Вспомнилось, как Дара увидела Дедушку в медвежьем его обличье в последний раз.
– Я запамятовала совсем поблагодарить тебя, – перебила она. – За то, что помог мне спастись от княжича и от Здиславы. Я сама бы вряд ли справилась.
– Ты теперь со всем справишься, внученька, – из груди Дедушки вырвался смешок. – После всего, что приключилось…
Верно, духи доносили волхву о её делах в Совине, те самые духи, которых она впустила в город.
– Так вот, о твоих крыльях… они тебе, конечно, ещё пригодятся, только теперь до Лисецка нам надобно поспешить. Я бы провёл тебя лесными тропами, но духи не пустят того, в чьих жилах лёд и тьма.
Дара нахмурилась, стёрлась улыбка с её лица.
– Зачем нам до Лисецка? Я думала, мы идём в Златоборск.
– В стольном граде уже нет Снежного князя, он теперь в Лисецк направляется, ведёт за собой войско. Мы доберёмся туда раньше него и встретим по прибытии.
Ярополк. Имя дробью пролетело по позвоночнику, заставило вздрогнуть всем телом.
– Он пытался меня убить.
– Не думаю, – покачал головой Дедушка. – Он искал тебя после не для того, чтобы казнить, как желает того его брат. Снежный князь мечтает заполучить тебя к себе, ему нужна твоя сила.
Всем была нужна сила Дары, только не сама Дара. Вот и Дедушка пусть добр с ней и заботлив, но не просто так уводит прочь от слуги Мораны.
– А зачем это тебе? Зачем лешему?
Дара давно нашла ответ, но что, если иначе ответит волхв, что, если она ошиблась? Ведь мог Драган соврать. Он, как и Чернава, желал заполучить Дару к себе. Что стоило ему сплести ложь?
– У Ярополка сильная кровь, почти как у тебя, – размыто ответил Дедушка.
Отвечал он неохотно, словно опасаясь испугать, и оттого каждое слово Драгана крепло и становилось правдивее.
– Род Вышеславичей идёт от Старшей совы, древняя сила течёт в жилах Ярополка, и потому только он может дать тебе…
Волхв замялся, подбирая, верно, слово, что не обратит Дару в бегство, и потому она закончила сама:
– Ребёнка, – во рту у неё пересохло. – Ребёнка, который станет новым лешим.
Дедушка резко вскинул голову, и медвежья морда спала со лба.
– Знаешь, значит, – проговорил он с удивлением. – И не бежишь?
– Я очень давно бегу, устала, – призналась Дара. – И пока не знаю, что делать дальше и куда бежать, вот и иду с тобой.
– Честно, – оценил волхв.
Дара ждала, что Дедушка будет уговаривать её смириться с судьбой, но он молчал, а помолчав, принялся собирать вещи.
– Как я и говорил, надо бы нам через лес пройти, но с твоей кровью не получится. Я бы предложил пустить её ещё раз, но боюсь, не выдержишь. Тут иным путём стоит попробовать, ворожбой помочь. Ты же хочешь избавиться от Морановой заразы?
– Да и от заразы лешего было бы неплохо, – усмехнулась Дара невесело.
Дедушка покачал головой, улыбаясь слегка, и продолжил говорить, как будто не услышал ничего.
– Тогда ты полетишь вороном, а я пойду тайными лесными тропами там, где есть леса, побегу медведем там, где простираются поля. И встретимся мы теперь в Лисецке.
Дара поверить не могла своим ушам. Как легко отпускал её волхв, как просто далась свобода. Неужто не было никакого подвоха?
– Почему ты веришь, что я отправлюсь в Лисецк и не сбегу?
Дедушка пожал плечами и улыбнулся плутовато.
– Ты и сегодня могла улететь куда угодно, но этого не сделала. Почему?
– Потому что покуда я Ворон, Морана следует за мной по пятам, и только ты её можешь прогнать.
– Вот и ответ, – волхв накинул капюшон-морду обратно на голову, и улыбка его показалась медвежьим оскалом. – Мы друг другу нужны, значит, ты меня пока не предашь…
Он поднялся легко, словно ловкий юноша, и вылил из котелка остатки похлёбки на снег.
– Хозяин полей, прими наше угощение, – он вздохнул нерадостно, явно не желая приносить дары духам и вынужденный это сделать лишь потому, что стоило двигаться в путь. Дедушка поднял со снега свою суму. – Ты тоже поспеши, – посоветовал он. – Лети, внученька, так, чтобы солнце поутру было слева от тебя, как сейчас, а на закате справа. Лети и не оборачивайся назад.
Леса, укрытые паутиной снега, проносились бесконечно долго под чёрными крыльями. Всё осталось позади: и сгоревший Совин, и одинокие Пяски, и даже старую облезлую шубу, которую пришлось Даре сбросить, когда взлетела она вороном и направилась на юг.
В первые часы Дара оборачивалась к солнцу, и всей душой её тянуло туда, на восток, где стояла родная мельница, где ждал внучку Старый Барсук.
«Я не могу вернуться теперь, Великий лес слишком близко», – уговаривала себя Дара и продолжала путь к Лисецку.
Пока она не освободится от власти Мораны и лешего, ей опасно возвращаться домой.
Студёный ветер дул вслед, и порой деревенели крылья, и дышать становилось тяжело. Временами Дара почти забывала, что существовало что-то кроме неба сверху, земли снизу и её лёгкого оперённого тельца между ними.
Тогда по-настоящему становилась она вороном.
Поначалу другие птицы казались ей странными, чуждыми, но к концу дня ворон почти позабыл, что сам родился не птицей, и порой мелькала у него дикая мысль напасть на синицу или снегиря, отобрать добытое лакомство. Ещё реже, но куда сильнее тянуло вниз, к земле, когда пролетал ворон над опушкой леса. Там, где боролись друг с другом лес и человек, где непроходимая чаща сменялась полями, что спали под снегом, темнели местами червоточины, они гнили, прогрызались в саму мать-землю, разрывали её гнилыми корнями. Из этой темноты ворона звал знакомый голос. Звал то тихо, то громко, то ласково да умоляюще, то грозно и требовательно. Ворона тянуло на зов с немыслимой силой, но нечто иное, могущественное заставляло лететь дальше.
Но чем ниже садилось солнце, тем сильнее становился голос, крепла его власть.
И когда последние лучи скрылись за облаками далеко на западе, у кромки леса, где чернота деревьев сменялась белизной полей, родилась буря.
Ветер помчался от земли к ворону.
– Дара!
Серая пелена, словно огромная вуаль, упала на ворона.
Карканье вырвалось из клюва, крылья запутались в сетях. Ветер мотал птицу из стороны в сторону и против всяких законов природы тащил, тащил вниз к земле.