Когда мешок заполнился наполовину, она решила, что этого должно было хватить. Дара протёрла клинок снегом и вытерла досуха платком, подняла мешок и долго ещё стояла, не чувствуя затёкших ног. Но не это удерживало её на месте.
Дару пробирал то озноб, то жар. Ноги подкашивались. Как справиться с задачей Мораны? Дорога от кладбища до Рыбацких ворот была длинной, стража в Совине вела дозор и днём и ночью, а после Долгой ночи к ним присоединились Охотники. Только последний безумец решился бы на то, что собиралась сделать Дара.
Но сколько ещё костров загорится по решению их жестокого суда? Сколько людей погибнет только потому, что в жилах их текла другая кровь? И что будет, когда исполнится воля Мораны?
Быть может, Дара рыла могилу самой себе? Быть может, Охотники никогда не узнали бы, что она ведьма? Она пришла в город без чар, чтобы скрыться от духов Нави и старых богов. Неужели она теперь желала впустить их в Совин?
А может, её враги столкнутся друг с другом? Пусть они захлебнутся кровью, пусть утонут в собственной ненависти и забудут о Даре. Она останется в стороне и будет наблюдать, как дети Хозяина леса гибнут от мечей Охотников и как лойтурцев разрывают на части лесавки и упыри.
Кто бы ни одержал победу, вначале полегло бы немало с обеих сторон, а Даре это было только на руку.
Над её головой хрипло запел ворон. Дара от испуга чуть не кинулась прочь, но вовремя узнала Здиславу.
Дара сжала мешок под мышкой, бросила на оборотня короткий взгляд и направилась прочь с кладбища. Одной рукой она принялась снова плести заклятие, второй – посыпать кладбищенскую землю на дорогу.
Совин спал глубоко, тревожно. Город взирал тёмными зеницами окон на звёздную ночь, город посылал своих стражей на улицы, город ныл заунывную колыбельную песню, когда ветер проносился по переулкам. Скрипели вывески и ставни, хрипели зло и голодно дворовые псы, и редкие огни вспыхивали то тут, то там, дрожа на морозе, борясь с темнотой и неизбежно потухая.
Мороз крепчал.
С каждым шагом Дары, с каждой горстью земли зима подбиралась всё ближе к городу, она карабкалась на крепостные стены, заглядывала с жадным предвкушением внутрь и выжидала, выжидала.
Дара чувствовала на себе взгляд тьмы, ощущала морозное дыхание совсем рядом и торопилась вперёд. Страх подгонял её, страх заставлял действовать быстро и точно. Пальцы двигались уверенно. Раз за разом, стежок за стежком.
На Мёртвой улице ей повстречались четверо стражников, и каждый раз сердце ухало в пятки, когда они скользили по девушке взглядом. Все четверо успевали заметить Дару, но тут же поддавались силе заклятия, моргали рассеянно и брели дальше. Ночь сгустила чёрные краски, и никто не заметил на белом снегу тёмный след от земли.
Ворон перелетал с крыши на крышу, следил, как выполняли приказ госпожи. Каждый раз, когда до ушей Дары доносился шелест крыльев, она чувствовала, как злость вскипала в душе. Отчего Здислава не исполнила приказ Мораны сама? Почему Чернава не сделала этого? Она была бы жива, если бы сделала всё за Дару. Она была бы жива.
Дара прошла Мёртвую улицу, ступила на улицу Колокольного звона. Там храмов было больше, чем во всём остальном Совине. Они стояли почти на каждом шагу, и во время рассветной и закатной службы по всей улице разносилось многоголосье колоколов.
Наконец, Дара ступила на улицу Подмастерьев, прошла её насквозь. До Рыбацких ворот оставалось шагов двести, когда пальцы Дары снова стали заплетаться. Плетение заклятия рушилось. Расплетался стежок за стежком. Если кто-то заметит её, то всё будет зря. Но Дара почти желала этого. Она почти хотела быть пойманной, ведь если она завершит обряд, если дойдёт до самых ворот, то должна будет исполнить последнее условие.
Последнее условие. Она делала это прежде. Дважды. Однажды случайно, во второй раз намеренно и решительно, без сожаления и жалости. Так отчего пальцы её вспотели? Отчего щёки горели, несмотря на лютый мороз? В темноте мимо прошёл какой-то забулдыга, он едва передвигал ногами. Дара посторонилась его, сердце сжалось от страха быть замеченной, и одновременно липкие гадкие мысли прокрались под кожу: этот пьянчуга был лёгкой добычей. Он не смог бы сопротивляться. Он не смог бы убежать. Всё случилось бы так быстро. Только подкрасться, взмахнуть ножом, нанести точный удар!
Нет.
Дара должна была идти дальше.
Они разминулись. Пьяница побрёл дальше на нетвёрдых ногах, не подозревая, что повстречался со смертью. Дара замедлила шаг, колени подгибались, мешок с землёй почти опустел, а между тем казался тяжелее пуда муки. Дара повернула за угол и увидела городские ворота. Там горел свет. На дозоре должны были стоять стражники. Девушка замерла на месте, не решаясь идти дальше.
Она сошла с пути и нырнула в переулок между домами, в темноте слепо начертила на снегу знакомый знак, что походил на последнюю букву азбуки. Дара выпрямилась, шагнула назад, вглядываясь в черноту и не понимая, сработало ли колдовство, когда, словно упырь из гроба, из снега вырвалась Тень и метнулась к Даре. Она чуть не закричала, закрыла себе рот руками.
Девушка перед ней походила на Дару, как две капли воды. Заклятие леса снова не подвело. Близнец, сотканный из снега, не задержался ни на мгновение. Он знал, в чём его предназначение, и послушно вышел на дорогу, направился к воротам. Дара осторожно выглянула, наблюдая, как в стражников полетели снежки, как мужчины сердито велели её Тени прекратить, а когда она ослушалась, один из стражников кинулся за Тенью, а второй остался на посту.
Сверху захрипел Ворон. Дара вскинула голову и зашипела, надеясь, что Здислава её услышит:
– Отвлеки его, чтобы я могла закончить.
Оборотень сидела неподвижно и смотрела в сторону ворот.
– Здислава! – чуть громче позвала Дара. – Карга ты старая, отвлеки стражника, или я брошу этот мешок прямо тут и уйду.
Клюв птицы дрогнул, наклонился. Здислава долго смотрела на Дару, не двигалась, только ветер чуть шевелил её чёрные перья. Наконец, Ворон оторвался от крыши и полетел к воротам.
Ворон сделал круг, и Дара почти потеряла его из виду, как вдруг чёрная точка стрелой ринулась вниз. Раздался крик, Дара спряталась за углом дома, не смея выглянуть наружу и вздрагивая от каждого звука.
Гортанный вороний крик донёсся от ворот. Здислава ждала.
Дара прижалась спиной к стене. Мешок выпал из рук. Ноги заплетались, точно она была пьяна.
Снова хриплый голос Ворона. Нужно было идти. Нужно было идти. Ей уже приходилось это делать. Она уже убивала не раз. Теперь будет легче, не так ли?
Она старалась не задумываться о своих действиях: схватила из мешка горсть земли и торопливо пошла к воротам. Больше она не плела заклятие. У ворот горел огонь, он освещал небольшое пространство вокруг, но даже во мраке Дара разглядела исполосованное когтями лицо стражника. Мужчина лежал на земле без движения, вокруг всё было залито кровью. Ворон выклевал ему глаза. Дара отвернулась, зажала рот рукой. К горлу подступил ком.
Ладонь разжалась, на снег просыпалась последняя горсть земли.
Осталось только одно.
Дара оглянулась через плечо. Ворон сидел возле неподвижного стражника, выжидал.
– Готово.
Здислава ткнула клювом неподвижного мужчину.
«Вот она, жертва. Ничего тебе не нужно делать, только закончить начатое», – будто говорил ворон.
– Сделай это сама.
– Нет!
Дара вздрогнула. Голос Ворона прозвучал странно, жутко. Человеческий язык в птичьем клюве искажался, становился потусторонним, дребезжащим.
– Ты сама.
Всё, что Дара сделала, могло оказаться напрасным, отступи она теперь. Никто не отомстит за Чернаву, как и за саму Дару, если завтра Охотники обвинят её в колдовстве. Всё будет напрасно. Весь путь, проделанный от мельницы у Великого леса до Совина, будет напрасным. Все смерти будут напрасными потому, что Дара пожалела незнакомого стражника. Если бы их поменяли местами, если бы это Дара лежала на земле без чувств, а стражник решал её судьбу, он без сожаления зарезал бы ведьму.
Тьма в крови загустела, комом встала в горле.
Почему Дара? Почему именно она?! Почему Чернава не сделала этого сама? Она бы не колебалась. Она бы убила решительно, без сожаления.
«Потому же, почему леший не нашёл себе другой лесной ведьмы, кроме меня».
Людям важно, какой мастер выполнит работу, так и для богов имеет значение, какой чародей принесёт жертву. Дара родилась лесной ведьмой и поклялась служить Моране-смерти. В её крови золото шипело, пожираемое чернотой. Возможно, никто другой и не мог выполнить обряд.
С самого начала Дара знала, к чему приведёт её путь от кладбищенских ворот, знала, что случится в конце.
Она уже делала это. Не раз.