Все умирали из-за Дары.
– Всё-таки ты её совсем не знала, – голос Милоша был хриплым спросонья. – Она тебе чужой человек.
Дара кивнула, не оборачиваясь.
Всё утро он повторял одни и те же слова, шептал на ухо, гладил по волосам, а Дара рыдала, не в силах остановиться, и слова лились из неё вместе со слезами. Она рассказала обо всём: о Моране, о Чернаве, о намерениях Воронов, обо всём, что скрывала. Милош не задавал лишних вопросов, не корил и не удивлялся. Он принял всё так, точно и без того знал.
Дару бил озноб, а Милош согревал её в объятиях. Он единственный мог её согреть, он единственный был рядом.
Теперь, кутаясь в одеяло, он сидел, прижимаясь к ней боком. Волосы у Милоша торчали в разные стороны, огромные глаза щурились, как у филина, выглянувшего из своего дупла посреди белого дня.
– Веся заглядывала, – хрипло произнёс он.
Дара оцепенела.
– Ты только заснула, я не стал тебя будить, – пояснил Милош. – А Веся сама поторопилась уйти. Слушай, может, так и лучше? Хотя бы не придётся ей ничего объяснять. Я не хотел бы давать ей ложную надежду.
Не хотел.
Что-то внутри надорвалось.
– Не хотел? Тогда, может, объяснишь, зачем подарил ей серьги? Зачем шептался и улыбался?
В лице Милоша нечто переменилось неуловимо и стремительно. Потемнела зелень глаз, налилась ядовитым зельем.
– Подарил, потому что она их хотела. Веся хорошая девушка. И что же, мне улыбаться никому нельзя? – Голос его, казалось, обжигал кожу.
– Не притворяйся, что не понимаешь. Ты всё время ходил перед ней петухом! – взвилась Дара. – Заставлял её поверить, что влюбился.
– А может, я влюбился? – усмехнулся Милош.
Дара вздрогнула, глаза её распахнулись, но губы тут же сжались упрямо.
– Не мели чепуху!
– Отчего же чепуху? Даже такая бессердечная дрянь, как ты, влюбилась в меня, почему бы мне не влюбиться в достойную девушку?
Она подлетела к нему, ударила, не глядя, попала куда-то в скулу, рухнула сверху на постель, придавив телом. Она не смогла скрыть отчаяния, не смогла скрыть своего желания, когда он лежал обнажённый так близко, не смогла скрыть стыда за собственные чувства.
«Скажи, что пошутил, скажи, что ты просто пошутил».
Светлые волосы Милоша рассыпались по простыне. Глаза блестели. Он потёр лицо, с вызовом глядя на Дару и улыбаясь до омерзения высокомерно.
– Значит, угадал. Влюбилась.
Если и оставалось в Даре хоть что-то нежное, хоть что-то тёплое, то в этот момент всё замело снегом.
– Ненавижу, – прошипела она, вскочила с постели, выбежала прочь из ложницы, но смех, полный издёвки, преследовал её даже за закрытой дверью.
Вниз по ступеням. Дара едва не упала, схватилась за перила. Милош перехитрил её, обыграл, обдурил. Она оказалась слабее, глупее и честнее. И она не знала, куда бежать от своего позора.
В доме ей было не укрыться от печали, она затопила всё вокруг.
На пороге на кухню Дара замерла, поймала на себе полный укора взгляд Горицы. Веся хлюпнула носом и обернулась, глаза у неё были красные, лицо опухшее.
– Иди отсюда, – со злобой бросила кухарка. – Пусть я в доме не хозяйка и совсем прогнать тебя не могу, но сюда точно не пущу.
Сестра затихла, замерла, слушая их перепалку, даже плакать перестала.
– Посмотрим, что на это скажет Стжежимир, – с угрозой проговорила Дара. – Ты здесь всего лишь кухарка.
– А ты всего лишь шалава ратиславская, которая под любого хлопца ляжет ради выгоды. Думаешь, наш Милош на тебе женится?
Смех сорвался с губ злой, отчаянный, и смех этот разросся в хохот. Дара схватилась за бока, согнулась пополам.
– Совсем, что ли, сбрендила? – Горица схватила рушник со стола. – Весело тебе? Издеваешься? Над родной сестрой издеваешься, курва?!
Она замахнулась рушником.
Чары вырвались на волю быстрее, чем Дара успела подумать. Огонь в печи прыгнул из-за заслонки, зарычал и потянулся к Горице огненными щупальцами. Женщина закричала визгливо и отпрянула в сторону, но пламя уже вырвалось на свободу.
Милош вбежал в последний миг, оттолкнул с дороги Дару и взмахнул рукой. Языки пламени замерли, словно змеи, готовые наброситься. Милош повёл пальцами, осторожно и бережно, как если бы играл на рожке, и огонь подчинился, послушно вернулся в печь.
Милош задвинул заслонку и обернулся к Даре.
– Мы пустили тебя в дом, и это твоя благодарность? Как ты посмела напасть на мою мать?
– Это вышло случайно, – голос дрогнул, она сама испугалась, но тут же оскалилась, как бешеная собака. – А как ты смеешь так со мной говорить после всего, что ты натворил?
Из груди Милоша вырвался смешок, на лице застыло удивление.
– Что же я натворил? Обратил кого-нибудь навеки в сокола? Может, я заставил его страдать в клетке, блевать кровью и медленно сходить с ума? А, нет, – протянул он ядовито. – Это сделала ты.
Все прислушались к их разговору. Дара невольно попятилась под их пытливыми взглядами. Жадно, точно стервятники, они наслаждались её унижением.
– Так вот в чём дело, Милош. Всё это ради мести? Хорош ты, нечего сказать. Сначала соблазнил мою сестру, потом меня…
– А так тебе и надо, – Горица спряталась за Милошем, улыбнулась ехидно, но её пухлое лицо побледнело от страха. – Кто зло посеет, тот его и пожнёт. Ты у сестры жениха отбила, вот и тобой попользовались да бросили.
Дара разразилась хохотом, да таким громким, что Веся вздрогнула от испуга.
– Жениха отбила? У Веси? Да Милошу она даром не нужна.
Сказала и сама ужаснулась, но слова уже вырвались из неё, как чуть ранее огонь из печи. Но слова нельзя было поймать и спрятать обратно.
Взгляд Милоша прожигал её насквозь, но это только подстёгивало говорить дальше.