Круговерть бытия - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Примерам здесь нет числа. Так при походе Миниха на Крым, русская армия, имея с собой в обозе все необходимое, и провиант, и даже питьевую воду, потеряла треть от своей численности. При этом боевых столкновений не происходило, так как в качестве боевого охранения все татарские отряды конницы ежедневно в яростных схватках отражали донцы и калмыки. И в итоге - такой печальный результат от этого марша.

Турки армию Петра Первого во время Прутского похода тоже не сумели разбить в бою. Но блокированные у реки Прут русские части начали массово погибать от болезней, так что Петру пришлось быстренько сдаться и отдать османам все свои завоевания. И Азов, и Таганрог, а Азовский флот сжечь.

В наши же дни только и приходится удивляться огромной смертности русских солдат на Черноморском побережье Кавказа и в Азербайджане. Не смотря на то, что это явно благословенные по климату места, русские служивые люди в тамошний местности дохнут как муки. Из-за этого уже пару раз России пришлось вернуть Азербайджан Персии. Наши же закаленные казаки издревле не боялись жары и холода, голода и болезней, так что их царское правительство видело - как в каждой бочке нужную затычку.

По мере моего взросления, с пяти лет дед начал преподавать мне и воинскую науку. Я стрелял из тяжелого пистоля, хотя едва его мог удержать в ручонках, кинжалом рубил хворостинки, осваивал на коне основы выездки и джигитовки. Зимой же, по холоду, наступала время традиционных кулачных боев, в которых принимали участие все дети, подростки и даже взрослые. И тогда на хуторском майдане в морозном воздухе густо зависал шум, гвалт, крики и хруст костей.

В 1816 году мой отец, наконец, возвратился с заграничного похода Отечественной войны, побывав за эти годы во множестве дальних стран. В общем, "Жил отважный атаман, он объездил много стран..."

Человек это был незаурядный. Настоящий гигант ростом ( а личная физическая сила и жизненная энергия в те годы значили очень многое), с роскошными смоляными усами, загорелым до черноты лицом и серыми навыкате глазами, он обладал командирским громовым голосом, покрывавшим шум битвы, и одним своим появлением внушал панический ужас в толпах врагов. Во всей его фигуре, сильной и ловкой, чувствовалась большая выдержка и выносливость.

Весь изрубленный, исколотый, простреленный насквозь в нескольких местах, удалой хорунжий Яков Ежов, несмотря на все это, обладал несокрушимым здоровьем и с глубоким презрением относился ко всяким человеческим недугам и немощам.

К сожалению, наш император Александр, пожалел французов. Не смотря на пожар Москвы и все пакости, что эти поганые нехристи-иностранцы сделали нашей Родине, французов грабить было запрещено, контрибуции им простили. Даже более того, император заплатил гнусным французам за пребывание русской армии во Франции по их огромным запросам, как будто не мы их завоевали, а они нас подрядились принимать на постой, словно жадные до денег трактирщики.

То есть врагов царь-батюшка пожалел и простил, а своих нет. Все жертвы, которые Дон возложил на алтарь отечества, пропали втуне. В заграничном походе казаки особо не разбогатели, и привезенной добычей особо не смогли поправить сильно порушенное войной хозяйство. Впрочем, большая политика - не казачьего ума дело, для этого в нашем государстве особые люди имеются. Что все науки превзошли. Возможно, им виднее, как следует поступать в том или ином случае.

Но мы все равно безмерно радовались возвращению наших кормильцев домой. Так как возвратились далеко не все. Слишком многие сложили свои чубатые головы на чужбине. Им даже не выпала судьба быть похороненными на родных погостах. Как поют казаки, похоронили их под калиной одинокой, где-нибудь в чистом поле. Наши матери и жены и в несколько лет не народят столько будущих удальцов, сколько их погибает в иной битве за несколько часов.

Отец лихорадочно занялся нашим хозяйством, которое за эти годы пришло в изрядное запустение. Ему, на привезенное офицерское жалованье, удалось купить еще одного вола и мы дополнительно распахали большое поле и засеяли его пшеницей. Одновременно обучение меня казачьей науке успешно продолжилось. И в труде и в подготовке к боям я уже стал демонстрировать изрядные успехи, хотя так еще и оставался "от горшка два вершка".

В тот период мне уже исполнилось шесть лет, но мой отец, хоть и был лихим казачьим офицером, не мог заботиться о моём воспитании "господским наукам". К слову сказать, такое обучение у меня на хуторе уже приближалось к концу.

Мать моя женщина простая, бесхитростная и скромная, без средств, мало думала об обучении меня грамоте, но родная моя бабка в один прекрасный день объявила мне, пятилетнему, что я должен поступить учиться грамоте к Кудинихе, — эта грамотная старуха, принимала детей к себе на обучение в школу.

У Кудинихи, бабки крутоватого нрава, года два, по церковной азбучке, зубрил я "аз-ангел-ангельский, архангел-архангельский", от нею потом был переведён к приходскому пономарю: там учил наизусть «Часовник», затем переведён к дьячку, где проходил псалтырь. На этом, обучение меня "господским наукам" было успешно окончено уже к семи годам. Всего за два с небольшим года я успешно "все науки превзошел".

Через год после возвращения отца у меня появился младший брат, который успешно выжил. Казалось, что жизнь налаживается, но недолго музыка играла.

Перед вторжением Наполеона, России пришлось спешно завершить войну с османской Турцией. На любых условиях, так как когда твой дом уже горит, как-то торговаться на базаре не с руки. Восточная Молдавия осталась за нами, но у обеих сторон оставалось ощущение незаконченности начатого дела. А споры можно было решить только военным путем. Все понимали, что большая драка не за горами...

Так что в 1817 году, пробыв дома меньше года, мой черноусый отец получил чин подъесаула и был отряжен в Бессарабию, в полк Горбикова.

Только благодаря казачьим войскам, на деле доказывающим, что, не умея маршировать в один носок и "отбрасывать" фокусно ружейные приемы, можно прекрасно бить врага, совершать чудеса храбрости, и делать верхом по сто верст в сутки, русские генералы надеялись отстоять границу. Взял батя и меня с собой.

Питая большие надежды, что в полку, под присмотром пожилых казаков, я более успешно буду обучаться воинской науке. Отец мой, сам офицер, решил, что и я должен выбиваться в люди, продвигаясь по военной стезе.

В этот период чин капитана ( или подъесаула) как раз, согласно "Уложению Петра Великого", предусматривал получение личного дворянства. И лишь лет через двенадцать эту границу царское правительство решило отодвинуть до звания майора (сотника). Дворянство же потомственное стало прилагаться только к чину полковника.

Здесь, мне кажется, следует коротко отметить коренное отличие наших казачьих офицеров от офицеров императорской русской армии. Организационная система Российской империи имеет весьма сложную структуру, совершенно не понятную средним умам. Но в меру своего разумения, попытаюсь что-то пояснить.

Реформируя государство на заграничный лад, Петр Великий в своих "Уложениях" решил, что русское офицерство должно формироваться из служилого дворянства. А так же из простых людей ему верных и лично преданных.

Поскольку с образованием тогда в России были огромные проблемы, то полученное обучение на занимаемую должность особо не влияло. Так, Александр Меньшиков из рыночного розничного торговца пирогами с требухой стал генералиссимусом, хотя нигде не обучался. Личные качества тоже не были главной мерой отбора для занятия вакантной офицерской должности.

Потому, что преданность тоже понятие не абсолютное, а относительное. И зависит от времени. Возьмем, к примеру, Мазепу, быстро превратившегося из личного верного пса царя в гнусного предателя. То есть очередные чины и ордена давались не только за отличную квалификацию кандидата, но и за достаточно длительный период уже доказанной преданности царю. То есть "за выслугу лет". За это время надеялись отсеять крамолу и смутьянов.

То есть кандидат не только должен был проявить себя с лучшей стороны в деле, но еще иметь за плечами годы безупречной службы. Коллизия сложилась удивительная. Формально русское дворянство должно было начинать служить с солдатских должностей. Вернее, с сержантских и унтер-офицерских. И только после нескольких лет службы они росли в чинах и становились офицерами. Но гладко было на бумаге, а забыли про овраги. А по ним ходить.

В среде российского чиновничества процветало взяточничество и царил полный бардак. Даже Петру Великому приходилось мириться с подобным положением дел, хотя царь иногда, взорвавшись, лично избивал хапуг палкой. В последующие "черные годины" "женского царства" не было даже этого. То есть, чтобы пропустить неприятные моменты, за деньги, еще в период беременности матери будущий ребенок зачислялся на службу в полк.

Если же рождалась девочка, то полковой писарь делал запись о смерти новоявленного сержанта. Пока недоросль достигал возраста 16-17 лет и начинал действительную службу, он уже имел порядочную выслугу лет и соответственно изрядный офицерский чин, так как за это время не получал никаких выговоров за совершенные "косяки".

При Петре Третьем, русское дворянство добилось полных вольностей. Хочу служу, хочу - гуляю. Такова монаршая милость. Но система выслуги лет сохранилась, мало изменившись.

Сейчас русское офицерство делилось на четыре большие категории. Вопреки сложившемуся мнению, персонажей типа "слуга царю - отец солдатам", в армии имелось очень мало.

Первая большая группа - иностранцы. Различные командующие армиями Витгенштейны и Гейсмары, генералы Роты и Бенкендорфы, адмиралы Грейги и целые сонмы и толпы личностей калибром поменьше. Они смотрели на вверенных им русских солдат как на какой-то вид неразумных животных.

Поскольку всегда русские цари женились на немках, а у немцев имеется мелких государств больше, чем существует дней в году, то существовал обширный слой нищей царской родни. А при дворах крошечных, кукольно-игрушечных эрцгерцогств и курфюрсторств мест на всех не хватало, вот и ехали они всей толпой к нам в страну за удачей и фортуной.

Таких личностей, как правило, в семь лет зачисляли командовать полком, еще через семь лет, "по выслуге лет", они становились генералами, а потом, в основной массе, выходили на государственную пенсию. Но за время службы ходатайствовали за своих многочисленных знакомых.

В общем, даже простонародные студенты немецких университетов, выходцы из среды лакеев, сыновья кучеров, отучившись первый семестр, затем отправлялись в Россию и их назначали, как "образованных", сразу офицерами. В военном же деле все эти люди понимали не больше, чем наша коза Машка в богословии.

Всем известно, что нормальные иностранные специалисты в русскую армию не идут. Во время революционного мятежа во Франции молодой Наполеон категорически отказался перебираться на службу в России, даже за большие деньги. Будущий маршал Ожеро пошел под начало Суворова и что же? Француз не сумел продвинутся в условиях постоянного русского бардака, так как совершенно не умел тщательно и нежно лизать начальственные задницы. Поэтому быстро сбежал. А вот кто у других не гож, тот у нас отлично приживается.

Учитывая, что зачастую эти "русские офицеры" совершенно не знали русского языка, то при взгляде на них складывалось впечатление "дурного маскарада".

Вторая, самая массовая, группа - офицеры из русского дворянства. Это была закрытая каста. Сословный гонор так и прет. Солдат они подчеркнуто сторонились, корча из себя "прыщиков на ровном месте". Этакую "соль земли", "голубую кровь", становой хребет сословной монархии.

Белые лосины, белые перчатки. Золотые эполеты, аксельбанты, золоченное шитье мундиров. В общении с рядовыми солдатами эти дворяне часто себе позволяли мордобой и зуботычины. Чтобы нижние чины знали свое место. И это помимо предусмотренных уставом плетей и палок.

Третья группа - формальные "разночинцы". На самом деле - "дети любви", рожденные вне брака. Иначе сказать "бастарды" или по-простому - ублюдки. Отцы могли им дать образование и деньги, но не могли по закону передать по наследству дворянский титул.

Эти люди считали свое нынешнее щекотливое положение временным и стремились войти в более привилегированную из категорий своих родителей. То есть пойти в армию вольноопределяющимися или юнкерами, дослужиться до чина капитана и получить дворянство. Но внутренне они уже считали себя дворянами и с солдатами обращались так же как и свои более привилегированные "коллеги".

Последняя часть - карьеристы из простонародья. Не смотря на свою черную кость, они рвали задницу, мечтая о больших чинах и дворянских титулах. При этом корчили себя личностей святее папы римского, шугаясь от рядовых солдат как от прокаженных. Вели себя с рядовыми они совершенно по-скотски, даже хуже потомственных дворян. Всегда продвигалась линия, что офицер - "сияющая вершина", а нижние чины - грязь под ногами.

Наши же, казачьи офицеры выбирались из отличившихся в боях авторитетных казаков. Можно выразиться, что наши люди становились командирами "не по грамотам". В подчинении у них оказывались земляки, одностаничники, часто даже соседи. Дела служебные и личные тщательно размежевались. В бою случалось всякое, там это были строгие командиры, карающие за нарушение приказа без пощады, но на бивуаках казачьи офицеры ничем не отличались поведением от подчиненных и даже играли с ними в минуты отдыха в простые игры, вроде лапты или салочек.

Глава 2

Так вот, по прибытии на место служения, из меня стали готовить будущего офицера. Для этого я был поручен для дальнейшей науки (грамоты) сотенному писарю: через год перешёл для обучения к полковому писарю.

Господские науки давались мне трудно. Мои наставники-писаря за занятостью своими делами мною мало занимались, так как я не был подарком, а у меня не было никакой охоты к этому ученью. Или к мучению.

Потому, что я с раннего детства не выносил так называемой "бюрократии", подразумевая под этим словом все неприятные правила, предписания, и прочее дерьмо, которое мне не нравилось. К тому же, я не выносил дураков и бездарей и не привык скрывать своих чувств.

Так что я, нагло игнорируя отцовские наказы и правила, по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушая рассказы о делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой. Об отваге предков наших в морских походах по Азовскому и Чёрному морю, об Азовском сиденье, и о разных эпизодах в последующих войнах, проводимых новыми поколениями донцев, и под эту гармонию нередко засыпал сладким сном.

Зато в полку у меня были лучшие учителя и инструкторы для обучения казачьей удали. Все это были бывалые, опытные волки, поседевшие в походах и битвах, сподвижники Платова, Суворова, Кутузова и других славных русских полководцев.

Многие из них носили на своих телах следы шведских палашей, французских и польских сабель, персидских, турецких и черкесских шашек, у некоторых под кожей, как не совсем приятный сувенир, до сих пор плотно сидели неприятельские пули, и не было из них ни одного, у которого на груди не красовались бы кресты и медали — воспоминание совершенных ими подвигов.

Я научился отлично стрелять из однозарядных кавалерийских пистолетов. В условиях конной сшибки основной упор делался на скорость выхватывания оружия из кобуры и открытии стрельбы. Но практиковал я и обычную стрельбу с дуэльной дистанции и скоро с двадцати пяти шагов стал метко попадать в середину туза, висящего на стене.

А так как пистолеты считались неточным оружием, то это было довольно круто. Я только и делал, что повышал свою сноровку как можно быстрее выхватить свое оружие.