Когда они спросили, куда увезли их близких и что с ними будет, эсэсовцы им вежливо ответили, что их везут в специальные бараки, где они будут жить и где потом можно будет с ними видеться по выходным дням. Далее следует описание барака и сцена в газовой камере бункера, обслуживать который его поставили. В группе убитых в его первый рабочий день были, как он узнал впоследствии, его жена и дети. От всего их транспорта осталась лишь небольшая горка полусгоревших костей, которую отбросили в сторону лопатой.
Лангфусу принадлежат также три фрагмента из рукописи Залмана Левенталя — «3000 обнаженных» и «600 мальчиков», а также лист на польском языке с перечнем эшелонов, прибывших в Аушвиц между 9 и 24 октября 1944 года.
Дата и место обнаружения: 28 июля 1962 г., возле крематория III.
Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша. Syg. Wsp. / Parti. 1961 / 420
Копия и дополнительные материалы: Там же. Ксерокопия: Wsp. / Pam. 1961 / 51 а, b, с; Микрофильм: Инв. №: 107254.
Местонахождение оригинала Лодзинской рукописи: IPN. GK 166/1113 (Sammlung «Z»).
Рукопись Залмана Левенталя была обнаружена во время поисковых работ, проводившихся 26–28 июля 1962 года сотрудниками музея и Главной комиссии по изучению нацистских преступлений в Польше на территории, примыкающей к крематорию III. В поиске участвовал Хенрик Порембский, с апреля-мая 1942 года работавший в Аушвице в бригаде электриков и осуществлявший конспиративную связь между подпольщиками в Аушвице I и членами «зондеркоммандо».
Лицом, с которым Порембский непосредственно контактировал, был оберкапо «зондеркоммандо» Яков Каминский, еврей из Соколка[503]. В обмен на медикаменты, которые поступали к «своим» врачам, польское подполье обеспечивало вынос за пределы лагеря письменных документов, находившихся в одежде узников. Но в середине 1944 года, после побега связного, этот канал прикрылся, и оставалось только одно — схроны в пепле жертв, Порембский, по его словам, сам и закапывал все это — в чем ему помогали Мечислав (Митек) Морава, польский капо крематория III[504], и польский еврей Давид, то ли из Сосновца, то ли из Лодзи[505].
Это была уже не первая попытка Порембского, Но и в 1945 году, когда он застал в бывшем «своем» лагере лагерь для немецких военнопленных, и в 1947 году, когда раскопки только привлекли ненужное внимание охотников за еврейскими ценностями, он ничего не смог найти. Но на этот раз попытка была удачной.
28 июля 1962 года, на третий день поисков, в яме, заполненной остатками человеческого пепла и перемолотых костей, был найден кирпич, а под ним металлический контейнер — сильно проржавевший и искривившийся армейский котелок, по которому к тому же ударила лопата находчика. В котелке находилась пачка туго свернутых и отчасти склеившихся листов бумаги, сплошь исписанной на идиш. Бумага отсырела и частично заплесневела. Но усилиями музейного реставратора находка была спасена: в общей сложности было обнаружено 342 листа бумаги длиной от 26 до 29 и шириной от 10 до 11 сантиметров, исписанных с одной стороны (на обороте листов, вырванных из конторской книги), а также 6 нумерованных листов бумаги формата от 17–20 на 10–11 см. Все последующие усилия и сверхусилия восстановить текст — химической обработкой, с помощью просвечивания или контрастной пересъемкой — привели к тому, что лишь 50 из 342 листов решительно не поддались прочтению, тогда как 124 поддались полностью, а остальные 174 — частично.
Было установлено, что указанные записи посвящены исключительно событиям в гетто Лодзи (Литцманнштадта). Они были оформлены как последовательно продолжавшиеся письма автора к другу, причем имя самого автора нигде не было названо. К записям были приложены шесть дополнительных листов, являвшихся своеобразным комментарием к рукописи: они были подписаны Залманом Левенталем, говорившим как бы от имени всей «зондеркоммандо».
Лодзинский дневник прерывается 15 августа 1944 года. В этот день 2000 лодзинских евреев прибыли в Аушвиц, и только 244 мужчины из этого транспорта уцелели, пройдя селекцию и получив номера от В-6210 до В-6453. Остальные были в тот же день убиты и сожжены, и в их числе и автор дневника, обнаруженного, по всей вероятности, уже среди его вещей, оставленных в «раздевалке». Впоследствии удалось установить, что им был Эммануэль Хиршберг, писатель и поэт из Лодзи[506].
Начало дневника написано в форме писем автора к некоему «Вилли», оно содержит общие сведения о Лодзинском гетто, но ближе ко второй половине начинаются записи в хронологическом порядке[507].
Автор комментария Залман Левенталь пребывал явно в большой спешке: он читал и писал буквально всю ночь, с 19.15 вечера до 8.44 утра, опасаясь быть застигнутым за этой работой. К тому же на эти дни первоначально планировалось восстание, и как знать — если бы кто-то из своих выдал бы эти планы, несдобровать никому: надо было торопиться.
В главной концепции автора — во всем виноват юденрат и его король Хайм Первый, то есть председатель Хайм Румковский, — Левенталь усматривает интересный и исторически ценный психологический изгиб, но относится к ней критически. Такая «концепция», в его глазах, заслоняет главное — неизбежность депортации и последующего за ней убийства, а это не позволяет тем, кого это касается, приготовиться хоть к какому-то сопротивлению. Лодзинскому гетто он противопоставляет Варшавское, дерзнувшее на восстание и уже потому победившее, что доказало всем и прежде всего самим себе способность биться и сражаться со своими убийцами. Это для Левенталя главное, а все остальное, как он пишет, он «передоверяет историкам и исследователям». Как и Градовский, Левенталь поражается тому, что даже то, что русские стоят у ворот Варшавы, а американцы и англичане у ворот Парижа, неспособно отвлечь немцев от главного — от тотального уничтожения евреев! «Отражение правды, — заканчивает свой комментарий Левенталь. — это еще не полная правда. Вся правда гораздо трагичнее и гораздо ужасней…»
Залман Левенталь родился в 1918 году в Цехануве, четвертым ребенком в семье с семью детьми. Ко времени начала войны учился в иешиве в Варшаве, откуда поспешил вернуться в Цеханув. Дальнейшее он описал сам: в Аушвиц прибыл 10 декабря 1942 года из пересыльного лагеря Малкиния (Malkinia) и сразу же попал в «зондеркоммандо», обслуживавшую газовые камеры и крематории II и III. Дов Пайсикович вспоминает о Левентале следующее: на вид около 35–37 лет, штубендинст (освобожден от тяжелых работ), кривая походка[508].
Дата и место обнаружения: 17 октября 1962 г., возле крематория III.
Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша.
В приложенных к лодзинским материалам комментариях Левенталя указаны места, где были спрятаны различные материалы членов «зондеркоммандо» и где в 1962 году действительно были сделаны новые находки, в том числе и его, Залмана Левенталя, собственный дневник.
Это произошло 17 октября 1962 года близ руин крематория III. Представитель Комиссии М. Барцишевский и бывшая узница лагеря Мария Езерская обнаружили на глубине около 30 см пол-литровую стеклянную банку, обернутую листовым железом. В ней находился бумажный ролик, в который, как в полотенце, был завернут разодранный на листы блокнот размером 10 на 15 см. Блокнот вместе с листами был схвачен скрепкой, сильно проржавевшей. Кроме того, там находилось несколько разброшюрованных листов того же размера (исписанных синими чернилами) и 1 лист большего размера, исписанный карандашом и только с одной стороны — всего 75 страниц, считая и 10 пустых. Зато страницы записной книжки исписаны с двух сторон, по 18–19 строк на страницу, при этом сначала книжка написана до конца на одной стороне, а потом идет продолжение снова с начала. Примерно 40 процентов текста прочтению не поддалось. То же, что поддалось, оказалось написанным на идиш, причем, по мнению переводчика, не всегда идеальном, зато ивритские элементы (обращения и цитаты из Талмуда) были безукоризненны. Одна-единственная страница (из числа разброшюрованных) написана по-польски — это суммирующий список транспортов и уничтоженных евреев в октябре 1944 года.
При просушке рукописи случилось непоправимое: листы перепутались, и сегодня мы вынуждены иметь дело исключительно с реконструкциями. Первая реконструкция-перевод принадлежит 3. Голштынскому, его работу правил и редактировал (в том числе, по-видимому, и с идеологических позиций) Ш. Датнер. Вторая реконструкция — Б. Марка.
О содержании рукописи можно судить из следующего внутреннего оглавления (в скобках обозначены номера листов рукописи): Гетто в Цехануве и депортация (1–5), транзитный лагерь в Малкинии (6–8), транспорт из Малкинии в Аушвиц (9), прибытие в Аушвиц, рампа (10), водворение в лагерь после селекции, зачисление в «зондеркоммандо» (11–13), речь Моля перед членами «зондеркоммандо» (14), описание сцен, разыгрывавшихся на рампе и возле бункеров, трагедия «зондеркоммандо» (16–21), анализ состояния духа и души членов «зондеркоммандо» (22–36), «3000 обнаженных» (37–46), описание удушения газами (46), забота о подлинном представлении истории Аушвица-Биркенау всему миру (47–51), образы отдельных членов «зондеркоммандо», попытки побегов (52–59), попытки организовать восстание, план подготовки восстания и его отзыв, мероприятия по соединению этого восстания с общелагерным. Непредвиденное начало восстания 7 октября 1944 года (60–92), общие соображения по поводу восстания, обвинения в адрес польских узников и справка о местах, где «зондеркоммандовцы» спрятали свои рукописи (93–99), «600 мальчиков» (100–102).
Бер Марк, знакомившийся с оригиналом одним из первых, подметил, что два фрагмента принадлежат не 3. Левенталю, а тому же самому неизвестному автору, чью рукопись он уже однажды пытался атрибутировать. Следующий шаг — полную атрибуцию — уже после смерти мужа довершила Эдварда Марк, добавившая к двум указанным рукописям — кандидатам на переатрибуцию — еще и третью: единственный листок на польском языке (приготовленный, вероятно, для передачи польским подпольщикам в Аушвице I).
Вот небольшая цитата из рукописи Левенталя: «История Аушвица-Биркенау как рабочего лагеря в целом и в особенности история лагеря уничтожения миллионов людей будет, как я думаю, представлена миру недостаточно хорошо. Часть сообщений будет принадлежать гражданским лицам. <…> А остальное расскажут, вероятно, поляки, которые по случаю останутся в живых или же представители лагерной элиты, занимающие лучшие из мест и исполняющие ответственные функции, или же те, чья ответственность не была такой большой. В противоположность им — поляки, а также евреи, из числа тех, кто здесь в лагере работал и кто видел, как планомерно сотни тысяч людей по приказу уничтожали руками собственных братьев…» (л. 47)
Дата обнаружения: 24 октября 1980 г., на территории близ крематория III.
Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша. Sygn. Wsp. / Nadjar Marcel.
Копия и дополнительные материалы: перевод на польский язык — АРМО. Собрание воспоминаний. Т. 135 (перевод Т. Алексиу).
Марсель Надьяри родился в 1917 году в Фессалониках, по профессии электрик. До отправки в Аушвиц содержался в лагере Хайдар. В Аушвиц был отправлен 2 апреля 1944 года транспортом из Афин: на место прибыл 11 апреля, был зарегистрирован под номером 182669[509]. Примерно через месяц, после карантина, был зачислен в «зондеркоммандо» (вместе с Леоном Когеном и другими). По всей видимости, входил в состав последней команды по разрушению крематориев и газовых камер[510]. В Биркенау[511] ему, по-видимому, удалось переместиться из одной колонны в другую, смешаться с другими узниками и уцелеть. 25 января 1945 года (за 2 дня до освобождения лагеря!) был эвакуирован в Маутхаузен, где был еще раз зарегистрирован (под номером 119116), 16 февраля 1945 года был переведен на работы в Гузен.
В 1947 году Марсель Надьяри женился на Розе Надьяри, а в 1951 году вместе с женой и маленьким сыном переехал в США, в Нью-Йорк, где и умер в 1971 году. Перед смертью он написал воспоминания, фрагмент из которых впервые был опубликован 22 апреля 1982 года на греческом языке в газете Risospasti[512]. В этих воспоминаниях есть и такие слова: «Я не о том жалею, что умираю, а о том, что не смогу отомстить так, как я этого хочу и как могу». И такие: «Каждый день задумываемся над тем, есть ли еще Бог, и, несмотря ни на что, я верю, что он есть и что все, чего Бог хочет, есть его воля».
Рукопись, написанная М. Надьяри, была обнаружена спустя 9 лет после его смерти: 24 октября 1980 года, при раскорчевке местности около руин бывшего крематория III, на глубине примерно 30–40 см. Ученик Лесного техникума в г. Бринке (Brynka) Леслав Дурщ[513] нашел стеклянную колбу от термоса, закрытую пластмассовой пробкой и завернутую в кожаную сумку. В колбе была рукопись — 13 страниц формата 20х14 см, вырванных, по всей видимости, из блокнота. Текст написан убористым почерком, на греческом языке. Рукопись подверглась воздействию сырости, ее состояние и, соответственно, читаемость очень плохие.
Довольно быстро слух об этой находке дошел и до Розы Надьяри, перебравшейся к этому времени в Париж. 7 марта 1982 года она обратилась в Освенцимский музей с просьбой выслать ей копии. Ей не только выслали фотографии рукописи, но и вернули подлинную сумку, в которой нашли рукопись.
До недавнего времени мне не приходилась даже слышать о том, чтобы на местах других лагерей смерти были сделаны находки наподобие тех, что были обнаружены в Аушвице. Но, как выясняется, записки на идиш были найдены и в других местах, по меньшей мере в Майданеке[514] и в Хелмно[515].
В самом же Аушвице и Биркенау, помимо рукописей, написанных и упрятанных членами «зондеркоммандо», существовали и были обнаружены еще и другие «схроны» — «бутылки», брошенные в море.
Самый яркий пример — это единственный текст на идиш, который был найден в самом Биркенау и датирован 3 января 1945 года. Жанр, в котором он написан, настолько неожидан, что невольно хочется себя ущипнуть: это предисловие к антологии художественных сочинений на идиш и иврите, написанных несколькими еврейскими авторами из… Биркенау! Если Градовский и другие писатели из «зондеркоммандо» в своих записках были сконцентрированы на том, как евреи здесь умирали, то авторы антологии — на том, как они здесь жили. Но сама антология не выжила, погибла, а уцелели только предисловие к ней и его автор Авром Левит![516]
Положение, в котором в Аушвине оказались он сам и все остальные прошедшие селекцию евреи, он сравнивает с положением полярников, погибающих в арктическом безмолвии: они обречены, никто не спасет их, но остается еще слабая надежда оставить свидетельство о своих последних днях. И замерзающие пальцы все водят и водят карандашом по страницам дневника…
Для Левита принципиально важно оставить именно свое, еврейское, свидетельство об еврейской трагедии, ибо свидетельству нееврейскому он заранее отказывает в легитимности и непредвзятости: «Да, кое-кто выйдет отсюда живыми: не-евреи. Что расскажут они о нашей жизни? Что знают они о наших бедах? Что знали они о еврейских страданиях даже в нормальное время? Они знали, что все мы дети Ротшильда. Они станут усердно собирать маргариновые обертки и сосисочные кожицы и логично доказывать [с их помощью], что не так уж плохо этим евреям в этом лагере жилось…»
Другой пример — книга с именами цыганских узников, закопанная Т. Яхимовским, И. Петржиком и X. Порембским летом 1944 года. Найденная вскоре после войны, она была опубликована только в 1993 году[517].
Еще случай — негативы идентификационных фотографий СС, сделанных с узников (около 390 тысяч!), снимки, документирующие строительство, лагеря, газовых камер и т. д. Их тоже нашли после войны[518].
Ну и, конечно, тысячи касиб![519] Тысячи касиб, переправленных польско-еврейским Сопротивлением на волю, среди них немало сведений, полученных и от «зондеркоммандо», а также несколько леденящих сердце фотографий.
Рукописи Градовского, как и другие рукописи, восставшие из пепла, — это тоже своего рода касибы, посланные нам, но не через проволоку и не по воздуху, а через землю, напитанную кровью, обожженную и сырую.
Но не менее трудной и вязкой средой, сопротивлявшейся просачиванию этих грунтовых слов к читателю, оказалась погруженная во время человеческая память. Точнее, антипамять, чья леденящая сила, словно вечная мерзлота, на многие десятилетия сковала естественное желание человека знать и намерение помнить.
И все-таки — вопреки всему — они, эти касибы, однажды и случайно уцелев, начинают до нас доходить…
История выхода в свет «свитков из пепла» начинается с публикации в «Бюллетене Еврейского исторического института» в 1954 году текста рукописи «Неизвестного автора», впоследствии идентифицированного Бером Марком и Эстер Марк как Лейб Лангфус.
Примечательно, что первые переводы гораздо старше первоизданий: это переводы 3. Градовского на русский язык, сделанные Я. Гордоном (1945), П. Карпом (1948?) и Миневич (1962).
Самые первые публикации, как правило, выходили на польском языке. Исключениями стали только «В сердцевине ада» и «Письмо из ада» 3. Градовского, впервые (1977) опубликованы на идиш.
Спецвыпуск «Освенцимских тетрадей», составленный из рукописей членов «зондеркоммандо» в переводе на польский язык, стал их первой сводкой (1971). К сожалению, дефекты перевода рукописей (например Градовского), при этом не были исправлены. Затем последовали сводные переводы, книги с польского на немецкий (1972) и английский (1973) языки. К сожалению, дефекты польской публикации перекочевали и в эти переводные, но опубликованные в Польше книги.
В 1975 году воспоследовало новое, несколько расширенное, сводное издание на польском языке, а в 1996 году — и на немецком языке (в обоих случаях — без учета атрибуции Б. Марка и Э. Марк авторства Л. Лангфуса в тексте, печатавшемся как «рукопись неизвестного автора»). Издание 1996 года легло в основу целого ряда других изданий, например итальянского 1999 года (забавно, что, в отличие от своего «источника», оно даже не упоминает ВММ МО РФ как местонахождение одного из текстов).
Первое научное издание корпуса текстов 3. Градовского было опубликовано в 2008 году в России, в трех — с июля по сентябрь — номерах выходящего в Санкт-Петербурге журнала «Звезда». В том же году тот же корпус впервые вышел в книжной версии и впервые на голландском языке. Книжным дебютом Градовского на русском языке стало выпущенное в мае 2010 года первое издание книги «Посредине ада», вобравшее в себя лишь часть подготовленного составителем научного аппарата (см. «От составителя»).
Публикации рукописей, найденных в Биркенау