Подошли к путям, хотели перейти, но нас обстреляли: усиленная охрана на всякий шорох открывала беспорядочную стрельбу. В нескольких местах пытались мы перейти железную дорогу, и все безуспешно: в нас стреляли.
Пока искали проход, ночь истаяла, и на востоке заполыхала заря. Удивительно быстро светлело.
Нам надо было где-то укрыться. Но кругом степь. И Леня вспомнил, как однажды ему приходилось прятаться тут в нише. Рассказал мне о ней. Начали искать, но найти было нелегко: вход в нишу закрывал прошлогодний сухой густой пырей, свисавший до самой воды. Вырыта ниша была на крутом берегу реки Салгир.
Наконец Леня отыскал ее, и мы забрались внутрь. Во второй половине дня услышали, как по дороге над нами проехала подвода, затем кто-то прошел, разговаривая. Время тянулось так медленно, что казалось, минул не день, а целая вечность.
Днем сильно припекало солнце, и задержавшийся снег стаял. Уровень воды в реке поднялся, и нас начало подтапливать. Я первый почувствовал, как по спине потекла студеная обжигающая вода. Судорога сводила озябшие мокрые ноги и руки.
Но я терпел и больше всего боялся, чтобы вода не просочилась к батареям и в рацию, хотя они были в прорезиненных чехлах.
Наконец в нишу заглянули сумерки. Я осторожно выбрался наружу, осмотрелся. Кругом тихо. Вылез и Леня.
Мы были грязные, мокрые, а обсушиться негде, и костер нельзя разжечь. Решили, не теряя времени, двигаться дальше. Попытались в одном месте приблизиться к железной дороге, но тут же услышали: "Хальт!" и вслед окрику - стрельбу.
- Давайте попробуем перейти железку через переезд, - предложил Леня. Мы однажды переходили! Переезд не охраняется.
- Что ж, рискнем, - согласился я.
И мы двинулись. А вскоре впереди залаяла собака, показались дома, в некоторых окнах мерцал огонек.
- Сейчас будет переезд, - шепнул Леня. Я на всякий случай приготовил гранату, вытащил из кобуры пистолет.
Идем по дороге. Справа и слева дома. Наконец перешли железную дорогу, впереди засветлело поле. Свернули в сторону и быстро зашагали по степи. Под ногами звонко потрескивал ледок. Но мы уже не обращали на это внимание: шли и шли. Верхняя одежда наша шелестела, как пересушенная бумага, - мороз сковал ее.
Вдруг Леня остановился, увидев какие-то таблички. Я осторожно посветил карманным фонариком на одну из них. На ней было написано: "Минен". Другая указывала объезд. Давно не езженная, заросшая бурьяном грунтовая дорога проходила через минное поле. Справа и слева темнело несколько подорванных танков.
На востоке занималась заря. Тихая, зябкая, погасившая густую звездную россыпь, она разлилась в полнеба. Все отчетливей вырисовывались разбросанные по полю танки.
- Где же мы укроемся?
- Давайте заберемся в какой-нибудь.
- Пожалуй, верно говоришь... - И я осторожно шагнул к ближнему танку.
Залезли мы внутрь. Мокрая одежда на нас распарилась от ходьбы, и клонило ко сну. Но спать нам было нельзя. А тут еще меня томило какое-то предчувствие...
- Знаешь, Леня, давай уйдем отсюда! Чует мое сердце что-то неладное.
- Но куда же мы пойдем? Кругом степь, а тут вот минное поле...
- По нему и пойдем!
Леня с удивлением уставился на меня.
- Да, да, по минному полю и пойдем, - повторил я.
Выбрались мы из танка, перешли дорогу и медленно, осторожно двинулись в глубь минного поля. Я шел впереди, Леня на несколько метров сзади.
Как мне хотелось поскорее проскочить эту опасную для жизни зону, добраться до Сиваша и по болоту двинуться вперед! Но быстро не пойдешь: можно подорваться. Поэтому шли ощупью.
Я почему-то не боялся идти, о смерти не думал. Шел и вспоминал мать.
Как далеко ушли мы от танков, трудно сказать, наскочили вдруг на блиндаж. Он был совершенно целый, добротно сделанный. Осмотрели его и решили: лучшего места на случай обороны не сыскать. И мы расположились в нем.
День выдался пасмурный. Небо заволокло тучами. Они ползли низко, цепляясь, казалось, за телеграфные столбы, что шагали вдоль железной дороги. Где-то в полдень заморосил дождь со снегом. Но нам он теперь был нипочем: мы сидели в надежном укрытии.
Спали поочередно. Перед вечером меня растолкал Леня: он был встревожен. Оказалось, что из-за холма показались машины.
Я выглянул из блиндажа - к минному полю подъезжали два грузовика, остановились возле указателей. Гитлеровцы соскочили с машин, осмотрели один танк, потом другой. Постояли с полчаса и укатили в деревню, что за холмом.
Видимо, кто-то из немецких прислужников видел, что мы перешли переезд, иначе не приехали бы точно по нашим следам. Как же хорошо, что не остались в тайке!
Потом наступили сумерки. Ночь надвигалась темная, зябкая.
38
От Сиваша полз туман. Пахло сыростью и водорослями. Мы брели по минному полю навстречу белой пелене. Шли и с каждым шагом чувствовали, как по спине все чаще и чаще пробегает холодок.
Наконец минное поле осталось позади, и под ногами захлюпала вода. А вот и Сиваш - гнилое болото. Но как ему обрадовались: опасность ведь осталась позади!
Постояли, передохнули и снова зашагали. Шли на юго-восток. На рассвете подошли к железной дороге. Укрылись в окопе. Справа в серой дымке виднелась какая-то деревня.
- Это станция Владиславовка, - сказал Леня.
На путях стояло два эшелона с танками и самоходными орудиями. Паровозов мы не видели. За день в сторону Керчи проследовало два железнодорожных состава с солдатами и один - с орудиями и бронетранспортерами. А из Керчи прошел санитарный поезд.
Результаты наблюдения я незамедлительно передавал разведотделу фронта.
Следим за железной дорогой поочередно. Наш НП, то есть наш окоп, находился почти рядом с дорогой. Когда шел эшелон, под нами вздрагивала земля.
В сумерках услышали приближающийся гул наших самолетов. Летели они высоко, а над Владиславовкой сделали круг и снизились. Захлопали зенитки, но самолеты зашли на цель и сбросили бомбы.
Фонтаны черного дыма с огненными вспышками взвились за железной дорогой. На станции что-то горело, освещая все окрест. В этом свете мы увидели: состав с танками был разорван на несколько частей... Две или три платформы стоят боком, а рядом с ними - танки...
Вскоре самолеты улетели, пропал даже их гул.
Двинулись в путь и мы. Шли в нескольких метрах от дороги и, когда, громыхая, проходили эшелоны, подползали ближе к полотну, стараясь рассмотреть, что везут на платформах или в вагонах. За ночь в сторону Керчи прошел один состав с танками и три эшелона с теплушками. Что в них было, определить не смогли. Видимо, солдаты.
Утро застало нас за Арабатской стрелкой. Спрятались в окопе, доверху заваленном перекати-полем. День был теплый, солнечный. Мы поснимали с себя мокрую одежду, развесили сушиться. А сон валил с ног...
Но спать обоим - нельзя: надо наблюдать за передвижением противника. Да и мало ли кто может наскочить на нас, сонных!
До выхода в эфир у меня было более трех часов, и я прилег. А парнишка бодрствовал - глаз не отводил от железной дороги.
Не знаю, сколько я спал, когда меня разбудил Леня. С трудом заставил себя шевельнуться - тело не хотело подчиняться. Еле открыл глаза и тут же смежил веки: до боли резанул яркий свет. Постепенно стал приоткрывать глаза. Кругом снег, белый, белый. Откуда он? Ведь такой солнечный день!