Дара слушала, молчала, губы кусала в раздражении. Слышала она про игош, про мёртвых младенцев, матерью не обласканных, не целованных и даже имени земного не получивших. Голодные несчастные уродцы, которым не было покоя. В Заречье пусть и ведали немало о колдовстве, но такого горя на Дариной памяти не приключалось. Вот и не знала она, как теперь поступить, как помочь людям.
Олешка сипел еле слышно, почти синим сделался. Огонь к тому времени в печи разгорелся ярко, жарко. Дара распахнула заслонку, сплела нить из огня и потянула к мальчику, обвязала его запястье.
Люба и её муж стояли рядом, наблюдали и, кажется, боялись слово молвить. Да и что они могли понять из того, что делала Дара? Не способны они были увидеть яркую нить, по которой текла сила от пламени к Олешке, но они заметили, как порозовели губы мальчика, как выровнялось его дыхание.
– Мне полынь нужна, чтобы связь с навьим духом разорвать, – сказала Дара.
В их со Здиславой избушке ничего не было, не осталось старых запасов от бывшей хозяйки, слишком давно она умерла, а новых сделать не вышло, Здислава поселилась на берегу реки поздней осенью, когда засохли все травы в полях.
– Безсон, принеси скорее, – тут же велела Люба мужу. – Ах, да ты всё перепутаешь, – суетливо застёгивая тулуп, пробормотала женщина. – Сама сбегаю.
Мужик и сказать ничего не успел, как Люба выскочила из дому, хлопая дверью.
Безсон огляделся по сторонам, покосился на ведьм с опаской и отошёл в сторону, чуть ли в стену не вжался.
– И где ш отеф младенфика? – спросила Здислава, недобро щурясь.
– Так это ж… нет его, – растерянно ответил Безсон.
Дара старалась не отвлекаться на их разговор, удерживая светящуюся нить, что вела к Олешке. Нить истончалась, огонь так и норовил погаснуть, отдавая всю свою силу. Мальчик вздохнул жадно, приоткрыл глаза, и Дара не смогла сдержать улыбки.
– Не бойся, маленький, – прошептала она.
Олешка не ответил, закрыл снова глазки, заснул на этот раз здоровым сном.
– Как это – нет? – недоумевала старуха. – Без муфика бабы не рофают.
– Не сказала нам дочка, кто ей этакий подарок оставил, – виновато понурив голову, говорил Безсон. – Она нам вовсе ничего не говорила, пока живот виден не стал. Это всё после ночи Купалы, видит Создатель, нагрешила она именно тогда. Мало я её колотил.
Дара оглянулась на мужика, оглядела с ног до головы, приметила сгорбленную спину, короткую бороду с проседью, морщинистое угрюмое лицо и поморщилась сама.
– Колотил, значит? – сверкнула она глазами.
– Так это ж… как ещё ум-разум в ребёнка вдолбить? Видимо, был я слишком добр к Ладе, вот она и выросла распутной, связалась с каким-то ублюдком. Ладно, что ребёнка заделал, но свататься не пришёл, как положено.
Стоило бы проклясть мужика за такое, но Дара только посмотрела на него с презрением, отвернулась. Один ли Безсон колотил своих дочерей и жену? И Даре порой доставалось от молчаливого, вечно хмурого отца. Пусть бил он небольно, редко, за проказы, но только не делал он ничего, что не делали другие отцы со своими детьми, куда сильнее колотила Дару мачеха. Да и к чему мстить за Ладу, раз не было её уже на свете, раз отмучилась она на этой земле? О живых нужно было позаботиться.
– Раз она понесла на Купалу, так почему родила зимой? – Дара попыталась посчитать, но никак не выходило, чтобы беременность разрешилась в срок зимой. В начале весны должна была родить Лада.
Глаза у Безсона забегали от волнения, пальцы нервно теребили пояс.
– Так это… Лада грех на душу взяла. Скинуть ребёночка попыталась. И в бане парилась, и с ивы прыгала, только всё напрасно.
– А ты не остановил? – голос у Дары сделался тихим, она почти шептала, но в шёпоте том было больше ярости, чем в крике.
– Так мы с матерью и не знали ничего тогда, Лада уже потом, когда живот вырос, во всём призналась.
Безсон всхлипнул вдруг громко, шмыгнул носом, потёр натруженной мозолистой рукой глаза.
– А когда стало известно, уже было ничего не поделать. А она всё равно пыталась… вот и нашла какое-то средство, ребёнка скинула раньше срока, только и сама померла.
– И шего это она не унималаф и травила фебя? – фыркнула Здислава. – Ты ш ей, верно, шифни не давал, колотил фсё фремя.
Мужик опустил голову, не найдя, что сказать в своё оправдание.
Дара отвернулась, чтобы не видеть его лица.
– И как от игоши избавиться? – спросила она Здиславу.
– Имя ему дать нушно.
– Так нет ничего проще…
– Матерью данное. Или отфом, – пояснила старуха.
– Где ж отца отыскать?! – с отчаянием воскликнул Безсон. – Даже если всех в округе опросить, никто не признается в отцовстве такого чудища.
– По-рафному мошно профить, – улыбнулась беззубо Здислава.
– Отца долго искать, – возразила Дара. – Можно ли как-то усмирить игошу силой? Есть же полынь, она навьих духов отгоняет, заклятия какие, может, знаешь?
Старуха пожала плечами, кутаясь в шерстяной платок.
– Полынь надолго не помошет. Младенфика ведь в подполе факопали?
– А где ж ещё? – печально вздохнул Безсон. – Зима стояла, морозы, похоронили как смогли.
– Он феперь к дому привяфан. Профто так не прогонишь. Имя ему нуфно, инасе всех вас за собой утянет.
Шло время, Дара велела Безсону следить за огнём в печи, поддерживать яркое пламя. Олешка спал крепко. Дара укрыла его, подложила под голову свёрнутое одеяло: подушек в доме не было, а те, что остались от прошлой хозяйки, пришлось выкинуть, так отсырели и прогнили они за долгие годы.
Скоро вернулась Любомила, принесла полынь. Веточка была совсем сухонькая, облетевшая, но Даре и того хватило. Она подпалила полынь, обкурила углы избы, прогоняя навьих духов. Домового тоже потревожил дым, он уполз недовольно за печь. Дара не видела его, лишь слышала шорох. С ней дух не общался, предпочитал Здиславу, что пришла в дом первой.
– Олешка пусть поживёт здесь, – решила Дара. – Пока не избавимся от игоши, нельзя ему возвращаться. Он его первым погубит.
Здислава недовольно заворчала в своём углу.
– А вы за это принесёте нам еды, и побольше. Мука нужна и мясо, – решила Дарина.
Люба и Безсон согнули спины в поклоне, лица у них вытянулись от испуга, оставлять сына с ведьмами было боязно, но возразить они не посмели. Здислава примолкла, довольная сделкой.
– Есть ещё дети в вашем доме?
– Двое старшеньких, – сказала Любомила. – Одному четырнадцатая зима пошла, второму десятая.
– Отведите их к кому из родственников, пусть у них поживут. А мы пока придумаем, как от игоши избавиться.