– Спокойной ночи, – мягко улыбнулся Вторак.
Вячко лишь кивнул дружиннику, прощаясь.
Зал затихал, гасли огни, замолкали голоса гостей. На постоялом дворе в ту зиму немало было людей, бежавших на север из разорённых городов и деревень, но не каждый мог заплатить за комнату и сытный ужин, оттого и ютились ободранные, замёрзшие путники у стен, жевали скудную пищу, а ночевать вовсе уходили в хлев, где жались друг к другу, пытаясь согреться. Вячко разглядывал беженцев, пытаясь запомнить их лица, но в памяти отпечаталось лишь общее у всех выражение тоски и отчаяния.
Отец, верно, сказал бы Вячеславу нечто мудрое, правильное. Великий князь всегда находил нужные слова. Мстислав Мирный сказал бы, что Вячко – отец всем обездоленным, их защитник, поставленный Создателем. Он, верно, добавил бы, что лишь благодаря труду кметов, рыбаков, гончаров да кузнецов княжеский стол всегда полон, а значит, то не простой люд обязан князьям, а князья обязаны народу. Мстислав, верно, и ужином бы своим поделился так же щедро, как выделял он золото из казны на помощь беженцам в Златоборске.
– Она боится твоего меча, – прервал размышления Вячко Вторак.
Вячко посмотрел на бывшего раба растерянно, позабыв почти, что тот всё время сидел рядом.
– Кто?
– Неждана.
Снова Вячко невольно взглянул на неё. Синир рассказывал что-то, улыбался, наклонившись к самому уху девушки, Неждана сжалась, словно котёнок, и смотрела в сторону.
– Она пуще огня сторонится этого твоего меча, – продолжил рассуждать Вторак. – С чего бы? Все руки у неё вроде бы на месте, – и он покрутил перед носом своей обвязанной культёй и засмеялся, обнажая жёлтые зубы.
– А ты не боишься? – задумчиво спросил Вячко.
– А чего его бояться? Опасаться надо врага, а ты, княжич, уж больше меня не обидишь, я теперь твой человек.
– И ты меня не ненавидишь? Чудно.
Вторак улыбался, морща широкое, похожее на репу лицо.
– А за что ненавидеть? Я пытался убить твоего брата, смог бы, так и тебя бы убил, пусть и не по своей воле, а ты меня честно одолел. Не из жестокости же ты мне руку оттяпал. Да и рука – это такая малость, ерундовая цена за здравый рассудок. Ты бы только знал, княжич, каково это, когда ты – не ты, когда мысли твои и желания чужой воле подчинены. Ведь любой холоп больше свободы имеет, чем чародей в вольных городах. Пусть холоп своей жизнью не владеет, пусть так же чужим приказам подчиняется, только мысли его всё равно никто не отнимет, сердцу никто не прикажет. А у меня и не было своих мыслей почти двадцать лет, только приказы господ.
Он потёр клеймёный лоб, как если бы пытался стереть рисунок с кожи.
– А насчёт меча ты так и не ответил. Я же видел, как он поймал пламя на клинок, – стрельнул серыми глазами колдун. – В Ночь костров, когда мы бились с тобой, княжич, твой меч отразил заклятие. Такого, верно, даже Охотники не смогут.
Вячко по старой привычке своей погладил рукоять меча, обвёл пальцами крылья совы нежно, как ласкают любовницу. Открыл рот, слова уже вертелись на кончике языка, но промолчал.
– Случалось такое прежде? Поэтому тебя Неждана боится?
– Разное случалось, – уклончиво ответил Вячко, глядя в сторону, туда, где тонкие пальцы скренорца теребили взволнованно рыжую косу.
– Разное, – повторил Вторак. – Ну бывает… разное. И она тоже разная, – колдун перевёл взгляд на Неждану. – Никак в толк не возьму, чем она необычна, только гляжу на неё, а будто другого человека вижу. И тогда, в темнице, во сне меня звала другая девушка, непохожая на нашу Неждану.
Вячко промолчал, он хранил чужую тайну, но отчего-то ждал, что Вторак расскажет больше, чем знал он сам. Он желал узнать больше.
Неждана почувствовала, как внимательно наблюдали за ней мужчины, посмотрела в их сторону, на губах заиграла улыбка – задорная, весёлая. Синир что-то прошептал ей на ухо, придвигаясь ещё ближе.
– Когда она ворожила надо мной и снимала заклятие, мне снилось всякое дурное, будто чужие сны привиделись, – поделился Вторак, отвернувшись, уставившись на свою целую руку. – И было мне страшно и холодно, и всё вокруг было темным-темно, только белые навьи духи бродили вокруг. Я тогда подумал, что умер и угодил в загробное царство.
– Тебя лихорадило, – сказал Вячко. – Всякое могло привидеться.
– Быть может, быть может, – закивал согласно колдун. – Ну, княжич, пойду я, отосплюсь перед долгой дорогой.
Вячко доел ужин, допил пиво и сказал себе, что теперь тоже пойдёт спать, но так и остался сидеть за столом.
Все гости разбрелись по постелям, почти безлюдно стало в зале, и оттого громче стало слышно хихиканье из угла. Неждана растеряла смущение и скромность и теперь заливалась смехом над рассказами скренорца.
– Синир! – выкрикнул Вячко, не повернув головы. – Завтра на заре выдвигаемся. Тебе, как самому больному, стоит пойти отдохнуть.
– Так я не устал, княжич, – сдерживая рвущийся смех, возразил дружинник. – От чего мне отдыхать?
– А я говорю, чтоб шёл спать, – в голосе зазвенел металл.
Стало тихо, и когда Вячко взял кружку Вторака, в которой оставалось пиво, и сделал глоток, показалось, что звук этот разнёсся по всему постоялому двору.
Послышался шорох, и скренорец тяжело поднялся из-за стола, прошёл мимо Вячко, чуть шатаясь.
– Доброй ночи, княжич, – отвесил он шутливый поклон, криво улыбаясь. Ослепительно-голубые глаза ожесточились.
Вячко глянул мельком на Синира, махнул рукой, словно отсылая прочь послушного холопа, и закусил пирожком.
Живот надулся, есть больше не осталось сил, но и сидеть просто так за столом было нельзя.
Синир ушёл прочь, в коридоры к ложницам. Рядом заскрипели половицы, и на лавку присела Неждана.
– Всё в порядке, огонёк? – заглянула она ему в лицо.
– Доброй ночи, – выдавил Вячко и поднялся.
Он не посмотрел на ведьму с болот, но почувствовал её взгляд даже спиной.
Вячко ехал верхом на коне Закате в хвосте так, что мог наблюдать за неохотно плетущимися впереди фарадалами. Женщинам пришлось связать руки за спиной, чтобы не колдовали, а детей держать в стороне, иначе маленькие пройдохи могли развязать путы взрослых. Все они рыдали в голос, причитали громко и жалобно, и шум наполнил утренний лес. Взволнованно закаркали вороны над опушкой, заслышав приближающийся обоз. Если бы отряду не повезло наткнуться на вторую засаду, так враг узнал бы об их приближении загодя.
– Вот же вольные сукины дети, – ругнулся Зуй. – Покоя от них нет.
– Вели им замолчать, – приказал Вячко. – Припугни, если понадобится.
– Да их ничего не берёт. Хоть в кровь им морду разбей – не заткнутся. Такой уж народ, – проворчал себе в смоляную бороду дружинник. – Если только ведьма твоя что придумает.
Неждана ехала впереди вместе со Втораком и Синиром. Последний всё жаловался на больную голову, хотя даже Завид, до сих пор плохо чувствовавший пальцы на руках, сел в седло.
– Поговори с Нежданой, – велел Вячко. – Может, знает, как чарами их успокоить. Плетью тут и вправду не поможешь.
– Да тут и топором не поможешь. Им, наверное, хоть головы руби – всё равно не заткнутся, – пробурчал Зуй. – Будут бегать, как куры без голов.
Ратри обернулась на них, посмотрела со злобой, как если бы слышала разговор, и усмехнулась своим мыслям.
Лицо Вячко осталось равнодушным, но в светлых глазах промелькнула ярость, словно клинок, кольнула она сердце, и рука сама потянулась к груди.