороженно следили за каждым его шагом. Будут ли они охранять эту тварь?
– Бес, – мрачно ответил Вторак. – Местные зовут этого духа шудхером, он вселяется в тело больного и вытесняет душу человека, крадёт его тело.
– Зачем они держат эту мерзость у себя дома? – скривился Зуй.
Вторак обернулся к хозяину, они заговорили на другом языке, и ратиславцам осталось только ждать, когда чародей переведёт смысл сказанного. Бес крутился по земле, извивался, точно уж на раскалённой сковороде, и всё пытался укусить Вторака за ногу. Тот ловко толкнул беса ногой, перевернул лицом вниз.
– Это бывший хозяин юрты, – наконец произнёс Вторак по-ратиславски. – Он заболел несколько седмиц назад, и тогда в него вселился шудхер.
– Я думал, стоянка хорошо защищена.
Вторак перевёл молодому хозяину слова княжича, тот ответил:
– Он болел очень долго, и его жена молилась, чтобы он выжил, она позвала на помощь… кого угодно.
– И что с того?
– Степи её услышали, – Вторак оглядел юрту, точно проверяя, насколько хорошо та была защищена от духов Нави. С улицы доносился звон колокольчиков. Они не смогли остановить гостя, которого хозяева сами пригласили войти. – И тогда шудхер смог войти в тело. Жена сама ему разрешила, так сильно боялась потерять мужа.
– Разрешила? – оживился бес. – Да, разрешила, – он забормотал без остановки, переходил то на ратиславский, то на язык степняков, то, кажется, вовсе на троутоский. – Не отдам. Моё. Моё.
Осторожно Горазд приблизился к бесу, заглянул ему в лицо. Дух Нави с трудом поднял голову, уставился на мужчину злыми чёрными глазами.
– Говоришь, он болел? – хмыкнул Горазд недоверчиво. – Тогда почему распух, как утопленник? Что-то недоговаривают хозяева.
Степняки долго молчали, переглядывались. Старшая женщина заговорила первой, голос её стал низким, скрипучим, и даже не зная языка, можно было ощутить тоску и горе, что пожирали её.
По юрте расползались запахи отложений и гнилой плоти. От вони затошнило. Вячко обошёл юрту по кругу, держась подальше от беса, откинул шкуру на входе, пропуская свежий воздух. Дым от очага потянулся понизу. Тихий звон бубенцов долетел до лежанки шудхера, и тот взвыл, скорчился на полу.
Вторак слушал хозяйку, но глаз не отрывал от беса. С каждым словом лицо чародея становилось всё мрачнее.
– Когда шудхер завладел телом её мужа, – перевёл он наконец, – то они нашли шамана, тот попытался вернуть душу хозяина в тело, но не нашёл её. Она или ушла уже слишком далеко, или её сожрал шудхер.
Стенания оборвались. Тихое безудержное хихиканье вырвалось из груди беса. Он упёрся носом в лежанку, и звук стал приглушённым, но он не замолкал, а всё хихикал и хихикал, повторял что-то на разных языках, и Вячко не мог понять, пока не услышал по-ратиславски:
– Вку-с-сно. Вкус-с-но.
Звенели колокольчики на ветру.
– Тогда они попытались утопить тело, несколько дней держали его головой в реке, но дух не ушёл.
– Может, попробовать сжечь? – предложил Завид.
За порогом юрты клубилась тьма, ночь в степи была долгой, тягучей. Тревожно ржали лошади. Они тоже ощущали близость нечистого духа.
В глубине юрты послышался плач. Женщины – младшая и старшая – обнялись, утешая друг друга, и непонятно было, кто из них плакал.
«Я могла бы стать даже той, кого ты желаешь. Её тело ещё не разложилось», – Вячко услышал голос ведьмы с Мёртвых болот так чётко, будто она стояла у него за спиной.
Катша могла бы принять обличье Добравы, она могла бы носить её лицо, говорить её голосом. На краткое, страшное мгновение Вячко был почти готов согласиться. Отвращение в нём смешалось с такой тоской, что он любым, самым немыслимым способом готов был вернуть Добраву, чтобы только снова увидеть, как она смеётся, услышать её голос, коснуться тёплых губ.
Шудхер хрипел, слюна пузырилась из его рта, а жена бывшего хозяина юрты плакала, закрывая лицо руками. Она тоже не хотела отпускать мужа, тоже молилась о том, чтобы любимый остался с ней.
И это было неправильно.
– Предложи им нашу помощь, – произнёс Вячко. – Мой меч, я думаю, справится с навьим духом. Он не раз уже разрушал чужие чары.
Шудхер вдруг вскинул голову, перевернулся на бок.
– Меч? Мне не стр-раш-шен меч, – прошипел он, но одутловатые щёки затряслись от волнения.
Некоторое время Вторак разговаривал с хозяевами. Женщины заплакали ещё горче, но мужчины наконец опустили оружие.
– Княжич, – позвал Вторак. – Они разрешили тебе упокоить духа навсегда.
Больше бес не шутил. Он почувствовал, что пришёл конец, закрутился на месте.
– Нет. Нет! Моё! Моё!
Зуй и Горазд вытащили его из юрты на берег, Вячко, не медля, достал из ножен меч. Рубить было тяжело, шея мужчины оказалась толстой, как у быка. Бес вырывался, до последнего пытался убежать и вопил, проклинал, проклинал Вячко и весь его род. Княжич не слушал, он рубил. Полилась кровь, густая, едкая, застоявшаяся в мёртвом теле. В нос ударил смрад разложения. Вячко бил и бил, пилил, точно пилой. Бес визжал, кричал, даже когда шея его оказалась наполовину разрублена. И он выл, пока голова наконец целиком не отделилась от тела. Только тогда затихли вопли, закрылись навсегда уже глаза, и на другом берегу снова запели духи, почуяв смерть.
После Вячко долго сидел у реки, отмывал руки и меч от гнилой крови мертвеца. Выше на склоне степняки и ратиславцы вместе выкопали могилу. Вячко старался не смотреть в их сторону, помогать тоже не спешил – помощников было даже больше, чем требовалось.
Нижа, успевшая за остаток ночи разбить лёд, наколдованный Втораком, свирепо бурлила, шумела недовольно и неслась дальше на юг. Вячко почувствовал, как пальцы, опущенные в воду, заледенели, но руки не вынимал.
Где был похоронен его брат? Мечислав погиб в Ниже, выше по течению реки. Город его спалили дотла, но что стало с самим братом? Что стало с его семьёй? Нашёлся ли человек, который закопал его тело в землю, или плоть его сожрали вороны и волки? Всех предков Вячко хоронили на Калиновых холмах, по всем справляли тризну, и только Мечислав остался неприкаянным. Его так и не нашли после сожжения Нижи.
Вячко не смог похоронить Добраву, не простился с отцом, он даже не знал, где нашла вечный покой его мать. Все, кого он любил, пропадали будто бы без следа.