Всю дорогу до дома я не могла избавиться от нелогичного чувства потери, какой-то незавершенности и… голода. Нет, я не хотела есть. Вечером вообще почти не притрагиваюсь к еде. Но Гоша разбудил во мне иной голод. Я хотела его. Наверно, впервые вообще желала мужчину так сильно. Что это? Наконец проснулись инстинкты? Я созрела?
Секс для меня никогда не был чем-то особенным. Первый раз принес боль и разочарование. Все было хорошо, пока длился конфетно-букетный период романтики, поцелуев, прелюдии. Я была уверена, что нашла себе подходящего молодого человека, с которым можно смело пойти по жизни. Но едва наши отношения перешли в горизонтальную плоскость, он заметно охладел. Я так и не решилась спросить, что тому виной: моя неопытность или сам факт того, что он переспал со мной. Нет, он не бросил сразу, но стал отдаляться. Уже не было звонков и долгих разговоров, не было свиданий и долгих поцелуев на прощание. Он лишь спрашивал, дома ли мой отец? Или сам звал к себе, пока его родители были на даче.
Звонок – как прелюдия к сексу. Не знаю, может, кого-то это возбуждает, но меня не очень. Я просто не успевала его захотеть, а уже лежала с разведенными ногами, стараясь не морщиться от настойчивого проникновения на сухую. Каждую нашу встречу я пыталась проникнуться близостью, сосредоточиться на ощущениях. Но, едва трение сменялось скольжением, все заканчивалось.
Однажды он сказал, что я, скорее всего, фригидна. К тому же слишком пассивна в постели, другие были поживее, изобретательнее. Я разревелась и убежала. Он не остановил. Думала, будет звонить, извиняться, но после этого откровения больше о нем не слышала. Что мне оставалось? Только смириться. Но я все равно выплакалась подружкам. Аня, Лиза и я: мы не разлей вода еще со школы. Конечно, они убеждали, что никакая я не фригидная, а он просто скорострел и моральный урод, советовали забыть и найти замену. Лучше кого постарше, который будет думать не только, как скорее кончить, но и позаботится о партнерше.
Такой расклад меня не устраивал. Я не смогла бы спасть с мужчиной просто из спортивного интереса. Мне всегда казалось, что важнее всего любовь, уважение, общие интересы, родство душ, а секс – это уже приятное дополнение. Приятное… Хм. Тут я погорячилась. Приятного в сексе - кот наплакал.
В общем, подружек я наслушалась, но не побежала, теряя тапки, искать желающих переспать со мной. От мужчин меня отвернуло. Нет, я принимала внимание с удовольствием, ходила на свидания, целовалась. Но чаще на этом все и заканчивалось. Просто ступор наступал, едва чувствовала намек на интим. Всплывали в голове горькие обвинения: фригидная, пассивная, совсем не заводишь. И я отталкивала, упиралась руками, просила не спешить. Сама себе врала, но на самом деле пыталась растянуть прелюдию как можно дольше. Ведь именно она доставляла удовольствие, а не секс, к которому все и шло.
Лишь один раз я пошла до конца, уступила. И… снова разочарование. Нет, мой друг хотел бы повторить, но я и смотреть на него не могла. Он звонил потом, писал, спрашивал, что не так, а я не нашла в себе смелости сказать, что просто не хочу его, не хочу повторять, даже видеть еще раз.
Именно потому реакция на Гошу меня перепугала до ужаса. Его касания, почти невинные, но такие чувственные, распалили меня, раскалили. Мне не хотелось его останавливать. Даже мысли в голову не пришло попросить не касаться. Ну… пока он не заговорил о деньгах, конечно. Я действительно допускала мысль, что мы можем заняться сексом прямо в кабинете. На столе или на небольшом диване. Или в кресле? Нет, я бы настаивала на столе. Представила, как запрыгиваю и развожу ноги, приглашая Гошу. Как целую его губы, отвлекаясь только на то, чтобы стащить через голову майку. И замираю, разглядывая, что же за рисунок складывается из чернильных дорог под его кожей.
- Двести пятьдесят рублей, - гаркнул водитель.
Я вздрогнула, подскочила на месте, едва не ударилась. Кровь стукнула в голову, хотя до этого большая ее часть пульсировала южнее.
- Да, конечно, - залепетала я, совершенно сконфуженная и ошарашенная собственными фантазиями.
Достав из кармана Гошины деньги, расплатилась и поспешила выйти.
- Сдача, барышня. Мне благотворительность без надобности, - снова поубавил мою прыть таксист.
Я забрала лишнее и наконец вышла. Стало совсем свежо, и меня моментально пробил озноб. Возможно, виной тому был не только перепад температур, но и богатое воображение.
- Привет, ребенок, - поприветствовал меня папа. – Я уже спать собирался. Ты гуляла что ли?
Я растерялась и не решилась соврать:
- Нет, по работе дела были.
- Какие еще дела? – тут же ощетинился отец.
- Девочка забыла игрушку, я отвозила ей домой.
Папа обреченно вздохнул.
- Ирсуль, как так можно? Чего они сами не приехали?
- Мы уже закрывались. Да брось, па. Мне оплатили такси. Малышка плакала в трубку, когда я позвонила сказать о забытом зайце, - объясняла я, разуваясь и скидывая с плеч кардиган. – Ты поел нормально?
Лучшая защита – нападение. Против папиного допроса нет приема лучше, чем спросить об ужине. Он обязательно бы начал расспрашивать и дальше, а я была не готова юлить или врать. Подробности о горячем отце девочки, фотосессии и будоражащих прикосновениях мне выдавать совсем не хотелось. Папу хватит удар. Поэтому лучше припереть его к стенке вопросом о питании.
- Ммм, ну… поклевал, - расплывчато ответил он. – Добрая ты у меня, Ирка, вот и ездят все.
- Никто на мне не ездит, - пробурчала я, проходя на кухню. – Так и думала. Одни бутерброды, па! Для кого я готовлю?
- Себе готовь. Мне ничего не надо, - буркнул он, насупившись.
- Конечно. Я положу тебе в контейнер, возьми завтра с собой.
- Ладно.
Отец чмокнул меня в макушку, пожелал спокойной ночи и ушел спать. Я присела за стол, оглядывая небольшую, но уютную кухню в нашем доме. Папа строил его сам. Несколько лет, пока мы жили в общежитии. Я не особенно страдала из-за общего санузла и не очень приятных личностей за стенкой. А вот родители, помню, все время говорили об этом. Но самые теплые воспоминания детства у меня были связаны именно с общагой. С мамой. Она умерла, едва мы переехали. Меня растил отец. Один.
Он очень старался, чтобы я ни в чем не нуждалась, но, похоже, не так просто заменить девочке маму. Папа умудрялся находить баланс, достаточно много работая, но при этом и внимания мне уделял. Но и самый внимательный, добрый и любящий отец вряд ли посоветует, как выбрать первый бюстгальтер или прокладки. Эти тонкости он поручал моей тетке, своей сестре. Не самый приятный человек. Она мне всегда напоминала тетушку, которую надул Гарри Поттер. Не такая противная, конечно, но достаточно жесткая и несдержанная. Мой немногословный, грубоватый папа на ее фоне казался ангелом.
Я очень быстро научилась справляться с женскими делами без ее помощи. Это не было проблемой. Скорее мне не хватало банального женского примера перед глазами, доверительных разговоров на кухне, семейных секретных рецептов для пирогов или пельменей, добрых глаз. Одним словом, мне не хватало мамы.
Я вообще смутно понимала, что такое любовь мужчины и женщины. Папа редко смотрел что-то про любовь, считая такие фильмы глупыми, но любил сказки, мультики. На все мои вопросы об отношениях мужчины и женщины он сначала отвечал обтекаемо и кратко, а потом я перестала спрашивать. Так я и выросла, понимая, что жить все должны долго и счастливо. Но не всегда живут. Радовалась, что мне после смерти мамы не досталась какая-нибудь противная мачеха.
А потом девчонки из класса увлеклись любовными романами. Лизка, та самая моя подружка со школы, таскала книжки в мягких обложках у своей мамы. Она имела внушительную библиотеку и, видимо, не замечала временного отсутствия некоторых экземпляров. Смеха ради я открыла один из романов на переменке. И пропала. Позабыв про уроки, тайком прячась за учебниками, читала до самого конца занятий, а потом попросила взять домой на денек. И пропала опять.
Мы не успокоились, пока не перечитали все, что было у Лизиной родительницы. Наверное, именно поэтому я ждала от секса фейерверка и буйства. В романах героини всегда моментально загораются в руках любимого и обязательно кончают. Даже в первый раз. Еще одно заблуждение из женского чтива, что первый – он в идеале и последний мужчина.
Я обожглась на этих глупостях так сильно, что особенно и не стремилась теперь к близости с мужчиной. Вообще, предпочитала держаться от них подальше и относилась очень настороженно. Опыт он, знаете ли, сын ошибок трудных.
Немного расстроившись из-за печальных воспоминаний, я побрела в свою комнату, приняла душ. У меня была своя ванная. Папа заморочился в свое время.
Растирая волосы полотенцем, я присела на кровать, увидела, что телефон горит сообщением.
Ты добралась?
Я взглянула на номер. Конечно, это был Гоша. Кто еще мог такое спрашивать.
Ответила тут же:
Да. Все хорошо. Как Катя?
Спит. Увидимся завтра? Есть дело.
Я вспомнила, что он говорил о работе моделью, но с трудом могла представить себя в этой роли. Что тут снимать? Я подошла к зеркалу. Не худенькая, не особенно красивая. Разве что глаза. Мамины, синие. Волосы безумно-кудрявые. Веснушки нелепые по всему лицу, даже на груди. Скорее странненькая, чем привлекательная. Таких не берут на обложки.
Но снова увидеться с Гошей… Ради этого я была готова даже поверить в собственную неотразимость. Одна мысль о нем заставляла сердце биться чаще, щеки гореть, а в паху тут же заныло.
Работаю завтра с двух часов.
Пообедаем в полдень?
Хорошо.
Он сбросил название небольшого ресторанчика в том же торговом центре, где я работала. Я снова согласилась. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, заканчивая переписку.
Но спокойствие никак не желало приходить. Я снова и снова вспоминала Гошины прикосновения, голос, взгляд. Как он смотрел на меня. Не глаза, а лазеры. Словно дыры прожигал насквозь. Как говорил. Не просил и не приказывал. Что-то между. Когда нет сил отказать, сопротивляться. Удовольствие делать то, что он хочет. И его пальцы на моем лице. Трогал так, словно имел на это право. А я не смела отстраниться, готовая принадлежать, признаться в собственной слабости.
Всю ночь мне снились руки в чернильных рисунках и ядовитые зеленые глаза.?