Улыбаясь, Годявир провела пальцем по лезвию ножа.
– Мне не нужно твоё золото, – сказала она наконец. – Только ты сам.
– Что именно от меня требуется?
– Ты сам, – повторила старуха.
Ни улыбка её, ни слова Вячко не понравились.
– Взять его, – процедила Годявир.
И прежде чем Вячко схватился за меч, старуха приставила нож к шее бесчувственного Зуя.
– Не стоит, – оскалилась она.
«Сука, сука!»
Рука точно обрела собственную волю, вцепилась с силой в рукоять меча. Вячко едва смог заставить себя отбросить меч в сторону, и тут же один из фарадалов подобрал его.
Двое схватили Вячко за руки, третий приставил к спине его собственный меч. Вячко не сопротивлялся, пошёл послушно с показным равнодушием.
Женщины и дети затихли, они смотрели на Вячко с восхищением и страхом, словно знали о нём больше, чем он сам.
Вячко подвели к корыту, пнули под колени, заставляя встать на колени. Это была… плаха.
Воин не должен испытывать страх перед смертью, но ноги подкосились от слабости.
«Вырывайся, убегай!» – кричало всё внутри.
Но он стоял на коленях, склонившись над корытом послушно, как жертвенный баран.
Телепта облила свой кривой нож пахучим сладким маслом, помазала им же губы княжича и его шею. Вячко скривился от резкого запаха, заглянул в глаза Годявир.
«Зачем? Зачем всё это? Почему я?»
Он догадался, почему из всех дружинников выбрали его. Об этом не раз повторяла Неждана, об этом писал Горяй, об этом говорил Ярополк: всё дело в крови, в его проклятой крови Золотой княгини.
Фарадалы стянули с Вячко шубу. Солнце заиграло на лезвии ножа, ослепило Вячко, он прищурился, но не смог оторвать глаз от бликов на клинке.
Он даже не узнает, зачем умрёт так жалко и так глупо. Он и не хотел знать.
Скрипучий старушечий голос запел на чужом рваном языке. Это было колдовство, древнее фарадальское колдовство, что требовало жертвы. Годявир пела громко и надрывно, завывая, словно ветер над курганом. Воздвигнут ли Вячеславу курган, помянут ли добрым словом, или он будет опозорен, убитый фарадальской ведьмой?
Вольные дети подхватили песню недружно и надрывно, как в последний раз. Их голоса переплетались в единое дырявое полотно. В их песне не было красоты. На весь свет славились фарадалы своими певцами, но той песне могли бы подпевать лишь вороны. Смерть уродлива во всех своих обличьях, и песни поются ей под стать.
Среди заснеженных деревьев мелькнула белая фигура.
«Морана здесь», – подумал с содроганием Вячко.
Богиня пришла, но не за ним.
Телепта вдруг вскрикнула, всплеснула руками и упала прямо в корыто. Плечо её пробила стрела.
Стремительно, не думая, Вячко выхватил нож из её пальцев, перерезал горло фарадалу слева. Поворот. Вячко уже за спиной фарадала, кровь хлещет из горла на телепту и на второго разбойника.
Дети завизжали, спрятались за матерей. Женщины оголили оружие, закричали. Они бросились с яростью вперёд, и одну фарадалку тут же пронзила стрела, угодила ровно в грудь.
Из-за шатра выскочил Горазд, взмахнул топором, рассёк ближайшую девку, закружил неистовой бурей, пробил голову фарадалу, что забрал меч Вячко.
За Гораздом показался Завид, словно бык пронёсся по поляне, разметал всех по сторонам, сбил с ног, но не нанёс ни единого удара. Даже оружия у него не было. Он мотал кулаками, как петрушка тряпичными руками, и создавал суматоху. Дети метались под ногами у взрослых, кто пытался сбежать, кто попросить защиты. Стрелы Нежданы уложили ещё двух человек, топор Горазда – трёх.
Меч вновь оказался в руках Вячко, он напоил клинок кровью двух оставшихся мужчин.
Выжившие не сопротивлялись. Дети, три женщины и их телепта – вот и все, кто остался.
Снег вокруг окрасился багряным. Стоял пронзительный крик. Годявир лежала в корыте, рычала в отчаянном бешенстве. Горазд связал её крепко и так и оставил сидеть в корыте.
Из-за деревьев показалась Неждана, легко прошла по сугробам, оглядела детей и женщин, окровавленный снежный ковёр и улыбнулась довольно.
Фарадалы жались друг к другу, как загнанные в ловушку звери. Дети плакали, две девчонки лет девяти вырвались из объятий матерей и кинулись в ноги Вячко.
– Господин, пощади!
– Помилуй, господин!
– Пошли прочь, – рявкнул на них Вячко.
Дети не испугались, напротив, вцепились ему в одежду, как клещи, зарыдали в голос:
– Не губи, добрый господин!
Рядом возникла Неждана, коснулась пальцами лбов детей, и те мгновенно обмякли, упали на землю, словно ватные. Фарадалки с воплями сорвались с места.
– Убили! Детей невинных погубили! Звери!
– Они спят, – склонив голову набок, негромко произнесла Неждана. – Но если не замолчите, я сотворю с вами что похуже.
Одна из фарадалок вскинула руки, пальцы её скрутились мудрёно, как для заклятия. Вячко заметил, как сверкнула молния, но раньше, чем та слетела с ладони, вторая фарадалка схватила женщину за запястье, опустила её руку и прошептала что-то неслышно.
– Стойте тихо и не смейте мешать нам, тогда, быть может, я пощажу вас, – сказал Вячко.
«И не убью прямо здесь».
Вячко подошёл к Годявир.
– Скажи хоть напоследок, зачем пыталась меня убить?