Ратные подвиги советских летчиков получили высокую оценку командования ВВС, Военного совета Черноморского флота, 51-й армии и правительства.
...22 сентября артиллерийский обстрел, авиационные налеты врага на Перекопские позиции почти не прекращались. Артобстрел особенно усилился под вечер. Мы с Черняевым прибыли в 417-й полк. Обошли передний край. Прилегающий к Сивашу район оборонял батальон старшего лейтенанта П. Ф. Ткаленко. Сам комбат - коренастый, крепкий в плечах, решительный, весьма продуманно построил боевой порядок своего батальона, надежно обеспечил свои фланги. Еще совсем молодой, он командовал уверенно: как-никак опыт первых боев научил трезво оценивать сильные и слабые стороны немецкой пехоты и танков. На вопрос об отражении возможной атаки немцев по дамбе он ответил:
- Видите дотик? Он дамбу контролирует. Там у нас посажен надежный человек - Афанасьев. Он в совершенстве владеет станковым пулеметом. К нам приезжал начальник политотдела Гребенкин, собрал ребят и рассказал о подвиге Григория Максименко в "Чабане". Я Афанасьеву и говорю: "Ты слушай!" Он отвечает: "Что слушать-то? Давайте немцев, посмотрим, кто на что способен".
Командир 417-го полка не вытерпел и сказал с укоризной (он действительно был, как говорил Черняев, настырный):
- У меня вся надежда на силу стрелкового оружия, вы ведь не вернули полку взятые в августе для крымских дивизий орудия и минометы. Имею полковой артиллерии на километр фронта один ствол и полтора миномета.
Наблюдательный пункт Юхимчука с основательным рельсовым перекрытием был оборудован на высоте впереди Перекопского вала. На этой высоте мы с полковником Первушиным сидели в июле, примериваясь, как получше построить оборону. Отсюда командир полка просматривал всю позицию и оборонительную линию соседнего полка. Прямо перед высоткой - район надолбов, несколько левее петляет по увалам дорога на Чаплинку. Далее видны высокие тополя, скрывающие совхоз "Червоний чабан". Но теперь, после дьявольских бомбежек, на них почти не осталось листьев. Неприятное чувство вызывали эти оголенные деревья, стоящие под палящим солнцем.
Со стороны Чаплинки опять неслись немецкие самолеты. Развернувшись, как обычно, над Сивашом, они устремились на Перекопский вал. Кроме бомб сбрасывали листовки...
Поздним вечером я находился на своем командном пункте в Армянске. Прилег было отдохнуть, но из 361-го полка пришел Владимир Михайлович Гребенкин. Он постоянно пропадал в частях и всегда был в курсе событий и обстановки, умел в них видеть главное. В этом политработнике особенно привлекали неиссякаемая энергия, жизнерадостность. Товарищи говорили: "Он у нас всегда в веселом настроении". Наверное, это не совсем точно. Суть в том, что батальонный комиссар сам считал и всем своим поведением, отношением к жизни учил других, что для военных людей война есть естественное состояние. "Не нужно при грозе закрывать форточки!" - говорил он. Люди, способные подбодрить других, помочь им правильно оценить события, были очень нужны, особенно в то время.
Гребенкин доложил, как прошел день у В. В. Бабикова (361-й полк). Повторные попытки немцев захватить курган с отметкой 20,0 были отбиты. Также отбита попытка противника проникнуть за проволоку в районе "Червоного чабана". В схватке был взят в плен офицер из 186-го полка 73-й пехотной дивизии. Его притащил красноармеец-разведчик Иван Рогов. У начподива каждый случай отваги, находчивости, мужества был на учете в шел в дело для возбуждения духа воинского соревнования.
Узнав, что мы недавно от Юхимчука, батальонный комиссар с лукавой улыбкой спросил:
- Хотите, я вам открою тайну? Только по секрету. Мне самому Лисовой по самому строгому секрету рассказал. Если, говорит, узнает полковник, что от меня пошло, мне в полк лучше не ходить.
- Давай, давай, - устало сказал комдив, видимо тоже испытывая желание размяться душой.
- Юхимчук пишет... дневник!
- Чего?
- Говорю же, пишет дневник, пишет ежедневно. Лисовой даже в стихах изобразил: "Прочтет, улыбнется и снова читает, и снова без устали пишет..." Вот где нам, Платон Васильевич, достается на орехи!
- Полагаю. Он нынче генерал-лейтенанту претензию заявил, почему ему пушки не вернули... Он таков!
Мне это понравилось. Если в такой кутерьме человек находит в душе силу об истории позаботиться, право, это неплохо.
- Он, видимо, из образованной семьи?
- Что вы! Такой же мужик, как мы с вами, да еще из самого темного нищего угла. Двадцать лет назад еще ходил в лаптях и свитке. Он же из Западной Белоруссии, из Пинского района Брестской области. Когда Буденный гнал белополяков, красноармейцы пригрели парнишку, повозочным начал карьеру. На своей кобыле доехал сначала до Родома, а потом обратно, и так до самой России. В нашем полку он с тридцать девятого года. В сороковом после воссоединения попросился в отпуск съездить в родное Закутье. "Мать не признала, вернувшись, рассказывал полковник, - говорит, не мой сын, мой в свитке ушел".
До сведения командиров, политработников, всех бойцов доводим обращение Военного совета армии:
"Дорогие товарищи!
Советский Крым в опасности. Подлый и коварный враг находится на близких подступах к Крыму. Отдельные наши части уже ведут бои с зарвавшимся врагом. Настал момент, когда все мы должны доказать преданность и любовь к матери-Родине и разгромить фашистские полчища... Ни шагу назад, товарищи! Грудью защитим социалистические завоевания. Отстоим Советский Крым!"
23 сентября на Перекопе было почти тихо. Артобстрел прекратился. Самолеты бомбили небольшими группами, но не более двух-трех раз. В штабе дивизии гола обычная работа, состоявшая в том, чтобы проверять и проверять готовность и бдительность частей переднего края. Вечером Черняев позвонил в 361-й полк:
- Бабиков, ты сегодня в "Чабане" был?
- Да, товарищ генерал. Там все в порядке, только сегодня необычно тихо.
- Это меня и беспокоит. Пошли туда на ночь штабиста покрепче. Пусть все проверит лично.
- Есть! Пошлю Андрющенко, на него, вы знаете, можно положиться...
Еще одна картинка из тех предгрозовых дней врезалась в память. Начальник штаба дивизии В. К. Гончарук, низенький, сухонький полковник, которого командиры и политработники за глаза любовно звали Кириллыч, работал в своем углу над горой документов. Он уже не молод. Еще в семнадцатом году пулеметчик Гончарук повернул свой "максим" в ту сторону, куда нужно было повернуть. Внимание полковника привлек какой-то документ. Он долго рассматривал его, затем поднял глаза и сказал:
- Экая мерзость... Рекомендую прочитать, товарищи.
Штабные командиры собрались кучкой. У них в руках был приказ по 1-й горнострелковой немецкой дивизии из корпуса Клюбера. Помню, лица товарищей выражали и чувство обиды, и гнев, и остро вспыхнувшую ненависть. В приказе немецкого генерала было написано:
"...Несколько раз я был свидетелем следующей картины. Легковая машина обгоняет идущие войска. Рядом с шофером сидит офицер, часто с собакой на коленях. В кузове лежат в беспорядочной куче чемоданы, прикрытые трофейными материалами, из которых торчат бутылки вина и тому подобное добро. Такая картина раздражает личный состав частей. Главное командование категорически запрещает брать с собой собак, исключение было сделано лишь в отношении ценных пород. С тех пор все собаки, которых я встречал, это "ценные охотничьи собаки". Приказываю: впредь разрешать возить лишь тех собак, на которых имеются удостоверения о том, что они ценные охотничьи собаки".
В капле отражается порой многое. Начальник штаба сказал:
- Предлагаю эту цидульку пустить по рукам. По ротам. Не знаю, как другие, а наши украинцы хорошо помнят панов с лягавыми, вместе с русскими братьями украинцы не раз вышвыривали со своей родины "чистокровных" завоевателей вместе с их собаками...
Начподив Владимир Михайлович Гребенкин одобрил" предложение.
Вот так 156-я стрелковая дивизия и ее люди готовили себя к встрече с главными силами 11-й армии на Перекопских позициях.
Тяжелой была мысль, что сзади себя Черняев не имел никаких войск. Их не было на всей тридцатикилометровой глубине перешейка, ни на промежуточном рубеже Будановка - Филатовка, где мы успели отрыть окопы, ни в Армянске, ни на Ишуньских позициях (хотя Манштейн и пишет: "Противник превратил перешеек на глубину 15 километров в сплошную хорошо оборудованную полосу обороны..."{10}. Между тем наши разведывательные данные определенно говорили, что на всем фронте и в глубине с резервами 11-я немецкая армия, стоявшая перед Перекопом, имела четыре пехотные (22, 46, 73, 50-я) и две горнострелковые дивизии. Соотношение сил на Перекопском направлении определялось так: 3:1 в пользу противника. Улучшить это соотношение в нашу пользу мы, как уже говорилось, не сумели.
Разведсводка, переданная ночью 23 сентября штабом армии, не вызывала особой тревоги. Ее вывод был такой: "Противник, продолжая прикрываться на крымском направлении, проявляет главные усилия на мелитопольском направлении". Через шесть часов 11-я армия обрушила на перекопские позиции 156-й дивизии всю свою огромную огневую мощь и двинулась вперед, на Крым.
Общая картина военных событий такова. 24 - 26 сентября, в течение трех суток, единоборство 156-й дивизии с противником в районе Перекопского вала; немцы вынуждены были буквально прогрызать ее оборону. (У Манштейна: "...противник ожесточенно сражался за каждую траншею, за каждый опорный пункт".) 26 сентября немцы, действуя вдоль Перекопского залива, прорвались частью сил на Перекопский вал и захватили Армянск. Наносит контрудар наша оперативная группа войск. Три дня весьма жестоких боев. Немцы вышиблены из Армянска, часть их сил отброшена за Перекопский вал, часть прижата к нему у берега залива. Контратакует то одна, то другая сторона. Северо-западная часть Армянска то в наших руках, то в руках немцев. К вечеру 28 сентября по приказу командарма наши войска отходят с боями к Пятиозерью. С 29 сентября по 4 октября немцы пытаются прорваться к Ишуни, их здесь снова останавливает 156-я дивизия.
У Манштейна читаем: "Попытка взять с ходу также и Ишуньский перешеек при нынешнем соотношении сил и больших жертвах, понесенных немецким корпусом, по всей видимости, превышала возможности войск..." Что ж, это признание с удовлетворением прочтут ветераны перекопских боев, тем более, что они-то знают реальное "соотношение сил", за которое прячет свои грехи гитлеровский мемуарист. Наверное, генерал А. X. Юхимчук не без гордости вспоминает деревню Асса (Пролетарка) между озерами Красное и Соленое, где 417-й поли, точнее его остатки, вместе с морскими пехотинцами капитана Г. Ф. Сонина остановили отборные части фашистов. Далее некоторое затишье, и с 18 по 28 сентября снова бои на Ишуньских позициях и реке Чатырлык.
Но возвратимся к нашим героям на Перекоп - от Сиваша до "Червоного чабана". 24 сентября в пять часов утра над позициями дивизии появились вражеские самолеты. Они шли группами - тридцать пять - сорок машин в каждой. Мы с Черняевым выехали на HIL "Червоний чабан" был скрыт густыми клубами дыма, пыли, поднятыми разрывами авиабомб. Одновременно немцы бомбили наши позиции на болыпаке Чаплинка - Армянск и в Будановке.
Ударила артиллерия противника. Каждой нашей пушке приходилось соревноваться с вражеской батареей. Немцы вели огонь не только с фронта, но и с фланга и отчасти с тыла - их орудия находились на западном берегу Перекопского залива, и снаряды ложились вдоль наших траншей. Мы надеялись, что боевые корабли поддержат нас огнем со стороны Каркинитского залива. Но мелководье мешало кораблям подойти. И береговая батарея черноморцев, установленная на восточном берегу залива, всю тяжесть борьбы приняла на себя. Моряки действовали самоотверженно. Но силы были неравны.
Два часа тридцать минут артиллерийской подготовки и затем - атака. Навсегда сохранилась в памяти эта картина первой встречи с врагом. В 7.30 показались немецкие танки{11}, за ними густые цепи пехоты, над ними целые стаи истребителей прикрытия. Противник атаковал по всему фронту. Наибольшее давление - слева, на "Червоний чабан", а также по Сивашской дамбе у Юхимчука и в стыке обоих полков. На правом фланге атаки были отражены. Сначала немцы сумели было проскочить по дамбе Сивашского залива, но здесь им преградила путь батарея 120-миллиметровых минометов капитана М. И. Рогового.
- Роговой, смотри правее! - кричал в телефонную трубку Юхимчук. - Видишь? Дай-ка туда, братец, огня!
Очень метко капитан накрыл врага. Слаженный огонь батальона П. Ф. Ткаленко рассеял пехоту, и немцы отошли к Ново-Константиновке.
Надо отдать должное товарищам из 434-го легкого артиллерийского полка и его командиру подполковнику Александру Николаевичу Бабушкину. Они хорошо поддерживали 417-й полк, а также подразделения предполья, оказавшиеся в очень тяжелом положении. Батареи точным огнем отразили все атаки противника на стыке двух полков. Должен сказать, что взаимодействие у этих двух командиров Юхимчука и Бабушкина - было настоящее, что для первых месяцев войны являлось довольно редким явлением. Ветераны знают, какое нелегкое это дело - в такие короткие сроки научиться взаимодействию с другими родами войск... Но в данном случае сказалось и мастерство командира 417-го стрелкового полка, который держал управление огнем в своих руках, и высокая военная культура, которую привил подчиненным начальник дивизионной артиллерии.
24 сентября отличилась батарея 76-миллиметровых пушек, которой командовал лейтенант И. А. Гришин. Выдвинутая в район между Перекопским валом и противотанковым рвом, она контролировала дорогу, идущую от Чаплинки. Весь день Гришин вел трудный, неравный бой, зная, что обороняет стык полков. Его орудия уничтожили сначала вражескую батарею на конной тяге, а затем вступили в борьбу с танками, прямой наводкой поражая врага с дистанции 250 - 150 метров.
Да, уже в то время начало у нас в армии оттачиваться высокое мастерство прямой наводки, которое впоследствии принесло нашим артиллеристам заслуженную славу. Забегу вперед и скажу сразу, что в 106-й дивизии полковник Б. П. Лашин тоже плодотворно поработал в этом направлении: создал из 76-миллиметровых орудий группу истребителей танков, и они действовали прямой наводкой в районе Карповой балки.
Весь следующий день батарея лейтенанта И. А. Гришина стояла, как тогда говорили, насмерть. Последний его докдад командиру полка: "Расстреливают меня прямой наводкой". Из рассказа Г. В. Полуэктова: "25 сентября я лично видел, как танки утюжили его НП. Это было все".
Вражеская пехота залегла перед фронтом 417-го полка, пытаясь медленно, ползком продвинуться к надолбам. В упорстве немецким солдатам нельзя отказать. К полудню им на помощь пришло 12 танков. Остановившись на гребне высоты, они открыли огонь по батальону И. Ф. Ткаленко, прижавшему вражескую пехоту к земле. А. X. Юхимчук потребовал от А. Н. Бабушкина огня, но услышал отказ: